ЛЕКАРСТВА ВОСПРИЯТИЯ


Когда Роберт Гордон Мак-Катчен пригласил меня сюда, чтобы рассказать
что-нибудь о психоделических средствах, моя первая мысль была отказаться. В
конце концов, я химик и фармаколог, а не философ и религиовед, и мне казалось,
что во время прошлогодней встречи я дал достаточно информации о связях между
химической структурой и психической деятельностью.
Но тут вмешалась моя жена: "А почему бы просто не рассказать им, зачем ты
этим занимаешься?"

Вопрос показался мне очень интересным. Действительно: вот уже, по меньшей
мере, двадцать пять лет я настойчиво исследую строение, приготовление и свойства
различных психоактивных препаратов: галлюциногенных, психоделических,
диссоциативных, а иногда и просто опьяняющих. Но зачем я этим занимаюсь?
На такой вопрос хочется ответить дерзко: да потому, что так надо. "Зачем ты
влез на Эверест?" - "Он здесь стоял, вот я и влез". Но не только это
подталкивает меня к исследованиям.

Когда такой вопрос возникает во время семинара или дискуссии в
академической среде, я обычно делаю особое ударение на слове "психотомиметики" -
термине, который часто употребляется учеными как синоним слова "психоделические
препараты". Он составлен из двух греческих корней: психото (производное от
"психоз") и мимесис ("подражание"). Таким образом, данный термин описывает одно
из наиболее очевидных свойств этих веществ: они способны вызывать состояния,
сходные с симптомами психических заболеваний и, таким образом, могут служить
средствами для исследования некоторых форм психозов и психических расстройств.
Такой ответ на вопрос: "Зачем Вы этим занимаетесь?" не лишен логики и
вполне безопасен. Он оправдан, по крайней мере, для двух сотен психоделиков,
которые по своему химическому строению подразделяются на две группы:
фенилэтиламины и триптамины. В группу фенилэтиламинов входит около полусотни
веществ, родственных мескалину, и еще примерно столько же их метиловых гомологов
с молекулярной цепью амфетамина. Примерно столько же веществ входит и в группу
триптаминов: все они содержат в себе разнообразные кольца, цепи или
азотзамещенные производные. Некоторые из них конденсируются в более сложные
структуры - такие, как бета-карболины (в частности, гармалин) или эрголины
(например, ЛСД).

Два основных нейротрансмиттерных вещества, от которых зависит передача
нервных импульсов в человеческом мозге, также принадлежат к группам
фенилэтиламинов (допамин) и триптаминов (серотонин). Это и подталкивает
неврологов к тому, чтобы воссоздавать некоторые формы нейротрансмиттерных
расстройств с помощью психоделиков.

Такой ответ безопасен, поскольку не содержит в себе ничего угрожающего и
легко принимается как учеными мужами, так и теми, кто выдает правительственные
гранты для исследовательских работ.

Но в таком ответе нет ни слова правды. Я действительно разрабатываю
средства, но они служат совершенно иной цели.
Здесь я позволю себе небольшое отступление, чтобы отчасти дать определение
этим средствам и намекнуть на важную задачу, которая, по моему глубокому
убеждению, связана с ними.

Я уверен, что все элементы "человеческой комедии" находятся в устойчивом
равновесии. Если что-то начинает двигаться в какую-либо сторону, где-то сразу
возникает компенсаторное и уравновешивающее движение в другую сторону. Глядя на
эту систему с точки зрения "добра" и "зла", можно сказать, что равновесие
поддерживается тем, что всякое добро содержит в себе малое, но заметное
количество непроявленного зла, а всякое зло - точно такое же количество
непроявленного добра. Так, в человеческом мозгу Эрос - любовь к жизни и
стремление продолжить себя - сосуществует с Танатосом, или "инстинктом смерти",
находящем свое выражение в разрушительном и агрессивном поведении.
Так вот: средства, которые я ищу, должны стать словами нового словаря:
того, который позволит человеку более сознательно (и более внятно) общаться с
содержимым собственного разума и психики. Его можно назвать "словарем познания".
Человек, который все лучше понимает (и, таким образом, начинает признавать), что
каждый его поступок и каждое решение является суммой двух противоположных
устремлений, в конце концов может приобрести способность к сознательному выбору.
И познание, которое следует за таким выбором - это путь к мудрости.
Но не только человеческий дух -- все человеческое общество тоже стремится к
равновесию. Свидетельством тому могут служить некоторые хронологические
совпадения, поддерживающее шаткое равновесие истории человечества.
В первые века текущего тысячелетия происходило множество жестоких и
бесчеловечных войн, и все они велись во имя религии. Ужасы инквизиции,
смертельно ненавидевшей инакомыслие ("ереси"), отражены во многих исторических
документах. Но именно в те мрачные годы сформировалась структура алхимии,
стремившейся приобрести знание путем исследования материи. При этом целью
алхимиков было отнюдь не превращение свинца в золото, о котором говорят везде и
всюду. Смысл их поисков заключался в том, чтобы снова и снова повторять очистку
и возгонку, все более и более постигая при этом, что именно здесь может
возникнуть синтез, союз между психическим и духовным миром.
Это бесконечное повторение операций было и работой, и вознаграждением за
работу. Делая это, алхимики приобщались к учению, которое обеспечивало жизненное
равновесие каждого из них.

За последние сто лет этот процесс развился в то, что мы называем наукой. Но
вместе с развитием произошло и постепенное смещение акцентов: важен стал не сам
процесс, а его результат. В нынешнем веке науки реально ценится только конечный
итог, только "золото". Не исследование, не постижение, а только голый результат,
который приносит нам уважение коллег и признание со стороны окружающих (а
значит, и богатство, и влияние, и власть). Но все эти итоги и результаты
демонстрируют нам ту же самую инь-янскую сущность добра и зла, где одно всегда
содержит в себе частицу другого. Такова была и история прошедших столетий. Нас
научили говорить о том, что плоды науки не имеют отношения к этике и морали, что
в объективном мире научных исследований ничто не является злом или добром само
по себе, и что поддержание некоего равновесия, конечно же, не имеет никакого
значения. И все же в истории происходят почти невероятные хронологические
совпадения, которые свидетельствуют об обратном.

В 1895 г. Вильгельм фон Рентген обнаружил, что при прохождении
электрического разряда через запаянную трубку с определенным газом находящаяся
рядом пластина, покрытая тонким слоем некоего неорганического вещества, начинает
светиться. А год спустя Антуан Анри Беккерель обнаружил у металла урана
аналогичное всепроникающее излучение, которое заставляло светиться и
окрашиваться пластинку, покрытую цианидом платины. Так была открыта
радиоактивность.

А еще через год некий Артур Хефтер употребил алкалоид, который был выделен
им из "сорного кактуса", привезенного из Нового Света неугомонным фармакологом
Луи Левином. Это случилось в Лейпциге, 23 ноября в 11.45. Согласно записям
экспериментатора, после приема 150 миллиграммов с ним случилось вот что:
"Время от времени через поле зрения пролетали необыкновенно яркие точки.
Затем стали появляться пейзажи, залы, архитектурные сооружения..."
Так был открыт мескалин.

В течение 20-х-30-х гг. оба мира - физика со своей радиацией и
психофармакология со своими психотропными средствами -- продолжали развиваться,
не противопоставляя себя друг другу и не стараясь выяснить, кто из них
"хороший", а кто "плохой", как это стали делать впоследствии.
Радиоактивность и радиация заняли ведущее место в медицине. Рентген долго
был незаменим при диагностике, а радиотерапия широко применялась для лечения
заболеваний. Стало известно, что контролируемая и локализованная радиация
способна разрушать злокачественные опухоли, щадя при этом живые клетки.
Параллельное развитие происходило и в области психологии. Теории Фрейда и
Юнга развивали все более и более разумный подход к душевным болезням, а
исследования Павлова заложили основы экспериментальной психологии.
Но во время Второй Мировой войны пути обеих наук круто разошлись; и этот
момент тоже отмечен интересным хронологическим совпадением. В конце 1942 г.
Энрико Ферми и некоторые другие ученые Чикагского Университета впервые
продемонстрировали искусственно вызванную и контролируемую реакцию ядерного
распада. Так началась эпоха "неограниченной энергии и независимости от
исчерпаемых энергоресурсов".

А 16 апреля следующего года в Швейцарии доктор Альберт Хофманн из
исследовательской лаборатории фирмы "Сандоз" случайно проглотил неизвестное
количества вещества, которое он синтезировал четыре года назад, а теперь смог
синтезировать повторно. После этого он ощутил странное беспокойство и
головокружение, которое продолжалось несколько часов. Три дня спустя (19 апреля
в 16.20) он принял отмеренную дозу, 250 микрограммов, и впоследствии сообщал:
"...(после кризиса смятения и отчаяния) ...я начал наслаждаться
беспрецедентными цветами и игрой застывавших и сохранявшихся форм. Затем на меня
нахлынула калейдоскопическая волна фантастических образов -- изменявшихся,
варьировавшихся, открывавшихся и закрывавшихся по кругам и спиралям..."
Так был открыт ЛСД.

Но с тех пор и вплоть до последнего десятилетия все надежды человечества
связывались, главным образом, с богатыми обещаниями ядерной эры - сперва с
энергией распада, а затем - с неограниченным потенциалом ядерного синтеза. А
область галлюциногенов была обозначена как психотомиметическая (имитирующая
психозы) и, в общем, отрицательная. Так продолжалось вплоть до 1960-х гг., когда
произошла странная и ошеломительная смена ролей.

Знание о ядерном распаде и термоядерном синтезе внесло в психику общества
аспект влечения к смерти. Великие государства одно за другим присоединялись к
братству искусных истребителей человеческого рода. Но, как я уже сказал ранее,
при возникновении любого дисбаланса непременно должен появиться уравновешивающий
противоположный компонент. В данном случае противовесы появились во многих
формах и на многих фронтах, и все они были связаны с одним и тем же процессом:
возрастанием интереса к духовному аспекту личности и стремлением глубже понять
человеческую психику. Психоделические препараты, прежде считавшиеся относительно
полезным инструментом для исследования психозов или безусловно вредным средством
эскапистского самоудовлетворения, теперь все чаще рассматривались западной
молодежью как средство для просветления и духовного преображения.
Теперь, когда общечеловеческий Танатос уже совсем насытился увековеченным
знанием о том, как мы можем полностью уничтожить и самих себя, и наш уникальный
опыт жизни и любви, кое-что должно произойти и на стороне Эроса, который научит
на, как жить с эти увековеченным знанием. Между двумя противоположными сторонами
человеческой души возникает диалог, который требует нового словаря -- словаря
прозрения и познания.

Нам нужен способ выражать переживания, возникающие в самых глубинных
участках нашей психики, передавать знание, которое традиционно называют
"оккультным" или "сокровенным". Раньше это знание считалось личным достоянием
шаманов, духовных учителей или лидеров, которые его заслужили. На них лежала
ответственность за выбор одаренных и прозорливых людей, которые могли стать их
учениками и последователями. Этих избранных впускали в храмы знания, в пирамиды,
тайные ложи, монастыри или священные вигвамы, чтобы они могли постепенно
исследовать свой духовный мир и осваивать области бессознательного. Считалось,
что при таком обучении некоторые из них со временем смогут стать мудрейшими
целителями или духовными лидерами.

Если бы у нас было столько же времени, сколько у наших предков, мы тоже
могли бы спокойно наблюдать за постепенным увеличением количества людей, которые
разбираются во внутренних процессах, энергиях и комплексном равновесии влечений,
страхов, инстинктов и опыта, из которых состоит внутренняя вселенная человека.
Мы могли бы предвидеть, что когда-нибудь и все человечество лучше поймет
сущность своего сознания и подсознания. Однако в последние несколько десятилетий
открытия в физике, химии, биологии, электронике, математике и распространении
информации появляются с невиданной скоростью. И эта лавина знаний о сущности
материального мира не имела необходимого и жизненно важного противовеса:
понимание человеческой психики практически не улучшилось. Мы узнали много нового
о мозге, но не о душе. Мы так и не совершили прорыва в познании тех архетипов
бессознательного, тех эмоций и энергий, которые определяют способ использования
новоприобретенных научных знаний. Но мы обязательно должны развивать методику
исследования и понимания этих неосознанных сил, от которых неизбежно зависят все
наши решения, ибо все открытия, совершенные в мире материи, равно могут быть
использованы и ради жизни, и ради смерти.

То, чего мы избегаем, и то, чего мы не желаем признавать, может убить не
только нашу расу или культуру, но ВСЕХ нас.

Не забывайте о том, что психоделические препараты - не единственный ключ к
бессознательному; их нельзя использовать ни для обучения, ни для духовного
роста. Не существует единственно "правильного" препарата и даже единственно
"верной" дозировки одного и того же вещества, которая удовлетворила бы всех
исследователей в равной степени. Нелишне будет еще раз напомнить и о том, что
все переживаемое при приеме психоделических препаратов или визионерских растений
исходит не от самих психоактивных веществ, но от разума или психики человека,
который их потребляет. Каждый из таких препаратов открывает в принявшем его
некую дверь, и разные препараты открывают разные двери. Поэтому исследователь
должен научиться наиболее успешным и безопасным способам продвижения по каждому
из своих новооткрытых внутренних континентов. Это займет много времени, и здесь
необходимо руководство опытного человека - как и во всех глубинных эмоциональных
и духовных исследованиях.

При соблюдении всех предосторожностей использование психоделических
растений и препаратов имеет большое преимущество перед другими традиционными
методиками. Они позволяют нам скорее достичь желаемого результата: сознательного
постижения наших внутренних процессов и более ясного понимания ответственности
каждого перед человечеством и всеми прочими существами, живущими с нами на одной
планете.

Эти средства необычайно важны, и я считаю, что достиг известного мастерства
в их изготовлении. Вот почему я этим занимаюсь.


За годы, прошедшие после нашей беседы в Санта-Барбаре, люди еще не исчезли
с лица Земли и не истребили на ней все живое, но они способны на это. Лидеры
стран так и не наладили открытого и взаимно уважительного общения между собой.
Но на это они тоже еще способны.
Как и прежде, руководители человечества подпитываются архетипом власти -
тем аспектом человеческой психики, который влечет ее к иерархии, контролю и
фиксации правил и систем. Воля к власти формирует наш мир; без нее человечество
давно бы погибло. Если эта воля уравновешена некими комплементарными энергиями,
она придает человечеству форму; она создает цивилизацию. Но когда тонкое
равновесие нарушается и из этого архетипа выплескивается слишком много энергии,
структура превращается в тюрьму, контроль становится диктатурой, обучение
вырождается в зубрежку и муштру, видения и прозрения порождают догмы, а
осторожность развивается в манию преследования. Мы утрачиваем связь с любящими и
питающими энергиями, которые существуют внутри нас самих; а вместе с тем
исчезает и наша способность выбирать сознательно -- как в личном, так и в
общечеловеческом масштабе.

Жрецы и цари, императоры, президенты и все те, кого лелеют и защищают
структуры власти, склонны беспокоиться и гневаться из-за одиночек, которые
настойчиво пробиваются в новых направлениях, игнорируя предписания признанных
лидеров. Такие люди внушают властям подсознательный страх перед хаосом, перед
разрушением всего известного, знакомого и безопасного. Реакция на этот страх
может иметь много форм -- от убийства святотатца (или сожжения ведьмы) до
предупреждения, чтобы он держал свое знание и свои мнения при себе (как в случае
с Галилеем); но последнее возможно лишь в том случае, если отщепенец не угрожает
существованию установившегося порядка и не раздражает власть имущих.
Такова была история развития человечества - история шаткого равновесия
между стремлением к тотальному контролю и потребностью изменяться и расти. Оно
поддерживалось на протяжении столетий, обычно с большими трудностями и часто
насильственно. И мы шли бы по этому пути и до сих пор, но рывок технологического
прогресса за последние пятьдесят лет дал в руки человечества комплекс знаний,
существенно изменивших этот баланс. Выпустив из бутылки джиннов ядерной и
химической войны, мы уже не сможем загнать их обратно; но и дух психоделиков
тоже останется среди нас навечно.

Быть человеком -- значит быть душой, которая выбирает (будь то сознательно
или неосознанно), что ей делать и чем ей стать. Что до меня, то в этой жизни я
стараюсь познать, осознать и прочувствовать как можно больше - для того, чтобы
выбирать с умом.
Здесь я могу процитировать мрачноватую шутку Вуди Аллена. Как-то раз,
приветствуя выпускников университета, он начал свою речь такими словами:

"Уже не первый раз в своей истории человечество оказалось на распутье. Один
путь ведет к отчаянию и безнадежности. Другой - к полному истреблению. Помолимся
же о том, чтобы выбрать мудро и правильно".

Я не склонен к такому пессимизму: ведь за эти несколько десятилетий
технологии угрожали нам столькими смертельными бедствиями - но все они не
состоялись, и мы благополучно выжили. Не исключено, что нас спасла
"противовесная часть" человеческого существа, которая прокладывает свой путь
разумом и любовью. Я надеюсь на это. И даже больше: я подозреваю, что так оно и
есть.
А пока что я продолжаю заниматься поиском новых ключей к пониманию
человеческого разума и стараюсь как можно шире распространять те знания и
сведения, которые успел собрать. Если я чего-то не доделаю, мою работу завершат
другие люди из разных уголков мира, с которыми я поделюсь своей задачей.

Александр Т. Шульгин, доктор философии


"Избиратели не могут сами решать, какие лекарства безвредны и эффективны"
Генерал Бэрри Маккарфи.1996 год

"Если правительство будет само решать, какие продукты и лекарства граждане
должны употреблять, то скоро тела граждан будут в таком же плачевном состоянии,
как души тех, кто живет при тирании."
Томас Джефферсон,
3-ий президент США