Думал ли когда-нибудь Саша Градский, мальчик из Копейска, что прощаться с ним будут в центре Москвы, да еще и в театре его имени?!

В то время даже фамилия у мальчика была другая – Фрадкин. Он носил ее до 14 лет, а затем сменил на материнскую – и стал Градским. Это в память о маме, объяснял он: выпускница ГИТИСа, привившая сыну страсть к театру и музыке, умерла рано – в 35 лет. Но только ли память о матери заставила одаренного ребенка из Копейска поменять «говорящую» фамилию на ту, что звучала привычней для русского уха? Сам Градский никогда не говорил об этом. Но этот мотив кажется очевидным – тем более что почти одновременно со сменой фамилии 15-летний музыкант затеял свою первую рок-группу. Он назвал ее мощно – «Славяне».

Возможно, именно эта метаморфоза – из Фрадкина в Градского – и привлекла в 1972 году внимание композитора Давида Тухманова. Его самого всю жизнь подозревали, что он скрывает свое еврейство. А тут студент Гнесинки Градский-Фрадкин, рокер – уже довольно волосатый – и вдруг «Славяне»! Тухманов, которому в том году дали премию Московского комсомола, пригласил Градского спеть для своей пластинки «Как прекрасен мир». Для Градского это означало выход на другую орбиту, практически к звездам. Он уже и так был чуть известен – как участник ВИА «Веселые ребята» и «Скоморохи». Но только после работы с Тухмановым, чью пластинку назовут «первым концептуальным музальбомом СССР», Градский вкусил по-настоящему все прелести славы.

Его зовут сочинять музыку к фильмам. Да что там, его просит спеть Александра Пахмутова – уже тогда икона и заслуженный деятель искусств. У них тогда родился вечный хит, с которым навсегда будут ассоциировать имя Градского – «Как молоды мы были». Но Градский не просто этот хит спел. Длинноволосый нигилист, он явился к Пахмутовой в студию и буквально заставил ее переделать песню. «Она была очень удивлена, – вспоминал потом он сам не без усмешки. – До этого момента считали, что курица не птица, а вокалист – не музыкант. Права голоса у него нет».

Свой голос он отстаивал затем с удивительным постоянством. Десять лет писал рок-оперу «Стадион» об убийстве чилийским диктатором Пиночетом певца Виктора Хары. Привлек к работе Пугачеву, Кобзона, Боярского, Миронова – «первый ряд советской эстрады», как их тогда называли. Параллельно приглашал к себе на радиопередачу отъявленных маргиналов. Кинчев, Башлачев, Шевчук – в 80-е весь цвет рок-андеграунда прошел «через» Градского, получил от него свой старт. И потому теперь, уже в некрологах, всегда звучит некоторое недоумение: Градский, он чьих был? Он «ваш»? Или «наш»? Он на эстраде с Пугачевой или в «подполье» с диссидентами?

Он сам, предрекая подобные вопрошания, отвечал в своих последних интервью: «Делаю то, что интересно!» И еще: «Боюсь законсервироваться!» Отсюда это чудовищное разнообразие. Музыка к балетам, выступления в Большом, а еще – черные очки, из-за которых певца в 70-х невзлюбили советские функционеры. Опера «Мастер и Маргарита» – и максимально попсовое шоу «Голос». Фестиваль «Рок-панорама» – и театр, названный собственным именем, «Градский Холл», долгострой, Вавилонская башня. Градский ремонтировал его почти четверть века, деньги в итоге дало правительство Москвы. Здесь же: заигрывания с властью – и дистанцирование от нее. В 2000-м Градский подписал письмо в поддержку политики Владимира Путина, но уже в 2003-м заявил, что рядом с начальством предпочитает не сидеть: «плохая примета».

Кажется, только в одном Градский дистанции не держал никогда – в отношениях с женщинами. Четыре официальные жены, последняя – выпускница ВГИКа Марина Коташенко, на 35 лет младше мэтра. Градскому было уже далеко за 60, когда она родила ему двоих сыновей. В последних интервью заявлял не без кокетства, что выбор последней супруги «был банальный» – красотка, блондинка: «жениться на интеллектуальной старушечке не получилось – и не хочется». Журналистов встречал в своей квартире в центре Москвы в тапках и во всем черном. Называл «журналюгами». Но если приходила девушка-журналист, и ей не забывал отвесить комплимент: «Вы очень сексуальная и очень женщина – поверьте богатому опыту…»

Удивительно, но более всего Александр Градский напоминает хорошего русского барина – таким, как его видит, например, Никита Михалков. Со всеми на короткой ноге – неважно, сантехник перед ним или президент. Но при этом – за словом в карман не полезет, знает честь и конфронтировать не боится. В этом весь парадокс. Настоящим русским барином хотел стать Никита Михалков. А стал – еврей Градский.





Михаил Блоков
https://jewish.ru/