Ветви деревьев, к свету стремясь,
Узоры из листьев плетут...
И солнце, любуясь,
Им дарит тепло, улыбку свою и уют.
Стремясь к красоте, не забудь, что всегда
Вместе со светом есть тьма.
И в ней не видны наши клыки,
Она прячет нашли глаза...
Охотник из леса скорее беги,
Так как ночь — это наша пора.

Эйр Гир (Air Gear)

Выйди тварью
(холодной, замерзшей, голодной, уставшей)
и зарычи на меня.
Ты в темноте жил, всю свою жизнь был примером плохим, пугающей сказкой для непослушных детей. Своим же проклятьем ровно в двенадцать первого дня декабря обрек ты себя на мрак две (или три?) тысячи зим назад. Сотни чужих спин, сотни чужих глаз, сотни чужих рук вдруг перестали быть похожими на твои. Ты прыгнул в овраг тогда, скрылся лесами, обмотал запястия лесками и вьюнками. Лапы еловые запахом хвои скрыли твои следы, и мне тебя не найти.
Выйди же тварью, рот свой оскаль же — протягиваю ладонь (намерения тверды).
Ровно в двенадцать разрушит проклятье лишь поцелуй любви. Тысячи три зим (тысячи две лет?) я выхожу в обед, спускаюсь оврагами, петляю борами, полянами и степями, запястья усыпаны цветами и черепами, орлы оставляют невидимые следы над заснеженными горами. Вьюнки натянулись на лесках, не давая теряться в прилесках, я иду по твоим следам (каждый шаг на твоем шагу), говорю: "никогда тебя не предам" и иду, иду и иду.
Я стою на талом снегу, мои веки закрыты — я вижу мглу, я слышу мглу (и ты — тоже — мгла), это — прелюдия декабря.
Мокрый снег валит в спину, мокрый снег застилает равнины гладким флисовым пледом. Я же иду, прошу за тебя, за твой опустевший дом, спешившись с жеребца. Привязываю к дубу коня.
Я развожу костер, искры огня касаются облаков. Иже еси на небеси, спаси да сохрани, спаси да выведи из костра тебя, меня и нас всех. Мир утонул во мгле, коснулся краями и ада, и рая, и тебя, Господи, коснулся, оставляя свой рваный и грязный след. Я раздет, стою на ветру северном, обездоленно глядя в лес, на краю мира зависший, мох мишурой обвисший празднично сверкает, стекает к ногам, к подошвам сапог, но я все это стерпеть мог.
Я здесь.
Я стою на краю. Не в раю, не в аду, не в тартаре.
Обрекаю
тебя
на то
чтобы ты
из зазеркалья
вышел и поцеловал
меня.

(Arlan O’carrol)

Огромная благодарность!..

Открыть флакон с весенним ароматом
@Firesnakes
Именно то, что мне нужно.

Я пишу тебе письма. Много мыслей.
И складываю их в стол, отправляю себе.
Потому что многому - еще не время,
далеко не всем словам.
Очень многое я опасаюсь тебе сказать...
И не знаю, наберусь ли храбрости когда-нибудь.

Когда четвертый раз за сутки.. от друзей приходит вот эта прелесть.
Уже даже не смешно =))
Хотя нет, я кокетничаю =)) Забавно, конечно =))

я люблю писать о тебе стихи.
о твоих темно-серых глазах и про рыжие волосы;
я люблю писать о тебе, но, заметь - не тебя. прости.
это так же почти, как, выйдя в открытый космос,
не влюбиться ни в марс, ни в юпитер, а просто смотреть на них,
пальцами соединяя в созвездия звёзды.
мне пришлось улететь из города, полного ив,
и теперь
засыпаю где-то у моря со сборником Бродского.
да, послушай, ведь кроме моей звезды
у тебя таких еще целые миллионы.
отчего же тогда гудит мой поезд навзрыд,
словно старый трамвай, доставляющий заключенных
в этом мире навечно людей?
открываю глаза: ни ив, ни даже созвездий
в руке,
лишь туманом одетые зори
и чуть слышное пение птиц
вдалеке;
открываю глаза: ни тебя, ни моря.

знаешь,
ты мне, пожалуйста, больше не снись
ни в радости, ни в печали, ни в горе.
а иначе я снова начну ненавидеть себя и свои стихи
за способности всё это
помнить.

(Алиса Вознесенская)

Опасайся меня, желтоглазый,
слушай тьму, озирайся и жди...
Путь к тебе по предгорьям указан,
ты со мной не проклятием связан -
из твоей исхудалой груди
нить протянута к сердцу, что стынет
во мне.
Опасайся, предчувствуя встречу,
стены копьями взглядов тарань.
Время нас ни за что не излечит!
Ты не мной, а судьбой изувечен,
остро чувствуя нужную грань:
между жизнью и смертью отныне -
в огне.
Я иду, я считаю пороги,
чую запахи крыльев и снов.
Мрак бокалом горячего грога
согревает меня по дороге.
Я иду, желтоглазый! Готов?
Я несу для тебя не удавку -
но меч.
Ты достоин его, желтоглазый,
ты - последний, достойный меча.
Неужели в наивности сказок
кто-то верить смиренно обязан?
Что ж... Откроем глаза сволочам!
Пусть венками цветёт горечавка
у плеч.
Не бросайся с обрывов и башен,
чешуи не пятнай серебром.
Неминуем, но всё же не страшен
встречи миг. Пусть огонь не погашен.
Я иду, желтоглазый, с добром.
Мы - легенды, нам стоит быть вместе
в летах.
Мне не нужно слепого укора,
я несу избавлений рассвет!
Я иду через долы и горы,
мы с тобою увидимся скоро
под парадом далёких планет...
Будь со мной по возможности честен:
не та?
Не меня ты, крылом укрывая,
прятал в недрах сакральных пещер?
Я - чужая тебе, я другая.
Страха дрожь будоражит густая
в полусумрачье радужных сфер:
не пытайся под градом алмазов
уснуть.
Только все же последней невестой
я ворвусь в твой гранитный покой.
За спиной завывают норд-весты,
а в груди бессознательно тесно;
а в груди - абсолютно пустой -
эхо! Это обломками сказок -
мой путь.
Желтоглазый, не смей отрекаться
от меня и от смерти со мной.
Я держу в обескровленных пальцах
гриву ветра - седого скитальца,
он меня провожает домой.
Наточивший графитные когти -
ты ждёшь.
Слышишь грохот шагов по предгорьям?
Слышишь звон позолоченных лат?
Желтоглазый, не знающий горя,
ты уснёшь над сияющим морем...
Там где волны могуче шумят,
вниз куском пламенеющей плоти
нырнёшь.
Костяные тяжелые гребни
на изогнутой туго спине
окунутся в вечерние тени.
Я уже на последней ступени!
Желтоглазый, крылатый... верь мне.
Знаю, мордой клыкастой уткнёшься
в ладонь.
Но рука над тобою не дрогнет,
этот миг не продлится в веках.
Мир от мрака и смерти оглохнет,
и звезды переменчивый отсвет
расслоится в драконьих зрачках.
У границы собой обернёшься,
огонь.
Нет покоя охотнице ночью,
меч в оплавленных ножнах поёт.
Панцирь змея свирепого прочен,
только меч безупречно заточен
и готов в беспощадный полёт.
Я иду, желтоглазый, танцую,
смеясь -
ритуальная пляска по небу!
Желтоглазый, меня стереги.
Но отсрочки не требуй, не требуй -
сожалений порыв мне неведом.
Слышишь? Ближе и громче шаги.
Так встречай же меня поцелуем!
Вот я...

(Nancy_Feth)

Элизабет Чарльз Грэйвз, "Обитель проклятых"

Серия сообщений "Кинозал":

Отзывы о фильмах.

Часть 1 - Обряд
Часть 2 - Лигейя
...
Часть 12 - Ганнибал: Восхождение.
Часть 13 - Старая сказка.
Часть 14 - Когда впечатлилась фильмом.
Часть 15 - Love Hurts

Города, гороскопы, звёзды
нас, конечно, не разведут.

Мир укутан платком морозным,
электрических линий жгут
между разными полюсами -
с каждым взглядом всё крепче нить.
А снежинки - волос касались, и
...невозможно не говорить.

Про метро, повороты линий
и про башен Кремля огни,
на деревьях сверкает иней,
свет над городом, словно нимб.

Становясь с каждым словом ближе,
различать среди гама смех.
Звёзды будут намного ниже,
если вместе смотреть поверх

небоскрёбов, боясь разрушить
не часов бой, а сердца стук.

Я хотела задеть за душу,
но едва лишь коснулась рук.

(Наталья Мерзликина-Ивлиева)

Я говорю из закрытой холодной сферы,
но на любую фразу
накладывается печать.
Ты за сутки сменил четвёртый десяток веры,
и если получится закричать,
с безразличием стукнешь меня по темени,
мол, совсем не пойму, эти слёзы зачем, не в теме я.

Никто не видел фабул моих истерик,
и в них не утонет
сразу.
Подвешенная к куполу за ниточки от хитона,
я хочу рассмотреть тебя, а не постороннюю личность,
руководствуясь Платоном.
Но даже с такой высоты получается погранично.

Можно дерзнуть и внутри тебя ковырять ножом -
всё равно не предстанешь искренне-обнажён,
хоть и маленький, но - божок.
Я одна из служительниц, но не жён.

У меня за душой ни талантов, ни драхм -
купол нежно плывёт на семи ветрах,
я смотрю на тебя - ты совсем чужой.
В тебе - страх.

Но когда распинают опять насквозь
( и я знаю, тем станешь - ты:
кто вобьёт в мою душу последний гвоздь)

Это непередаваемое ощущение пустоты.

(Наталья Мерзликина-Ивлиева)

А она всё идёт по острым своим ножам,
Всё несёт немоту, да глаза опускает в пол,
Принц целует и говорит, что ему так жаль,
Ну, так что уж поделать? Такая осталась, мол.

А Русалка глядит на море - оно мертво,
И не плещутся волны, и ветра над ними нет,
Если б знала Русалка, что сбудется таково,
То и Ведьме морской сказала б: "Не надо мне
Ни людских стройных ног, ни Принца и ни земли,
Ты оставь мне отца, да старших моих сестёр,
Не нужны мне поверхность и дивные корабли,
Подари только нож, да проверь, чтобы был остёр".

Голос нежный пропал ещё в тот кровавый бой,
Не при чём тут ни ведьмино зелье, ни та трава.
Из когда-то любимой стала она любой.
И уже всё равно. Она думает, что мертва.

Только ножны пустые висят на её бедре,
Ну, а сами ножи чертят каждый тончайший шаг.

Для утех себе Принц со дня свадьбы завёл гарем,
И там каждая гурия сладостно-хороша.

А она всё немая. По острым ножам идёт,
Вспоминая в дурмане зачем-то про реку Стикс.

Она вытянет нож и на ложе пронзит его.
Ни один верный стражник не сможет его спасти.

(Ксения Рейн)

Иногда ощущаю себя просто какой-то раритетной коллекционной фарфоровой куклой, которой просто во что бы то ни стало - необходимо обладать. Вынь да положь. Любыми способами, как угодно. Надо - и все тут.

А знаете что? Вот фигушки.

Моя дорогая сестра. Близняшка моя… Пишу тебе письмо, в надежде на то, что ты в своей легкомысленности все же прочтешь его.

Одного не могу понять, почему всегда все любят только тебя? Разве я не приношу успокоение, счастье, облегчение от мук? Почему, сестра? Я спасаю людей, а ты их ставишь перед мучениями. Я защищаю их, помогаю уйти с миром, восстанавливаю гармонию. Но меня все боятся и проклинают. Обряжают в черные одежды, молятся тебе, чтоб укрыла от меня. Глупые и наивные люди, они не знают той истины, что живет во мне.

Ты же выталкиваешь их в свет не готовыми к опасностям и тяготам судьбы, беззащитными в своей простоте. А с какими муками они рождаются? И только я могу прекратить эти муки, но… Нет. Все молятся тебе, просят о тебе своего Бога. Ты легкомысленна, сестра. Ты не думаешь о том, что лучше уйти в забвение, чем испытывать боль всю свою жизнь. Так почему они любят тебя?

Тот плотник, сорвавшийся с крыши, до последнего восхвалял тебя, не понимая, что пришел конец. А как он забился в истерике, называя меня жестокой, немилосердной стервой! Я лишь хотела помочь ему, убрать кровь с лица, закрыть его глаза… Ты ведь даже не пришла к нему на зов, когда он так отчаянно молил тебя об этом. Ты помнишь его, сестра? Как ты бросила его в мои объятия со всем равнодушием. Эта игрушка тебе надоела, не так ли? И скольких таких игрушек ты еще сделаешь себе, скольких заставишь плясать под твою дудку, а?
Не спорю, твоя внешность прекрасна. Твое лицо безупречно, волосы нежнее всех шелков на свете, одежды легки и невесомы, белым сиянием ослепляя людей. Ты всегда любила излишний фарс, бросаться в глаза, быть яркой и заметной. Но знают ли твои творения, насколько ты бываешь жестока внутри?

Да, мое лицо и тело искажают ужасные шрамы, волосы черны, как смоль, и черным огнем горят глаза. Я вселяю страх и ужас в сердца твоих игрушек… Но смотреть на то, как ты их мучаешь, не могу. И покуда будешь существовать на свете ты, везде твоей тенью… Спасительной тенью для них, буду следовать за тобою я.

Твоя сестра-близнец Смерть.
LR

И тут у меня спрашивают:
- Как ты думаешь, а Хель - существует?
*омг*
*приступ смеха*
Она спрашивает у меня, существую ли Я! =)))
- Нет, конечно, деточка, какая Хель? Ты о чем? =))) Это все детские сказки и баловство =))

И главное - максимально очаровательно улыбнуться =))

Он пришел по сырым болотам. Он пришел – да осенней ранью; подарил мне венок из мяты, и подернулось небо хмарью. Целовал меня – в руки, нежно. Обнимал – выпивал все соки. Он просил на ночлег остаться, говорил – отдохнуть с дороги. И смотрел так – с насмешкой, прямо. Улыбался – да без тревоги. Я ему застлала на печке, омывала босые ноги. Я сготовила ужин барский – обошелся он мясом с кровью. И не пели над крышей птицы, и затихло мое подворье. И снимал он рванье одежды, да пахнуло немного гнилью. Я раскрыла широко ставни, окурила углы полынью, да легла с ним – легко и тихо. Так легла, словно так и надо. Он мои лобызал колени, он шептал с придыханьем «Злата», разрывая на тряпки платье. И лежу будто не на печке, а с царем – да в его палате. И тот царь был красив и молод: горделив, черноглаз и статен. И любил меня – жарко, грубо, и дрожала в его объятьях. Так любил, что сводило пальцы, и кричала – степной орлицей… но тьма медленно заползала сквозь окно, что в его светлице. Как в тисках сжимал – кости ломит, и смеялся – такой довольный. В шею грыз, напиваясь кровью; я рыдала – на помощь, больно! Улыбался – холодный, мертвый. Кожа цветом – могильный камень.

Он пришел и ушел с рассветом. Он пришел… только не звала я.

© Александра Суродина

Здравствуй, папа!
Я не знаю, с чего начать...
В город маленький наш... пришла весна.
Извини.
Я давно должна была написать,
чтобы просто дать знать: я жива.
Все еще жива.

читать дальше

Все, можно не наблюдать. Я больше не боюсь. Не боюсь остаться один на один.
Можно оставить нас без зрителей. Это не игра на публику. И меня не нужно охранять, я достаточно сильная, чтобы справиться самостоятельно. Меня не надо отсюда забирать, я пришла по своему желанию и собственной воле. Я знала, куда и зачем шла.
Дальше я сама. МЫ сами.

Волны на берег роняют мысли...
Пишешь... и то с трудом...
Дом - это там, где Душа и мысли...
Надо же...
Ты - мой Дом.


Я спрячу наш дом под водой...
Иса тает и превращается в Лагуз. Это весна, просто весна.
Все будет хорошо.

Ты приходишь ко мне, когда полночь близка,
И закончился бал-маскарад.
Когда на ночь с себя я снимаю оскал
Чьей-то маски и пышный наряд,
И слова тех, кто днём беззастенчиво льстил
В сладко-пьяном забвеньи и лгал,
Под закатным лучом обращаются в пыль
читать дальше

Люди врут. Люди предают. Люди поступают некрасиво. Ах, люди! Такие-сякие. И главное в жизни, если...
Нет. Не если. Не если, а когда. Когда с тобой поступят "как-то не так, как тебе кажется правильным". Рано или поздно поступят, это жизнь. И это нормально, просто потому, что у каждого - свои представления о морали, нравственности и "нормальности".
Так вот, не если, а когда так с тобой поступят - быть готовым к такому повороту событий. Нет, это не значит относиться ко всему враждебно. Это значит иметь достаточно мудрости, чтоб принять то, что мир многогранен, и люди - не шаблоны по твоему образу и подобию. Только и всего.
Турисаз - руна ситуаций, которые рано или поздно приходят. Все, что в ней важно - это твоя готовность к прыжку и сам прыжок. Думай. Думай, а потом - отращивай крылья и прыгай.