В глубине леса всё ещё царил полумрак, пресекающийся лишь у небольшой опушки, в центре которой, видимо, когда-то возвышалось огромное дерево, а сейчас остался только пень, больше похожий на круглую сцену в метре от играющей на ветерке молодой травы. На этом необычной возвышении, свесив одну ногу, сидел юноша. Под действием лёгких потоков воздуха его белые волосы казались волнами молочного прилива, касающегося берега – темноватой бархатной кожи. Он сидел, почти не двигаясь. Закрытые глаза создавали иллюзию сна, но пальцы, перебирающие по тонкой флейте, выдавали присутствие юноши вне ведений. Инструмент слушался малейшего касания своего хозяина, подчинялся ему целиком и полностью, давая жизнь тихой музыке, напоминающей своей гармонией о многовековой истории лесного массива.