Вот сколько себя помню, у меня к творчеству всегда было своеобразное отношение. Как у человека безслуха-безголоса, по утрам самозабвенно поющего в душе весь репертуар Николая Баскова. То есть: "Я же имею право самовыражовываться - а значит, ниипет".
В 4 года я гордо представила своим первым благодарным слушателям - родителям и сестре - свой первый опус: стихотворение про собаку. Помню его как сейчас:
Собака умеет:
хвостом вилять,
границу охранять,
дом сторожить и
человеку служить
Вот прямо так, лесенкой, как у Маяковского (с его поэзией я с детства была знакома, чего стоит незабвенный лозунг про ананасы и рябчиков, который я рассказывала каждому встречному-поперечному. Знала я еще и про жопу "метр на метр", но хватало ума молчать. Имидж, знаете ли...).
К каждой строчке прилагалась цветная иллюстрация (бумага, карандаш, гуашь, техника "кисть-палец"). Чтобы всем ясно было, что значит "человеку служить". Как что??? Сидеть на задних лапках и кость выпрашивать!
Взыскательная публика почему-то принялась обсуждать моих криволапых собак, уничижительно именуя их "пуделями". Какие пудели! Овчарки! Немецкие!
По-видимому, именно рисунки умаляли художественную ценность моего опуса. Я взяла этот факт себе на заметку - и следующую свою "нетленку" представила на суд тех же критиков уже в печатном варианте (изведя при этом пачку бумаги и картридж к печатной машинке "Ромашка" - хотелось, чтобы без помарок). Повесть называлась "Огурец" и рассказывала о моей неожиданной находке на огороде. Критики были на удивление благосклонны. Предлагали растиражировать , снабдить иллюстрациями (опять они!!!) и раздать родственникам. Я отказывалась. Не так-то просто было достать новый картридж для "Ромашки"...
Шло время. Я стала постепенно осознавать, что литературный пьедестал уже давно занят другими. Если поэзия - то Пушкин, если проза - то Толстой/Достоевский и опять этот вездесущий Пушкин. Обуреваемая жаждой мести, я уговорила подружек на очередном "спиритическом сеансе" вызывать не Пиковую Даму, как обычно, а Льва Николаевича - чтобы накостылять ему за "Войну и мир". А заодно и за мою загубленную писательскую карьеру (но это так, в скобках).
Наряду с неконструктивными выпадами против классиков, я предпринимала все новые и новые попытки увековечить свое имя на литературном Олимпе. Так родилась моя автобиография (по мотивам "Детства" Горького), роман о школьной жизни (на этот раз не моей) и ... любовное стихотворение. Только вслушайтесь:
(в скобках - мои комментарии, с высоты прожитых лет)
Я сижу, смотрю в окно,
Никого со мною нет,
Так грустно, что я беру кларнет (!!!!)
И запеваю (?!?! КАК????) про любовь,
Чтоб разогнать младую кровь.
Когда ты рядом не была,
Мне только песня помогла,
Как мы вдвоем - и я, и ты, (даже странно...)
Как я дарил тебе цветы,
Как танцевали до утра.
Но это было все вчера.
И если ты сейчас войдешь
И головы не повернешь,
И не взглянЁшь (ужжжжас!) хотя б мелькОм, (еще один ахтунг)
И мы не будем ЩАС (!!! обухом по голове) вдвоем,
То я заплачу от тоски -
А слезы эти так горьки,
А песня эта так грустна,
И я один... И ты одна.
Тогда, в пятом классе, я набралась смелости и прочитала этот шедевр на нашем утреннике. Проникновенные слова любви потонули в диких воплях одноклассников и шипении "коктейлей" из 3-х видов газировки. К тому же, отличился наш признанный пиит Леша Терехов - прочитал свое стихотворение "Посвящение друзьям" (опять Пушкин!!! зла на него не хватает!). Публика, почувствовав сопричастность автору, внимательно слушала, учителя пускали скупую педагогическую слезу. Я чувствовала себя раздавленной. Такой полет мысли - и никто не оценил. Позже я прочитала у Блока:
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
"In vino veritas!" кричат.
"Хоть кто-то понимает поэта в этой жизни", - с досадой думала я.