Иногда ему снятся страшные сны. Первый: что он сдает экзамен по математике. В школе он вообще неважно учился, но математика была просто кошмаром. А другой страшный сон: выходит на сцену, видит полный зал зрителей, хор, оркестр. И как только дирижёр взмахивает палочкой, с ужасом понимает, что абсолютно не знает спектакль, который должен петь.

Как говорится, нам бы его проблемы! Очень богатый, всемирно знаменитый, бесконечно талантливый, один из лучших баритонов мира, признанный секс-символ, наконец. Короче - Дмитрий Хворостовский.

На всякого певца довольно простоты

Михаил Болотовский: Блестящий филолог, академик Виноградов уже в пожилом возрасте откровенно признавался, что не может просто читать книги - хоть классику, хоть современные. То есть он в тексте, читая Пушкина или Гоголя, автоматически выискивает примеры для своих новых книг по лингвистике. А вы - можете просто слушать разную музыку - как благодарный слушатель, а не как профессионал?

Дмитрий Хворостовский: По тем же причинам подчас слушать вокальную музыку - просто мучительно! Поэтому предпочитаю симфоническую, инструментальную, или другие жанры: джаз, поп, рок.

М.Б. Меня поразило, что многие европейские и американские рецензенты помимо божественного голоса и высочайшего профессионализма отмечают некое темное, агрессивное начало, которое якобы свойственно вашему образу. Вот пишет Elle Magazine: «В Хворостовском есть что-то от сонного хищника. Он излучает скрытую угрозу, напоминая этим Элвиса Пресли - редкое качество для любого исполнителя, в особенности же для короля романтической оперы…» Financial Times: «От него исходит зловещая, устрашающая аура». Washington Post: «Это один из редких голосов, способных «летать как бабочка и жалить как пчела»… Врут рецензенты?

Д.Х. Вероятно, это рецензии на определенные роли, образы, в которых я на сцене… Я не хочу это комментировать.

М.Б. Ваш кинодебют, если не ошибаюсь - фильм «Дон Жуан без маски», где вы выступили сразу в двух ролях - распутного аристократа и его ворчливого слуги Лепорелло. Близок ли вам по духу Дон Жуан? Д.Х. Дон Жуан мне настолько близок, что, несмотря на то что я не пел эту роль уже почти девять лет, решил возвратиться к этому образу. Хотя эта роль несколько низка для моего голоса.

М.Б. Кстати, вы безумства какие-то ради женщин совершали? Может, расскажите хоть один случай?

Д.Х. Нет, не расскажу! Ни в коем случае!

До мажор, а после минор

М.Б. В детстве вы занимались скульптурой. Какую-то наиболее удачную и любимую работу помните?

Д.Х. Хочется ли снова этим заняться: запереться на месяц где-то, отключить телефоны, не отвечать на почту - и почувствовать себя маститым скульптором? Д.Х. Нет, запереться со скульптурой мне не грозит, я потерял к этому интерес. В детстве главным мотивом моих скульптурных опытов была игра. Я делал себе игрушки - коней и других животных. А еще - хоккеистов, футболистов. И играл с ними. Но лучше всего получались кони, и я до сих пор очень люблю этих красивых и совершенных творений природы.

М.Б. Подозреваю, жизнь в Красноярске была сильно непростой. Есть ли какое-то воспоминание, от которого вы не можете отделаться? Что-то очень минорное…

Д.Х. Мороз - сорок градусов, нас отпустили из школы из-за холода. А мы во двор - и играть в хоккей! Минора нет, один мажор!

М.Б. Сложно представить вас в роли учителя общеобразовательной школы, но это факт. Остались ли от этой работы какие-то необычные впечатления?

Д.Х. В музыкально-педагогическом училище, где я проходил практику в восемнадцать лет, темой одного урока была оперная музыка. Дети были младше меня года на три-четыре, и соответственно, дисциплина была очень плохая. Но когда я запел, это произвело эффект разорвавшейся бомбы: с тех пор я имел группу учеников, желающих учиться петь и ходивших за мной буквально по пятам.

Ничего не бойся, кроме страха

М.Б. Приятно, конечно, иметь бесплатных поклонников. А как насчет платных? Хотел спросить вас про клаку, которая, как говорил Андрей Кончаловский, «делает скандал - или не делает скандал». Ведь способов сорвать выступление любого великого оперного певца огромное множество. Зааплодировать в ненужном месте, кусок лимона в рот положить, так чтобы певец увидел, закурить кубинскую сигару…

Д.Х. Встречался я с этим миром, да… Ничего хорошего сказать не могу! Это хулиганство - а значит, криминал, и с ним надо бороться. С другой стороны, в наше время, где миром правят дилетанты - о каких настоящих знатоках и ценителях может идти речь? Особенно в мире искусства, где все очень субъективно и относительно. Иногда смотришь какой-нибудь спектакль - и хочется просто встать и уйти! Нет, просто убежать из театра! Так безобразно звучат голоса или радует своим совершенством в кавычках дарование режиссера! А простая публика в основном - извините за сленг, «хавает».

М.Б. Вы часто говорили, что есть страх забыть слова на сцене, и тогда приходится импровизировать на ходу. Какую-то любопытную вашу импровизацию не откроете?

Д.Х. Давно, на конкурсе Глинки в Баку, один баритон, исполняя романс Глинки «Уснули голуби», взял и случайно вместо начала перешел в конец. А пианист, догадавшись, поймал его, перелистнув пять или шесть страниц этого весьма сложного произведения. Завершив номер, баритон сорвал небывалые овации, включая аплодисменты членов жюри - Ирины Архиповой, Муслима Магомаева. Потому что тот образцовый номер надоел всем! С Михаилом Глинкой связан и мой курьез - каждый раз, исполняя «Ночной смотр» Глинки на стихи Голенищева-Кутузова, я забываю, вру и сокращаю, купируя подчас это великое произведение. Поэтому любой пианист должен быть наготове, чтобы в нужное время перескочить с начала в финал, и наоборот! Помню, я, исполняя «Соловья» Чайковского на стихи Пушкина, в лондонском Queen Elisabeth Hall, сделал «гениальную» купюру, перейдя с начала в конец. Пианист поймал меня на излете, так что никто ничего не понял. А вместо пяти минут этот номер я спел за полторы минуты!

М.Б. Есть такая полупсихоаналитическая, полушутливая версия, почему в России мало великих оперных певцов. Страна холодная, надо постоянно двигаться, поэтому балетная школа у нас одна из лучших в мире. А вот петь холодно, поэтому с певцами напряженно. А на самом деле: почему при слове «опера» сразу вспоминается Италия, но никак не Россия?

Д.Х. В наше время, мне кажется, Россия поставляет миру вдвое, а то и втрое больше классных оперных певцов, чем та же Италия! Кризис оперы поглотил эту прекрасную страну, где практически еще недавно любой человек мог бы дать урок пения профессионалу. Потому что специфика итальянского языка позволяет итальянским голосам быть практически поставленными от природы! Поп-культура низвергла Италию в глубокую яму музыкального невежества. Представьте, там люди, часто и не подозревая о своих серьезных оперных дарованиях, просто распевают поп-шлягеры хриплыми голосами.

М.Б. В зале с выключенным светом пока спеть так и не удалось? По-прежнему об этом мечтаете?

Д.Х. Give me a break!!!

М.Б. Помните самый страшный концерт, когда вы вышли на сцену абсолютно больным - и все-таки продержались? А вообще: надо ли это, не проще ли отменить выступление, а не мучить себя?

Д.Х. Совсем не надо! В марте, когда у меня были большие проблемы с голосом, на гастролях в Канаде и Америке я с трудом заставил себя выйти на сцену - а не бежать, куда глаза глядят! Удалось выйти из этого кризиса в Вене, куда я в апреле приехал, чтобы петь Риголетто. Постепенно, через страх и ужас, я выбил клин клином и вышел на новый уровень мастерства. Вот такой я молодец!

М.Б. Вы по-прежнему побаиваетесь русскую публику?

Д.Х. Слушайте, да я никого не боюсь!

М.Б. Восхищаюсь.

Д.Х. Просто иногда ждешь от нее большего.

Третий мир страшней войны

М.Б. Со стороны - вы бесконечно успешны, фантастически талантливы, красивы, сексуальны, богаты… Бывают ли у вас тяжелые депрессии, и есть ли какой-то индивидуальный рецепт выхода из них? Или вы «солнечная натура», которой депрессии неведомы?

Д.Х. Честно скажу: я совсем не солнечная натура! И со мной очень тяжело. Ну занятия спортом помогают практически безотказно.

М.Б. А что еще?

Д.Х. Секс, разумеется. И еще - музыка.

М.Б. Когда я слышу песни военных лет в вашем исполнении, и вообще песни советских композиторов - просто плакать хочется. Но ведь там, в этом СССР, о котором мы сейчас так тепло вспоминаем, остались миллионы безвинно замученных людей. И под музыку светлейшего Дунаевского, и под талантливейших Блантера, Мокроусова, Милютина, Соловьева-Седого творились мерзости, преступления против человеческой личности. А после ваших концертов молодежь распевает советские песни - но есть ведь колоссальный зазор между советским искусством и советской действительностью…

Д.Х. В каждом времени достаточно мерзостей. Искусство поддерживалось советскими правителями, правильно понимавшими силу его. Потому что искусство - самое действенное воспитательное, идеологическое средство. А в наше время есть дефицит патриотизма - ведь все помнят девяностые годы разрухи, произвола, всеобщего разочарования. Россия нуждается в патриотах, которые поведут эту страну к светлому будущему!

М.Б. В одном из интервью вы дали ужасающий прогноз, как будет развиваться человечество в 21 веке. Цитирую: «В будущем, наверное, применят совершенно страшное средство - введут всем людям под кожу микрочипы, по которым откуда угодно можно будет отслеживать любые передвижения человека. Все именно к этому идет. Не знаю, в какой прогрессии все это будет развиваться. Но, наверное, к концу XXI века это станет реальностью, в которой люди научатся счастливо жить». Прямо Оруэлл, Замятин и Кафка, вместе взятые. А есть ли альтернативный сценарий?

Д.Х. Мы уже живем во время всемирной конфронтации европейского мира с мусульманским и азиатским. Они многочисленны и агрессивны. Если не удастся договориться мирным путем, скорее всего, наш мир быстро будет ими поглощен. Поэтому культурные ценности важны вдвойне: ведь без них любая нация безлика и инертна, вы согласны?

Фотографии четырёх разных женщин. Одна, невероятно тонкая и атлетически сложенная, застыла в узком проёме двух зданий, как кузнечик, вторая - в противогазе идёт навстречу неизвестному на фоне апокалиптических декораций, третья - беременная модель - застыла в коробке, полностью погрузившись в себя, четвёртая, с развевающимися волосами, свободно парит, как булгаковская Маргарита. Журнал B&W - законодатель мод в современной фотографии напечатал шесть работ хьюстонского фотографа Владимира Фрумина.

Журнал этот - авторитетнейшее издание в фотографическом мире распространяется в 50 странах. Он предназначен исключительно для знатоков и коллекционеров фотографии, а также для фотогалерей. В своих статьях журнал определяет тенденции и концепции развития современной фотографии.

Владимир Фрумин в течение десяти лет является подписчиком журнала B&W и только в этом году послал на конкурс работы из четырёх разных портфолио, вовсе не рассчитывая на успех. Результат - награда за выдающееся мастерство в фотографии («Excellence award»). Эту награду получили всего 15 человек из восьми тысяч приславших свои фотографии. Публикация в этом журнале - это вопрос престижа, а не денег.

Занятие фотографией для Владимира стало страстью очень рано. Сначала фотокружок в ленинградском Дворце пионеров им. Жданова, затем фотоклуб «Зеркало». Во многом сказалось влияние и авторитет отца - Ефима Фрумина - художника и фотографа, работы которого были несколько раз опубликованы на обложке журнала «Советское кино» (он фотографировал знаменитостей на Восьмом Московском кинофестивале, в частности, Джину Лоллобриджиду).

Первые годы эмиграции отнюдь не были для Владимира продуктивными в плане занятий фототворчеством. Настоящий интерес вернулся в 2001-м, когда он поступил на работу в НАСА. Один из сослуживцев являлся одним из активных членов Фотографического общества Хьюстона. Он-то и порекомендовал вступить в общество, что и стало для Фрумина новым витком в занятиях фотографией.

Начинал он, как многие другие, со съёмок друзей и родственников, деталей интересных зданий. Были и репортажные фотографии. Например, следствием поездки в Чернобыль, которую Владимир предпринял в 2004 году, явились журналистские фотографии без привнесения чего бы то ни было нового в кадр.

Он предпочитает чёрно-белые фотографии цветным, утверждая, что чёрно-белая фотография намного интересней и драматичней, у неё гораздо больше возможностей и выразительных средств. Иногда он раскрашивает отдельные детали, показывая этим абсурдность той или иной ситуации. Тему своего сегодняшнего творчества Владимир определяет как «театр абсурда» или «театр жизни» - что для него, в сущности, одно и то же. Интересен своеобразный девиз, который фотограф декларирует на своём вебсайте: «I don’t have capacity to portrait the other people’s life. I portrait my own». «Когда я снимаю модель, то зачастую вижу её в первый раз и не знаю, «чем она дышит», какое у неё образование, культурный фон и интеллектуальный уровень, не говоря уже об интересах и привязанностях. Чтобы сделать классический портрет, ты должел изучить человека, заглянуть в его жизнь. Но это не мой стиль. Я снимаю не модель, а себя через неё», - рассказывает Владимир.

В 2006 году он неудачно сломал ногу - открытый перелом с заражением, после чего лежал в больнице 3 месяца, принимая сильнодействующие лекарства, борясь с депрессией, и в общей сложности перенёс 26 операций, которые ещё не закончились. Владимир считает, что вся эта история с переломом отложила огромный отпечаток на его жизни, взгляде на мир и, конечно, на творчестве.

Последние его фотографии напоминают работы Сальвадора Дали - постановочные гротесковые фотографии в обстановке заброшенности и запустения. Существует направление «abandonment», когда снимают заброшенные объекты - отели, дома, бензоколонки и т.п. Сам Фрумин определяет свой стиль как «неотрансгрессивный постмодернизм». Друзья называют его работы «чернухой», а он просто видит абсурдность мира и правил игры, в которую играют люди, отражая это по-своему. Владимир считает, что его «депрессивное» состояние - всего-навсего переосмысливание жизни, и пессимистический взгляд на вещи естественен: «Кто сказал, что Достоевскуй, Магритт, Дали были оптимистами? - спрашивает он и продолжает, - конечно, у меня есть ощущение, что я хожу по острию бритвы, и что если пойти дальше, то можно свалиться в такую бездну, что тебя перестанут понимать и принимать, а если свалиться на другую сторону, то есть опасность, что гротеск превратиться в юмор».

На вопрос, почему он выбирает не самые красивые модели, Фрумин отвечает, что считает всех без исключения женщин красивыми и не собирается модели «гламуризировать», заставляя их втягивать животы или выпячивать грудь. Ему интересно показывать реальных женщин, а не манекенов, он всегда в поиске новых моделей. «Те вещи, которые нравятся мне, не всегда нравятся модели, и она просит сделать для неё гламурную серию фотографий. У меня достаточно опыта и технических знаний, чтобы это делать. Но это не моя цель, я не гламурный фотограф. Мои работы достаточно нестандартные. Не исключаю, что кто-нибудь ещё работает в таком же ключе, но пока я таких не встречал, кроме, может быть, работы Ruth Bernhart - её знаменитой женщины в коробке, но там и коробка прямая и аккуратная, и модель гламурная, а у меня в серии «Incredible Expecattion» - всё наоборот.

Получение престижной награды только вдохновила Владимира на дальнеёшие творческие проекты. Вскоре он собирается в поездку по России и Израилю и надеется привезти много интересного материала. «Моя идея - проехаться по сибирским затерянным деревенькам, где люди живут так же, как они жили и пятьдесят, и сто лет назад. Не думаю, что буду снимать исключительно архитектуру или ландшафты. Мне хочется, чтобы на моих фотографиях присутствовали люди».

«Я рассчитываю на признание моих работ, - говорит Владимир. - И если сегодня многие зрители считают, что мои работы недостойны того, чтобы быть показанными где-либо, потому что некрасивы, негламурны, показывают тёмную сторону жизни, то публикация в журнале Black &White даёт фотографическому миру понять, что такие работы имеют ценность и право на жизнь».

Хьюстонские любители русской культуры, кто посещает спектакли и концерты, в последние годы просто не поспевают охватить все. В городе появляются новые самодеятельные театры, танцевальные студии, хоровые коллективы. Растут, прямо, как грибы после дождя. И это замечательно, что среди наших соотечественников так много людей творческих. Но есть в Хьюстоне коллектив уникальный – это оркестр русских народных инструментов «Музыкальное общество Балалайка», который существует уже 35 лет.

Мы неоднократно писали об этом удивительном коллективе энтузиастов – исполнителей русской и украинской народной музыки. Ежегодно в конце весны или начале лета оркестр устраивает большой концерт. Снимается просторный зал, приглашаются гости-виртуозы – устраивается настоящий праздник народной музыки.

В субботу 18 июня концерт был необычным: он был юбилейным, но не это главное – в нем впервые не принимал участие его художественный руководитель Пол Филлипс. Концерт был посвящен его памяти.
Розите Киркман, президенту «Балалайки», пришлось нелегко. Многое, чем всегда столько лет занимался Пол, легло на ее плечи; и если бы не многочисленные помощники и волонтеры, вряд ли бы получилось так здорово. «Пол всегда все тщательно готовил заранее, - рассказывает Розита. – Он планировал даже свои поминки, где хотел, чтобы был настоящий музыкальный праздник. Что уж говорить о концерте его памяти. Тут уж праздник должен был получится непременно. Мы решили исполнять самые любимые и дорогие ему произведения. Поэтому программа этого концерта подбиралась очень тщательно».

На отчетные концерты «Балалайки» всегда приглашают музыкантов из других городов. Но на этот раз гостей съехалось как никогда много. Пол был активным участником всех национальных конвенций, устраиваемых Ассоциацией балалайки и домры, у него было множество друзей-музыкантов по всей стране. Всех приехавших гостей связывали теплые отношения с Полом Филлипсом. Все они посчитали за честь выступить на концерте его памяти.

Приехал из Атланты и основатель оркестра «Балалайка», покинувший Хьюстон много лет назад, Чарли Рапоппорт; да не один, а со своим 16-летним учеником Гордоном Нейдингером. Выступление их дуэта буквально потрясло зрителей. Чарли уверен, что у русских народных интрументов в США есть будущее. «Одни музыканты уходят, но на их место приходят новые», - считает он. Чарли Рапоппорт ведет класс игры на домре в колледже. Сейчас у него 30 студентов.

18 июня к семи постоянным участникам присоединились семнадцать гостей – и получился большой оркестр народных инструментов. И ничего, что все вместе они репетировали буквально накануне выступления, что ночью приглашенный дирижер Сергей Ващенко еще расписывал партитуру – все получилось. Со сцены звучали русские, украинские, цыганские мелодии. Звучали в исполнении всего оркестра под управлением Сергея Ващенко и Джона Хелтона, и отдельных ансамблей из солистов-виртуозов. В оркестре снова играл Грег Харбор, так давно не выходивший на сцену в составе «Балайки», баянист высокого класса Вадим Ангеров, «участие которого, - как сказала Розита Киркман - в последние несколько лет очень украшает наши концерты». Впервые с оркестром выступал остинский музыкант Женя Колыханов, который, по словам Розиты, виртуозно играет буквально на всех инструментах. «Было ощущение, что собралась большая дружная семья, чтобы провести вместе время», - рассказывает она. Музыканты играли с таким настроением, с таким, как сейчас принято говорить, драйвом, что зрителям было трудно усидеть на месте.

Это хорошо понимал Пол Филлипс еще 20 лет назад, когда предложил дополнить музыкальные номера народными танцами. У истоков первого русского танцевального ансамбля Хьюстона стояла Мэри Эйкнор, которая сама ставила танцы, сама шила костюмы. Затем ансамбль «Узоры» организации American Russian Cultural Exchange возглавила Елена Кочурова, которая работает с ним по сегодняшний день. Дети подрастают, меняется состав ансамбля, но неизменным остается энтузиазм его участников, любовь к музыке и танцу, искрометность исполнения.

Плавный, грациозный женский хоровод, зажигательный цыганский танец, полная юмора кадриль, балетная миниатюра – все приводило зрителей в восторг. При этом очень немногие из них приходились исполнителям родственниками, поэтому их трудно обвинить в пристрастности.
С первого года своего появления ансамбль «Узоры» всегда принимает участие в концертах «Балалайки». И хотя ему лет поменьше, здесь уже есть свои династии и свои старожилы. Более 10 лет танцуют в ансамбле Миша Трахтенберг,Саша Волгина, Даша Хотская, Катя Аксаментова. Она привела сюда и свою сестру Наташу. Преподаватель и хореограф Алла Шарий привела в ансабмль брата Сергея. Вместе с дочками танцуют в «Узорах» Лариса Ангерова и Ирина Зильберфайн. И если 10 лет назад Оля Шоташвили аплодировала выступлениям свой дочки Майи, то сейчас в концерте танцевала ее внучка. Такая преемственность не может не радовать.

Сергей Ващенко очень надеется, что молодежь придет и в оркестр. «В Хьюстоне есть много прекрасных музыкантов, которых надо привлечь в «Балалайку», - считает Сергей, собирающийся с этого года принимать более активное участие в жизни коллектива.
Розита Киркман вспоминает, что Пол Филлипс умел заразить любовью к игре на балалайке и домре даже тех, кто никогда до этого не играл на этих инструментах. Многие не верили в свои возможности, но после общения с Полом начинали играть. Может быть, кому-то из читателей захочется попробовать?

Летом оркестр отдыхает, но с осени начинаются репетиции, которые проходят за углом магазина “Russian General Store”. У оркестра много друзей. Одними из преданных друзей «Балалайки» много лет являются хозяева магазина. Они не только предоставляют помещение для репетиций, но постоянно помогают создавать ярмарочную атмосферу на концертах, выставляя в фойе концертного зала русские сувениры и традиционную еду. Но не только это.

Алекс Коган всегда очень ценил этот «островок российской культуры» и много лет снимал выступления оркестра на пленку. Однажды вместе со своим другом Полом Филлипсом они сделали 45-минутную телевизионную передачу об одном из концертов, которая транслировалась по местному телеканалу. Снимал он и этот юбилейный концерт. Если вы, дорогие читатели, по какой-либо причине, никогда не бывали на концертах «Музыкального общества Балалайка», которые проходят в Хьюстоне вот уже 35 лет, поинтересуйтесь, это, правда, замечательно!

Это самый загадочный русский писатель двадцатого века. Автор одного блестящего романа. И, скорее всего - очень талантливый и высокопоставленный разведчик…

Белые пятна его истории

Марк Лазаревич Леви родился в 1898 году в семье купца первой гильдии, который занимался торговлей пушниной. Окончил престижную частную гимназию Рихарда Креймана, три года отучился на юридическом факультете московского Университета, а потом поступил инспектором транспортно-мобилизационного отдела ВСНХ. Был командирован в поезд особо уполномоченного Совета труда и обороны Южного фронта Мирона Владимирова, сражаясь с войсками Деникина, был контужен. В 1923 году работал переводчиком торгового акционерного общества «Аркос», которое курировали высшие лица ГПУ. Фирма была создана для налаживания международной торговли и, одновременно, для обеспечения прикрытия советским разведчикам.

Вскоре Леви без проблем уехал в Германию, где устроился в меховую компанию «Эйтингон Шильд». Закончил филологическое отделение Лейпцигского университета, преподавал языки в школе «Берлиц». Потом зачем-то перебрался в Париж, а оттуда - в Стамбул, где трудился в отделении французского издательского дома «Либрери Ашет», которое сотрудничало с советским торгпредством. И, кроме того, работал переводчиком при корреспонденте ТАСС. В июле 1942 года был выслан турками в СССР, поселился в Ереване, где преподавал немецкий язык и литературу в педагогическом институте иностранных языков имени Брюсова, читал лекции в университете и даже давал приватные уроки первому секретарю Компартии Армении…

Его считали прекрасным специалистом и педагогом. Еще живы студенты, которые хорошо помнят Леви. Холеное лицо, всегда очень элегантно одетый, похожий на иностранца, корректный, молчаливый. Ни с кем из коллег дружбу не водил, в дом не приглашал. Раз в год ездил в Москву - куда, никто не знал. Увлекался любительской киносъемкой и сочинял музыку. Много курил, собирал игральные карты и любил повторять, что в жизни надо испробовать все. Умер Леви 5 августа 1973 года в Ереване, здесь же похоронен. И никто и не догадывался, что профессор Марк Леви и всемирно известный Михаил Агеев, автор «Романа с кокаином» - одно и то же лицо.

Левое авторское право

Эта рукопись пришла по почте из Стамбула в феврале 1933 года в парижский журнал «Иллюстрированная Россия».

Исповедь гимназиста Вадима Масленникова, способного, чувствительного подростка, который незаметно, день за днем, теряет в себе все человеческое. Трагическая история падения в бездну, выписанная жестоко и пронзительно.

Сотрудник журнала, маститый писатель Георгий Адамович прочел - и был потрясен. По его словам, Агеев - это явление в современной литературе, а его повесть излучает магнетизм, покоряет, захватывает. Восторженно откликнулся и мэтр Дмитрий Мережковский. Он отметил и прекрасный, образный язык, не уступающий бунинской и набоковской прозе, и глубокий психологизм, напоминающий «Достоевского тридцатых годов нашего века».

Изданный в Париже на русском языке, «Роман с кокаином» был восторженно принят и критиками, и читателями. Но ажиотаж длился недолго: автор, спрятавшийся под псевдонимом, наглухо замолчал. «Агеев пропал без вести», - сокрушалась эмигрантская пресса. А потом о нем просто забыли…

Через пятьдесят лет «Роман с кокаином» вернула к жизни литературовед Лидия Швейцер, которая в 1983 году случайно нашла его на полке провинциального букинистического магазина в Марселе. Роман снова стал настоящий сенсацией: его перевели на французский, английский, итальянский. (Кстати, до нас он добрался намного позднее: только в 1989 году «Роман с кокаином» был напечатан в рижском журнале «Даугава», а потом вышел в Москве полумиллионным тиражом).

Многие критики сравнивали стиль Агеева с прустовским, честность изложения - с Сэлинджером, психологизм - опять-таки с Достоевским. Но прежде всего появлялось имя Набокова. Бросились выискивать сведения о жизни Агеева - и наткнулись на пустоту. В истории литературы такого фактически не было: неизвестный автор, появившийся из ниоткуда, стартовал с блестящим романом, а после этого исчез в никуда. Может, это глобальная мистификация? И кто на самом деле скрывается под псевдонимом «М.Агеев»?

Известнейший филолог, профессор славистики Парижского университета Никита Струве выдвинул версию, что именно Набоков - настоящий автор романа. «Агеев - сверхгениальный подражатель Набокова, наперед знавший все дальнейшее его творчество, его совершений alter ego, то есть попросту сам Набоков, приучивший нас к псевдонимам и мистификациям», - утверждал Струве, подкрепив свою версию объемными и убедительными филологическими доказательствами. Семья Набокова выступила с категорическими опровержениями, но точку зрения Струве поддержали многие специалисты.

Жаркие литературоведческие баталии длились больше десяти лет. Только в 1996 году литературоведы Марина Сорокина и Гарри Суперфин установили: автор - Марк Леви. В ереванских, стамбульских, парижских архивах нашлись и его письма издателям, и черновые варианты концовки «Романа с кокаином». А в списке учащихся гимназии Креймана, которую окончил Марк Леви, очень много тех, которые потом попали в роман, под собственными именами-фамилиями.

Агент смывается малой кровью

Авторитетные филологи-русисты посчитали, что на этой литературно-детективной истории можно ставить точку. А нужно, уверяю вас - многоточие. Потому что главная тайна - кем был на самом деле интеллигентный профессор и автор одной гениальной книги Марк Леви, так и осталась неразгаданной. Скорее всего - талантливым советским разведчиком.

Проработав в 1923 году в «Аркосе» под крылом ГПУ, он с необыкновенной легкостью уезжает за границу. (Это сын купца первой гильдии, классово чуждый элемент!) Во время эмиграции постоянно так или иначе сохраняет связи с советскими консульствами и посольствами. А в 1942 году, в самый разгар войны, высланный из Турции, прекрасно устраивается в Ереване. Ни ареста, ни допросов, ни расстрела - что должно было произойти со стопроцентной вероятностью.

Рискну предположить, что Леви был среди тех советских агентов, которые готовили знаменитое покушение на немецкого посла в Турции фон Папена. Турки сохраняли нейтралитет, поэтому и в Стамбуле, и в Анкаре происходили драматические, невидимые миру сражения ведущих спецслужб мира - советской, немецкой, английской, французской.

Покушение на немецкого дипломата - одна из самых громких, хотя и неудачных операций советской разведки. Фон Папен - представитель древнейшего аристократического рода, профессиональный разведчик, интеллектуал, один из самых приближенных к Гитлеру людей, бывший вице-канцлер Германии. В Турции Папен был гораздо больше чем послом. По долгу службы он был обязан склонить Турцию вступить в войну. Но одновременно вел секретные переговоры с представителями Англии, Франции и США, пытаясь добиться заключения сепаратного мира. В случае отстранения Гитлера от власти именно фон Папен должен был возглавить новое правительство.

Разумеется, для СССР это было бы крайне невыгодно. И вот в конце 1941 года в Стамбул для устранения фон Папена приезжает журналист-международник Леонид Наумов - легендарный Наум Эйтингтон, который недавно организовал убийство Троцкого. 24 февраля 1942 года ранним утром на бульваре Ататюрка в Анкаре болгарин Омер, исполнитель заказа, подошел к фон Папену и его жене, достал бомбу - но она взорвалась раньше времени. Болгарин погиб, а посол и его жена отделались легким испугом. Очень скоро турецкая полиция вышла на русский след. Двоих советских разведчиков приговорили к двадцати годам тюрьмы - правда, через два года отпустили. И в это же время на родину высылают Марка Леви.

«Роман с кокаином», конечно - блестящая книга. Но подозреваю, что если бы Леви написал честный роман о своей жизни, это был бы мировой бестселлер.