"Послушай: шаги мои странно, и гулко, и остро звучат в глубине переулка, от стен отражаясь болезненным эхом, серебряным смехом. Качаясь на пьяных своих каблучках, куда я такая?
Не знаю, не знаю, мой голод, мой страх. Как ангел баронный, наивной любовью моей позолочен, убийственный мой. Однажды тебе станет жаль этой ночи, всех этих ночей не со мной. Послушай: шаги мой дальше и тише и глуше, сырой акварелью, размытой тушью становиться мой силуэт. Я таю, и воздух меня растворяет, и вот меня нет. Есть город, деревья, дома и витрины. И до отупенья, кругами, часами, вот женщина с темными волосами, догнал, обернулась, простите. Не та.
Не знаешь, теряешь, по капле теряешь, но капля как кровь. Не чувствуешь, я из тебя вытекаю, не видишь, не спросишь,куда я такая? И сколько шагов моих гулких и острых, до точки, где мир превращается в остров, необитаемый мной - огромный, прекрасный, волшебный, холодный, ненужный, пустой."

- "Подавляющее большинство из нас развивается так медленно. Мы перелетаем из одного мира в другой, почти такой же, тут же забывая, откуда мы пришли, и не беспокоясь о том, куда идем. Мы просто живем текущем мгновением. А ты представляешь себе, сколько жизней каждому из нас понадобилось прожить, чтобы только лишь осознать: пропитание, и грызня и власть в Стае - это еще далеко не все?

Тысячи жизней, десятки тысяч. А после нужно было сообразить, что существует такая штука, как совершенство. На это ушла еще добрая сотня жизней: цель жизни - поиск совершенства, а задача каждого из нас приблизить его проявление в самом себе, в собственном состоянии и образе действия. Закон на всех уровнях бытия - один и тот же: свой следующий мир мы выбираем посредством знания, обретенного здесь. А если здесь мы предпочли невежество, а знание наше осталось прежним, - следующий мир ничем не будет отличаться от нынешнего, все - его ограничения сохранятся, и таким же неподъемным будет свинцовый груз непонятного вызова"

А вы верите в совершенство человека?Если да.....то приведите пример.

Существует ли риенкарнация?

    Раскаяние отца.

"Послушай,сынок.Я произношу эти слова в то время,когда ты спишь; твоя маленькая рука подложена под щечку, а вьющиеся белокурые волосы слиплись на влажном лбу. Я потихоньку прокрался в твою комнату. Несколько минут назад, когда я сидел в библиотеке и читал газету, на меня нахлынула гнетущая волна раскаяния. Я пришел к твоей кроватке с сознанием своей вины.

Вот о чем я подумал, сынок: я сорвал на тебе свое плохое настроение. Я отругал тебя, когда ты собиралчя в школу, потому что ты лишь слегка коснулся своего лица мокрым полотенцем.Я отчитал тебя за то, что ты не почистил ботинки. Я рассердился и накричал на тебя, когда ты бросил что - то из своей одежды на пол.

За завтраком я продолжал к тебе придираться. Ты пролил чай. Ты набивал едой полный рот. Ты положил локти на стол. Ты намазал на хлеб слишком толстый слой масла. Когда я спешил на поезд, ты оторвался от игр, обернувшись, помахал мне рукой и крикнул: "До свидания папа!" ; я же нахмурился и буркнул: "Распрями плечи!"

Затем, в конце дня, все повторилось.Возвращаясь домой, я заметил тебя, когда ты на коленях играл в шарики.На твоих чулках были дырки. Я унизил тебя перед твоими товарищами,заставив идти домой впереди себя. Чулки дорого стоят, и если бы ты покупал их за собственные деньги, то был поокуратнее! Вообрази только, сынок, что это гоаорил твой отец!

Помнишь, ты потом заглянул в библиотеку, где я читал,- робко и нерешительно? Когда я мельком взглянул на тебя поверх газеты, раздраженный тем, что мне помешали, ты тут же замер у двери. "Что тебе нужно?" - грубо спросил я.

Ты ничего не ответил, но порывисто бросился ко мне, обнял за шею и поцеловал. Твои ручки сжали меня с любовью, которую Бог вложил в твое сердце  и которую даже мое пренебрежительное отношение к тебе не смогло остудить. А затем ты побежал, семеня ножками, вверх по лестнице.

Так вот, сынок, вскоре после этого газета выскользнула из моих рук, и мною овладел ледянящий страх. Что со мною сделала привычка? Привычка придираться, упрекать - такова была моя награда тебе за то, что ты - маленький мальчик. Нельзя ведь сказать, что я не любил тебя, все дело в том, что я хотел слишком многого от твоей юности и мерил тебя меркой своих собственных лет.

Аведь в твоем характере так много здорового, прекрасного  и искреннего. Твое маленькое сердце велико, как рассвет над далекими холмами. Это проявилось в твоем стихийном порыве, кога ты бросился ко мне, чтобы поцкловать перед сном. Ничего другое не имеет никакого значения,сынок. И вот я пришел к твоей кроватке в темноте и, пристыженный преклонил перед тобой колени.

Это слабое искупление. Я знаю, что ты бы не понял меня, скажи я тебе все это, когда ты проснешься. Но завтра я буду настоящим отцом! Я буду дружить с тобой, страдать, как ты страдаешь, и смеяться когда ты смеешься. Я прикушу свой язык,когда с него будет готово сорваться раздраженное слово. Я постоянно буду повторять, как заклинание: "Он ведь только мальчик, маленький мальчик"

Боюсь, что мысленно я смотрел на тебя, как на взрослого мужчину. Однако сейчас, когда я вижу тебя, сынок,усталого съежившегося в своей кроватке, я понимаю, что ты еще ребенок. Еще вчера носила тебя на руках мама, а твоя головка лежала у нее на плече. Я требовал от тебя слишком многого, слишком многого".         

                                                     У. Ливингстон Ларнед