Как починить взбесившийся принтер или Избирательное законодательство на самом деле должно препятствовать образованию в парламенте устойчивого большинства

Заимствованное из бизнеса линейное понимание эффективности как быстрого и дешевого производства противоречит природе государственной власти Фото: А. Махонин/Ведомости

Весенняя сессия 2013 г., третья сессия VI созыва Государственной думы, заканчивается на высокой ноте. Палатой одобрено 238 новых законов (для сравнения: в весеннюю сессию 2012 г. — 153, в осеннюю — 151), из них 139 подписаны президентом, а остальные, не сомневаемся, будут подписаны в ближайшее время. Проект закона о реформе РАН не будет вписан в строку финальных достижений весенней сессии — он принят только в первых двух чтениях, а третье решено перенести на осень. Идея отложить на осень и второе, ключевое чтение, чтобы успеть реформу хотя бы обсудить, отмерла после выступления Владимира Путина: «Это было бы возможно, если бы правительство не внесло в Госдуму законопроект. Сейчас мы должны принимать решение». Действительно, парламент — не место для обсуждений. Тут надо решения принимать.

Добрые намерения и дорога в ад Архитектором нашей политической системы, особенно в парламентской ее части, считается — во многом собственными усилиями — Владислав Сурков. Но на самом деле он занимался внешним оформлением принятых решений: происхождение законов так же мало занимало его, как и их содержание.

Законотворческую систему выстраивали совсем другие люди. Изложение теоретической базы нашего ущербного парламентаризма можно прочесть в очень интересной книжке «Правительство РФ в законотворческом процессе», 2004 г. Ее автор — Игорь Иванович Шувалов, руководитель аппарата правительства в 2000-2003 гг. и помощник президента с 2003 по 2008 г. Основная мысль монографии, она же кандидатская диссертация автора, сводится к следующему: наилучшим законотворцем является исполнительная власть, конкретно — правительство. Ему виднее, что стране нужно: «Большинство проектов федеральных законов должно исходить от правительства Российской Федерации. Практика, фактические отношения сегодня зачастую “опережают” федеральное законодательство. Правительство Российской Федерации, обладая значительными возможностями, способно отслеживать такие процессы». Задача власти законодательной — не мешать.

Шувалов, администратор волошинской школы, выстраивал ныне действующий законотворческий механизм, сердцем которого является комиссия правительства по законопроектной деятельности — закрытая торговая площадка, на которой происходит согласование интересов между основными игроками, заинтересованными в законопроекте. Дума выработанные договоренности только фиксирует — у депутатов нет переговорной позиции, позволяющей торговаться. Проще говоря, им нечего принести на биржу власти — голосовать, как скажут, они и так обязаны, а иных активов у большинства из них нет. Александр Волошин и Шувалов, выдающиеся государственные деятели своего времени, исходили из понятной парадигмы реформаторов, вынужденных действовать во враждебном окружении. Воспоминания 1993 г. и опыты двух первых «левых» созывов Госдумы не способствовали восприятию идей свободного парламентаризма. Хотелось устроиться так, чтобы демагоги не мешали принимать назревшие и непопулярные, как водится, законы. Тогда родились два мифа, в своем историческом развитии сгубившие отечественное законотворчество: миф о компетентности и миф об эффективности.

Первый состоит в том, что для создания хорошего закона нужно собрать специалистов и пусть они пишут. Тезис кажется бесспорным — однако он не принимает во внимание политическую природу закона. Закон отличается от инструкции по технике безопасности тем, что он является продуктом согласования интересов. Он должен пройти публичное обсуждение, и чем шире будет круг его участников, тем лучше для результата. Если баланс договоренностей не достигнут, то загадочным образом и сам текст закона будет низкого качества — непременно выяснится, что специалистов привлекали не тех и написали они не то. На выходе мы получаем реформу РАН без ученых, экономическую амнистию без предпринимателей и новации в системе усыновления, о которых забыли спросить усыновителей. Ну и попробуйте найти хоть один законопроект последнего созыва, в котором были бы правильно расставлены запятые.

Миф об эффективности состоит в представлении об органе власти (в данном случае — парламенте) как об инструменте, высшая добродетель которого — быстрая и бесперебойная работа. Каждую сессию председатель Госдумы отчитывается о достижениях палаты в принятии все большего количества законопроектов в рекордные сроки. На выходе из системы получаем то же самое, что вложили на входе.

Заимствованное из бизнеса линейное понимание эффективности как быстрого и дешевого производства противоречит природе государственной власти. Первое правило законотворчества гласит: «Что можно не регулировать — не регулируй». Плодом деятельности парламента являются не новые законы, а гражданский мир. Базовая ценность парламентаризма — не законопроект, а сама дискуссия — мирная, легальная и публичная.

Ментальность реформатора — пустынного сеятеля, бросающего семена в черствую почву, — с пугающей легкостью переходит, если реформатор засиживается у власти, в мышление колонизатора, а потом и оккупанта. Этот тип государственного сознания по своей природе антидемократический и основан на базовом недоверии к избирателю, которого надо бесконечно спасать от него же самого, а дай ему волю — так он выберет фашистов, коммунистов, сепаратистов.

Парламентаризм цветущей сложности Как в большинстве дел человеческих, системой кровообращения законотворчества служит конкуренция, а монополия — это инсульт. Поэтому избирательное законодательство должно быть выстроено таким образом, чтобы препятствовать образованию в парламенте устойчивого большинства. Да, того самого, которое обеспечивает стабильность, стратегическую государственную политику, проведение серьезных продуманных преобразований и прочую дребедень. Любая фракция, обладающая пакетом голосов 50% + 1, — убийца парламентаризма. Парламент должен быть раздробленным и состоять из множества фракций и групп, которые будут вступать в коалиции между собой и вынуждать исполнительную власть к сложным переговорным процессам.

Чтобы депутаты стали полноценными участниками этих переговоров, необходимо вернуть парламенту контроль над законом № 1 — проектом федерального бюджета. Сейчас система трехлетнего бюджетного планирования полностью в руках Минфина, а с депутатами, не распоряжающимися бюджетными деньгами, никто вообще разговаривать не будет. Необходимо постатейное утверждение проекта бюджета на очередной год и запрет на секретные расходы, число которых с 2004 г. все растет, в том числе по таким статьям, как жилищное строительство и прикладные научные исследования.

В самом законотворческом процессе надо запретить две вещи: закрытые обсуждения и ускоренные рассмотрения. Никаких нулевых чтений и консультаций — законопроекты обсуждаются на открытом пленарном заседании, и члены правительства выступают там же, на глазах всего народа, а не приглашают фракционное начальство к себе на чай.

Ускоренный порядок рассмотрения — отдельный позор и проклятие нашего парламентаризма. Проект реформы РАН рассмотрели в первом чтении в среду, а во втором — в пятницу. Поправка, запрещающая усыновление однополым парам, подсунутая ко второму чтению в проект совершенно другой тематики (чтоб никто не догадался), прошла от второго чтения до третьего за четыре дня. Постановление об амнистии внесли 25 июня, а 2 июля приняли. «Один из важных факторов хорошего инвестиционного климата — неспешность законотворческого процесса. Любое срочное принятие законов, с какими бы благими целями это ни происходило, инвесторов напрягает. Инвестор рассуждает как: если сегодня за три дня приняли хороший закон, то завтра за три дня могут принять плохой», — замечает Волошин, ныне куратор проекта международного финансового центра. Александр Стальевич, а кто выдрессировал депутатов принимать что скажут за один день — «в первом чтении и в целом»?

Все чрезвычайные регламентные нормы, позволяющие в «особых случаях» принимать законопроекты без обсуждения и без промежуточных чтений, должны быть отменены. Никаких срочных законов, которые надо принять, иначе Москва сгорит, не бывает. Исполнительная власть всегда имеет достаточно полномочий, чтобы действовать в любой чрезвычайной ситуации. Зато часто встречается использование воображаемых будущих угроз для обслуживания нужд настоящего.

Автор — политолог, специалист по проблемам законотворчества

Статьи и материалы по теме:  Зачем Государственная дума принимает столько законов  Марат Давлетбаев, Антон Петров: Может ли право быть суверенным44 Екатерина Шульман: Почему плохие законы плохо написаны19

Читайте далее: http://www.vedomosti.ru/opinion/news/13862561/pochinyaem-printer#ixzz2YMjeZSqW