-Музыка

 -Всегда под рукой


Игорь ПОПОВ

+ в цитатник

Cообщение скрыто для удобства комментирования.
Прочитать сообщение


Heidelbeeren   обратиться по имени Понедельник, 15 Января 2007 г. 16:05 (ссылка)
САКСОФОН


Вы никогда не слышали саксофон в душную летнюю ночь? В такую ночь хочется сбежать из удушливых городских квартир и окунуться в прохладное море, ласкающее вас набегающими волнами. Нет? Быть может, тогда вы меня не поймете. Вы не поймете, потому что не слышали голос саксофона. Да, да, я не оговорился, именно голос. Я не знаю такого другого инструмента, который имеет такой голос. Его можно узнать из целой какофонии звуков, издаваемых оркестром перед концертом. Он нежен и мужественен, он чуток и благороден. Его невозможно спутать ни с каким другим инструментом и в тоже время каждый сакс имеет свой, неповторимый голос с миллионом, а быть может и миллиардом оттенков. И что самое главное – он не терпит фальши. К нему нельзя прикоснуться с нечистым сердцем и грязными помыслами – он это чувствует и это чувствуют вместе с ним все, кто знает и любит его.

Я знаю каждый оттенок, каждый тембр его голоса. Мы так долго были вместе. Никто не знает этот сакс лучше меня. Я помню, как впервые погладил его блестящий изгиб, и он приветливо мне улыбнулся.

— Привет, приятель, — сказал ему тогда я.

Он мне тогда ничего не сказал. Он вообще бывает неразговорчив и начинает говорить лишь тогда, когда берешь его в руки. С тех пор мы редко расставались надолго. Когда мы говорили с ним, все другие молчали. Мой сакс имел свой, особый голос. Он чувствовал биение моего сердца. Когда мне было плохо, он тосковал вместе со мной. Когда мне было хорошо – мы вместе радовались, и его сочный баритон наполнялся детским восторгом, от которого всем вокруг становилось просто и уютно. Только вот никто не догадывался, что на самом деле он тоже живой. Что на самом деле музыка – это непрекращающийся диалог. С ним мне никогда не было скучно.

Я помню то мгновения, когда впервые понял, что влюбился в сакс. Мой приятель принес кассету с записью “Птицы” Паркера. Это было незабываемо! Я понял тогда, что окончательно и бесповоротно влюбился в саксофон. И вот, через три года, я впервые гладил мой собственный сакс, купленный родителями. Когда я впервые услышал его слова, то глаза мои наполнились слезами. Он говорил! О, как он говорил! Это была поэзия звуков! Все вокруг замирало и тут же оживало в его мелодии. Старый друг! Ты никогда меня не предавал, ты всегда был рядом.

Как много можно было узнать, вслушиваясь в твои монологи. Как много ты мог поведать. На твоих “устах” было тысячи историй любви и ненависти, предательства и верности. Прислушавшись к тебе, можно было услышать, как волны бьются о каменистый берег, как молчаливая луна играла на морской глади мириадами серебристых отблесков, превращая морскую поверхность в причудливый ковер ночного света. Ты мог неустанно рассказывать о далеких странах и неведомых тайнах бытия. Твоя музыка была подобна легкому, нежному прикосновению ветра к мягким девичьим локонам. Что-то сокровенное таилось в наших с тобой беседах. И те, кто их слышал, уже боялись перебить нас, они вслушивались и наслаждались этим порывом счастья. Да, мой старый друг, мы доставляли кусочек счастья, слушающим нас.

А ты помнишь ЕЕ? Она была словно тень, так же легка и таинственна. Салина… Даже имя необъяснимо тянуло к ней. Она была единственной из толпы наших поклонниц, кто пленил нас тогда. Мы слышали музыку ее шагов и вздохов, мы наслаждались ее молчанием, мы тонули в бездонном океане ее глаз. Она была похожа на нежную флейту, ранимую, но уверенную в себе одновременно. Ты помнишь наш первый танец? Это было так прекрасно. Мне казалось тогда, что мы превратились в осенний листопад, влекомый ветром в неизвестность. Как пленительны и незабываемы были наши встречи. И ты рассказывал всем вокруг об этом удивительном чувстве со страстью, свойственной лишь тебе. Но она ушла, оставив после себя лишь тонкий запах французских духов, и мое пораненное сердце вопило тогда, оно не могло успокоиться. И ты тосковал вместе со мной, плача и утешая так, как никто не мог плакать и утешать. Я просто разделял с тобой скорбь и тоску.

Мы вместе начали искать смысл всего. Этот поиск был мучителен от непрестанных падений и ушибов, но я никогда не слышал от тебя жалоб, ты всегда был тем плечом, что удерживало меня и не давало окончательно опуститься. Помнишь, как после концерта мы зашли в старую церковь? Все, происходившее там, было для нас новым и каким-то чужим, но я не поддался первому желанию сразу же уйти и остался там. Я остался среди этих радостных людей, которые были для меня тогда неведомым и непонятным народом. Что было в них? Что заставляло их плакать и смеяться, но никогда не опускать руки? Тогда я не знал, но меня стало тянуть туда и мы вместе стали все чаще приходить в церковь, пока…

Ты помнишь тот вечер. Тогда я увидел Бога! О! Это было необыкновенно! Я увидел Иисуса, страдавшего за меня на кресте. Его страдания, Его кровь, стекавшая из пронзенных рук – все это говорило о той любви, которую мы так долго с тобой искали. Я стал плакать. Я уже давно не плакал. Ты знаешь, я не из породы слабых людей, льющих слезы по каждому поводу. Это не были слезы слабости, это были слезы сокрушения и силы. Иисус пришел ко мне и сказал о Своей любви, и она наполнила мое сердце. Все внутри ликовало и радовалось. Я понял, что отныне жизнь моя изменилась, чувствуя в своем сердце веяние вечности. Страхи, так долго мучавшие меня, вдруг отступили.

И тогда я оставил тебя. Прости, мой друг, но Иисус заполнил всю мою жизнь и я не мог себе представить, что кто-то другой может забрать хотя бы частицу той любви, которая по праву принадлежит только Ему. Мне казалось, что ты претендуешь на мою любовь, и мне пришлось тебя оставить. Прости, я знаю, что ты понимаешь меня как никто другой.

После этого начался удивительный период в моей жизни, период радости и эйфории. Я был счастлив, как старик, попавший в детство и ощутивший в своем сердце беззаботность и легкость. Я перестал играть и часто сидел у ног Иисуса, слушая Его, наслаждаясь Его присутствием. Но потом что-то случилось. Что-то пришло в мою жизнь, чего я еще не понимал. Господи! Как мне было тогда больно! Мне казалось, что боль наполняет каждую клетку моего существа. Мне казалось, что никто не понимает меня, и мой Иисус не слышит моих молитв. Где Он? Почему Он не отвечает?

И тогда я снова вспомнил о тебе. Мне снова стало больно, и я вспомнил о тебе. Каким же я был эгоистом. Я думал, что Иисус пришел только для меня, Он любит только меня и никого больше. Сначала ты молчал, а когда я попытался извлечь из тебя звуки, то услышал лишь слабое подобие музыки. Что-то случилось со мной и с тобой. Я перестал понимать, что происходит со мной. И вдруг из тебя полилась какая-то необыкновенная музыка. Нет, это не была простая музыка, это была молитва. Удивительная, чудесная молитва, благодарящая Иисуса, превозносящая Его. Молитва любви и преданности, сокрушения и покорности, смирения и доверия. И слезы снова потекли из моих глаз.

Спасибо, мой старый друг, ты снова преподал мне чудесный урок. Ты преподал мне урок благодарности и хвалы. И я снова почувствовал, что Иисус рядом, что Он никогда не покидал меня. Его любящая рука держала меня и охраняла, она направляла меня. И мы вместе славили Бога. Я понял, что ты не препятствие между Иисусом и мной, ты – так же любишь Иисуса и желаешь Его благодарить и славить. Только теперь ты пел не о далеких берегах и неведомых странах, а о нежной и великой Божьей любви, об океане Его милости и бескрайних просторах Его благословений. Спасибо тебе мой друг! Спасибо тебе Иисус!

11.08.2000 г.
Москва
Ответить С цитатой В цитатник
Heidelbeeren   обратиться по имени Понедельник, 15 Января 2007 г. 16:05 (ссылка)
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ


Боль… Лишь это теперь наполняет все мое существо. Безграничная, не утихающая боль. Она уже неотступно со мной всегда. Боль потерь и предательств, боль одиночества и тоски. И еще пустота. Пустота и безысходность… Зачем? Почему? Эти вопросы кажутся мне теперь бессмысленными. Все потеряло смысл. Да и был ли он вообще в моей жизни? Я уже не знаю, не помню.

Позади долгие года скитаний и бесшабашной жизни. Как просто было в детстве. Все казалось безоблачным, светлым, радостным. Дом Отца был наполнен любовью. Только от одного Его присутствия становилось тепло и надежно. Даже зимой мне казалось, что нет в мире места, где было бы уютней, чем у нас в доме. Он, конечно, наказывал меня. Но я тогда понимал, что каждый Его шлепок и подзатыльник был наполнен Его необъятной любовью ко мне. Странно, но это действительно было так. Мне было приятно угождать Ему. Какой радостью наполнялось все мое существо только от одной мысли о том, что я любим.

Но что значила для меня Его любовь? Наверное, я очень быстро привык к ней и перестал ее ценить. Более того, мне казалось, что ее недостаточно. Со временем стало казаться, что Отец перестал меня понимать. Какое Он имеет право указывать, что делать?! Ведь я свободная личность!..

Да, как безумен бунт! Он исходил откуда-то изнутри, но все же это было нечто чужеродное. Чей-то чужой голос шептал мне слова, наполненные злобой, обидой и ненавистью. Я пытался сопротивляться, но, наверное, не очень сильно. Быть может, я хотел слышать эти слова. Я не узнавал себя, но постепенно мне начала нравиться моя “самостоятельность”. И, в конце концов, я потребовал от Отца свободы и средств, которые были частью моего наследства. Я помню тогда его взгляд. Нет, Он ничего не сказал, но внутри у меня все перевернулось. Он страдал. О, как Он страдал! Я понимал это, но продолжал бунтовать и требовать “своего”. И Он отдал мне все, что я просил, и я ушел…

Жизнь без Отца и Его контроля. Сначала она мне нравилась. Я впервые почувствовал “свободу”. У меня сразу же появились “друзья”. Они всегда появляются при обилии денег и прочих “благ”. Странно, но тогда я считал себя счастливым. А что мне было еще нужно? Мне казалось, все в восторге от меня. “Красивая” жизнь, шикарные апартаменты, каждый день обед в богатом ресторане и все пресмыкались передо мной, набивались ко мне в друзья. Я не вспоминал об Отце, о доме. Он мне не был нужен. Но все же иногда мое сердце посещала тоска. Все вокруг начинало казаться иллюзией, сном, бессмысленным кошмарным сном. И настал день, когда иллюзия исчезла.

Шикарная жизнь истощила окончательно мои финансы, и я остался ни с чем. Куда-то делись все мои “друзья”. Конечно же, они никуда не делись, просто я им стал не нужен. Я перестал быть источником удовольствий, и оказалось, что моя “свобода” обернулась тюрьмой. Те, кто раньше заискивали передо мной, теперь находили удовольствие в том, чтобы унижать, плевать в меня. Я остался ни с чем, у меня не было денег даже на то, чтобы купить себе хлеба. Я всегда презирал нищих и бомжей, а теперь вынужден был надеть их рубище и ходить с протянутой рукой. На что еще я способен? Чтобы прокормиться, мне пришлось отбирать кость у собак и воровать отходы из корыт для свиней. Да и сам все больше становился похожим на свинью, грязную, бездумную, бездушную свинью.

Я дошел до грани, перейти которую было возможно только, навсегда распрощавшись с надеждой вновь обрести утраченное счастье. Нет, не то “счастье” пресыщения, греха и самообмана. Счастье, которое потерял, уйдя из дома Отца. Но как туда вернуться? Как прийти к Отцу, к моему строгому и преданному мной Отцу? Я не знал. Крошечные остатки гордыни, утопленной в придорожной грязи, разрывали мое сердце, но еще больше разрывала его тоска по дому.

И я пошел. Как же трудны были эти первые шаги, полные сомнений и страха. А что если Он не примет меня? Это ведь так стыдно иметь опустившегося, промотавшего все наследство сына. Отец был всегда строгим и требовательным, я всегда боялся нарушить его правила и, что самое ужасное, вновь боялся потерять “свободу”. Впрочем, где она свобода? В чем она? В “шикарной” жизни? Нет уж! Это я уже испробовал, хватит!

Я шел по песчаной дороге, ступая своими босыми ногами по горячему песку, и пытался вспомнить Отца. Какой Он? В моем сердце возникало мириады образов, но ни один не соответствовал моему настоящему Отцу. Я это знал точно, где внутри, в глубине своего сердца. Какой Он, мой Отец? Я пытался вспомнить дом. Мне вспоминался каждый его уголок. Сад, в котором я так любил играть. Моя любимую яблоню, в тени которой так любил отдыхать в жаркие летние дни. Примут ли меня теперь там? Если нет, то наймусь к Отцу работником. Мне будет достаточно хотя бы издали наблюдать за ним. Видеть, как Он медленно обходит свои владения и беседует со своими рабочими. Беседует как с детьми, внимательно вслушиваясь в каждое слово, сострадая или сорадуясь. Его любят все, кроме его непутевого сына. Любил ли я Отца когда-нибудь по-настоящему? Не знаю. Наверное, нет…

Чем ближе я подходил к дому, тем чаще билось мое сердце. Казалось, оно готово выпрыгнуть из груди и упасть в придорожную траву. Что ждет меня там? Уже стал отчетливо виден силуэт дома и какая-то движущаяся фигура. Кто это? Быть может работник, которого послал Отец, чтобы прогнать меня? Я встал, как вкопанный, но потом, преодолев страх, снова двинулся вперед. Будь, что будет! Я иду к Отцу! Пускай Он прогонит меня, но пусть Он это сделает Сам. Все меньше и меньше становилось расстояние между нами, и я узнал бегущую фигуру. Это был Он, мой Отец. Встреча, о которой так долго думал, которой так боялся и так ждал. Тяжело дыша, Он остановился около меня. В Его глазах стояли слезы, слезы радости. Меня ждали!

— Ты вернулся, — дрожащим голосом проговорил Он.

— Папа, — только и смог вымолвить я и упал перед ним на колени. – Прости меня папа. Прости за все: за боль доставленную мной, за то, что отверг тебя, я недостоин Твоей любви, прости…

Слезы катились из моих глаз, а мои грязные руки обнимали Его колени. Как я ждал этого мига, чтобы обнять их, почувствовать Его близость, услышать Его голос.

— Я люблю тебя и прощаю тебя, сын мой, — сказал Он, прижимая меня к себе.

Я уже не сдерживался и не стеснялся своих слез. В один миг мне стало понятно все. Он любил меня. Он всегда любил меня. Вот они его настоящие “правила” — Любовь! Все было пропитано этим чувством, а я не видел или не хотел этого видеть. Он любил меня даже тогда, когда я отвергал Его. Он страдал и любил меня все эти годы, годы мрака и забвения. Его любовь не уменьшилась за эти годы. Отец простил меня. Какая-то необыкновенная сила наполнила мое сердце. Я был прощен! Как это удивительно быть прощенным. Как чудесно любить и быть любимым, прощать и быть прощенным, давать и принимать. Спасибо тебе Папа. Спасибо за твою любовь и жертву. Спасибо!

18.08.2000 г.
Москва
Ответить С цитатой В цитатник
Heidelbeeren   обратиться по имени Понедельник, 15 Января 2007 г. 16:06 (ссылка)
ТАНЕЦ ДОЖДЯ


За окном шел дождь. Обыкновенный осенний дождь. Он ничем не отличался от других своих осенних собратьев, впрочем, ничем на них и не походил. Тонкие серебряные нити, соединяющие небо и землю, почти не были видны. Дождь ласкал оконные стекла, очищая их от пыли, собравшейся за все знойное лето, и тормоша немногочисленных и спешащих скрыться от его назойливости прохожих.

Маленький мальчик прильнул щекой к оконной раме, наслаждаясь прохладой и успокаивающим ритмом бьющихся о стекло каплей.

— Ма, а кто это плачет? — спросил он, обращаясь к высокой, красивой женщине.

— Ты что-то спросил? — встрепенулась она при его вопросе, как будто стряхивая с себя грусть и задумчивость.

— Я говорю: кто плачет? – снова переспросил мальчик.

— Откуда ты взял, что кто-то плачет? – не понимающе спросила женщина.

— Ну, за окном, — показывая на улицу пальцем, проговорил в ответ настойчивый собеседник. — Видишь как много слез.

— Это Бог плачет, — грустно улыбнувшись, ответила мама.

— А почему Он плачет? — снова спросил ее сын.

— Просто Ему нас жалко, — ответила женщина, отворачиваясь, чтобы вытереть покатившуюся по щеке одинокую слезу.



Она редко плакала. Иногда ей казалось, что слез уже не осталось, они кончились два года назад, когда все случилось. Пьяный водитель, поехавший на красный свет, и мальчик оказался в инвалидной коляске без надежды, что когда-нибудь будет бегать со своими сверстниками, гоняя во дворе мяч. Пьяный водитель… Кто он? Почему он решил, что может отнимать у кого-то радость и надежду? Никто этого не знал. Впрочем, его так и не нашли. Номера никто не запомнил, да и кому нужно это возмездие? Мальчик уже не мог ходить.

— Лена, ты опять плакала? – спросил Сергей, обнимая жену за плечи.

Он всегда подходил тихо сзади, и ей нравилось эта неожиданность, хотя она и делала вид, что испугалась. Его сильные мужские руки нежно обнимали худые нежные плечи жены. От этого прикосновения Лене становилось тепло и уютно, даже когда за окном стояла непогода, заставляющая кутаться в теплый пуховый платок.

— Нет, что ты, конечно, нет, — тихо проговорила она.

— Тогда почему глаза красные? – спросил Сергей.

Лена молча посмотрела на мужа. В его мужественных, понимающих глазах всегда отражались любовь, нежность, понимание. Она не могла себе уже представить на месте мужа кого-то другого. Но сейчас Сергей ничем не мог помочь своей жене. И эта беспомощность отражалось в его глазах.

— Почему Он допустил с нами такое? – вместо ответа проговорила Лена. – Почему?

— Не знаю, любимая, — просто ответил Сергей и поднес ее мягкие ладони к губам. – Не знаю. Нужно только верить Ему. Больше нам никто не может помочь. Только Он.

Ее всегда поражала вера мужа, его уверенность в Божьей защите. Откуда брались у него силы, она не знала, но часто казалось, что ее дорогой и близкий человек знает о чем-то, для нее еще неведомом. Сергей всегда был сильным, наделенным свыше способностью вселять эту уверенность в других, но теперь оказалось, что одного его дара недостаточно. Он не мог поставить их сына на ноги, не мог даже передать хотя бы часть той силы, которой обладал. От этого они страдали еще больше. Лена не видела как Сергей, склонившись, молился около кухонного дивана, когда она обессиленная от еще одного прожитого в страданиях дня, засыпала в большой комнате. Она не видела, что во время этих молитв по его шершавым, обветренным щекам текли тонкие ручейки мужских слез.



Мягкий осенний ветер шевелил кроны деревьев, иногда срывая еще не опавшие листья. Глядя на виртуозный танец осенней листвы, было трудно сказать, что это пора увядания, как принято говорить об осени. Скорее осень — пора мудрости, тишины, какого-то необыкновенного сосредоточения природы, будто она готовится к чему-то серьезному и необыкновенному. Даже изредка накрапывающий дождик не был таким надоедливым, как летом.

— Пап, а ты знаешь, что деревья умеют говорить? – спросил Леша, оборачиваясь в своей инвалидной коляске к отцу.

— Неужели? – улыбнулся в ответ Сергей. – Впрочем, почему бы и нет? Наверное, они говорят так тихо, что я не слышу.

Мальчик очень изменился за время болезни, если ее можно было так назвать. Его неуемная энергия превратилась в задумчивую сосредоточенность. Он подмечал в окружающем мире такое, что никто на его месте и не заметил бы. Сергею казалось, что его сын стал гораздо мудрее взрослых. Хотя, может быть, он был проще. Простота и мудрость всегда идут рядом и зачастую очень сложно отличить их друг от друга.

— Да, они говорят, — уверенно заявил Леша. – Нужно только внимательно вслушаться.

Сергей с улыбкой посмотрел на сына. Отец с сыном любили гулять вместе по этому парку. Здесь всегда было мало прохожих. Только изредка встречались им на пути пожилые женщины и мужчины, неспешно гуляющие среди объятого осенью леса. И казалось, что деревья действительно умели говорить. Да, Лешка был прав. У каждого дерева в парке была своя, особая история. Они могли многое рассказать, если бы кто-нибудь научился их слушать. Но для этого необходимо терпение. А где его возьмешь в стремительном беге городской жизни? Как хорошо все – таки, что они с сыном выбираются сюда каждую субботу. Жаль, что Лена отказывается с ними ездить, ссылая на усталость. Хотя она действительно устала. Устала от безысходности и страха, наполнивших ее жизнь, устала бороться сама с собой. Жена уже давно не ходила с ним в собрание и превратилась из той радостной, сияющей Ленки, которая стала его женой пять лет назад, в “снежную королеву”, как сказал про нее Лешка. Если бы он мог чем-то ей помочь! Но, увы, она сама этого не хочет, все более отстраняясь от какой-либо помощи. В ее сердце поселились отчаяние и злость. Сергею казалось, что Лена даже наслаждается этим состоянием.

— А почему мама с нами не ходит в парк? — будто угадав мысли отца, спросил Леша.

— Она устала, сынок, очень устала, — гладя пепельную шевелюру мальчика, проговорил Сергей.

— Ленусь, я не смогу в субботу поехать с Лешкой в парк, понимаешь? – сказал Сергей, как бы убеждая жену в чем-то.

— Ну, значит, на этой неделе он не поедет в парк, — послышался ее холодный ответ в телефонной трубке.

— Лена, разве ты не понимаешь, как для него это важно быть там? Всего раз в неделю он забывает обо всем, и отдыхает. Ты ему нужна сейчас! — продолжал настаивать Сергей.

— А обо мне кто-нибудь думает в этой семье?! – раздраженно сказала в ответ Лена. – А я не хочу отдохнуть?! Я не устаю?!

В трубке послышались короткие гудки. Она бросила трубку. Сергей вышел из телефонной будки и медленно побрел к перрону. Сейчас он ничего не мог сделать. Не мог бросить все, не ехать в командировку и остаться с сыном. Что же все-таки происходит с Ленкой? Неужели ей действительно на все наплевать? “Ладно, разберемся потом”, — подумал Сергей и, предъявив билет проводнице, обреченно зашел в вагон.



Лена катила инвалидную коляску по усыпанной опавшими листьями асфальтовой дорожке парка. Редкий осенний дождик был еле заметен даже на неровной поверхности луж. Лена долго не могла решиться на эту прогулку, ведь всегда это делал Сергей, а ей предоставлялась возможность в этот день подольше поспать и ни о чем не думать. Впрочем, не поэтому она не хотела ехать на прогулку. Ее пугала перспектива остаться с сыном наедине, когда уже не сможет сослаться на свои домашние дела и убежать от его вопросов. От тех самых вопросов, ответы на которые она сама уже не знала. Еще год назад Лена смогла бы с уверенностью ответить на них, но теперь… Теперь все было по-другому.

— Мама, а ты веришь в Бога? – неожиданно спросил Лешка.

— Конечно, верю, — устало проговорила Лена.

— Нет, так не говорят, когда по-настоящему верят, — уверенно сказал Лешка и нахмурился.

Господи! Он опять ставит ее в безвыходное положение. Что ему ответить? Правду? А какую? Сказать, что два года назад радостная и заботливая христианка превратилась в вечно чего-то боящуюся женщину? Конечно же, у нее не было сомнения в существовании Бога. Только теперь она Его не любила, а боялась. Этот страх парализовывал и лишал надежды, заставляя все больше погружаться в жалость к самой себе. Какой еще удар нанесет Он с небес? Что ждет ее завтра? Эти вопросы Лена не задавала даже самой себе. Страх теперь неотступно следовал за ней, не отпуская ни на минуту. Вот почему она так не хотела ехать с сыном в парк.

Лешка замолчал. Было похоже, что он молился, подперев своими маленькими ручками подбородок. Господи! Но откуда же у него столько веры?! И это после таких страданий, которые и взрослому-то подчас не под силу. Это после шести операций и приговора врачей: инвалидная коляска на всю жизнь. Лена, конечно, видела, как они с Сергеем часто беседовали, молились и читали Библию, и понимала, что отец во многом помогал ему, поддерживал, был примером. А она? Какой пример показала она? Пример отчаяния и обиды, страха и безысходности?

— Почему ты Ему не веришь?

Лешка всегда заставал ее своими вопросами врасплох.

— Кому Ему? – будто бы не поняв, переспросила Лена.

— Иисусу, — серьезно ответил мальчик.

— Я верю Ему, — сказала в ответ мама.

— Нет, не веришь, — упрямо проговорил Лешка, сдвинув брови.

— Ну ладно, не будем спорить, я и так устала за эту неделю, — проговорила Лена, садясь на влажную от дождя деревяную скамейку.

Лешка затих. “Наверное, обиделся”, — подумала она, доставая из сумки газету. Но он не обиделся. Его взгляд был направлен куда-то вперед. Как будто Леша увидел там что-то необыкновенное, или Кого-то. Его костлявые руки сжали края коляски, и мальчик стал медленно подниматься. Лена даже не поняла, что произошло. Она просто увидела Лешку, делающего первые самостоятельные несмелые шаги после года неподвижности.

— Леша, что ты делаешь? – испуганно спросила Лена.

— Мама, Он тут, Он зовет меня, — сказал мальчик, обернувшись в матери. – Ты видишь Его?

Она ничего не видела, но впервые за много дней почувствовала, что Он рядом. Иисус был рядом. Как же долго она не чувствовала Его близости и теперь Он находился рядом с ними. Лена ощутила нежное прикосновение Его руки, и слезы покатились по ее раскрасневшимся от осенней прохлады щекам.

— Прости меня, Боже! – тихо проговорила женщина, прижимая к себе сына.

Никто не мог им помочь, только Иисус. Боже! Почему она забыла о Нем? Почему не доверилась Ему? Да, это было тяжело. Но разве было легко Иисусу умирать на кресте, смотря на предательство близких Ему людей? Разве легко Ему было, страдая, прощать? Разве не для этого Он пошел на смерть, чтобы она могла обращаться к Нему и искать у Него помощи? И теперь Он Сам постучал к ней в сердце и тихо проговорил: “Я люблю тебя!” И все ее сердце затрепетало от этих слов.

— Спасибо тебе, Иисус! Спасибо! – плача повторяла она.

И в этот миг матери и сыну показалось, что вся природа ликовала и плакала вместе с ними. И дождь… Он уже не плакал, как раньше, а танцевал. Да, это был удивительный танец дождя. Танец, прославлявший Бога, ликующий и поющий от Божьего присутствия. А вы когда-нибудь видели танец дождя?

20.08. — 26.08.2000
г. Москва
Ответить С цитатой В цитатник
Heidelbeeren   обратиться по имени Понедельник, 15 Января 2007 г. 16:06 (ссылка)
БАБОЧКА
(эссе)


Бабочка! Удивительное создание необыкновенной красоты! Как ты трепетна и легка. Как воздушен и неуловим взмах твоих крыльев. Я смотрю на тебя, и сердце наполняется радостью, счастьем, как будто что-то неземное коснулось моей души. Ты цепляешься своими миниатюрными лапками за шершавые ландшафты ладони, чуть-чуть балансируя, как канатоходец шестом, четырьмя слитыми воедино лепестками крыльев. Что хочешь увидеть на моей ладони? Какие загадочные иероглифы лет хочешь разгадать? А быть может мои руки всего лишь трамплин для тебя? Ты взбираешься по безымянному пальцу и на несколько секунд замираешь… Две маленьких бусинки на очаровательной головке смотрят в бездонную глубину небес. Взмах крыльев и нежное, трепетное существо начинает свой удивительный полет.

Я наблюдаю за удаляющимся от меня существом. Какое это удивительное наслаждение видеть полет бабочки! Век ее так короток, но она, видимо, знает тайну и ценность каждой секунды своей жизни. Иногда мне кажется, что она родилась для того, чтобы люди остановились на мгновение, увидев ее полет, затаили дыхание, боясь вспугнуть это переполняющее сердце чувство радости и восторга.

Однажды, бесцельно бродя по летнему лесу, я набрел на цветочную поляну. Но стоило мне только вступить на нее, как передо мной предстало феерическое зрелище – сотни, тысячи неповторимых созданий, размахивающие разноцветными крыльями, буквально заполонили все пространство вокруг. Они облепили мое тело так, что я стал похож на доброго лесного волшебника. Эти сказочные существа ткали в воздухе разноцветный, неповторимый по своему узору, ковер, который переливался и изменялся каждую секунду. Почти целый месяц я видел во сне эту поляну. Мне казалось, что они рассказывали миллион не придуманных историй, коих и запомнить-то не смог, даже если бы захотел. Это чудо до сих пор живет в моем сердце!



Новая жизнь, трепетная и удивительная. Я смотрю на это маленькое любопытное существо, помещающееся на кончике указательного пальца и смешно балансирующее на легком летнем ветру. Кто сотворил тебя? С какой целью? Чем больше я наблюдаю за тобой, тем больше мне кажется, что нет на свете случайных вещей, а тем более существ. Каждый листок, каждое растение, каждое дерево говорит о чем-то главном. Только нужно прислушаться. Остановиться и прислушаться. Доступно ли это нам? Часто кажется, что недоступно. Глядя на бесконечную вереницу людских потоков в метро и нескончаемую линию автомобилей на шоссе, я все больше и больше начинаю сожалеть о потерянном людьми. Сколько же они теряют, проносясь мимо необыкновенного и чудесного. Оно рядом, но мы не склонны замечать что-либо, кроме своих проблем.

В старой, мудрой Книге написано: “Остановись и подумай!”. Мы не склонны останавливаться. Нам хочется чего-то большего, нежели имеем. Эта постоянная гонка может, в конце концов, привести к отчаянию и безысходности. Остановись, человек, и подумай! Взгляни внимательней вокруг себя! Неужели тебе безразличны чудеса, происходящие в окружающем мире. Взгляни хотя бы на это существо, которое имеет такое воздушное имя – бабочка. Совсем недавно оно ползало по листьям деревьев и у тебя даже не возникало желания поближе к нему присмотреться. Да что можно было увидеть? Зеленое длинное существо, имеющее волокнистое тело и пожирающее листья. Какой уж тут восторг? И вдруг, из этого самого тела, рождается новое творение. Оно воздушно и необыкновенно, как само Небо. Причудливый холст его крыльев – это шедевр, неподвластный перу живописца. А все потому, что этот рисунок живет. Да, да, не смейся, он живет. Он заставляет тебя задуматься об окружающем мире и… полете.

Вы когда-нибудь видели рождение новой жизни? А это чудо может произойти и с вами. Нужно только остановиться и подумать. Наш путь земной не бесконечен, но если наша телесная оболочка остановиться и посмотрит на Небеса, то она может кое-что существенное увидеть. Она увидит свою новую жизнь, жизнь, преображенную по образу Создавшего Небо. Иногда это бывает со слезами. Они текут по вашим обветренным щекам, и кажется, что вместе со слезами исчезает бесцельность и отчаяние. Вы чувствуете рождающуюся внутри новую жизнь? Взгляните на себя. Вы уже не гусеница, медленно ползущая по земным дорогам, вы – бабочка, несущая в своем сердце кусочек Неба. Поделитесь им с другими. Пусть они тоже попробуют остановиться и всего лишь на миг удивиться полету бабочки. Этого достаточно, чтобы понять сущность всего. Взгляни на Небо, Человек!

31.08. – 5.09.2000 г.
Москва
Ответить С цитатой В цитатник
Heidelbeeren   обратиться по имени Понедельник, 15 Января 2007 г. 16:06 (ссылка)
ДОЛИНА СЛЕЗ
“Проходя долиною плача, они открывают в ней
источники, и дождь покрывает ее благословением”
Псалом 83



Пилигрим медленно брел по высушенной безжизненной долине. Лучи палящего солнца пытались найти еще хотя бы один росток, нетронутый их безжалостной рукой. Но, видимо, тщетно – кругом не было видно ни одного зеленеющего ростка, одни колючки и потрескавшаяся, жаждущая живительной влаги земля. Лицо странника чем-то напоминало долину, по которой он шел: бездонные серые глаза, пытающиеся спрятаться за узкими щелками век от ослепляющего света полуденного солнца, широкий, изборожденный рытвинами морщин лоб, тонкий прямой нос и еле видимая, бледная линия обветренных губ. Весь его вид был аллегорией усталости и боли.

Никто не знал, сколько он брел по этой безжизненной долине. Неделю, месяц, год? Пожалуй, что и он уже сбился со счета пройденных километров. Но не это угнетали путника. Его угнетало бесцельность и одиночество, отчаяние и боль, сопровождавшие и, пожалуй, бывшие единственными спутниками в нелегкой дороге.

Пилигрим отправился в путь для того, чтобы найти удивительное место – Долину Счастья. Там, где никогда и никому не бывает плохо, больно, страшно, одиноко. Он был уверен, что она существует. Где-то там, за линией горизонта. Вдохновенный, полный надежд юноша! Как ты был наивен и чист. Да, ведь ты был не один. Верные друзья шагали рядом, поддерживая тебя от ошибок и падений. Где они теперь? Что с ними стало? Кто-то отчаялся и не смог дальше идти, предпочитая вернуться пускай и в скудное, зато надежное жилище. А кто-то не выдержал всех испытаний и трудностей дороги, сгинув в многочисленных обрывах безвременья. Пилигрим не смог ничем им помочь, и от этого боль становилась еще сильнее, безысходнее. Зачем ты пошел? Есть ли она вообще, эта Долина Счастья? Сейчас он уже не был так уверен, как в начале своего пути.

С каждым шагом все труднее становилось честно отвечать на мириады вопросов, проносившихся у него в голове. Путник вспоминал всех несчастных и отчаявшихся в пути людей, которых встречал на пути. Что он мог им предложить? Как мог помочь? Их лица, искаженные страданием и болью, выстраивались в бесконечную галерею мучавших его образов, которые не оставляли его даже ночью. Боль и страдание стали верными спутниками Пилигрима, и он ничего с этим не мог поделать…



Сергей медленно преодолевал последние ступеньки, оставшиеся до его этажа. Слегка скривив губы в подобии улыбки, он поздоровался с проходившей мимо соседкой. Ему страшно не хотелось возвращаться домой. Все казалось бессмысленным: сон, пустота холодной квартиры, беззаветная преданность стен. Опять Кто-то невидимый нанес сокрушительный удар в спину. Сколько было этих ударов за последнее время? Сергей не знал. Много, очень много, со счету сбился. Но этот удар его окончательно доконал.

Фимка… Почему он? В самом расцвете своих сил, молодой, жизнерадостный и энергичный. Сколько раз он вытаскивал Сергея из депрессий своей улыбкой, по-детски наивным оптимизмом и просто своим присутствием. “Эй, старик! – говорил Фимка. – Ты чего уныл-то? А? Есть причины?.. И всего-то! Ну, ты дал, а я думал, что-нибудь серьезное!” На этот раз действительно серьезное, Фимка, тебя нет рядом.

— Он быстро умер, — как будто извиняясь, проговорил врач. – Легкая смерть.

Да разве бывают легкие смерти?! По крайней мере, для тех, кто теряет любимых людей. Фимка всегда поражал своим неистребимым оптимизмом, умением вдохновить и зажечь всех остальных, а в обычной жизни он был похож на неуклюжего медвежонка. Он был такой смешной и… наивный. Все в его руках ломалось, пачкалось. Но настолько открытый, что даже тени обиды не могло возникнуть по отношению к этому замечательному, любящему всех вокруг существу.

Сергей помнил, как Фимка однажды подошел к нему и, протягивая свою широкую теплую руку, сказал: “Привет, я хочу быть твоим другом!” О да, он был великолепным Другом. Его сердце вмещало всех, даже бездомных озлобленных собак. Впрочем, в его присутствии они словно преображались и становились ласковыми и домашними. Говорят, собаки чувствуют людей. Так вот, по их мнению, Фимка был самым удивительным существом на свете.

И теперь его нет. Как будто он исполнил свое предназначение на этом свете и тихо ушел в мир иной. Наверное, Фимка был из тех, про кого можно было сказать, что они люди не от мира сего. Он просто ушел туда, откуда пришел.

Сергей тихо вошел в темную, холодную квартиру и включил ночник. Не раздеваясь, он бухнулся на диван, откинув голову на мягкую спинку. “Вот сидеть бы так и сидеть, — подумалось в этот момент ему. – Нет такого человека – Сергея Володина, нет, ни для кого нет…”. И в этот же момент, будто протестуя против решения хозяина, громка зазвонил телефон.

— Слушаю, — проговорил Сергей, нехотя прислонив трубку к уху.

— Сереж, привет, — послышался из телефонной трубки голос Маринки Серебряковой. – Ты как там?

— А как я должен быть? – устало спросил Сергей.

— Ты там смотри, не унывай, — пытаясь изобразить бодрость, сказала в ответ Маринка.

Господи! Это у нее что, талант такой говорить глупые вещи? Не унывай! Как будто он машину разбил или у него зарплату украли!

— Марин, мне сейчас некогда, — сказал Сергей и, не дождавшись ответа, повесил трубку.

Тишина снова окутала комнату, и только ветер, упрямо бьющийся в оконные стекла, изредка нарушал уединение хозяина квартиры. Пустота, отчаяние и боль наполняли все его существо. Так больно, пожалуй, ему еще ни разу не было. Эх, зареветь бы! Да откуда взять силы? Ни слез, ни протеста, только пустота. Страшная, давящая пустота. Сергей положил голову на маленькую подушку и закрыл глаза.



Желто-красные языки костра лизали тонкое, непроницаемое покрывало тьмы. Пилигрим, не отрываясь, смотрел, как сгорают сухие ветки и, слегка поеживаясь от наступающей ночной прохлады, кутался в плотное шерстяное одеяло. Сколько еще таких ночей ему предстоит провести вдали от тепла, любящих рук, вдали от самого себя? Он уже боялся спрашивать себя честно, потому что не знал ответов на многочисленные вопросы. Пустота наполняла все его существо.

— Добрый странник, не позволишь и мне обогреться у твоего костра? – вопрос, прозвучавший рядом, подействовал на Пилигрима как внезапный выстрел.

— Садись, грейся, — разрешил хозяин костра, изумленно разглядывая внезапного собеседника.

Путник скинул со своих плеч небольшую серую дорожную сумку и присел. Что-то необычное было во всем виде ночного гостя. Его высокая утонченная фигура была спрятана в длинный серый плащ с глубоким капюшоном. При свете огня едва-едва можно было различить черты лица: пепельная прядь длинных волос ниспадала почти до самых бровей, под которыми прятались слегка прищуренные ярко-голубые глаза, тонкая линия губ пряталась в шелковистых усах и бороде. За время своего странствия Пилигрим много повидал людей, но этот человек как-то по-особому взволновал его, хотя он долго не мог понять почему.

— Куда держишь путь, путник? – спросил после затянувшейся паузы Пилигрим.

— Я Странник Долины, — улыбаясь, ответил гость.

— Странник Долины? – переспросил Пилигрим. – Неужели кому-то интересно странствовать по этой безжизненной, лишенной смысла земле?

Ночной собеседник только улыбнулся в ответ и в свою очередь стал внимательно изучать хозяина костра.

— Ты не понял, друг, я здесь живу, — тихо проговорил он в ответ.

— Давно меня никто не называл другом, — задумчиво молвил Пилигрим. – Только я не вижу смысла жить в этом пекле. Неужели у тебя нет дома?

— Дома? – переспросил странник. – Я ушел оттуда сюда.

Пилигрим удивленно посмотрел на собеседника.

— Знать, дом у тебя не отраднее высушенного зноем русла реки.

— О нет, дом мой прекрасен, — улыбнулся в ответ странник. – Я родом из Долины Счастья.

Сердце Пилигрима учащенно забилось. Так она существует, эта Долина Счастья! Он снова взглянул на ночного гостя и понял, почему тот показался ему странным: в его глазах не было отчаяния. Все, кто встречались до этих пор на его пути, носили в своем взгляде печать отчаяния, боли, страха и одиночества. Это были существа, лишенные смысла, безумно бродящие по измученной солнцем долине. А этот человек был другим. В его глазах можно было найти что угодно: сострадание, добро, сочувствие, любовь, но в них не было ОТЧАЯНИЯ.

— Ты родом из Долины Счастья?! – воскликнул Пилигрим. – Но скажи мне, почему ты ушел оттуда? Что тебе нужно в этой полной горя стране страха?

Гость немного помедлил и проговорил, внимательно глядя в глаза собеседника:

— Я пришел сюда для тебя! Да, не удивляйся, для тебя и таких, как ты. Я знаю, что сейчас происходит в твоем сердце. Когда-то, много дней назад, ты принял решение и, оставив теплый дом, пошел на поиски Долины Счастья. Я знаю, что пришлось тебе испытать. Ты видел много потерь, горя, страха, боли. Твои страдания сейчас достигли пика. Именно поэтому я был послан сюда. Я послан сказать, что цель твоя близка, но тебе предстоит сделать еще один выбор. Очень важный выбор. Ты должен был пройти через эти испытания, чтобы быть готовым к тому, что тебя ждет.

Сказав это, странник встал.

— Что меня ждет, добрый друг?! – вскричал Пилигрим. – Куда ты идешь?!

— Скоро ты все узнаешь, — тихо проговорил странник, и ночная тьма поглотила его высокую мужественную фигуру.



Сергей смотрел на репродукцию гравюры, которую подарил ему когда-то Фимка. Это был самый драгоценный из всех подарков, когда-либо подаренных ему. Сам он долго не мог понять, почему Фимка любил именно эту гравюру. На ней были изображены страдания Христа. Все лица, окружавшие Его, были искажены и некрасивы, и только лицо Христа, по которому текли тонкие струйки крови от колючек тернового венца, было удивительно красивым. Только сейчас Сергей начинал понимать всю глубину этих страданий. Все оставили Его. Народ, с восторгом встречавший Его в Иерусалиме, теперь упивался своей жестокостью. Но эти глаза… в них не было злости, отчаяния, в них жила любовь. Любовь, от которой становилось больно. Любовь, распятая людьми на кресте.

До сих пор Сергей не задумывался над изображенным на гравюре, и вот теперь он изучал каждый ее штрих. Христос больше страдал не из-за того, что Ему предстояло умереть. Он страдал из-за ненависти, поселившейся в сердцах людей. И чем внимательней он вглядывался, тем сильнее становилось впечатление, что один из образов ему очень знаком. Да, он был уверен, что вот это искаженное ненавистью и злобой лицо ему кого-то напоминает. Но кого?.. Руки Сергея задрожали, и картина упала на пол.

— Это я! – хрипло проговорил он. – Я. Я был там, у креста…

Конечно же, это чушь! Как художник мог изобразить Сергея, если он умер за сто лет до его рождения? Но сходство было поразительным, почти мистическим! Он теперь понимал Христа, понимал Его страдания. Боже! Как же было Ему трудно идти к людям, неся им любовь и прощение и зная, что они скоро распнут Его. По щекам молодого человека потекли слезы. Вот почему Фимка подарил ему эту гравюру. Сам он не успел, не смог ему рассказать, а может, просто Сергей не услышал друга.

В этот момент какое-то необыкновенное чувство наполнило все его сердце. Вместе со слезами из его души уходили отчаяние, боль, страх, одиночество. И вместе с этим душа его наполнялась необыкновенной радостью, благодарностью и счастьем, будто он перенесся во времена своего детства, когда все вокруг пело и ликовало, когда солнце казалось бесконечным, а до неба можно было дотянуться рукой.



Пилигрим дрожащими руками дотронулся до травы.

— Живая, мягкая, — почти плача прошептал он.

Это была Долина Счастья. Та самая страна, куда он шел уже много лет подряд и куда не дошли все его спутники. Веселое щебетание птиц, тихий шелест ручейка и радостный говор зеленой листвы подтверждали реальность ее существования.

— Я доше-е-е-е-ел!!!!!!! – во все свое горло заорал Пилигрим.

Он устало упал на мягкий ковер лужайки и закрыл глаза. Его грубые израненные ладони осторожно гладили хрупкие колокольчики ландышей. Любопытный маленький зайчонок удивленно застыл в полуметре от человека, внимательно всматриваясь черными любопытными бусинками глаз на незваного гостя. Все вокруг пело и искрилось счастьем. Тем самым счастьем, которого так долго искал изможденный и усталый путник.

Пилигрим поднялся с земли и хотел было продолжить свой путь, чтобы найти кого-нибудь из обитателей этой Долины, но внезапно обернулся назад, будто услышал резкий окрик. Совсем недалеко, метрах ста от него, виднелась граница Долины Слез. Она уже пройдена, позади осталось отчаяние и боль, но что-то ему не давало покоя.

Перед глазами Пилигрима снова стала проноситься галерея опустошенных, одиноких лиц, бесцельно блуждающих по иссушенной солнцем земле. Они потеряли надежду, отдаваясь во власть страху и отчаянию. Но ведь Долина Счастья есть! Она не мираж, не миф, не красивая сказка!

— Так вот о каком выборе ты говорил мне, Странник, — тихо проговорил Пилигрим. – Что ж, ты оказался прав, я готов идти обратно.

Лишь только на миг он остановил свой взгляд на цветущем ковре Долины Счастья и решительно шагнул по направлению к Долине Слез. Он уверенно шел туда, где около костра одиноко сидели заблудившиеся и потерявшие надежду Пилигримы.

— Я всего лишь Странник Долины, — повторял про себя вновь и вновь путник.



Сергей неуверенно постучался в дверь соседней квартиры. Еще вчера он прошел бы мимо молчаливой молодой соседки Оли, рассеянно, как бы по привычке, здоровающейся с ним, но сегодня… сегодня он не мог остаться дома. Не мог остаться, потому что в глазах этой симпатичной девчушки увидел… себя. Да, Сергей увидел в них страдание и боль. Совсем недавно Оля похоронила маму. С тех пор ее взгляд потускнел, а она сама походила скорее на манекен, вынужденный жить и двигаться.

— Дядя Сережа, — открыв дверь, удивленно проговорила Оля.

— Я пришел поговорить с тобой, Оленька, — улыбаясь, сказал Сергей.

— Проходите же, что ж вы стоите в коридоре? – засуетилась Оля, освобождая дверной проход.

Они прошли в теплую и уютную комнату, хранившую еще аромат материнской заботы. Старый сервант, мягкий диван с пуховыми подушками и красивый персидский ковер были рады нежданному гостю.

— О чем вы хотели поговорить со мной? – спросила Оля, усаживаясь по другую сторону дивана.

— Я хотел тебе рассказать одну историю, — ответил Сергей. – Можно?

Оля неудоменно подняла тонкие линии бровей, но разрешила:

— Рассказывайте, если вы так хотите.

— Так вот, я хотел тебе рассказать об одном Пилигриме, который путешествовал по Долине Слез…

8.10. – 9.10.2000 г.
Москва
Ответить С цитатой В цитатник
Heidelbeeren   обратиться по имени РАЗГОВОР С АНГЕЛОМ Понедельник, 15 Января 2007 г. 16:07 (ссылка)



Первый ноябрьский снег падал на озябшую землю крупными мокрыми хлопьями. Он будто укутывал ее, продрогшую от осенних дождей и первых заморозок, в плотное пушистое одеяло. Голые ветви деревьев пытались сопротивляться назойливости раннего зимнего гостя, прогибаясь под тяжестью мокрого снега, как противится девушка назойливому приставанию незнакомца на улице. Но слишком уж много веских аргументов было у нежданного гостя. Настала его пора. И то правда, соскучилась природа и по пуховым снежным подушкам, и по убаюкивающим все вокруг вьюгам. Это был всего лишь предвестник наступающей на пятки осени зимы.

Саша наклонился и окунул кончики пальцев в тонкий слой снега, покрывший тротуар. Мириады снежинок стали таять на глазах, побежденные теплом человеческого тела.

Саша оглянулся вокруг себя и медленно побрел по опустевшему парку. Именно сегодня ему не хотелось никуда спешить, хотя для суеты были весьма веские причины. И он медленно брел по задремавшему парку, кутаясь в тонкое осеннее полупальто. Там, за пределами парка, буднично гудел город. Он пытался прорвать сосредоточенную тишину природы какофонией звуков, состоящей из цоканья каблуков по мостовым, недовольных гудков автомобилей и еще множества других звуков спешащего города, но старания его оказывались тщетными попытками прорваться сквозь созерцательную сосредоточенность природы.

Саша прислонился к темному и мокрому стволу дуба, поглаживая грубые извилины коры.

— Как в детстве, правда?

Вопрос прозвучал так внезапно, что Саша испуганно вздрогнул. Он резко обернулся и увидел перед собой улыбающегося молодого человека. Откровенно говоря, сегодня Саша никого не хотел видеть, а уж тем более молодого, и ни в коем случае не улыбающегося человека.

— Я вам не помешаю? – снова спросил человек.

Саша глубоко вздохнул и ответил:

— Да как вам сказать, пожалуй, что и не помешаете.

“Хотя, — добавил он про себя, — без тебя было лучше”.

Молодой человек понимающе улыбнулся.

— Ничего, вы скоро ко мне привыкнете.

“Ага, — подумал Саша, — не только наглый, но и самонадеянный!”

— В детстве ведь тоже так бывало, не правда ли? – снова спросил неожиданный собеседник.

— Что “бывало”? – чуть раздраженно переспросил его Саша.

Вместо ответа человек прислонил свое ухо к стволу и затих, будто хотел услышать ответ от самого дерева. Он стоял так, внимательно вслушиваясь в происходящее внутри, и Саша, не выдержав, последовал его примеру.

— Слышите? – спросил его собеседник.

— А что я должен слышать?

Но человек не ответил ему и лишь слегка улыбнулся, предоставляя возможность самому догадаться, что он имел в виду. Саша стал вслушиваться. И чем внимательней он слушал, тем больше ему казалось, что он слышит… дыхание. Дерево жило, оно дышало. Дышало громко, как вздыхают старые, усталые люди на склоне лет.

— Оно живое! – тихо проговорил Саша.

И в этот момент он вспомнил детство. Детство, полное приключений и загадок. Ему тогда тоже казалось, что деревья живые. Они подчас были его единственными друзьями, и, быть может, в ветвях именно этого старого дуба он любил укрываться, сбегая из суматохи школьных будней. Могучие руки дерева, покрытые зеленой листвой, обнимали маленького романтика, и он часами мог лежать на бицепсах старого друга, смотря на небо. И оно казалось тогда таким близким и родным. До него можно было дотронуться рукой и зачерпнуть ладонью горсть нежных облаков, неспешно плывущих по небу.

Небо было самой красивой картинной галереей на свете. Ведь его картины жили и изменялись каждую секунду, превращаясь то в многомачтовые парусные фрегаты, то в мифических животных из далеких, неизведанных миров. Саше казалось, что полеты – это такая простая вещь. Стоит только захотеть взлететь и полетишь. В своих мечтах он воспарял все выше и выше и был неизмеримо счастлив, возвращаясь в сумрак притихшего города.

Что же случилось с того времени? Почему он перестал летать? Почему в его жизнь пришло отчаяние, одиночество, бесцельность? Он что-то потерял с того времени. Что-то очень важное. Он чувствовал чье-то незримое присутствие, глядя на изменчивое покрывало неба. Оно казалось ему тогда большим и добрым лицом, безмерно близким и дорогим, наполненным состраданием, участием и пониманием. Почему же эта близость с небом со временем утратилась?

Да, как в детстве, — тихо проговорил Саша.

Его уже не смущало и не расстраивало присутствие внезапного собеседника. Наоборот, он проникся к нему какой-то необыкновенной симпатией. Они, не сговариваясь, отошли от дерева и медленно побрели по тонкому слою первого снега, покрывшего пожухлую траву.

— Ты знаешь, — сказал Саша, незаметно для самого себя переходя на “ты”, — у меня возникло ощущение, что я тебя знаю, хотя не могу вспомнить откуда.

— Да, мы знакомы, — улыбнулся в ответ собеседник. – Но ты и не можешь помнить моего лица, ведь ты его никогда не видел. И не нужно спрашивать меня ни о чем, ты сам со временем все поймешь. Просто я пришел тебе помочь.

Помочь… В чем? Вернуть детство? Его не вернешь. Как не вернешь то ощущение легкости бытия и реальности мечты. Как не вернешь наивной доверчивости и беспредельного доверия. Как он может ему помочь?

— Могу, — улыбнувшись, проговорил молодой человек. – Ты сам должен понять, вернее поверить, что это возможно. Просто когда-то, вступив на шаткие подмостки безумной жизни, ты утерял главное – кусочек неба в своем сердце. Ты даже не представляешь себе, как легко утерять это и как трудно его вернуть в свою жизнь. Это легко и трудно. Нужно лишь поверить. И тогда ты сможешь снова дотянуться до облаков и ощутить присутствие Того, Кто всегда был рядом с тобой.

Поверить… М-да, легко сказать. Как трудно ему сейчас поверить, еще труднее довериться. Все это так шатко и трудно. Трудно делать первые шаги тогда, когда привык полагаться только на себя даже во времена своей собственной слабости. Тогда, в далеком, солнечном детстве, все было легко. Легко поверить, легко взлететь, легко дотянуться, легко быть счастливым. А сейчас все по-другому.

— Дай мне свою руку, — внезапно проговорил собеседник.

Саша немного помедлил, но потом протянул молодому человеку свою руку и, как только тот дотронулся до нее, ощутил какое-то необыкновенное чувство радости и защищенности, которого не испытывал со времени своего детства.

— Протяни Ему руку, — тихо проговорил человек.

Просто протянуть руку! Протянуть и поверить, что Он не отвергнет эту руку. Протянуть от всего своего сердца, как в детстве. Саша медленно стал поднимать вверх свою покрасневшую от холода ладонь и почувствовал, что прикасается к чему-то очень теплому. Он дотянулся до неба! В этот момент необыкновенное, всепоглощающее чувство радости наполнило его сердце.

— Я дотронулся до Его руки! – радостно сказал Саша, оборачиваясь к молодому человеку.

Но никого не было рядом. Он исчез также внезапно, как и появился и лишь два нежных, белоснежных перышка лежали на том месте, где совсем недавно стоял необычный собеседник.

— Да, мы с тобой действительно знакомы, мой дорогой ангел, — улыбаясь, проговорил Саша и медленно пошел по направлению к утопающему в шуме и суете городу, неся в своем сердце вновь обретенный кусочек неба.

17.11.2000
г. Москва

Ответить С цитатой В цитатник
Комментировать К дневнику Страницы: [1] [Новые]
 

Добавить комментарий:
Текст комментария: смайлики

Проверка орфографии: (найти ошибки)

Прикрепить картинку:

 Переводить URL в ссылку
 Подписаться на комментарии
 Подписать картинку