Ландыш к ландышу,
роза к розе,
богу – богово,
всем – своё.
Для тебя же – дожди и осень, шпиля тонкого остриё, родовая твоя обитель – замок чёрный среди лесов. Что же проще: себя убить ли, натравить на прохожих псов? Разум сходит на нет от боли, от тоски, что грызёт внутри. Ты – создатель таких историй, смерть в которых – последний штрих. Ты – любитель балов в гостиной, где вальсируют мертвецы, разодетые в паутину: лорды, нищие, подлецы, оборванки, монахи – словом все, кто глупо попался в сеть. В этом деле востёр ты, ловок: если нужно, как волки, сер, если нужно, как вепрь, отважен, быстр, как ветер, хитёр, как чёрт.
Крест и кости на флагах башен, каждый пойманный – обречён.
У фантазий полынный привкус, цвет вина затхлых погребов, у тебя же – клыкастый прикус. Ты не прячешь своих зубов, вертикальных зрачков не прячешь и не смотришься в зеркала. Твои пленницы тихо плачут.
Замок, полный любви и зла.
Замок, полный легенд/проклятий.
Все тропинки ведут сюда, где сидишь ты, моля о счастье, что течёт где-то, как вода, что цветёт где-то васильками, летним зноем повисло над, выплетает венки руками…
У тебя же – ледник и ад, у тебя пустота и сырость, пол, коричневый от крови, и душа, где зияют дыры. Ты давно её отравил ядом сладким любви и страсти, ядом горьким жестоких грёз.
Есть ли кто-то, тебя ужасней, чтоб тебе избавленье нёс, обнимал твои плечи нежно, отпускал бы грехи, прощал – ещё большее зло и нежить – тот, кто понял твою печаль?
Роза к розе, тюльпан к тюльпану, замок старый зарос плющом, в безвременье бесследно канул. Был ли ты, наконец, прощён?
sheril fenn
