Кто-то едет за сотни километров за обманом, иные не ходят далеко.
У меня масса предрассудков, как и у всякого.
А еще у меня есть в бровях один очень длинный волос, сантиметра четыре длиной. Иногда он пропадает на пару месяцев и я не могу его найти, но, в конце концов, он всегда появляется.
Иные прячутся за грустью, иные за грубостью. Кто замерзает в вагоне метро в депо, тому нет дела до звезд.
Иные спят в теплой кровати на свежих простынях. И им тоже нет дела до звезд. Грязи нет дела до тела.
Я смываю с себя остатки кружев и вертикалей, и меня окатывает ледяной водой ломовое нечто, непристойное как событие, безумное, как прямолинейность и откровение, и мне по прежнему нет дела до звезд и нищих, я - стекло вагона метро в депо, и ко мне прижался убогий. Он выдыхает свои последние капли воздуха и он оседает на мне дурно пахнущим уже мерзлым пятном, таким же мерзлым, как и сам нищий, скрючившийся на полу в позе эмбриона. Тридцать растерянных лет предстали перед судом тех, кто утром будет отдирать его обоссавшееся тело от пола шпателем и лопатой.
Я - небо, иллюзия потолка меня так назвали, чтобы я, все-таки, хоть как-нибудь существовал. Я - облако, зараженное гремучей смесью кислот и грязи. Прольюсь грустью на город своих иллюзий и растворю его в своей печали.
Я - ветер затерявшихся в себе улиц. Похлопай в ладоши и ты меня встретишь, я тебе улыбнусь и брошусь в лицо комком исподнего из глубины твоих речетативных смыслов, не обретших Слова.
Ищи меня здесь и не найдешь, забудь обо мне и я сам приду к тебе, прогони меня и я стану едой которую ты ешь, водой, которую ты пьешь, стенами, которые тебя защищают от ветра, цветами, которые ты даришь, грохотом колес трамвая, стану кровью и телом твоим. Я - годы потерянной красоты, я - твои ненаписанные книги, твои невысказанные мысли, твое уродливое тело, твое ничто, на которое ты себя тратишь..