Слезливость и ложные эмоции

Во-первых, пара слов об актерах и их актерской игре.
Такое впечатление, что режиссер им мало давал по попе палкой, или же вообще просто положил на эту составляющую — актеры совершенно не играют по сценарию. Другое дело, что может быть, так по сценарию прописано — тогда уже сценарий говенный. Но кто же бы стал по нему снимать? Режиссер-дилетант?

Короче, весь фильм все люди в фильме показывают себя ни рыбой, ни мясом, постоянно сомневаются, склоняются то в одну, то в другую сторону. Как будто не могут решить, что же им в конце концов показывать — то ли драму, то ли комедию. Актерами управлять надо, направлять их в нужное русло, а тут… По порядку.

Отец семьи. Дэвиду Тьюлису на лице написано играть злодеев и скользких типов. Тут тоже он с одной стороны — грязный нацист, завлагерем по профессии. Вроде бы жесткий мужик, и на раба Павла кричит, и на жену (за Родину, за Сталина фюрера!!!11),и над картами там военными сидит, в кабинетике у себя злые дела вершит; а с домашними ведет себя, как типичный американский глава семейства, улыбается так, рожа довольная, разве что карамельные палочки не раздает прохожим. И детки милые, и по друзьям ли вы не скучаете, и шуточки-прибауточки, фильмы про веселую лагерную действительность снимает. Ну и кто же он в конце концов перед экраном?
Женушка. Ну должен же быть в фильме персонах, который по ходу фильма понимает, что лагеря — это зло. Складывается впечатление, что для этого ее роль и была впихнута в сценарий. Женщина отчаянно переигрывает. То она сначала откровенно брезгует находиться рядом с евреями, затем она выдает слезы на три недели, истерики закатывает, жалко ей видите ли стало. Дорогуша, вы — жена немецкого коменданта, вы должны быть хранительницей очага и подпорой мужу. А не сомневающейся в себе неврастеничкой. Неудовлетворительно.

Раз должен быть персонаж, который понимает, что лагеря это зло, следовательно, должен быть и антипод персонажа. Правильно, доченька. Мелкая, страшноватая на лицо любительница кукол сначала решила поиграть в Лолиту, и стала выказывать знаки внимания бравому солдатику. Не добившись внимания от маленького блондина, резво кричащего «Шнелле!Шнелле!» рабу Павлу, доченька превращается в сатанюгу, выбрасывает всех кукол в подвал, вешает на стены плакаты с новым секс-идолом — Гитлером. И прочие фетиши, в виде черного креста. Причем как-то это происходит скомкано, в одночасье. Неужели старый учитель за пару лекций так промыл ей мозги? Опять же, плохо раскрыты отношения с мелким братом. То ли она его шпыняет, то ли в свою кровать пускает и обнимает.. Неудовлетворительно.

Мелкий нацистик. Проходная роль. Но все равно противоречивая. Сначала чуть ли не писюн свой демонстрировал девчонке и позировал в мокрой маечке на машине. Но услышав, что девчонке двенадцать, побелел как полотно и немедленно выключил свое либидо. А раньше, с понтом, не знал?Дочь командира-то.. Ну ладно, не знал. Но и на восемнадцать она тоже не выглядит. Фэйл.
Так он за своих? Что же он на отца-то не насвистел? А мелкому жиденку рожу разбил, тут рука не дрогнула. А сцена с пролитым вином и дальнейшее развитие шаблонно и в то же время абсурдно, как не знаю что.

Ну и наконец, апофеоз тупости. Мелкий мальчуган. Мелкий — потому что восемь лет, и как можно не знать в его возрасте, что такое война? Что такое лагеря(ну, тюрьма, можно сказать)? Кто такие заключенные? Видит — люди сидят за решеткой, робу носят. А инфантильный олигофрен лыбится — ой, ферма! Ой, а что это номерочки? Вы, де, играетесь так? А держи мячик, зек!
А где Павел, когда Павел придет? (А ничо, что полумертвого Павла утащили в коридор и пересчитали ребра сапогом?) Ой, а взрослые такие странные — вот Павел работал врачом, а терь картошку нам чистит, вот чудак!
А давай с тобой дружить! Я буду снаружи, а ты — внутри. Бруно необразован, как полено. Но почему-то, едва заслышав, что его новый друг — еврей, испарился. Я-де, дома забыл газ выключить.. И был таков. Правильно, евреи — враги, это мы знаем. Ну не тупо ли?
Итог фильма закономерен.

Да и вообще, концовка как будто от другого фильма. Как будто на гнилой и хилый дом взяли и поставили крышу из андулина. Или как будто пришел на площадку Клинт Иствуд и сказал — вот теперь я поснимаю. Короче, концовка неожиданно шокирующа и непонятна.

Что хотел сказать нам режиссер — непонятно. То, что на события 39—45 гг. бывают разные взгляды, и мелодраматические тоже? Да это мы и так знаем, собственно, и без вас. А вот тупо использовать столь больную для некоторых тему в своих алчных интересах и признания у кинокритиков и жюри кинофестивалей ой как нехорошо. Не, я б даже сказал, это низко. Ну научитесь то сначала на чем-нибудь простом фильмы качественные делать, а потом такую сложную тему берите.

Вот единственное, что в кине прилично — музыка. Композитор постарался на славу, и великолепные оркестровые пассажи звучат на удивление качественно.