В колонках играет - Каин - "Двойники"
Настроение сейчас - опаздываю на занятия... блин...



Сумбур картинок в голове. Проскакивают. Очень быстро сменяют друг друга, накладываются, не совпадают. Изображения чёткие, все линии будто прочерчены по несколько раз, оттенки подобраны с величайшей точностью. Голос. Голос издалека. Движется, надвигается раскатисто-режущим, стирающим все остальные звуки: "мне надоели синтетические цвета". Мой голос. Белая кафельность ванной, пожелтевший остов раковины, вспышки света мигающей лампы.


Открываю воду. Тёплый металл вентиля под моей рукой. Поворачиваю. Усилие. Мышечное усилие воздействует на механизм, механизм срабатывает. Раковина наполняется тёплой водой, слегка желтоватой от ржавчины. На мгновенье ловлю своё лицо в зеркале, неестественно бледное, с очерченными фиолетовым губами; в глазах уже не вопрос, в глазах решимость. Решимость струится по артериям; всё моё тело налито решимостью, как чаша, как тот бронзовый кубок, из которого мы с тобой смеясь распивали абсент. И нам было безоблачно весело.
Тогда ты сказал, что чёрная ниточка кружев на моём горле смотрится восхитительно. Тогда я распахнула дверь склепа, и в лица нам ударил зеркально-прямой, по-летнему играющий поток лунного света. Небо сверкало тысячей звёзд, и воздух был необыкновенно свежий, сосновый, хвойный. Тогда я спросила: "ты любишь меня?", и ты ответил: "всегда". И взявшись за руки, мы пошли гулять по лунной дорожке.
Не пейте, ох не пейте из одного кубка!


Раковина наполнена. Из-за пояса я достаю нож-бабочку. Отработанным движением руки выбрасываю лезвие, мизинцем закрепляю ручку. В свои пятнадцать я очень долго этому училась. Ходить ночами по улицам было опасно. Возможно, само чувство опасности меня и привлекало. Ты говорил: "если не можешь защитить себя, то хотя бы создай такую иллюзию". Теперь по прошествии этих лет я стала мастером по части иллюзий, перевоплощений, грима, игры, лжи. Я научилась даже создавать миры.

Рисую на руках чёткие красные линии. От запястья вверх по направлению к локтевому сгибу; разворот острия на девяносто градусов; линия вверх, линия вниз. Вторая рука. Резать нужно вдоль синих полос вен, резать как можно глубже. Резать. Этому ты меня не учил. Красные линии расплываются, становясь от этого менее чёткими. Я роняю нож на бортик раковины, нож ударяется, отскакивает, падает на пол. Опускаю руки в воду по локоть. Вода из жёлто-ржавой начинает становиться красной. Едва-едва, пока совсем чуть-чуть. Опускаю голову, подношу к лицу лужицы воды в ладонях, смываю грим. Синтетические цвета. Их можно смыть только кровью. И только своей кровью. Интересно, ты знаешь об этом?


Сознание уже плывёт, всё стирается, отдаляется, разлагает само себя. На картинках в глазах выгорают точки как на ЖК-дисплее. Правда, ЖК-дисплей по сравнению с этим кажется вечностью. Я поднимаю голову к зеркалу. Я хочу увидеть своё настоящее лицо, но в зеркале я не вижу ничего. Отпрянув от раковины, спиной ударяюсь о стену. С поволокой нереальности в зрачках сползаю на пол. Чувствую, как тело плавно, легко опадает на грязно-жёлтый кафель.


***

Плавает, плавает, уплывает. Спиной я чувствую каждый угол. Так и сидеть, подтянув колени к подбородку, закрыв голову руками. Невыносимый гул тысячи звуков в моих висках. От них не просто некуда, от них никуда.
С невероятным усилием отвожу руки от лица. Порезы зашиты чёрными нитками, грубо, крест-накрест. Меня мало заботит, откуда взялись эти швы, меня мало заботит, что так руки не штопают. Меня волнует только то, что лампа больше не мигает, что она вообще выключена… Но тогда откуда же этот свет?
Голоса сливаются в единый поток чего-то монотонного, ещё тихого. Встаю, вырастаю в дверной проём. Слегка придерживаясь за стену, иду на кухню.


Подхожу к окну. Близко-близко, почти касаюсь его лбом. Помню ту ночь, промораживающую всё своим мёртвым холодом. Ты грел руки над газовой конфоркой. Окно светилось налётом инея. Разломив пополам спичку, я подошла и начала писать на нём:
<...>
"Это была последняя спичка" - меланхолично заметил ты. Я отшатнулась от окна, произнося потрескавшимся шёпотом: "непоправимо". "Закономерно" - рикошетом отбил ты.
А рассвет подарил нам необыкновенное тепло. Оставив в кресле старый плед, я вбежала на кухню и обвилась вокруг твоей шеи: "ты видишь? ты видишь?" Взглядом ты указал на окно: "твои строчки растаяли, рассвет убил их". "Но если бы ночь не закончилась, и они бы остались, то, возможно, умерли бы мы… ведь у нас почти закончился газ, да и спички…" - я осеклась, оборвала фразу, резко. Придерживая мою голову за подбородок, ты очень долго смотрел мне в глаза, а потом произнёс: "всего лишь вопрос выбора. Просто я не люблю, когда кто-то делает выбор за тебя".
Ты был задумчив весь день.
Вечером того же дня ты хлопнул дверью, уйдя искать ответы. Я ничего не сказала.


Поток монотонного гула в висках нарастает. Становится громче, оглушительней, безвыходней. Ощущая его впору бросаться на стены. Я закрываю глаза и подношу пальцы к вискам. Щелчок. Резкий. Тишина. И голос на её фоне. Голос называет меня по имени. Нехотя поднимая веки, кошусь исподлобья. На балконе за окном прорисовывается силуэт в длинном и сером.
Расстегнув пару пуговиц, я смахиваю бретельки с плеч, и платье, шелестя синтетической тканью, падает у моих ног. Я перешагиваю через порог и расправляю крылья. Стою на снегу босыми ногами.
Я знаю, когда он обернётся, на нём будет твоё лицо. Он возьмёт меня за запястье, и мы отправимся вдоль по парапету, а потом чуть выше - искать музу чердачных балконов.


И если когда-нибудь ты удивишься, что мои ноги не оставляют следов, я молча улыбнусь тебе в ответ. Конечно, при условии наступления этого так называемого "когда-нибудь", - это очень странная реальность.

© 25 января 2005 года.

Вложение: 2009352.jpg