Садик у меня был рядом. Метров шестьдесят. Или семьдесят. Или пять минут на санках за бабушкой, с кругом почета вокруг дома. В группе нас было сорок человек и воспитательница. Она все успевала. Как? Не знаю. После завтрака группу выводили гулять. Мы дышали паром и играли в снежки. Как-то с Русланом уговорили Сережу полизать перила у крыльца. Вернее, он сам согласился, потому что хотел конфет. И Руслан хотел конфет. Мне было не жалко для друзей, но конфеты лежали дома. Кто-то должен был отвлечь воспитальницу. Я рассказал Сереже, как лизал санки. Сперва страшно, но надо подышать дольше и язык отлипнет. Сережа поверил, и вздохнув основательно примерз. На наши крики прибежала воспитательница и вся группа, а мы побежали к забору. Воспитательница жалела Сережу, а все смеялись.
Дубленку на мне застегивала бабушка, а расстегивала воспитательница. Хоть я и не был инвалидом, но в ней руками до пуговиц достать не мог. Еще меховая шапка, завязанная на подбородке. Двое колгот. Шерстяные штаны и валенки. Бегать получалось быстро, но смешно. А вот лазить - никак. Руки выше плеч не поднимались. Пингвин - птица гордая. Лазать через заборы не умеет. Руслан долго кряхтел, подсаживая выше. Наконец, центр тяжести оказался с другой стороны забора, и я, как
бревно гимнаст, ловко вонзился головой в снег. Ситуация сложилась критическая, потому что ноги продолжали упираться в забор. Оттолкнуться для переворота не склдывалось, а перспектива стоять вверхтормашками до весны, не улыбалась - срочно надо что-то решать. Получилось упасть вбок.
Я вернулся с конфетами. Сережа все еще стоял у перил и плакал. Воспитательница его успокаивала, а повариха еще раз побежала за теплой водой. Дети продолжали смеяться, и предлагали оторвать Сережу за уши. Воспитательница шикала, ссылаясь на то, что нельзя смеяться над чужим горем. Мы с Русланом начали трескать конфеты. От такого зрелища Сережа разревелся вдвое громче. Я знал, что разведчики плаксами не бывают, и предупредил Руслана о скором провале операции. Вещдоки надо было уничтожать быстрее. Не успели. Получив способность разговаривать, предатель вытяул палец в нашу сторону и замычал: "Это они меня заставили! Ыыыыы!". Воспитательница строго посмотрела в перепачканные шоколадом рожи.
На обед был любимый суп из манки с сухариками. Дети аппетитно уплетали его за обе щеки. Все, кроме Сережи. Он жрал отобраные воспитательницей у нас конфеты. А мы с Русланом злобно косились на него - каждый из своего угла. Приговор: обедать после всех, и стоять по углам до конца сонного часа. Обжалованию не подлежит, аппеляции не принимаются. Наконец, обед закончился. Дети засуетились, готовясь отходить ко сну. Руслан поменял гримассу с обиженной на загадочную, и начал отчаянно мне жестикулировать, приглашая разделить по-братски градусы его угла. Не долго колебаясь я приблизился, и проследил невидимую траеторию вслед за указательным пальцем. Она упиралась в приоткрытую дверь с надписью "Ж".
Рассказ воспитательницы был длительным и переливался красками. Маме он, почему-то, не понравился. И папе, дома, тоже не понравился. За красоту реализации похвалили по попе дважды, а к конфетам закрыли доступ на месяц. Ну и подумаешь! Огрызнулся я. Бруно, вон, за свои идеи, вообще, на костре сгорел!