Писать что-то подобное дело неблагодарное и бессмысленное, но я привык заниматься такими делами, так что начну...

Однажды осенью я появился на свет невинным младенцем с чистой душой, как это сделали и миллионы других невинных младенцев. В раннем детстве, по дошедшим до меня слухам, я был проблематичным ребенком, упустившим шанс отправиться на небеса без греха из-за затруднений со здоровьем. Несмотря на это, я отчаянно путешествовал в матушкином рюкзаке по комариным болотам и на байдарках, участвовал в дегустации алкогольных напитков в Крыму и тонул в Черном море. Обо всем этом у меня смутные воспоминания, воспоминаний об отце у меня нет вообще, я знаю только его имя, и что его можно понять.
Пока взрослые разбирались с квартирным вопросом и втыкали в меня иголки, которые, по их заверениям, спасали мою жизнь от хронического бронхита, я научился говорить свое имя по-английски и рисовать скрипичный ключ. Конечно, никакого представления об английском языке или музыке у меня не было, но я все равно делал это, наверное, просто потому, что я был хорошим ребенком, слушающимся взрослых. В детском саду я слушался воспитателей, и пагубное влияние других детей не коснулось меня, оставив по-прежнему чистым листом бумаги.
В школу я пошел без двух недель в шесть лет, став самым младшим в классе учеником, верившим в Деда Мороза, аистов, приносящих детей, и светлое будущее. Один из первых разговоров на перемене выявил у меня недостаток уважения к авторитетам, за что два новых товарища заломали мне руки, а третий стал беседовать по понятиям, наверное, чувствуя себя самым крутым первоклассником в мире. Не подозревая об эффективности этого приема, я ударил его ниже пояса и скрылся, чтобы впоследствии быть обличенным учителем как хулиган и задира. Меня не стали наказывать в честь Дня Рождения, и все новые друзья меня поздравили.
Мое девиантное поведение вкупе с нарастающим комплексом неполноценности обеспечило мне роль мальчика для битья в классе, и переменки я проводил лежа на парте в надежде, что все события этой жизни обойдут меня стороной.
Извечные потуги быть хорошим мальчиком, приправленные слабохарактерностью, сделали отборного лоха. Летом я уезжал на дачу, где ко мне домой любили приходить поиграть другие дети, пока не вынесли оттуда все, что могло представлять интерес. Иногда я становился заменой, с которой можно поиграть, пока не помиришься с настоящими друзьями.
Я дружил с книгами, инструментами труда, котом и адской машиной. На даче я стал сильнее, но не атлетичнее, уроки физкультуры я просиживал в раздевалке, не переставая портить осанку.
Понемногу набравшись грязи, я уже не мог похвастаться чистотой мыслей, но по-прежнему не делал того, чего не хотел, чтобы сделали мне. Вдоволь набив себе шишек, я начал принимать человекообразие, и к концу девятого класса более-менее наладил отношения с одноклассниками, оставаясь лохом.
Приближение вступительных экзаменов, радость общения с педагогами, неспособными меня научить ничему, кроме несправедливости жестокого мира, и перевод уважаемого мной учителя русского языка и литературы в другую школу заставили меня последовать за ним, оставив знания корейского языка, изучаемого девять лет, на уровне здравствуйте-и-до-свидания.
Став достаточно железным, чтобы лепить из себя все, что посчитаю нужным, я произвел на своих новых педагогов первое впечатление отличника, затем в школу я ходил развлекаться, как, полагаю, и мои новые одноклассники. Это была безмятежная и веселая пора, когда в школе я бесился с товарищами, дома смотрел в нездоровых количествах японские мультики, и только в одиннадцатом классе чуть-чуть напрягался на подготовительных курсах. С тех пор у меня непроизвольно стало получаться поддерживать со всеми хорошие, но не близкие отношения.
Но время не делает остановок по требованиям. Не имея мечты или стремлений, уклоняясь от сложного выбора, я поступил в университет на географический факультет, изучающий все на нашей планете. В моей жизни наступала золотая пора, которую я запомню навсегда полной открытий и приключений, крепкой дружбы и любви, свершений и вселенского счастья, - так говорили мне родные.
Первое время я был в предвкушении, и активно старался общаться с однокурсниками, но что-то пошло не так, и в какой-то момент все разделились на группы, частью которых я не являлся. И я просто учился, от звонка до звонка, уходя после последней пары домой к адской машине. В храме науки я не позволял себе того праздного веселья, что допускал в школе, и к первой сессии я готовился по-настоящему в первый и последний раз. Главное, чего показала эта сессия - что я не буду отчислен, пока не захочу этого сам. Второй семестр первого курса я прогулял почти полностью.
Началась веселая и интересная летняя общегеографичкская практика, на которой я не употреблял алкоголя, не орал по ночам с друзьями, не прятал колбасу под одеялом и выполнял все самые сложные и неприятные задачи, навешиваемые на меня одногруппниками, изредка сетуя на неравномерность распределения труда. Все, что не убивает нас, делает нас сильнее, но я был бы признателен, если бы меня не нагружали всем самым тяжелым с моим искривлением позвоночника. В мою бригаду распределили двух парней, далеких от тяги к знаниям, но сделавших мою практику более веселой, пусть многие вещи мне пришлось делать одному.
После отличного окончания практики я был поставлен перед выбором, открывающим новые горизонты, возможности для моей незабываемой золотой поры, я пошел за компанию на первое собеседование и сразу же был записан на кафедру метеорологии и климатологии.
В независимости от этого, золотая пора наступала в моей жизни, ведь в Москву в тот же университет приезжала учиться подруга, - думал я во время неудачных попыток выйти с ней на связь, но, пока я терял время, она нашла свою любовь и вступила в золотую пору, где в моем присутствии не было необходимости.
Когда я начинал учиться на втором курсе, в автокатастрофе погиб дядя, достойный человек, и я переселился к бабушке, оставляя место, где вырос, вместе со школьными знакомыми, очередной раз убеждаясь в своей способности сохранять спокойствие при любых обстоятельствах и бесчувственности.
Мои одногруппники на кафедре были мне симпатичны, и я просто комфортно проводил свою золотую пору, учась и смотря японские мультики, проходя практики и играя в компьютерные игрушки через интернет. Я не нашел ни крепкой дружбы, ни любви, со всеми у меня хорошие, но не близкие отношения, и моя золотая пора подошла к концу, оставшись приятной, но серой.
Передо мной снова стал выбор: потерять один год в армии или три в аспирантуре. Несмотря на выработавшееся во мне отвращение к изучению теории, преимущества аспирантуры вкупе с убеждениями коллег и родных сделали свое дело, и я стал соискать ученую степень кандидата наук.
Что будет дальше - покажет время.