Спортсмены, как женщины, быстро привыкают к вину, и тоже как они скоро уже не могут обходиться без него. Особенно скоротечно происходит этот процесс у спортсменов профессионалов, которые в своей жизни не знали ничего кроме спорта, занимались им с утра до вечера, не отвлекаясь на что-то другое, доводили себя ежедневными упражнениями до изнеможения. Однажды, когда насилие над собой прекращается, рано или поздно это происходит со всеми, и связано, с возрастом, травмами, которые накапливаясь в конце концов превращают спортсмена в инвалида, с отсутствием результатов, достойных высших, спортивных наград, просто с накопившейся не проходящей усталостью, желанием иметь семью, детей, в конце концов, жить жизнью простого человека, им измотанным нечеловеческими нагрузками, такая жизнь за пределами спортивного зала кажется мечтой, они навсегда прощаются со спортом. И тогда они, разрешив себе послабление, начинают вести образ жизни такой, какой ведёт большинство обыкновенных людей, не ограничивающих себя ни в чём, не думающих о калориях, килограммах собственного веса, о пище, которую едят, не слишком ли тяжела для организма, и конечно, такой образ жизни, как что-то естественное, предполагает, употребление алкоголя. На таких людей как Санька алкоголь оказывает особое воздействие, как какой-нибудь наркотик, они быстро привыкают к нему. Нужно иметь сильную волю, чтобы удержать себя от затягивающего на дно омута пьяной жизни. Воля у Саньки была, иначе бы он не стал хорошим спортсменом, однако достаточная для того, чтобы побеждать на спортивных соревнованиях, находясь в стерильных условиях; её оказалось мало, чтобы победить соблазны той среды, в которой теперь находился. Он всё больше увлекался вином и даже на тренировки, он устроился работать в своём клубе тренером, иногда стал приходить с похмелья, или уже похмелившись. Пока это не отражалась на успехах его учеников, в прошлом он был хорошим спортсменом, отлично разбирался в своём деле, поэтому мог реально помочь своим ученикам повысить своё мастерство и добиваться неплохих результатов. Время шло, и некоторые ученики Саньки стали побеждать на соревнованиях. Черная зависть не является характерной чертой русского человека, впрочем, как и еврея и, тем не менее, она присутствует у многих, особенно у бездарных людей. У Саньки стали переманивать учеников, суля им золотые горы, не забывали напомнить им и о том, что занимаются у спортсмена-пьяницы. В общем, гадили Саньке, где могли. Ему бы взять себя в руки и привести к внушительной победе пару или тройку своих богатырей, с которыми он работал, тренировал их, но он от интриг коллег завистников, впадал в депрессию и пил ещё больше. Институт физкультуры он закончил, помогла память об отце, Саньку пожалели и выпустили с дипломом тренера по тяжелой атлетике, когда собственно тренировать ему практически стало некого. А скоро его уволили из спортивного клуба, в котором провёл столько лет, в связи с профнепригодностью, так было написано в трудовой книжке.
И перед Санькой встал вопрос, перед которым бывшие спортсмены профессионалы часто столбенеют, потому что выброшенные из спорта они чувствуют себя также плохо как рыба, застрявшая на суше после отлива воды. На вопрос из детской книжки Маяковского: 'У меня растут года, скоро мне семнадцать, кем работать мне тогда, чем мне заниматься'? - ответа у Саньки не было. Он сунулся он в одну, другую общеобразовательную школу везде требовались преподаватели физкультуры, но ему почему-то везде отказывали. Он плохо был знаком с работой отдела кадров. А у них, оказывается, всегда существовало, и существует поныне, правило, прежде чем брать человека на работу, позвонить на его прежнюю и спросить характеристику кандидата, на имеющуюся вакантную должность. Санька вроде не был евреем, и не понимал, почему ему везде отказывают в работе, пока в пивной, под Думой, на Невском, где он пил холодное запотевшее пиво 'Московское' со своим корешом, тоже бывшим спортсменом, тот не открыл ему глаза на причину его неудачных хождений в различные организации по поводу трудоустройства. Кореш постучал по бутылке с пивом и насмешливо спросил его: 'Пиво любишь? И водочку, наверно, тоже уважаешь. Эх, грехи наши тяжкие! - вздохнул он: - «Не берут тебя никуда, потому, что слава о твоём неравнодушном отношении к этим продуктам бежит впереди тебя. Тебе надо что-нибудь выбрать попроще. Хочешь, я тебя пристрою грузчиком к себе в магазин. Будешь сыт, и ещё наливать будут. Иногда, если разрешат торговать развесным товаром, и заработаешь. А так скоро с голоду подохнешь. Вон осунулся как. Надо наесть ряху и люди к тебе сытому относиться будут лучше. Это аксиома, проверенная на собственной практике. Подыхал с голоду, как и ты, никуда тоже не брали, мол, спортсмен, что с него толку. Познакомился с соседкой, заведующей гастрономом. Молодая баба, одна, мужиков постоянно меняет, и ей это надоело, хотелось ей одного, единственного. И чтобы она кричала от вожделения, когда будет трахаться с ним. Я согласился быть этим единственным. Она пристроила к себе в гастроном, сначала учеником рубщика мяса, потом я встал в мясной отдел продавцом. Почувствовал себя человеком, все кланяются, как в церкви попу. А как же, от меня зависит, что у человека будет в кастрюле. Это я тебе скажу в нашей жизни вещь не последняя». Выбора у Саньки получалось, вроде не было, и он согласился на предложение товарища.
Сначала в гастрономе всё ему было непривычно, далекий от таких приземленных проблем, как обеспечение себя и своих близких продуктами, едой, он удивился масштабности этой проблемы. Действительно, оказалось, что люди стоящие за прилавком, не говоря уже о тех, кто руководил торговлей, были не людьми, а какими-то небожителями. Все шли к ним на поклон, потому что кругом был голяк. Один, два сорта вареной колбасы, один сорт сыра, разбавленная кефиром сметана, гнилая картошка, вот почти весь ассортимент советской торговли. Навар от дружбы с торгашом был густой и вкусный и поэтому такой дружбой гордились, как, скажем, знакомством с известным артистом кино. Продавщицы гастронома молодые девчонки, с которыми Сашка быстро подружился, ходили опухшими от еды, всё время что-то жевали; если такая красавица задевала своей кормой дверной косяк, то страдала дверь, а жопа продавщицы гастронома оставалась целой и невредимой. Она подходила к Саньке и просила растереть покрепче место ушиба. Боялась синяков, так как её кавалер мог подумать, что она изменяет ему, с кем-нибудь и синяк мог быть от щипка соперника. Пока Санька растирал ей место ушиба, она стояла, тесно прислонившись к нему. Девица была выше его ростом, поэтому казалось, что своей безразмерной грудью она опирается на него. От сладкой истомы, которая охватывала его, у Санька дрожали и подгибались колени.
Санёк уже крепко поддавал. Пришли первые запои, как-то он неделю не выходил на работу. На первых порах выручал приятель, уговаривая свою подругу не горячиться и не рубить с плеча. Подождать ещё, может быть парень остепенится. И действительно после запоя Санька ходи шелковый, старался угадать любое желание своей благодетельницы. Работал, сколько было надо, на часы не смотрел. Директриса потихоньку оттаивала и даже доверила ему торговать с лотка на улице. Зимой на холоде желающих мерзнуть было мало; Санька не отказывался и потому что ещё чувствовал свою вину и самое главное он знал, что на лотке можно хорошо заработать, обвешивая покупателей. Риск, конечно, был, ОБХСС не дремал, но у Саньки на этот случай была заначка, взял у Любы в долг, он рассчитывал, что если прихватят, откупится, так в гастрономе поступали все.
Как-то в привезли большую партию тощих синих цыплят с Синявинской птицефабрики. Их надо было быстро продать, цыплят нельзя было размораживать, они становились скользкими, липкими, от них нехорошо попахивало. Санька торговал цыплятами несколько дней с утра до вечера, к нему всё время стояла очередь, он неплохо заработал за это время на подпорченном товаре. И не выдержал. Вечером после работы купил водки, взял Любу и пошёл с ней к себе домой. Она быстро приготовила поесть, они выпили, Саньке показалось мало, и он принёс ещё бутылку водки, выпили и её. Потом они славно, как выражалась Люба, покувыркались. Утром Люба кое-как растолкала Саньку и потащила его на работу.
Он опять торговал цыплятами, но ему было невмоготу, мучила жажда и тянуло похмелиться. Он выпил бутылку пива и продолжал торговать. Потом в обед, он закрыл свой ларёк на полчаса и в столовой рядом с гастрономом пообедал, и при этом один выпил бутылку водки. Его развезло. Он пришёл на своё рабочее место, уже плохо соображая, что делает. Директору гастронома покупатели сообщили, что на улице пьяный продавец торгует цыплятами, при этом обвешивает людей, и обсчитывает их. Она вышла на улицу. Пьяный Санька, поднимал в это время с земли ящик с цыплятами, он хотел положить его на прилавок; это был последний ящик из партии, которую он должен был продать сегодня. Он увидел директора магазина, поскользнулся, выронил из рук ящик с цыплятами, они посыпались на землю, и он сам, не устояв на ногах, завалился на дохлых цыплят. Директор гастронома не стала подходить к нему, повернулась и пошла к себе. Через несколько минут вышел Санькин приятель. Он отправил его домой, взял у него выручку и заначку и сам встал за прилавок: «Доторгую твоими цыплятами, рассчитаемся»,- сказал он ему.
Больше работать в гастрономе ему не пришлось. Директриса его уволила. И Санька остался один, опять без работы, без бабы. Выручил Саньку опять приятель тоже спортсмен и тоже штангист. Когда-то ездили вместе с ним на сборы, весовые категории у них были одинаковые. На соревнованиях они сражались друг с другом, Санька побеждал чаще. Оба ушли из большого спорта не так давно, и были ещё молоды всего тридцать четыре, вся жизнь спереди. Но прилично устроиться, остаться на тренерской работе, не смогли оба. Приятель в Доме отдыха им. Горького, в Репино, осел физруком. Теребил отдыхающих, выгонял на зарядку, устраивал соревнования вроде бега в мешках, в общем, занимался ерундой. В награду от администрации дома отдыха имел бесплатный стол с трёх разовым питанием и мизерную зарплату. В доме отдыха была своя котельная. Котлы работали на угле. Перевести котельную на другой вид топлива у администрации дома отдыха денег не было, в котельную требовался кочегар и приятель пристроил на эту должность Саньку, пообещав, что найдёт ему со временем какое-нибудь место получше. Саньке дали отдельную комнату в домике, где жил обслуживающий персонал, здесь же на территории дома отдыха. Комната обладала достоинством, была последней в барачного типа домике и к ней была пристроена веранда. Веранда стояла пустая, были протянуты веревки и отдыхающие могли сушить свои купальные принадлежности. На веранду был вход с улицы, и в неё можно было попасть из Санькиной комнаты.
Зима прошла незаметно. Работа была не тяжелой. И только когда привозили плохой крупный слежавшийся уголь, тогда приходилось с ним повозиться. Но это было Саньке даже в охотку. Наступила весна, стало веселей, запели птички, потекли ручьи. Санька ходил на залив ловить корюшку. Потом ему отдельно для него её жарила повариха, толстушка Тамара. Она столько раз предлагала ему себя, но Санька не мог преодолеть в себе какого-то отталкивающего к ней чувства, от неё чем-то пахло. Санька был чистоплотный человек, в детстве мама говорила ему, чтобы он обязательно мыл уши и шею, а на ночь ноги и это чувство обязательности собственной чистоты он рефлекторно переносил на других. От Тамары пахло запахом, исходящим оттуда, откуда ноги растут, она, видимо, не очень любила воду, потому что проблем с горячей водой, она работала на кухне, не было. Она целый день стоял у плиты, естественно, потела, а вот мылась она или нет Санька этого не знал. И когда она тесно прижималась к нему, он еле переносил её дух. В доме отдыха женщин, среди обслуживающего персонала было достаточно. Все были местные и уже в возрасте. Отработав в доме отдыха зиму, Санька так и не подобрал себе подруги, жил холостяком.
Пришло лето. Работы у Саньки стало совсем мало. Прачечная и банные дни. В остальное время он был свободен. Он уходил к заливу и просиживал там, на песке часами. Появились отдыхающие. Пляж стал заполняться народом не только по выходным дням.
Сегодня Санька опять уже с утра валялся на пляже. Солнце не поднялось ещё в зенит, и было не жарко. В будние дни, на пляже кроме мам с детьми, редких отдыхающих и организованно, со своими воспитателями, плещущихся в воде детей, больше никого не было. Санька посмотрел сзади себя и увидел девушку, которую пас уже не один день. Она прошла поближе к воде, бросила на песок свой коврик, села на него, опершись на руки, откинула голову, подставила солнцу лицо, грудь и плечи, и какое-то время сидела так, наслаждаясь теплом и покоем. Потом встала и пошла в воду. Санька провожал её взглядом до дальних камней, где вода была ей по пояс. У одного из камней она задержалась и, взобравшись на него, присела. Отраженное от воды солнце тысячами бликов слепило глаза, смотреть было больно, и Санька перевел взгляд от камня с девушкой, стал смотреть на воду, которая завиваясь мелкими барашками, подгоняемая легким ветерком, бежала к берегу. Он на какое-то время забыл о ней, а когда посмотрел в её сторону опять, увидел, что она удобно расположившись на камне, загорает под ярким солнцем.
Санька решил искупаться и пошёл в воде тем же маршрутом что и девушка. Камни были несколько в стороне от прямого пути к глубокой воде. Санька на многое не рассчитывал. Посмотреть на девушку вблизи, может быть заговорить с ней, познакомиться. Ветер был встречный, теплый, несильный. Он шел не быстро, вспенивая ногами волну, и уже не слышал никаких звуков доносившихся с берега. Стало глубже, и постепенно Санька стал погружаться в воду. Вода была не очень мутной, и дно под ногами было различимо. Он подходил к камням, девушка не оборачивалась, из-за ветра и шума волн она не слышала его. Одной рукой облокотилась на камень, а второй не было видно, голова была откинута, не то загорала, не то смотрела на небо. Санька услышал какие-то звуки похожие на стоны, доносившиеся с камня. И когда был уже почти рядом, с сидящей на камне девушкой, услышал что-то похожее на легкий шлепок о воду, как будто кто-то бросил камушек или небольшой предмет в воду. Девушка посмотрела в сторону Саньки. На её лице до конца не успело исчезнуть то выражение, с которым она сидела одна. Наслаждение, сладкая истома, отражались на нём, девушка кайфовала в одиночестве, подставив своё тело мягкому, теплому ветру и солнечным лучам.
- Я помешал? - спросил Санька девушку, чтобы с чего-то начать разговор.
- Нет, но немного испугали, - ответила не сразу она.
- Не бойтесь я свой, как и вы, наверно, живу здесь на даче, недалеко. Хорошо в одиночестве, никто не мешает, - сказал он.
- Чему не мешает? - восприняла она его слова как вопрос.
- Наслаждаться солнцем, покоем.
- А, да, - односложно ответила она, видимо, не очень склонная к диалогу в воде.
- Жаль камень небольшой, не присоседиться, а то я бы составил вам компанию.
- Наоборот, хорошо, мне сосед не нужен. Идите, купайтесь. Если вы хотите посидеть на камне, когда вы вернетесь, он будет свободен. Или выбирайте что-то рядом.
- Да камни уж больно тут неудобные, только макушки торчат из воды, одному и то не уместиться.
И Санька отошел к такому камню, который был ближе всех других. Подходя к нему, он увидел на дне, какой-то розовый предмет. Даже здесь, метрах в двухстах от берега, вода была далеко не прозрачной. Наверно, резиновая кукла, подумал он. Чтобы достать её пришлось окунуться.
- Что-то нашли? - спросила его девушка.
- Да, - ответил Санька несколько растерянно, не вынимая предмет из воды, - кто-то видимо потерял.
И поднял со дна, большой, сделанный из какого-то синтетического материала, мужской член.
- Покажите, - проявила заинтересованность девушка, - что вы нашли?
Ему ничего не оставалось делать, как показать ей свою находку.
- Какой, большой, - спокойно сказала она, не проявив особого интереса к найденному предмету.
- Вам так кажется? - спросил Санька удивленный её реакцией, необычной, как ему показалось, для молодой девушки, увидевшей нечто неприличное.
- А у вас что больше? - поинтересовалась она, ничуть не смутившись бестактности своего вопроса.
- Нет, но если вам интересно? - промямлил Санька.
- Интересно, если у вас больше, - сказала она.
- Не больше, но мне кажется, - начал он.
Она прервала его: - Что вам кажется? Покажите. Я хочу сравнить, чтобы знать, велика ли разница между этим красавцем и действительностью.
- У меня нестандартный размер.
- Тем более. Это уже интересно. От стандарта в большую или в меньшую сторону?
- В меньшую, сказал Санька и засмеялся. Потому что размер его члена у него был в порядке.
- Хочу посмеяться. Покажете?
- Иду, - сказал Санька и подошёл к ней, вернее, к камню, на котором она сидела.
- Ну, - засмеялась она.
- Мы даже не знакомы, как-то неудобно, подумают, что я какой-нибудь эксгибиционист. И я в воде по пояс. Вам придется спуститься с камня - попросил девушку Санька.
- А на камне вы не можете показать? И причем здесь знакомство? Вы помните у Маяковского? Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза. Доставайте ваш бесценный груз, это лучший повод для знакомства.
- Мне, кажется, что у Маяковского чуть-чуть иначе: Я достаю из кармана штанин...
- А это так важно? - спросила она.
- Ну, смотря, что доставать. Нет, - отказался от предложения девушки Санька - не хочу лезть на камень. Вдруг, действительно, кто-нибудь кроме вас увидит, что я предъявляю для знакомства. Осудят за эксгибиционизм.
- Кто осудит? Чайки? И потом ваш прибор уже на расстоянии нескольких метров не рассмотришь невооруженным взглядом, а вы хотите, чтобы кто-то увидел его с берега.
- Вы еще не видели мой, как вы говорите прибор, а уже обижаете меня.
- Хорошо. Давайте ближе к теме. Вы доставите мне удовольствие, дадите посмотреть на ваш не стандарт, или я закрываю нашу встречу, а наше знакомство считаю несостоявшимся, закругляюсь, вот окунусь и пойду домой. На память о нашей встрече вы мне подарите фаллос, который вы нашли. Договорились?
- Да. Только вам все же придется спуститься в воду. На камне показывать свой член я не буду, мне неудобно. Мешает врожденная скромность. Как вас звать?
- Марина. Это имеет к нашему делу отношение?
- Ну, я же всё-таки член показываю не камню?
- Убедили. Показывайте. Марина сползла с камня в воду.
Санька снял с себя плавки и вместе с находкой положил их на камень. Вокруг было всё также пустынно. Он уже знал, что будет дальше, и с нетерпением ожидал продолжения необычного знакомства. Марина подошла вплотную к нему. Только сейчас он увидел её так близко. Она была хороша. Бронзовая кожа, рыжие волосы, голубые глаза и веснушки. Ей было лет восемнадцать не больше.
Она взяла его член в руки и засмеялась: - Действительно не стандарт, но вы поскромничали не такой уж и маленький, как я подумала.
- И в отличие от фаллоса, который сейчас лежит на камне, у него изменяются размеры, - сказал Санька, - и ты это уже чувствуешь. До фаллоса он, конечно, не дотянет, но те женщины у кого в гостях побывал мой член, не жаловались. А какой толк от этого бездушного хобота. Засовывать холодный, искусственный член во влагалище и добывать оргазм трением, как первобытный человек огонь, наверно, не очень приятно.
-Ты умеешь убеждать, и действительно между тем, что я взяла в руки и имею сейчас, разница существенная. Ты говоришь, что всем, кто пробовал, нравится? Может быть, и мне попробовать тоже? Ты не против такой экспериментальной эксплуатации твоего прибора? - спросила она Саньку. Вдруг понравится. Тогда буду просить тебя взять надо мною шефство.
Марина обняла его за шею, обхватила ногами, в воде она была совсем легкая, Санька прижал её к камню, и они стали трахаться. Скоро Санька услышал тот же стон, что слышал и раньше, когда подходил к девушке, сидящей на камне. Значит, фаллос был её игрушкой.
-Ты, знаешь, - сказала Марина - когда они закончили, как выразилась она, экспериментальную эксплуатацию Санькиного члена, - а мне понравилось, присутствует привкус экзотики. Море, солнце, вода, это так необычно, у меня такого ещё не было, я ни с кем не знакомилась таким способом.
- Ну, конечно, просто ещё не успела, у тебя столько всего впереди.
Они стали встречаться с Мариной почти ежедневно. Она проникала к нему через веранду и будила его. Санька обычно спал на веранде, рядом стояли другие дачи. Сосны шумели своими кронами где-то вверху и стволы деревьев не прятали тех, кто находился на веранде. Марина набрасывалась на Саньку, тормошила, стаскивала с него трусы и требовала, чтобы он с ней трахался, здесь же, прямо на веранде. Санька отбивался, говорил:
- Постой уйдем хотя бы в комнату, кругом люди.
- Я терпела всю ночь и больше не могу. Тогда скорее отнеси меня в комнату.
- Отдай мне трусы, не могу же я голый ходить по веранде? - просил её Санька.
- У тебя прекрасный фаллос, пусть все смотрят и завидуют мне. Когда я не вижу его, и тебя нет рядом, я схожу с ума.
- Постой, кто тебе нужен больше я или мой член?
- Я неправильно выразилась. Конечно ты.
Санька одевал трусы, брал её на руки и относил на кровать в комнату, трахаться. Рассчитывать с Мариной на что-то серьёзное с ней он, конечно, не мог. Она была так молода. Ей не было ещё и восемнадцати лет. По её словам это был её первый дачный роман.
Беда, как правило, приходит внезапно. Санька подозревал, что делает что-то противозаконное, общаясь с несовершеннолетней девчонкой, однако, толком не знал, как серьёзно карается такое правонарушение, он не был прилежным прихожанином какой-нибудь церкви. В душе он не ощущал той духовной пустоты, которая требовала бы такого наполнения, что привела бы его в храм к Богу, у него не было даже простой потребности помолиться, как делают многие, так, на всякий случай, они просят Всевышнего: «Господи, спаси и помилуй!» - чтобы почувствовать себя под его защитой. Наверно, если бы он всё-таки пришёл в храм, то на исповеди кто-нибудь из слуг Божьих обязательно осудил его тяжкий грех, сказал бы ему, что такой грех наказуем и церковью и светским законом и очень сурово.
Конечно, длительное время незамеченной, связь Сашки с несовершеннолетней девчонкой не могла остаться незамеченной. Первый, кто сказал Саньке, что он играет с огнём, был его приятель физрук. Санька только отмахнулся и по-прежнему продолжать трахать девчонку. Потом нашёлся сексот от от общественности, хотя профессиональных сексотов, тех, что стучит в КГБ хоть отбавляй, это уже болезнь или как говорил Ницше - 'зараза', которая распространилась по стране, во времена Берия, да и до сего времени целый пласт людей в государстве занят тем, что стучит друг на друга. Без этого они жить не могут. У них, как у доноров, долго сдающих кровь, зарабатывающих этим на жизнь, если перестают сдавать кровь, приключается какая-нибудь болезнь, повышается давление, или случается что-нибудь другое. У стукачей, или секретных сотрудников КГБ, если нет поручений, тоже случаются срывы, в основном психологического характера. Некоторые запивают от скуки, бьют своих жен, любовниц, в них просыпается зверь. Немецкий психолог Э.Фромм говорит о садомазохистском характере, который присущ огромной части человечества. В зависимости от среды, в которую попадает такой человек, у него может проявиться та или иная черта его симбиотического комплекса. Если он становится садистом, то причиняя физическую боль другому человеку он испытывает наслаждение сродни сексуальному, мазохист сам терпит боль она может быть или физической или душевной, и вызывать ощущения катарсиса, который напоминает сексуальную разрядку, приятное опустошение, как после полноценного полового акта. Наш президент, говорят, тоже начинал свою карьеру с мелких поручений Управления КГБ. Потом стал заниматься секретами КГБ профессионально, дослужился до майора. Кто знает, за какие заслуги? Может быть за то, что «мочил» на Литейном в своём служебном кабинете неугодных новому режиму людей? В его публичной деятельности симбиотический комплекс совсем не проявляется. Он хорошо владеет собой, в ровном, сдержанном поведении сказывается влияние школы КГБ, которую он когда-то закончил. Став у нового президента, визирем, он по-прежнему остаётся на пике карьеры и метаморфозы его поведения, конечно, возможны, как и смена психологического облика. Он может внезапно открыться. И однажды мы проснёмся с новым диктатором или царём. В нашей стране людям его ранга разрешается всё.
Сексот донёс отцу девочки о непозволительных отношениях кочегара из котельной дома отдыха и его дочери. Отец имел государственную дачу в Репино по заслугам, работал каким-то партийным начальником в Смольном. Отец не поверил сексоту доброхоту и попросил чекистов проследить с кем проводит время его девочка. Они вскоре представили отцу необходимые доказательства предосудительной связи кочегара и его любимой дочки. Сначала информация чекистов повергла отца девочки в отчаяние: «Боже мой, с кем связалась его дочь», - а потом ярость, гнев, как огненный смерч закрутили его, и ему казалось, нет казни, которая была бы достойна соблазнителя его дочки, его устроила бы самая лютая. Он терпел свою муку долго, носил в себе, истязал себя, не зная, что предпринять. Потом принял решение неожиданное и никак не соответствующее вине Саньки. За растление несовершеннолетней девочки, по законам того времени Саньку можно было упрятать в тюрьму надолго. Но отец боялся скандала, сплетней, в конце концов, связь дочери с каким-то кочегаром могла стоить ему карьеры, и он не сделал ничего, чтобы могло уничтожить Саньку. Он увёз дочь в город, а потом с семьёй они уехали отдыхать к Черному морю. Саньку выгнали с работы, опасаясь, что вернувшись, отец Марины, может попенять администрации, на то, что наверняка там знали про похождения кочегара и не остановили его и тот продолжал совращать его девочку, боялись, что отец девочки разгонит всех, а место было хлебное, для того времени это было не мало.
Саньке можно сказать повезло, он находился как бы вне этой истории, он лишился Марины, она перестала приходить к нему, а он даже не знал, где она живёт, и искать не пытался. Так пассивно ждал её, ждал, что она придёт к нему, просто уехала куда-нибудь ненадолго, по-прежнему приходил на пляж в надежде увидеть её. Но она не появлялась. Марина была типичной нимфеткой, Лолитой, Набокова, только постарше. И в отличие от героя романа Набокова, у Саньки не было такой безумной влюбленности. Между ним и Мариной кроме секса ничего не было, да и быть не могло, слишком разными они были. Тем не менее, Санька тоже привязался к Марине и не то чтобы любил её, но сейчас она была для него женщиной, одной из тех, что были доступны ему, и которых, до её появления, у него не было. Но этот эрзац настоящей женщины постепенно так овладел им, что он просто перестал замечать женщин. Встречая других девочек, одного возраста с Мариной больше смотрел на них, его сексуальная ориентация в какой-то мере претерпела изменения. Марины не было с ним уже больше двух недель, а его не тянуло на женщин. Он ждал свою Марину. И дождался. Его вызвал директор дома отдыха и сказал, чтобы он убирался вон. Санька совсем не знал его, они только здоровались, расспрашивать разъяренного, заведенного на него человека, он не стал и поэтому все подробности своего увольнения, за что он был уволен, узнал, как всегда, у своего приятеля. Тот сказал ему, что Санька родился в рубашке, так как уже должен сидеть в тюрьме, а он на свободе и его фарт так велик, что он отделался простым увольнением. И рассказал ему то, что знал об отце Марины, о том, что тому стала известна их связь с его дочерью. И сказал, что не понимает, отчего так везёт Саньке, почему отец Марины отпустил его на все четыре стороны, ничего не сделал ему. Предположил, что это дочка уговорила его не делать ничего ему плохого. Приятель сказал Саньке, чтобы он убирался отсюда и вообще из города поскорее, а то отец Марины передумает и тогда Саньке нары уж точно будут обеспечены.
