Ну вот и Дорианом так же получилось..
В книжке все гораздо приличнее :)

Открытку получила :)
Спасибо за нее и за поздравление :)

браво твоему мужчине!!!=)
..еще раз С Днем Рожденья!!! надеюсь, открытку мою получила!:)

супер)))) очень весело)))

уже не раз убеждалась что фильмы по книгам снимать не умеют:) сюжет коверкают, урезают...лично я на это смотреть не могу, меня это ужасно раздражает)

Тяжелая..
А вот "Над пропастью.." я в свое время как-то и не осилила :D
Сейчас до "Портрета Дориана Грея" добралась.. А то фильм посмотрела, а книжка не читана.. Непорядок :))

брр...тяжелая, видимо,литература(
а я сейчас читаю Джерома Сэлинджера "Над пропастью во ржи". Недавно начала читать, пока что нравится) Милая, не грузящая, интересная)

знакомо )

Прочитала "Суад" , "Туда без обратно" невероятно печальные книжки
Сейчас "Неотмазанных" читаю.. Вроде сколько уже слышано про чеченскую войну, а все равно каждый раз вопрос возникает: Кому нужна эта вся эта кровь?

надо почитать что-то из этого...
а то уже перечитала все что только можно)

класс

как мило :)

как классно! оч мило и трогательно :)

класс!

спасибо, Аноним :D
даже если это просто спам..

Юнна Мориц

СРЕДА ОБИТАНИЯ

Снег на меня садится,
В белое одевая.
Меня провожает птица
До остановки трамвая.

Когда я вернусь обратно,
Она меня встретит... Боже,
Это - невероятно,
И всё остальное - тоже.

http://www.owl.ru/morits/

Все будет хорошо!!!!
нужно только время и терпение...

Risha, спасибо большое :)

вот это похоже прицепится надолго :)
Нет той изюминки, интриги,
что тянет за собой вперед;
читаешь две страницы книги
– и сразу видишь: не попрет;
сигналит чуткий, свой, сугубый
детектор внутренних пустот;
берешь ладонь, целуешь в губы
и тут же знаешь: нет, не тот.
В пределах моего квартала
нет ни одной дороги в рай;
и я устала. Так устала,
что хоть ложись да помирай.

Не прет от самого процесса,
все тычут пальцами и ржут:
была вполне себе принцесса,
а стала королевский шут.
Все будто обделили смыслом,
размыли, развели водой.
Глаз тускл, ухмылка коромыслом,
и волос на башке седой.

у нее особенный стиль, который ни с чем не перепутать))
иногда кажется что в некоторых стихах нет рифмы, но все ее стихи можно легко найти в аудио формате, или на видео, она сама читает)

С ним ужасно легко хохочется, говорится, пьется, дразнится; в нем мужчина не обретен еще;
она смотрит ему в ресницы – почти тигрица, обнимающая детеныша.

Он красивый, смешной, глаза у него фисташковые; замолкает всегда внезапно, всегда лирически;
его хочется так, что даже слегка подташнивает; в пальцах колкое электричество.

Он немножко нездешний; взор у него сапфировый, как у Уайльда в той сказке; высокопарна речь его;
его тянет снимать на пленку, фотографировать – ну, бессмертить, увековечивать.

Он ничейный и всехний – эти зубами лязгают, те на шее висят, не сдерживая рыдания.
Она жжет в себе эту детскую, эту блядскую жажду полного обладания, и ревнует – безосновательно, но отчаянно.
Даже больше, осознавая свое бесправие.
Они вместе идут; окраина; одичание; тишина, жаркий летний полдень, ворчанье гравия.

Ей бы только идти с ним, слушать, как он грассирует, наблюдать за ним, «вот я спрячусь – ты не найдешь меня»;
она старше его и тоже почти красивая. Безнадежная.

Она что-то ему читает, чуть-чуть манерничая; солнце мажет сгущенкой бликов два их овала.
Она всхлипывает – прости, что-то перенервничала. Перестиховала.

Я ждала, говорит, я знала же, как ты выглядишь, как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба;
у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш, я уж думала – все, не выношу, не судьба.
Зачинаю – а через месяц проснусь и вою – изнутри хлещет будто черный горячий йод, да смола.
А вот тут, гляди, - родилось живое. Щурится. Улыбается. Узнает.

Он кивает; ему и грустно, и изнуряюще; трется носом в ее плечо, обнимает, ластится.
Он не любит ее, наверное, с января еще – но томим виноватой нежностью старшеклассника.

Она скоро исчезнет; оба сошлись на данности тупика; «я тебе случайная и чужая».
Он проводит ее, поможет ей чемодан нести; она стиснет его в объятиях, уезжая.

И какая-то проводница или уборщица, посмотрев, как она застыла женою Лота
– остановится, тихо хмыкнет, устало сморщится – и до вечера будет маяться отчего-то.

ладно, ладно, давай не о смысле жизни, больше вообще ни о чем таком
лучше вот о том, как в подвальном баре со стробоскопом под потолком пахнет липкой самбукой и табаком
в пятницу народу всегда битком
и красивые, пьяные и не мы выбегают курить, он в ботинках, она на цыпочках, босиком
у нее в руке босоножка со сломанным каблуком
он хохочет так, что едва не давится кадыком

черт с ним, с мироустройством, все это бессилие и гнилье
расскажи мне о том, как красивые и не мы приезжают на юг, снимают себе жилье,
как старухи передают ему миски с фруктами для нее
и какое таксисты бессовестное жулье
и как тетка снимает у них во дворе с веревки свое негнущееся белье,
деревянное от крахмала
как немного им нужно, счастье мое
как мало

расскажи мне о том, как постигший важное – одинок
как у загорелых улыбки белые, как чеснок,
и про то, как первая сигарета сбивает с ног,
если ее выкурить натощак
говори со мной о простых вещах

как пропитывают влюбленных густым мерцающим веществом
и как старики хотят продышать себе пятачок в одиночестве,
как в заиндевевшем стекле автобуса,
протереть его рукавом,
говоря о мертвом как о живом

как красивые и не мы в первый раз целуют друг друга в мочки, несмелы, робки
как они подпевают радио, стоя в пробке
как несут хоронить кота в обувной коробке
как холодную куклу, в тряпке
как на юге у них звонит, а они не снимают трубки,
чтобы не говорить, тяжело дыша, «мама, все в порядке»;
как они называют будущих сыновей всякими идиотскими именами
слишком чудесные и простые,
чтоб оказаться нами

расскажи мне, мой свет, как она забирается прямо в туфлях к нему в кровать
и читает «терезу батисту, уставшую воевать»
и закатывает глаза, чтоб не зареветь
и как люди любят себя по-всякому убивать,
чтобы не мертветь

расскажи мне о том, как он носит очки без диоптрий, чтобы казаться старше,
чтобы нравиться билетёрше,
вахтёрше,
папиной секретарше,
но когда садится обедать с друзьями и предается сплетням,
он снимает их, становясь почти семнадцатилетним

расскажи мне о том, как летние фейерверки над морем вспыхивают, потрескивая
почему та одна фотография, где вы вместе, всегда нерезкая
как одна смс делается эпиграфом
долгих лет унижения; как от злости челюсти стискиваются так, словно ты алмазы в мелкую пыль дробишь ими
почему мы всегда чудовищно переигрываем,
когда нужно казаться всем остальным счастливыми,
разлюбившими

почему у всех, кто указывает нам место, пальцы вечно в слюне и сале
почему с нами говорят на любые темы,
кроме самых насущных тем
почему никакая боль все равно не оправдывается тем,
как мы точно о ней когда-нибудь написали

расскажи мне, как те, кому нечего сообщить, любят вечеринки, где много прессы
все эти актрисы
метрессы
праздные мудотрясы
жаловаться на стрессы,
решать вопросы,
наблюдать за тем, как твои кумиры обращаются в человеческую труху
расскажи мне как на духу
почему к красивым когда-то нам приросла презрительная гримаса
почему мы куски бессонного злого мяса
или лучше о тех, у мыса

вот они сидят у самого моря в обнимку,
ладони у них в песке,
и они решают, кому идти руки мыть и спускаться вниз
просить ножик у рыбаков, чтоб порезать дыню и ананас
даже пахнут они – гвоздика или анис –
совершенно не нами
значительно лучше нас

А факт на лицо

А факт безжалостен и жуток,
как наведенный арбалет:
приплыли, через трое суток
мне стукнет ровно двадцать лет.

И это нехреновый возраст
– такой, что Господи прости.
Вы извините за нервозность
– но я в истерике почти.
Сейчас пойдут плясать вприсядку
и петь, бокалами звеня:
но жизнь у третьего десятка
отнюдь не радует меня.

Не торкает. Как вот с любовью:
в секунду - он, никто другой.
Так чтоб нутро, синхронно с бровью,
вскипало вольтовой дугой,
чтоб сразу все острее, резче
под взглядом его горьких глаз,
ведь не учили же беречься,
и никогда не береглась;
все только медленно вникают
– стой, деточка, а ты о ком?
А ты отправлена в нокаут
и на полу лежишь ничком;
чтобы в мозгу, когда знакомят,
сирены поднимали вой;
что толку трогать ножкой омут,
когда ныряешь с головой?

Нет той изюминки, интриги,
что тянет за собой вперед;
читаешь две страницы книги
– и сразу видишь: не попрет;
сигналит чуткий, свой, сугубый
детектор внутренних пустот;
берешь ладонь, целуешь в губы
и тут же знаешь: нет, не тот.
В пределах моего квартала
нет ни одной дороги в рай;
и я устала. Так устала,
что хоть ложись да помирай.

Не прет от самого процесса,
все тычут пальцами и ржут:
была вполне себе принцесса,
а стала королевский шут.
Все будто обделили смыслом,
размыли, развели водой.
Глаз тускл, ухмылка коромыслом,
и волос на башке седой.

А надо бы рубиться в гуще,
быть пионерам всем пример
– такой стремительной, бегущей,
не признающей полумер.
Пока меня не раззвездело,
не выбило, не занесло
– найти себе родное дело,
какое-нибудь ремесло,
ему всецело отдаваться
– авось бабла поднимешь, но
– навряд ли много. Черт, мне двадцать.
И это больше не смешно.

Не ждать, чтобы соперник выпер,
а мчать вперед на всех парах;
но мне так трудно делать выбор:
в загривке угнездился страх
и свесил ножки лилипутьи.
Дурное, злое дежавю:
я задержалась на распутье
настолько, что на нем живу.

Живу и строю укрепленья,
врастая в грунт, как лебеда;
тяжелым боком, по-тюленьи
ворочаю туда-сюда
и мню , что обернусь легендой
из пепла, сора, барахла,
как Феникс; благо юность, гендер,
амбиции и бла-бла-бла.
Прорвусь, возможно, как-нибудь я,
не будем думать о плохом;
а может, на своем распутье
залягу и покроюсь мхом
и стану камнем (не громадой,
как часто любим думать мы)
– простым примером, как не надо,
которых тьмы и тьмы и тьмы.

Прогнозы, как всегда, туманны,
а норов времени строптив
- я не умею строить планы
с учетом дальних перспектив
и думать, сколько Бог отмерил
до чартера в свой пэрадайз.
Я слушаю старушку Шерил
– ее Tomorrow Never Dies.
Жизнь – это творческий задачник:
условья пишутся тобой.
Подумаешь, что неудачник
– и тут же проиграешь бой,
сам вечно будешь виноватым
в бревне, что на пути твоем;
я в общем-то не верю в фатум
– его мы сами создаем;
как мыслишь – помните Декарта?
– так и живешь; твой атлас – чист;
судьба есть контурная карта
– ты сам себе геодезист.

Все, что мы делаем – попытка
хоть как-нибудь не умереть;
так кто-то от переизбытка
ресурсов покупает треть
каких-нибудь республик нищих,
а кто-то – бесится и пьет,
а кто-то в склепах клады ищет,
а кто-то руку в печь сует;
а кто-то в бегстве от рутины,
от зуда слева под ребром
рисует вечные картины,
что дышат изнутри добром;
а кто-то счастлив как ребенок,
когда увидит, просушив,
тот самый кадр из кипы пленок
– как доказательство, что жив;
а кто-нибудь в прямом эфире
свой круглый оголяет зад,
а многие твердят о мире,
когда им нечего сказать;
так кто-то высекает риффы,
поет, чтоб смерть переорать;
так я нагромождаю рифмы
в свою измятую тетрадь,
кладу их с нежностью Прокруста
в свою строку, как кирпичи,
как будто это будет бруствер,
когда за мной придут в ночи;
как будто я их пришарашу,
когда начнется Страшный суд;
как будто они лягут в Чашу,
и перетянут, и спасут.

От жути перед этой бездной,
от этой истовой любви,
от этой боли – пой, любезный,
беспомощные связки рви;
тяни, как шерсть, в чернильном мраке
из сердца строки – ох, длинны!;
стихом отплевывайся в драке
как смесью крови и слюны;
ошпаренный небытием ли,
больной абсурдом ли всего
– восстань, пророк, и виждь, и внемли,
исполнись волею Его
и, обходя моря и земли,
сей всюду свет и торжество.

Ты не умрешь: в заветной лире
душа от тленья убежит.
Черкнет статейку в «Новом мире»
какой-нибудь седой мужик,
переиздастся старый сборник,
устроят чтенья в ЦДЛ
– и, стоя где-то в кущах горних,
ты будешь думать, что – задел;
что достучался, разглядели,
прочувствовали волшебство;
и, может быть, на самом деле
все это стоило того.

Дай Бог труду, что нами начат,
когда-нибудь найти своих,
пусть все стихи хоть что-то значат
лишь для того, кто создал их.
Пусть это мы невроз лелеем,
невроз всех тех, кто одинок;
пусть пахнет супом, пылью, клеем
наш гордый лавровый венок.
Пусть да, мы дураки и дуры,
и поделом нам, дуракам.

Но просто без клавиатуры
безумно холодно рукам.

была однажды в полной жопе, нужно было как-то выбираться)) начала пробовать эти "методы позитивного мышления" и т.п.)) Результат есть! только вот лично у меня недолгий..меня хватило примерно на неделю))

поделись :) ..не читала этого
вообще только вчера на нее натолкнулась..

люблю творчество Веры Полозковой!
самое любимое "Медленный танец" и "Снова не мы" )

страшно терять привычное состояние.. даже если это состояние всего-навсего нытье..
уж сколько лет прошло, а я все в пубертате.. :D