он — проклятие мне да тьма, у него сладострастный омут. он мой самый дрянной кошмар, но наполненный в край истомой. он завязывал мне глаза и шептал, что наступит лето.

было здорово осязать, но паршиво не видеть света и наивно внимать словам, оказавшимся сказом ложным.

вот на сердце широкий шрам, он всегда его осторожно поддевает из раза в раз, стоит только его послушать. он повязку мне стянет с глаз и коснётся моих веснушек, по щеке проведя рукой (я мгновенно сдаюсь без боя). зверь хитёр, и меня легко подзывает протяжным воем, что дурманит, как жгучий яд, но как песня из пасти льётся. ожидает весь день подряд, но ликует с заходом солнца, громким рыком встречая мрак и меня одаряя взглядом.

иногда он мне — злейший враг,
но другой мне любви
не надо.

эскапада

Я бы тебя укрыл от тревожных снов, злых колдовских проклятий и вражьих стрел... Ты мне сказала: «К черту твою любовь!» Ныне беречь покой твой — не мой удел. Я бы тебя собою в бою прикрыл, сдался бы в плен, чтоб твою пощадили жизнь. Мне говорят, хоть знаешь, что я бескрыл, вслед за собою тянешь меня ты вниз.

Тянешь на дно, где вечная темнота, где не видать надежды и гибнет вера. Я тебя помню. Но ты уж давно не та, кто был моим пристанищем и примером. Я тебя помню. Но пустота в глазах — чёрная пропасть, могила твоих несчастий. Мой непомерный и необъятный страх сделался нашим спутником и напастью: ты не жива — тобой управляет злость, страшная сущность в родном и любимом теле. Жуткое чудо с сердцем твоим сплелось: месть и проклятия стали твоею целью. Жуткое чудо — мерзкая красота, иглы вгони поглубже в марионетку... я так давно от бесчестий твоих устал, только увяз в сетях этих слишком крепко. Впредь я с тобою сцеплен и сам забыл, как твоя магия раньше творила сказку. Я за тебя и умер бы, и убил. Что же скрывается ныне за этой маской?..

Я б за тебя взошёл на рудой костёр, — ты это знаешь. Лукавой своей улыбкой, вкрадчивым гласом толкаешь меня к ошибке: я твоё место занял и ныне мёртв.

Смех твой жесток и холоден, словно лёд; снова проклятья и магия на устах. Камень с души твоей, милая, не спадёт: ты засыпай. Я покончу с тобой во снах.

Влюблённый в Июнь.

1.
Если ты не придёшь, мне придётся поставить точку,
Уложиться в абзац,
Безобразно скомкать финал.
Мол, пошла за него, родила сыновей и дочку, и однажды зимой проскользнула змеёй в подвал. Чтобы там умереть, обнимая коленки крепко. Россыпь горьких таблеток пригоршней отправив в рот...
Если ты не придёшь, я сломаюсь, сомнусь как ветка.
Просто глупый шаблон,
Бесполезный сюжетный ход.

2.
Если ты не умрешь, мне придётся уехать, выйти,
Из сюжета исчезнуть,
Выскользнуть из страны.
Так случилось, пойми, мы попали в каскад событий для которых все наши выборы не важны.
Третий план для других, нам достались такие роли, где страдай не страдай, а заставят играть всерьёз.
Я совсем не хочу, чтобы ты, онемев от боли, затихала во тьме как заразный бродяга-пёс.
Но иначе нельзя
Мы должны пересилить чувства
Мы должны обратить, переделать себя в чужих.
Если ты не умрешь, на бумаге, на деле,
Устно.
Мне придётся писать историю за двоих.

читать дальше

Его голос - бархат и шум листвы,
Я его услышу за сто дорог.
Как возможно такое,что из воды
Ледяной,лишь словом своим извлек?

Его руки - нежность и шелк ночей -
Я под ними дышать забываю как,
Как поет под сакурой,средь ветвей,
Так любовь моя делает новый взмах.

Его глаз прекрасных ласкает луч,
Покрывает ярким своим теплом.
Дрожь бежит по телу и гонит грусть,
Пробуждая жадности тихий стон.

Моя шалость листьями в ноябре,
Краской похоти льется на бледность щек,
Закрывай глаза,отдавайся мне
И не вздумай вспомнить про сто дорог.

Позабудь,мой сладкий,о летних снах,
Потеряй во взгляде моем покой.
Ты - цветущая вишня в моих горах,
Ты встречай меня бархатною листвой.

Мне в озерных водах себя губить
Наказала ведьма густых полей.
Ледяной же глади - тюрьмой служить,
Говори со мной,жизнь моя,не робей.

Помоги войти в этот дикий мир,
В ночь без лун,в рокочущую грозу .
Я ждала тебя столько промозглых дней,
Прикоснись теплом к моему ручью...

Высоко в горах под осенний ход
Расцветает вишня и холод вод.

Ты танцуешь с кинжалами в свете костра,
И ты так же гибка, холодна и остра;
Лязгнет сталь перекрещенных узких клинков,
Как капкан смертоносных звериных клыков.

Нарисованы углем кресты на руках,
И сверкают глаза, как огонь на клинках;
Ты не бойся впадать в этом танце в экстаз:
Эта ночь, эта музыка только для нас.

Будто дервиш, в неистовой пляске кружись-—
Не заметишь, как мимо проносится жизнь;
Каждым тела изгибом, движеньем руки
Мир вокруг погружай в омут сладкой тоски.

Ты Геката, ты Никта, ты мой темный Бог,
И с тобою самумом вихрится песок;
Забирай самый воздух из легких и сон,
Забирай мою кровь и восторженный стон,

Бей кинжалом меня в обнажённую грудь,
Будь железной змеею, стремительной будь,
Жаль танцующей сталью, безжалостно жаль,
Пусть не дрогнет в руке ненасытный кинжал...

Но кончается ночь; я лежу как убитый,
Ты стоишь у костра сиротливо-забыто,
Время наше от нас навсегда убежало:
Песня танцем была, было слово кинжалом...

Amaro thoughts

Надо мной темнеет небо (или бархатная куртка отвернувшегося Бога). Я лечу по автостраде: искры сыплются с прицепа, словно сахарная пудра на слоеную дорогу.

Это я похитил звезды. Я украл их без мотива, но меня ловить не станут, даже если я приду и решительно откроюсь господину детективу, протянув ему в ладони догоревшую звезду. Обо мне едва ли скажут как о жулике и воре, несмотря на то что, честно, - я виновник грабежа.

Я уверен, потому что я вчера похитил море, и стоящий рядом пристав крепко руку мне пожал. Он сказал: «Спасибо, парень! Эта штука так мешала, а теперь хотя бы можно здесь дорогу провести!». Я пошел пешком до дома, – рельсы-рельсы, шпалы-шпалы – прижимая это море к пустоте в своей груди.

Открываю дверь устало родниковыми ключами. Обвожу привычным взглядом стены, пол и потолок. Я вчера похитил море. Нынче звезды за плечами. И какого только черта я все это приволок! Ваши хва́леные звезды только светят, но не греют. Где же мир скрывает пламя и бушующую страсть…

Я ищу тепла, прижавшись к раскаленной батарее и смотрю, как ты заходишь, чтобы вновь меня украсть.

© AnnyStark

Нет, не стать мне ни ласточкой, ни стрижом – быть одной из змеиных проклятых жён, нести ношу тяжёлую, словно грех. Позабудут пусть братья мой звонкий смех, больше сёстрам мне косы не заплетать – буду княжить отныне в других местах: не на вольных дорогах, не в городах – в подземельях пустынных, в камнях сырых. Выползать мне змеёю из той норы, что за синей горою в густом лесу. Обереги из трав меня не спасут, не спасут ни войска, ни весь мой народ. Продолжать мне, девице, змеиный род, яд носить до скончанья веков в груди и пока серебром по земле дожди, и пока светит солнце да зреет рожь…
И сынок мой родится хорош, пригож, золочёный весь, охра да бирюза, с вертикальным зрачком у него глаза. Мне б в костёр его бросить, спалить дотла, только мать не допустит такого зла. Мне б убить его, род прекратить совсем, только жён не одна я у змея – семь.
Вот и кружится дьявольский хоровод. Несчастлив для меня високосный год, он змеиным заклятием прокажён. Нет, не стать мне ни ласточкой, ни стрижом!
Обвивать мне запястья невинных дев, языком расщеплённым вести напев, как жила я в украшенном терему, наречённой была только одному, как мне руки сковал желтоглазый уж, и как любит меня ненавистный муж, как роняю я слёзы да жемчуга, как от кожи горящей струится гарь. Не туши, коль увидишь, большой костёр! Не видать мне ни братьев и ни сестёр, ни сыночка змеиного моего.
Мне свобода поныне милей всего.

sheril fenn

...напои меня колдовской водой -
пусть печать огня светится в крови.
бесконечен путь - мы прошли с тобой
тысячей миров выжженной любви.

снов безумных явь - пепел на висках -
платит по счетам Вечность за грехи.
за плечами - боль и безмолвный страх,
вопль небытия свергнутых стихий.

небо подними - горизонт открой,
перекрёстком вновь - таинство дорог.
позади во мгле - темной нави вой,
впереди - судьба... слава... Рагнорок.

...ласковый рассвет обещает ад.
не стихает гул будущих побед.
нам рукой подать до небесных врат:
осознаньем - да. отреченьем - нет...

в ладонях северного ветра

Я кровь твою с вином смешаю в кубке
Из золоченого, литого серебра,
Приправой пряной будет пепел хрупкий,
Которым, вспыхнув, опадут слова.

Ты роковую совершил ошибку,
Уйдя от ведьмы в предрассветный час.
Мой милый, что так дышишь хрипло?
В пожаре дьявольском пылает наш романс.

Твое проклятие - любовь моя больная.
Она как плющ, как ядовитый цвет
Сквозь терни душ упрямо прорастает
Желая видеть в хладном сердце свет.

Я растворю проклятие в чаше с ядом,
Смешаю в тигле пылкий горицвет.
Зачем же ты назвал ее "родная"?
Твой нервный жест - не правильный ответ.

Ты мог бы знать, что ведьмы страсть опасна,
Ты мог бы знать, что брат ей - Азазель,
А в пантеоне всех божеств напрасных
Ее указ лишь Люцифер да Хель.

Ты мог бы знать, что с ведьмой шутки плохи,
Но ты не знал. И краток разговор.
Уж полночь бьет, стирая в пыль эпохи.
"Momento mori"*- вот мой приговор.

Шуршат подолы, звенят браслеты, парфюм танцовщиц пьянящ и прян,
Присыпав шрамы белёсой пудрой, рисуй цветы вдоль изломов ран,
Пролей вино – не заметят крови, седые пряди под шляпу спрячь,
Включи пластинку – шансон французский – пускай никто не услышит плач.
Носи рубины, носи гранаты – сойдут порезы за нити бус,
Стяни шнуровку как можно туже, вопьётся в рёбра китовый ус,
Когда дышать тяжело и больно, легко поверить, что мира нет,
Тебе останется всхлип рояля и незаконченный пируэт,
Один удар бутафорской шпаги – пускай не дрогнет твоя рука,
Глотни для храбрости, слей осадок, порежься сколом, разбей бокал.
Но не показывай, что под маской, но грим не думай стирать с лица,
Пускай сгорает дотла театр – роль будет сыграна до конца,
Пускай насквозь проедает кожу огонь мучительной, злой тоски,
Ты не позволишь ему прорваться, на горле страха сожмёшь тиски,
Закусишь губы, кривой улыбкой замаскируешь печали гнёт,
Как балерина на битых стёклах, сначала больно, потом пройдёт,
Надежду брось в закулисном мире как плащ, оборванный ветром с плеч,
Меняй костюмы, меняй эпохи, твоя забота – гостей развлечь.
Пускай тебя выжигает горе, ломает кости, влечёт на дно,
Ты в этой сказке печальный клоун, твоё призванье – страдать смешно,
Ты в этой сказке печальный клоун, иные чувства предай костру,
А если станет невыносимо – умри, не смея прервать игру.

MariLafitt. Стихи и песни.

А я всегда знала, что мы с тобой разные очень.
Но делала вид, что не вижу я глаз твоих волчьих,
Повадок охотничьих, резких ревнивых ухмылок
И как по-хозяйски ты мой прижимаешь затылок
К груди, не давая ни шанса отпрянуть подальше.
Хотя что скрывать — мне порой это нравилось даже,
Казалось, что я с тобой буду под крепкой защитой.
Но эти надежды забыты, забиты, зашиты
И порваны в клочья. Тобою. В глазах твоих волчьих
Так страшно тонуть. Я опять пропадаю… А впрочем,
И тут не солгу — мне так нравилось быть твоей жертвой.
В моей голове развивались такие сюжеты
О нашей совместной — и очень счастливой — не-жизни,
Как в девичьих фильмах, где все о любви, но без смысла.
Да только наш фильм оказался похожим на триллер,
Который снимать и показывать всем запретили.
Здесь не было крови, насилия, смерти и пыток,
Но сколько же боли и слез мною было испито
В попытке сбежать и не верить глазам твоим волчьим…
Но я тебя вижу в кошмарах глубокою ночью,
Когда за окном затихает бушующий город:
Ты снова приходишь ко мне утолить вечный голод.
К спине прикасаются жадные сильные лапы…
И, боже, мне нравится быть беззащитной и слабой!
А утром я снова тебя проклинаю от злости,
Но ты уже въелся мне в волосы, в кожу и кости,
Тебя мне не вытравить — словно пропитана ядом
Твоим. Я тобою написана, считана, смята,
Как маленький кролик, клыками истерзана в клочья.
Но мне снова хочется видеть глаза твои волчьи…

Бесс Велиаль

до того, как я стану призраком
и забудут мой блеклый стан,
я прошу, ты дари мне изредка
боль своих незаживших ран.
раздели со мной все смертельное,
буду петь ему при свечах -
я тебе стану колыбельною,
даже если в моих
мечтах.
даже если все это вынести -
слишком много для нас, живых.
на войне у
любви и личности
шанса выжить нет у двоих.
ты пропал,
ты остался, ветреный,
где-то там, где
уснула боль.
ты поверь, никого нет преданней
той одной, что больна тобой.
и теперь ты моя последняя
из всех самых благих страниц.

ты меня приручил, не ведая,
мой давно повзрослевший
принц.

И не вам судить – так ли безбожно не прав он,
В том, что принял любовь, настоянную на травах.
__________________________________________________________

Я любила его явно больше, чем жизнь. Даже больше, чем колдовство.
И готова стереть, и порвать на тряпье все, что рушит его естество.

Но приходится мне, стиснув зубы, молчать на нелестное слово о нем,
Чтобы только случайным сплетением фраз не спалить их дома огнем.

Я любила его даже больше, чем Тьму, что томится в глубинах рек.
Неизбежно хворает любой, на кого вдруг прогневался Мой человек.

От ножа и от зверя, воды и огня клятвой ведьмы он будет храним.
Но так сложно сдержаться мне, глядя на ту, что смеется, воркуя с ним.

Так и хочется глупой порезать лицо да подкинуть на простыни змей.
Только нужно стерпеть, чтобы он невзначай не подумал чего обо мне.

Я любила его явно больше, чем жизнь. Даже больше, чем колдовство.
Если он не ответит на чувства мои - как мне дальше любить его?

Он держал мою руку, смотрел мне в глаза. Он нисколько меня не любил.
Но, ничуть не колеблясь, он зелье мое как студеную воду пил.

Саша Бесt

Не меня тебе нужно страшиться в густом лесу.
Знаешь, нынче такое время – не разобрать
У овцы ли в овечьей шкуре овечья суть?
Человек человеку правда ли кровный брат?
Что ты смотришь так, будто морда моя в крови,
Будто я при тебе кучу глоток переглодал!
Нынче, знаешь, ведь даже бог не имеет вид,
Ибо образ его ему нереально мал.
Ты так загнанно дышишь, пальцы твои дрожат…
Не меня тебе нужно бояться, ведь я один!
Если хочешь, я сделаю вид, что мне очень жаль,
Только всё же тропой в чащобы ты не иди…

Там живёт порожденье ужаса и смертей.
Эта сущность страшнее в тысячу тысяч раз!
Даже Ангелы не спасут из её когтей,
Из горящего золотом омута ясных глаз.
Она будет смотреть и чуять твой вязкий страх,
Обволакивать твою душу тугим кольцом…
Она даст тебе от удушливых слёз устать,
Чтоб свершиться единственным в жизни твоей концом.
На деревьях не колыхнётся ни жёлтый лист,
Ни слетит с почерневших веток толпа ворон…
Даже холод, в тебя вонзающийся как хлыст,
Примешь ты, не промолвив даже и тихий стон.
Она будет, конечно, довольна твоей игрой,
Будет кошкой ластиться и падать к твоим ногам…
Но когда озарится чащоба её луной,
Рысьи когти пройдутся ласкою по бокам.

И тебя захлестнёт пониманием! Вот она –
Это ужас, клокочущий где-то за мозжечком!
Тихо будет смотреть улыбчивая луна
И косить на тебя нетрезвым своим зрачком.
Ты не сможешь сбежать, как сильно бы не хотел.
От неё не уходят, не те, с кем она мила…

Потому-то, вгрызаясь ночью в десятки тел,
Видя чёткие тропы тяжёлых когтистых лап,
Помни то, что не я был зверем в густом лесу.

А теперь уходи! И больше сюда не рвись…
Как овца не имеет нынче овечью суть,
Так девчонка легко превращаться умеет в рысь.

Твои очи печалью полны, как седой водой.

Выходи же ко мне хоть спасением, хоть бедой. Обнимай меня, милая, целуй же меня в уста. Улыбайся, невинная, словно слеза, чиста. Говори о любви, но о верности промолчи. Не желаю искать для неверия сто причин. Не желаю сомнений на сердце литых цепей. Ненавидь, проклинай, но жалеть ты меня не смей.

Распускай свои косы червонные по плечам. Как бела твоя кожа, тонка как и горяча! Как мягки твои губы, ресницы твои длинны! От чего же целую и чувствую вкус вины?

Не по сердцу тебе?

Но моё ведь пленила ты. Пьян от глаз я твоих и их горестной красоты. Если хочешь спасения ты от любви моей, хоть холодною сталью, хоть словом меня убей.

Приют Эшу

Бессмертие надоедает...
Я это сейчас поняла.
Ты голоден, вот и страдаешь.
В камине остыла зола,

вино в длинном узком бокале
не лечит, и время ползёт...
Как боги тебя наказали!..
А может, и наоборот.

Ты был и могучим, и страшным,
теперь ты - угрюмый слабак.
Но я поднимусь к тебе в башню,
не всё же мне спать по гробам.

Я в дверь постучу виновато:
гляди - это я, не она!
Ты был слишком долго мне братом.
Я тоже, увы, голодна.

Бессмертие надоедает...
Дай руку. Вот так... Не кричи.
Мне кожа твоя молодая
дороже шелков и парчи!

Мы будем кружиться по залу,
пока не взойдёт вдалеке
рассвет, небо вымазав алым,
как кровь у тебя на щеке.

Осмелюсь спросить тебя: где вы
учились вальсировать, граф?
И страсть уподобится гневу,
когда, к моей шее припав,

впервые познаешь взаимность
и даже огонь (что, озяб?..)
Пойдём на охоту. Ведь ими,
ты знаешь, наесться нельзя.

Прорастает в груди моей чёрная пустота, корни-трещины тянет, дробя потихоньку плоть. Сколько горя и боли я прежде уж испытал, не готов оказался взять сердце своё в щепоть. И не сплюнуть мне горечи, полон отравой рот, из-под кожи не вытащить вены прожжённых дней. Выступает на лбу моём только холодный пот, и становится с каждой секундою всё страшней.

Если вырвется чёрное, что проросло во мне, если рёберной клети стенки не сдержат бед, не забыться мне будет от этого ни во сне, ни в суровой коме, ни со смертью забыть обет.

Кто зерно заронил, кто вспорол меня навсегда? Кто здесь бросил навзничь, оставив разбитым влёт?

Я твой облик гоню.

Удивительно, как чиста, как безудержно светла она, когда больно бьёт.

Ты бежал от меня, так бежал, словно от чумы, и рассыпались клятвы, наш мир сожрала полынь, раскололись на части все общие наши сны и горчат на губах пустотой.

Моё сердце вынь…

Возвращайся ко мне, возьми свой старинный нож, разруби моё тело, не ведай других тревог, в сердце корень всех бед, так не плачь и его не трожь, выбрось прочь да подальше, сожги,
рассеки его.

RavenTores

Твои демоны порываются вырваться, проломав твои тощие рёбрышки. Что ты смотришь? Чего же ты кривишься, когда жгу я кости да пёрышки? Отчего ты идешь на пожарище, когда небо жрёт ветер и зарево?

Прокляни меня, чтоб состарился, если всё это было маревом!

Твои демоны чуют кровушку, жгут костры... Они очень голодны. Умирают кошки, соловушки от того, что здесь стало холодно. Холодно, сыро, ветрено...

Умирай, позволяя демонам выходить. Небо слишком серое.

Убивай меня, дева, пламенно...

Твои демоны крошат косточки: вырываются, просят, дразнятся, гасят в небе безлунном звёздочки. Умирай.

Умирай, красавица!

Я уйду за тобою, милая! Прикажи, если хватит смелости, своим демонам сталью стылою разорвать меня, с них-то станется...

Прикажи же, моя бессмертная!
И мой дух
навсегда
останется.

Ты вер­нешь­ся од­нажды на свой за­бытый,
Дра­гоцен­ный, лю­бимый бе­рег,
По­зади ос­та­вив мор­ские бит­вы
За сок­ро­вища двух Аме­рик,

Наг­ло­тав­шись со­леной во­ды по гор­ло,
Пол­но­ги ус­ту­пив аку­лам.
Ты пос­тро­ишь дом в де­ревуш­ке гор­ной,
Об­растешь же­ною и му­лом.

Бу­дешь спать в кро­вати, гу­лять по­дол­гу,
За­ходить к со­седям на пи­во,
Сво­ему про­каз­ли­вому по­том­ку
В на­казанье еро­шить гри­ву.

За­ведешь зна­комс­тво с кю­ре поч­тенным,
Смас­те­ришь дет­во­ре ко­раб­лик.
А на па­мять бу­дут ви­сеть по сте­нам
Ни­кому не нуж­ные саб­ли.

Так и знай, бес­путный, хмель­ной, от­важный,
Не­покор­ный во­ле Гос­подней,
Это все слу­чит­ся с то­бой од­нажды…
Сла­ва Бо­гу, что не се­год­ня!

Renarrrt