Елена Муханова – «выпускник» роддома Грауермана, как многие коренные москвичи. В Индии ребенка -- новое воплощение Будды, узнают по тому, правильно или нет он возьмёт священные атрибуты. Елена, впервые получив карандаш, взяла его правильно. Рисовать она начала раньше, чем говорить.

Детство прошло в старом доме на Арбате. Когда Юрий Гагарин летел в космос, Елена ходила в художественную школу. Полстраны мечтало стать физиками – она по шесть часов в день проводила за мольбертом. Поступила в Полиграфический институт. Параллельно работала на «Мультфильме». Пять лет рисования мультфильмов, когда приходилось каждое движение раскладывать на сотни рисунков, были бесценной школой. Сегодня для Елены не проблема запечатлеть на бумаге мгновение – прыжок балерины и полет шмеля. Для нее перо и тушь, где исправить ничего нельзя, как для иных -- самый мягкий карандаш. Просвещенные друзья на всякий случай выпрашивают у нее эти виртуозные скетчи в подарок.

Дипломная работа в институте была посвящена тому, что знала лучше всего, – родным улицам. Серия гравюр называлась «Старый Арбат». На защите диплома профессор Андрей Гончаров посоветовал бросить «посторонние занятия» -- работу на «Мультфильме». И бросила: прыгающие зайчики и поросята, которые в начале приводили в восторг, к тому времени успели надоесть.

У каждого человека есть «его места», где всё приятно, и всё складывается. Для Елены таким место оказалось издательство «Советский писатель» в особнячке на улице Воровского. Главным там был замечательный художник, чудесный человек Владимир Медведев, которому, как уверена г-жа Муханова, она обязана всем. Увидев ее несерьезные наброски, Медведев начал опекать молодого художника, постоянно давая ей заказы на иллюстрации. Для нее оставляли самое с полиграфической точки зрения качественное – книги, требовавшие «улучшенного издания». К сожалению, в советские времена «улучшенное издание» полагалась секретарям Союза писателей, редко блиставшим талантами. Чтобы хоть чуть-чуть вдохновиться сочинениями иного «деревенщика», Елена перечитывала классику, Толстого и Тургенева. По мотивам их произведений и рисовала. Секретари оставались довольны.

Но времена менялись. Наступила середина 1980-х. «Советский Писатель» первым издал большой сборник Евгения Замятина. Оформлять и иллюстрировать его предложили Мухановой. Сегодня оригиналы к Замятину находятся в библиотеке Фонда «Русское зарубежье» в Москве.

Хорошая литература и ветры перестройки разбудили до того дремавшие силы. Закипев, энергия вылилась в серию работ. Тема истории России нашла воплощение в серии шелкографий (ныне собственность Ассоциации книжной торговли Великобритании) и в фаянсовой посуде (бабы-чайники, мужичонки, чешущие бороду, – чашки). Для Международной книжной выставки в Лейпциге Елена сделала рельефы из папье-маше по сюжетам Замятина. Для художника, до того работавшего на листочке бумаги книжного формата, рельеф, скульптура -- это почти восхождение на Эверест!

Вдохнув горный разряженный воздух, Елена обрела новые силы: гора стала вулканом. Поворотной в ее биографии была выставка в ЦДХ в 1989-м. Она показала большие (в масштабах ее прежних работ, -- просто огромные, два на полтора метра) горельефы, сделанные из бумаги и обклеенные ситцами. Гигантские толстые бабы были метафорой эпохи, беременной революцией.

Всколыхнувшееся народное море, мир вверх тормашками,– примерно в той же образной системе изображали страну и художники 1910-х: Малявин, Шагал.

Французский галерист русского происхождения угадал в Елене Мухановой русскую Ники де Сан Фаль. Он был так вдохновлен, что купил все работы оптом и предложил контракт. Предполагалось, что Елена останется в Париже на три года -- она задержалась на десять лет. Но не в центре на рю Миранимиль, где жила вначале, а в русском пригороде Сен Женевьев де Буа. И не при галерее, а с мужем. «Осталась», правда, не вполне – зависла в пространстве, перелетая из Франции в Италию (выставка в Турине), из Италии в Россию (выставка в Москве), оттуда – в Германию. Муж был страстным путешественником, и вместе с ним Елене исколесила всю Европу.

Когда «перестроечный» энтузиазм спал, градус творческой лавы понизился, а французский брак подошел к концу, Елена вернулась на родину. Из окна ее квартиры на 24 этаже на Новом Арбате открывается захватывающий вид на Москву. После странствий она по-новому оценила прелесть своего крохотного пентхауса. Нигде в мире она не видела более чудесной картины.

Как и каждый художник, Елена чувствует время, как барометр -- давление. Нынешняя эпоха располагает к жизни естественной, пейзанской, в которой, как сказал поэт, «вместо слабых мира этого и сильных -- лишь согласное гуденье насекомых». Подмосковный поселок Мещерский, конечно, – не провинция у моря, но и здесь, не удаляясь особо от Москвы, можно создать свой мир, не доступный ни Цезарю, ни вьюге. Проект своего дома Елена сделала самостоятельно: ее первый и пока единственный опыт в архитектуре оказался на редкость удачным. Вокруг дома постепенно зацвел Сад. Простые рисунки углем – серия «Портреты моего сада» -- стали первыми флористическими работами.

Цвет – табу для книжного графика. Заветы художников «Мира искусств»: цвет разрушает книгу. Воспитав себя в чёрно-белой аскезе, Елена робела перед цветом. Ее парижские работы были оклеены яркими ситцами, они были чрезмерно декоративными, но ответственность за цвет несли ивановские ткацкие фабрики. Вначале «Портреты моего сада» были лишены цвета. Уголь уравнивал в правах яркие садовые цветы и крапиву с папоротником: важна была только конструкция, только форма. Однако Сад понял, что у него появился «придворный портретист». Растения занимали лист за листом, не умещаясь, перебрасывали стебли на следующий и следующий лист бумаги. Так впервые появились рисунки, состоящие из двух, четырех и даже двенадцати частей. Выставка чёрно-белых портретов сада в галерее имела успех: десять рисунков приобрёл ГМИИ им. Пушкина.

Тема цветов-листьев-корней оказалась неисчерпаемой. И не только пластически. Интерес к жизни растений дал толчок издательскому проекту: Елена Муханова учредила журнал «Маленький садовник» и нашла инвесторов, вложивших в него деньги. Елена в этом журнале – и редактор, и художник. Среди ее консультантов – ведущие ботаники страны. Она побуждает музейных сотрудников писать статьи о цветах в искусстве. Она досконально изучила историю паркового дизайна. Ее собственный сад перестал быть для нее чарующей загадкой. Она понимает тайную жизнь цветов, их страсти, отчаяние перед быстрой и неизбежной смертью. Весной она наблюдает, с какой необоримой силой каждым побегом и листом ее Сад «прет» из земли к теплу и солнцу. Эти наблюдения сделали ее саму если не оптимистом, то стоиком.

Каждый год Сад с удвоенной силой прихорашивается к летней портретной сессии. В нем поселились благородно-породистые ирисы, розы-аристократки, по-купечески широкие пионы. И цвет робко, потом всё активнее начал проникать в рисунки. На смену углю пришла пастель – художник, тема и техника соединились в счастливом творческом дополнении. И оказалась, что яркость, это не только наблюдение над природой, но еще невольные припоминания поп-арта, который Елена много и с удовольствием смотрела в Европе. И если раньше ее сравнивали с Ники де Сен-Фаль, то сегодня, если искать аналоги, она русский Роберт Розенквист, воспитанный на Головине, Врубеле и Борисове-Мусатове.

                                                                                                                   

                                     Сайт художницы-http://www.mukhanova.ru,http://family-values.ru/