дело было в третьей четверти XIX века.

помню, мы собирались каждый вечер в деревянном зале, на столе всегда стояла емкость с чем-нибудь мучным - своим, конечно, домашним. благо, и печь топилась вовремя, и руки целые имелись в наличии, - все, то есть, по заведенному обычаю. сидело там, как правило, много женщин: будущие врачи, бывшие учителя, "расчешись, держи ровнее плечи, а голову - выше". я на этих моментах дышала глубже, чтобы не зевать так часто.

- ...а мальчик-то этот, Петя, вы слышали, совсем распустился. как его фамилия... как же... ну, как его... сын Машки Хегай...
- может, раз он ее сын, то у него тоже фамилия Хегай?..
- ах, и правда!
дружный хохот. я смотрела на мух и думала, что было бы интересно размазывать их по стенам раскаленным утюгом.

далее следовали неизменные наставлениям девочкам о том, что нельзя связываться с такими, как Петя; пространные намеки в духе: "главное - береги себя!"; пачками рассказы о неблагополучных отношениях сошедших с правильного пути школьниц. мамы-бабушки даже не подозревали, что предупреждаемые, насмотревшись на своих непросыхающих чавкающих отцов, уже давным-давно решили вычеркнуть из жизни все, кроме мастурбации.

но у нас тогда были и свои, особые развлечения: ночью, когда в деревянном зале никого не оставалось, мы садились в кресла, замирали и, еле дыша, слушали, как скребутся мыши. после - кратковременные приступы паранойи. как следствие - кишмя кишащие сны об электрических угрях и темненьких длинноволосых семилетних лапочках, у которых со звоном взрываются глаза.

и, проснувшись, я еще долго наблюдала за вежливыми мухами и красными паучками.
ой. а с третьей четверти XIX века ничего не изменилось.