Два укурыша в окне напротив тяжело жевали кусок сала. Что будет дальше не знали ни они, ни Ильич, а уж он знал почти всё. Но это было потом, в другой истории или в приближении к абсолютному идеалу, а пока…
Да, случилось так, что я напилась и блевала.
Точнее сказать - нажралась я не одна, а с Макаровым и этим молоденьким матросиком (вот, даже имя его не помню) какой-то жутко вонючей и мрачно горючей сивухи. Гад Макаров принес. И где он берёт такое убойное пойло? Может в ад за ним мотается?
Я вчера подкалывала его:
- Если и дальше будешь носить такую отраву, напишу на тебя товарищу Ленину. Он, говорят, строг к алкоголикам. Пропьете революцию. Посадит он тебя на кол, Макар ты вонючий.
Но, всё же, лучше такая сивуха, чем просто брага без перегонки.
Вчера это ничтожество ничего не смог сделать. Хорошо хоть матросик оказался стоящим. Вогнал мне до самых печенок, но я была пьяна, так что никакого удовольствия. Он называл меня ведьмой. Все называют меня ведьмой.
Предрассудки.
Хотя, по-честному, у меня бабка, говорят, была колдуньей. Я в неё. Кровь она заговаривала. При случае могла и сглаз сделать, и порчу навести. Однако, она ещё и односельчан травами лечила.
А бывало глазами своими чёрными "упрётся"... Раааз, и человек спит. Я где-то читала, что это называется гипноз.
Я и за собой замечала, что тоже могу влиять на людей, подавлять их волю. И мне это нравится. Ну а остальное бабкино "наследие" - заговоры, порча и так далее - чепуха, ясное дело. Опиум для народа, как говорит великий Ленин. Мы бы сейчас моей милой бабке быстренько в ЧК мозги прочистили, чтоб не разводила религию и поповщину...
Сегодня, проспавшись, умылась и пошла к себе. По дороге вспомнила о радости. Позавчера Макаров взял на белогвардейской явке одного офицеришку. Я на него сразу глаз положила. Огромного роста, блондин, а усы черные, ручищи здоровенные. Уговорила Макарова отдать его мне "для психической обработки".
- Ну и шалава же ты, - сказал Макар, но офицера на первый допрос отдал.
Сказал только, чтоб не портила его. Делом, по которому он взят, заинтересовался сам Дзержинский. Там какая-то обширная монархическая организация... Но меня это не касается. Я теперь занимаюсь совсем другими делами и офицеришку мне портить не резон, такие экземпляры теперь редки.
Я прошла к себе в кабинет, походила ожидая, когда приведут офицера. В предвкушении допроса я чувствовала нарастающее возбуждение, когда тело стонет в неукротимом желании. Я готова растерзать любого, чтобы насытить себя.
Красноармеец втолкнул ко мне офицера. Я вдруг осознала, что даже не знаю сути его дела. Подлец Макаров не удосужился хоть для проформы просветить меня на этот счет.
- Садись! - я ткнула пальцем в направлении прибитого табурета , что стоял недалеко от стола.
Ах, какой самец! Я представила себе, как он грубо берет меня и у меня непроизвольно сжались бедра. Это бывает заметно со стороны, я никак не могу избавиться от этого спазматического движения.
Сейчас, когда офицер сел на табурет, я спросила его имя, написала шапку протокола. И начала...
Я завожу себя не сразу, потом расхожусь, возбуждаясь все больше и больше.
Я ругалась как извозчик, кричала на него. Он не ожидал такой от меня агрессии, опешил. Я чувствовала нарастающее возбуждение и приближение окончательной разрядки. Когда-то на митингах я настолько возбуждалась от агрессии своего голоса, что от малейшего движения или вдоха я разряжалась в экстазе, непроизвольно сводя ноги.
Теперь я хотела властвовать над самцом. Получить удовлетворение унизив и растоптав его личность. Я подошла к нему и с удовольствием отвесила звонкую пощечину. Я, слабая женщина вознесенная к власти, распоряжалась этим породистым, сильным самцом.
И тут случилось непредвиденное, то, чего я никак не ожидала. Он вдруг вскочил, возвысившись надо мной во весь свой рост, схватил меня за горло, встряхнул, придавил и отбросил в угол кабинета. Я испугалась, упала и ощутила сильнейший половой экстаз. Меня буквально скрутило. Такое со мной случалось несколько раз в жизни. Это был длинный, потрясший меня до потрохов оргазм. Я получила возможность что-либо соображать лишь через несколько секунд, увидела удивленные глаза арестованного. Я лежала, точнее сидела в углу, опершись спиной о стену.
Затем я встала, подошла к столу, достала из ящика наган.
- За нападение на чекиста я тебя сейчас буду медленно убивать, контра,- я взвела курок.
На его лице отобразилась тревога. Мне нужно было пару-тройку минут, чтобы прийти в себя после экстатической реакции и снова хотеть плотских утех. Я опасалась только пустить его в расход за эти две-три минуты апатии.
- Открой рот... Ну!!!
Он стиснул зубы, сжал губы.
Я сдержалась, хотя обычно рука моя не дрожит в таких случаях…
Член у этого великана оказался таким, каким я хотела его видеть. Настоящий жеребец. Когда он засаживал мне, задрав юбку, протыкая как копьем, пытал меня, мне хотелось выть от животной радости. Я лежала на столе и меня дергало от каждого тычка. Он буквально мочалил меня, чертов жеребец. Я расстегнула гимнастерку и терла, царапала соски, забросив ноги в сапогах ему на плечи. Хлюпающие звуки только распаляли меня, и я тонка скулила.
Потом, разрядившись от плотского желания, я привела себя в порядок, вызвала конвой и заставила связать арестанта. Они выполнили приказ, скрутили его, связали руки и бросили на пол. Когда конвоиры вышли, я встала над его лицом, расставила ноги, присела и, задрав юбку, помочилась ему на лицо.
И только тут успокоилась.
Жизнь продолжается, и наше дело тоже...