1. КУПЕ
– Идет дождь, – сказала жена. – Дождь…
Тихо, почти равнодушно. Она давно говорила таким тоном. С той минуты на пропахшем мазутом перроне, когда стало ясно – дети не успевают. И даже если они пробились на площадь между вокзалами – никакая сила не пронесет их сквозь клокочущий людской водоворот. Здесь, на узком пространстве между стенами, путями, оцепленными солдатами поездами, метались и метались те, кто не достал билета: когда-то люди, теперь просто – остающиеся. Временами кто-нибудь не то от отчаяния, не то в слепой вере в удачу бросался к поездам: зелено-серым, теплым, несущим в себе движение и надежду… Били автоматные очереди, и толпа на мгновение отступала. Потом по вокзальному радио объявили, что пустят газ, но толпа словно не слышала, не понимала…
Он втащил жену в тамбур, в очередной раз показал проводнице билеты. И они скрылись в келейном уюте четырехместного купе. Два места пустовали, и драгоценные билеты мятыми бумажками валялись на углу откидного столика. А за окном поезда уже бесновались, растирая слезящиеся глаза, оставшиеся. В неизбежные щели подтекал Си-Эн, и они с женой торопливо лили на носовые платки припасенную минералку, прикрывали лицо жалкими самодельными респираторами. А поезд уже тронулся, и последние автоматчики запрыгивали в отведенный им хвостовой вагон.
Толпа затихла, то ли газ подействовал, то ли осознала, что ничего не изменишь. И тогда со свинцово-серого неба повалил крупный снег. Первый августовский снег…
– Ты спишь? – спросила жена. – Будешь чай?
Он кивнул, понимая, что должен взять грязные стаканы, сполоснуть их в туалете, в крошечной треугольной раковине… Пойти к проводнице, наполнить кипятком чайник – если окажется свободный, или стаканы – если будет кипяток. А потом осторожно сыпать заварку в слегка горячую воду и размешивать ее ложечкой, пытаясь придать чаю коричневый оттенок…
Жена молча взяла стаканы и вышла. Поезд шел медленно – наверное, приближался к разъезду… «Ничего, – подумал он и сам испугался мыслей – они были холодными и скользкими, как дождевые плети за окном. – Ничего, это последний дождь. За поездом идет Зима. Теперь будет лишь снег».
Где-то в глубине вагона звякнуло разбитое стекло. Захныкал ребенок. Послышался тонкий голос проводницы – она с кем-то ругалась. Несколько раз хлопнуло – то ли стреляли из пистолета, то ли дергали заклинившуюся дверь.
Он осторожно потянул вниз оконную раму. Ворвался воздух – холодный, прощально-влажный. И дождевые капли, быстрые, хлесткие, бьющие в глаза. Он высунул голову, пытаясь разглядеть состав. Но увидел лишь длинный выгнутый сегмент поезда, скользящий по рельсам, убегающий от Зимы. «Почему они не взрывают пути? – подумал он. – Я бы непременно взрывал. Или так хорошо охраняют?» Он втянулся обратно в купе, взял со столика пачку сигарет, закурил. Экономить табак не было смысла – запасался с расчетом на сына. А сын о ст ал ся . Опоздал… или не захотел? Он ведь знал истинную цену билетов… Какая разница. У них теперь всего с запасом.
Вошла жена, с двумя стаканами, чистыми, но пустыми. Вяло сказала:
– Кипятка нет… Сходишь позже.
Он кивнул, досасывая мокрый окурок. Дым несло в купе.
– Что там, в коридоре?
– Разбили стекло, камнем. В первом купе, где майор с тремя женщинами.
Жена отвечала сухим, чуть раздраженным голосом. Словно докладывала на каком-то собрании.
– Майор стрелял? – Он закрыл окно и, запоздало испугавшись, натянул на окно брезентовую штору.
– Да… Скоро станция. Там заменят стекло. Проводница обещала.
Поезд покачивало, и купе билось в такт дорожным рытвинам.
– Почему они не рвут рельсы?
Он лег на верхнюю полку, посмотрел на жену – она всегда спала на нижней, по ходу поезда. Сейчас она легла, даже не сняв туфли, и на скомканном в ногах клетчатом пледе остались грязные следы.
– Потому, что это не поможет, – неожиданно ответила жена. – Потому, что ходят слухи о дополнительных эшелонах, которые вывезут всех. Каждый хочет на поезд в Теплый Край.
Он кивнул, принимая объяснение. И со страхом подумал, не навсегда ли жена превратилась в такую: спокойную, умную, рассудительную чужую женщину.
2. СТАНЦИЯ
Поезд стоял уже полчаса.
Дверь приоткрылась, заглянула проводница. Как всегда, слегка пьяная и веселая. Наверное, ей тоже было непросто устроиться на поезд в Теплый Край.
– Проверка идет, – быстро сказала она. – Местная выдумка… Охрана решила не вмешиваться.
– Что проверяют-то? – с внезапным томительным предчувствием спросил он.
– Билеты. И наличие свободных мест. – Она посмотрела на две незастеленные полки так, словно впервые их увидела. – За сокрытие свободных мест высаживают из поезда.
– У нас есть билеты. На все четыре места, – зло, негодующе отозвалась со своей полки жена.
– Неважно. Должны быть и пассажиры. У вас два взрослых и два детских места. Выпутывайтесь.
– Дверь закрой! – крикнула жена.
Повернулась к нему, молча, ожидающе. За окном уже не было дождевых струй. Кружилась какая-то скользкая белесая морось, пародия на снег, тот, настоящий, что уже трое суток догонял поезд.
– Другого выхода нет? – с ноткой интереса спросила жена.
Он не ответил. Вышел в коридор, осмотрелся. Все купе были закрыты, проверка еще не дошла до вагона. Из-за соседней двери тихо доносилась музыка. Глюк – почему-то решил он. И оборвал себя: какой к черту Глюк, ты никогда не разбирался в классике… Надо спешить.
Автоматчик в тамбуре выпустил его без вопросов, лишь мельком взглянул на билеты в руках. Маленькие оранжевые квадратики, пропуск в Теплый Край.
За редкой цепью автоматчиков, перемешанных с местными охранниками, в чужой форме, с незнакомым оружием, стояли люди. Совсем немного, видимо, допуск к вокзалу тоже был ограничен.
Он прошел вдоль поезда, непроизвольно стараясь держаться ближе к автоматчикам. И увидел тех, кого искал: женщин с детьми. Они стояли обособленно, своей маленькой группой, еще более молчаливой и неподвижной, чем остальные.
Женщина в длинном теплом пальто молча смотрела, как он подходит. На черном меховом воротнике лежали снежинки. Рядом, чем-то неуловимо копируя ее, стояли двое мальчишек в серых куртках-пуховиках.
– У меня два детских билета, – сказал он. – Два.
– Что? – спросила женщина в пальто. Не «сколько», а именно «что» – деньги давно утратили цену.
– Ничего, – ответил он, с удивлением отмечая восторг от собственного могущества. – Ничего не надо. Мои отстали… – Горло вдруг перехватило, и он замолчал. Потом добавил, тише: – Я их провезу.
Женщина смотрела ему в лицо. Потом спросила, и он поразился вопросу, она еще имела смелость чего-то требовать!
– Вы обещаете?
– Да. – Он оглянулся на поезд. – Быстрее, там билетный контроль.
– А, вот оно что… – с непонятным облегчением вздохнула женщина. И подтолкнула к нему мальчишек: – Идите.
Странно, они даже не прощались. Заранее, наверное, договорились, что делать в такой невозможной ситуации. Быстро шли за ним, мимо солдат с поднятым оружием, мимо чужих вагонов. В тамбуре он показал автоматчику три билета, и тот кивнул. Словно уже и не помнил, что мужчина вышел из поезда один.
В купе было тепло. Или просто казалось, что тепло, после предзимней сырости вокзала. Дети стояли молча, и он заметил, что за плечами у них туго набитые зеленые рюкзачки.
– У нас есть продукты, – тихо сказал младший.
Жена не ответила. Она рассматривала детей с брезгливым любопытством, словно уродливых морских рыб за стеклом аквариума. Они были чужими, они попали на поезд, не имея никаких прав. Просто потому, что имеющие право опоздали.
– Раздевайтесь и ложитесь на полки, – сказал он. – Если что, вы едете с нами от столицы. Мы – ваши родители. Ясно?
– Ясно, – сказал младший.
Старший уже раздевался, стягивая слой за слоем теплую одежду. Пуховик, свитер, джемпер…
– Быстрее, – сказала жена.
По коридору уже шли – быстро, но заглядывая в каждую дверь. Щелчки отпираемых замков подступали все ближе. Дети затихли на полках.
– Возраст не тот, – тоскливо сказала жена. – Надо было выбрать постарше…
Дверь открылась, и в купе вошел офицер в незнакомой форме. Брезгливо поморщился, увидев слякоть на полу.
– Прогуливались? – протяжно спросил он. Не то спросил, не то обвинил… – Билеты.
Секунду он вертел в руках картонные квадратики. Потом молча повернулся и вышел. Щелкнула дверь следующего купе.
– Все? – тихо спросила жена. И вдруг совсем другим, жестким тоном скомандовала: – Одевайтесь! И выходите.
Он молча взял жену за руку, погладил. И тихо сказал:
– Могут быть еще проверки. Не все ли равно… Может, нам это зачтется… там…
Смешавшись, он замолчал. Где это «там»? На небе? Или в Теплом Краю?
Жена долго смотрела на него. Потом пожала плечами.
– Как знаешь.
И сказала молчаливо ожидающим детям:
– Чтобы было тихо. У меня болит голова. Сидите, словно вас нет.
Старший хотел что-то ответить, посмотрел на младшего и промолчал. Младший кивнул, несколько раз подряд.
Поезд тронулся. А за стеклом уже падал снег – настоящий, густой, пушистый, зимний.
3. НАКОПИТЕЛЬ
Они стояли вторые сутки. Из окна купе были видны горы. Неправдоподобно высокие, с обмазанными снегом вершинами и серыми тучами на перевалах.
– Некоторые идут пешком, – сказал майор.
Он заглянул погреться – стекло в его купе так и не заменили. Впрочем, у майора был целый набор «утеплителей» – в обычных бутылках, во фляжках и даже в резиновых грелках. Непонятно было лишь, довезет ли он до Теплого Края хотя бы грамм алкоголя. Сейчас он принес бутылку водки, и они потихоньку пили. Жена выпила полстакана и уснула. «Притворилась», – поправил муж себя. А майор, нацеживая в стакан дозу, разъяснял:
– Туннель один, на столько поездов не рассчитан. Говорят, будут уплотнять пассажиров. Пусть попробуют… – Он щелкнул пальцами по кожаной кобуре с пистолетом. – Я говорил с охраной. Один вагон набит взрывчаткой, если что… Мы им устроим уплотнение. За все уже заплачено. – Залпом выпив, он тяжело помотал головой. Сказал: – Скорей бы уж Теплый Край…
– А там хорошо? – вдруг спросил с верхней полки старший мальчик.
– Там тепло, – твердо ответил майор. – Там можно выжить.
Он встал, потянулся было за недопитой бутылкой, но махнул рукой и вышел. Жена тихо сказала вслед:
– Скотина пьяная… Полпоезда охраны… Еще и в пассажиры пролезли. Вся армия едет греться.
– Было бы хуже, если бы охраны оказалось меньше, – возразил муж. Выпитая водка принуждала вступиться за майора. – Нас бы выкинули из поезда.
Он полез на верхнюю полку. Лег, закрыл глаза. Тишина. Ни снега, ни дождя, ни ветра. И поезд словно умер… Он повернулся, глянул на мальчишек. Они сидели вдвоем на соседней полке и молча, сосредоточенно ели что-то из банки. Старший поймал его взгляд, неловко улыбнулся:
– Будете?
Он покачал головой. Есть не хотелось. Ничего не хотелось. Даже в Теплый Край… Он поймал себя на том, что впервые подумал о Теплом Крае без всякой торжественности, просто как о горной долине, где будет тепло даже во время Зимы.
В купе опять заглянул майор:
– Разобрались наконец… В каждый поезд посадят половину местных. А половина останется здесь. Охрана согласилась…
Майор посмотрел на детей и с ноткой участия спросил:
– Что будете делать? Отправите детей? Мне поручили разобраться с нашим вагоном. Я пригляжу за ними, если что…
Муж молчал. А младший мальчик вдруг стал укладывать разбросанные на полке вещи в рюкзачок.
– Это не наши дети, – твердо сказала жена. – Случайные. И билеты не их.
– А… – протянул майор. – Тогда проще. В соседнем купе трое своих… Вот визгу будет…
Дети молча одевались.
– Я выйду, гляну, как там… – неуверенно сказал муж.
– Через двадцать минут поезд тронется, – предупредил майор. Он взял со столика билеты детей и порвал их. Розовые клочки закружились, падая на пол. – Розовый снег, – неожиданно изрек майор. Схватился за косяк и вышел в коридор. Там уже суетились автоматчики, сортируя пассажиров.
– Я выйду, – повторил муж и натянул куртку.
– Не донкихотствуй, – спокойно сказала жена. – Их пристроят. «Красный Крест», церковь. Говорят, здесь тоже можно выжить. Главное – прокормиться, а морозы будут слабыми.
Снаружи было холодно. Лужи на перронах затягивала ледяная корка. Один поезд уже тронулся, и возле крошечного вокзала стояла растерянная, обомлевшая толпа. Некоторые еще сжимали в руках билеты.
Он шел вслед за детьми, все порываясь окликнуть их, но понимал, что это ни к чему. Он даже не знал, как их звать. Двадцать минут… Какой здесь, к черту, «Красный Крест»? Какая церковь?
К детям вдруг подошла женщина: рослая, уверенная, чем-то похожая на их мать. Что-то спросила, дети ответили. Женщина посмотрела на них, задумчиво, оценивающе… Сказала, и мужчина расслышал:
– Ладно, место еще есть. Пойдемте.
Он догнал ее, взял за руку. Женщина резко обернулась, опустив одну руку в карман куртки.
– Куда вы их?
– В приют.
Глаза у женщины были внимательные, цепкие.
– Предупреждаю, взрослых мы не берем. Только детей. Отпустите.
– У меня билет, я и не прошу… С ними все будет нормально?
– Да.
Дети смотрели на него. Младший негромко сказал:
– Спасибо. Вы езжайте.
Он стоял и смотрел, как они уходят вслед за женщиной. К маленькому автобусу, набитому людьми. Там были только дети и женщины, впрочем, женщин совсем мало.
Рядом прошел солдат с автоматом. Форма опять была незнакомая, чужая.
Мужчина повернулся, к нему:
– Скажите… – На него повернулся автоматный ствол. Солдат ждал. – Этот приют, куда забирают детей… Кем он организован?
– Здесь нет приютов, – ответил солдат. Отвернул автомат в сторону. Продолжил, почти дружелюбно: – Нет. Мы здесь стояли месяц, завтра отправка. Приютов нет.
– Но она сказала… – торопливо начал мужчина.
– Приютов нет. Только предприимчивые местные жители. Говорят, что морозы будут слабыми, главное – запастись продовольствием. – Солдат погладил оружие рукой в шерстяной перчатке. Добавил: – Стрелять бы надо, но приказа нет… Да и не перестреляешь всех.
Мужчина побежал. Сначала медленно, потом все быстрее. Было холодно. Зима уже пришла сюда раньше снега, раньше морозов.
Он догнал женщину у автобуса. Она вела детей, крепко держа их за руки. Мужчина толкнул ее в спину, женщина качнулась. Он вырвал детские руки, потянул к себе.
Женщина повернулась и достала из кармана пистолет. Маленький, нестрашный на вид. Мужчина не разбирался в оружии.
– Уходите! – жестко сказала она. – Или я вас застрелю. Дети уже наши.
– Нет, – хрипло сказал мужчина. Оглянулся, ища поддержки. И увидел, что солдат по-прежнему стоит на перроне, поглаживая автомат. – Не посмеете, – уже спокойнее продолжил он. – Вас пристрелят тоже.
Он повернулся и пошел от набитого детьми автобуса. Вслед ему тихо, грязно ругались. Но выстрелов не было.
Сразу несколько поездов тронулось с места. У вагонов началась давка. Солдаты не стреляли, они лишь распихивали остающихся прикладами. Кажется, пошел и его поезд. Но это уже было неважно.
4. ПЕРЕВАЛ
Вначале они обходили мертвых – тех, кто упал сам и кого убили по дороге. Дети пугались, а его мутило от тошнотворного запаха. Его вообще стало мутить от запаха мяса – даже консервированного, сделанного давным-давно, когда о приходе Зимы еще не знали.
Потом они шли прямо. Мертвых стало меньше, а холод не давал телам разлагаться. К тому же дети перестали бояться трупов, а сил у них стало меньше.
Однажды, на привале, старший мальчик спросил:
– А золото правда пригодилось?
– Да, – ответил мужчина. – Не знаю, почему его еще ценят…
Золото было зашито в детские куртки. Кольца, кулоны, цепочки, браслет с солнечно-желтыми топазами… Они сказали про золото, когда он пытался обменять свою куртку на сухари или рыбные консервы. Мяса на вокзальном рынке было много, и стоило оно дешево.
Куртку удалось сохранить, и только поэтому он еще был жив. В горах оказалось очень холодно, а спать приходилось на еловом лапнике. Спальник или палатку купить было невозможно ни за какие деньги или ценности. Зато он купил сухарей и консервов, и теплые шапки из собачьего меха, и пистолет
– настоящее, мужское оружие – «Магнум». Одну обойму он расстрелял по дороге, учась прицеливаться и гасить мощную, тягучую отдачу. Это оказалось неожиданно легко. Вторую обойму мужчина выпустил по каменистому склону, откуда в них стреляли из дробовика. Они услышали крик, и выстрелы прекратились. Но проверять они не стали.
Третья, последняя обойма ждала своей очереди. Почему-то мужчина думал, что она пригодится.
Когда они дошли до снегов, стало совсем трудно. Это был обычный горный снег, а не ледяной шлейф идущей по пятам Зимы. Но все равно идти стало гораздо труднее. Мужчина стал чаще сверяться с картой. Перевал, за которым открывался спуск в Теплый Край, был совсем рядом, и только это придавало силы.
Топливо для костра найти было почти невозможно, наверное, все сожгли идущие перед ними. Однажды они легли спать без костра, и на следующее утро старший мальчик не смог встать. Он не кашлял, и жара у него не было. Но подняться он не смог.
Перевал был уже перед ними, затянутый облачным туманом. Мужчина взял старшего мальчика на руки и пошел вперед. Младший шел следом, и мужчина рассеянно думал о том, что надо оборачиваться, проверять, не отстал ли ребенок… Но так и не решился проверить. Двоих он унести не мог, пришлось бы выбирать. А больше всего на свете он ненавидел, когда перед ним вставал выбор.
Он шел в тумане, и порой ему казалось, что он слышит шаги за спиной, порой – что они исчезли. Мальчик на руках у него изредка открывал глаза. Ему казалось, что он идет уже много часов подряд, но разум холодно опровергал чувства. Он просто не смог бы долго идти со своей ношей.
Когда идти стало легче, он не сразу понял, что движется под уклон. Туман вокруг начал редеть неожиданно быстро, над головой проявился вначале мутный, а потом ослепительно яркий, чистый диск солнца. Он сел на снег – мягкий, рассыпчатый – и положил голову старшего мальчика на колени. Мальчик уже не открывал глаз, но, кажется, был жив. Потом он услышал позади слабые, вязнущие шаги, и младший сел рядом. Туман разрывался на полосы и таял.
5. ТЕПЛЫЙ КРАЙ
Когда туман рассеялся и все стало видно, младший мальчик спросил:
– Это Теплый Край?
– Да, – сказал мужчина и стал рыться в карманах негнущимися пальцами. Вначале он нашел спички, потом сигареты, а после этого понял, что и то и другое промокло. Тогда он просто устроился поудобнее и стал смотреть.
Склон уходил вниз – вначале полого, а затем все более круто. Далеко внизу, ярко-зеленая, цветущая, даже на вид теплая, раскинулась долина. Теплый Край. В ней лежал маленький городок, и длинные, блестящие стеклом ряды теплиц, и серые бетонные купола складов. Это действительно был Теплый Край. На десять-двадцать тысяч человек, теплый край.
Над городком кружил вертолет – ярко раскрашенный, нарядный. Мужчина удивился было этому, но потом понял, что здесь камуфляж не нужен.
Туннель, по которому шли в Теплый Край поезда, выходил из гор перед глубоким ущельем. Через ущелье был перекинут мост – когда-то длинный и красивый, а сейчас уродливо взорванный посередине. Из туннеля как раз выходил очередной поезд. На обломках моста он начал тормозить, но было уже поздно. Вначале тепловоз, а за ним и вагоны зеленой железной змеей заструились в ущелье. На дне ущелья, пронизанная струями горной реки, громоздилась куча мятого горелого железа. Вагоны сыпались, но звука на таком расстоянии почти не было слышно. Только легкие похлопывания, похожие на вялые аплодисменты.
Мужчина посмотрел на младшего мальчика. Тот не видел, как падает поезд. Он смотрел на вертолет, который медленно летел вверх над склоном, ведущим к Теплому Краю. Ниже по склону было множество темных точек – тех, кто шел впереди. Некоторые махали вертолету руками, некоторые начинали бегать, некоторые оставались неподвижными. Вертолет на мгновение зависал над ними, доносилось слабое постукивание. Потом вертолет летел дальше. Движение его приводило человеческие фигурки к общему знаменателю – они успокаивались и замирали.
– Вертолет отвезет нас в Теплый Край? – спросил младший мальчик.
Мужчина кивнул.
– Да, конечно. В Теплый Край. Ты лучше ляг и поспи, он не скоро до нас доберется.
Мальчик подполз к неподвижному брату, лег ему на живот. Он действительно хотел спать, он замерз и устал, когда шел за мужчиной. Он много раз окликал его, просил подождать, но тот не слышал… Мальчик закрыл глаза. Издали пели вертолетные моторы.
– У нас получилось куда интереснее, чем на поезде, – сказал мальчик засыпая.
Мужчина с удивлением посмотрел на него. Потом на ущелье, куда вываливался очередной поезд.
– Да, – согласился он. – Интереснее.
«Магнум», такой большой и тяжелый, казался игрушкой при взгляде на подлетающий вертолет. Но мужчина все-таки держал его в руках.
Так было интереснее.
