ГРАНИЦЫ СОВЕСТИ

...Мы знаем совесть, как лошадь знает своего седока, как штурман знает звезды, по которым определяет местоположение и выбирает направление. Но множество всадников скачут на лошади, и множество штурманов на корабле следят за множеством звезд. Вопрос в том, кому же тогда подчиняются всадники и какое направление указывает кораблю капитан?

Ответ
...Однажды ученик обратился к учителю: "Скажи мне, что такое свобода?"
"Какая свобода? – спросил его учитель. – Первая свобода – это глупость. Она подобна коню, что с громким ржанием сбрасывает седока. Но тем крепче хватку он потом почувствует.
Вторая свобода – это раскаяние. Оно подобно штурману, который остается после кораблекрушения на обломках, вместо того чтоб сесть в спасательную шлюпку.
Третья свобода – это понимание. Оно приходит после глупости и после раскаяния. Оно подобно стебельку, что, качаясь на ветру, все же стоит, поскольку уступает там, где слаб".
Ученик спросил: "И это все?"
...На что учитель ответил: "Иные полагают, что сами ищут истину своей души. Но это ищет через них и думает Большая Душа. Как и природа, она может себе позволить немало заблуждаться, ибо без устали меняет оплошавших игроков на новых. Тому же, кто позволяет ей думать, она предоставляет иногда некоторую свободу действий, и, как река пловца, который дает себя нести волнам, выносит всеми силами на берег".

Вина и невиновность
...Совесть мы познаем в отношениях, и связана она именно с нашими отношениями между собой. Ибо каждое действие, как-либо отзывающееся на других, сопровождается неким "знающим" чувством невиновности и вины. И как глаз, когда он открыт, постоянно различает светлое и темное, так и это "знающее" чувство каждую секунду различает, на пользу или во вред отношениям наши поступки. То, что вредит отношениям, мы ощущаем как вину, а то, что им служит, – как невиновность.
С помощью чувства вины совесть натягивает поводья и заставляет нас сменить курс на противоположный. С помощью чувства невиновности она дает нам волю, и свежий ветер наполняет паруса нашего корабля.
Это подобно равновесию. Чтобы мы его сохраняли, некий внутренний орган посредством ощущений комфорта и дискомфорта постоянно движет нами и направляет нас, и точно так же, чтобы мы сохраняли важные для нас отношения, нами постоянно движет и направляет нас некий другой внутренний орган с помощью других ощущений комфорта и дискомфорта.
Отношения складываются в зависимости от условий, которые в основном являются для нас заданными, так же как в ситуации с равновесием такими заданными условиями являются верх и низ, вперед и назад, право и лево. И хотя при желании мы можем упасть вперед или назад, вправо или влево, некий врожденный рефлекс все же заставляет нас восстановить равновесие, пока не произошло катастрофы, и таким образом мы вовремя возвращаемся в вертикальное положение.
Так и за нашими отношениями следит некий орган, стоящий над нашим произволом. Он как рефлекс заставляет нас корректировать свое поведение и исправлять ошибки, когда мы нарушаем условия, необходимые для сохранения хороших отношений, и ставим под угрозу свое право на участие в них. Орган, отвечающий за сохранение отношений, так же, как орган, отвечающий за равновесие, воспринимает человека вместе с его окружением, распознает свободное пространство и его границы и управляет человеком с помощью различных ощущений комфорта и дискомфорта. Ощущение дискомфорта в этом случае воспринимается нами как вина, а комфорта – как невиновность.
Таким образом, вина и невиновность служат одному господину. Он впрягает их в одну повозку, задает им одно направление, они в одной упряжке делают одно дело. Они заставляют отношения развиваться и, сменяя друг друга, удерживают отношения в колее. Правда, иногда нам хочется самим взять поводья, но кучер не выпускает их из рук. В этой повозке мы только пленники и гости. А имя кучеру – совесть.

Заданные условия
(c) ...Заданные нам условия существования человеческих отношений включают:
• связь,
• уравновешивание,
• порядок.
По требованию инстинкта, потребности и рефлекса мы выполняем эти три условия так же, как выполняем условия сохранения равновесия, даже против своей воли и желания. Мы осознаем их как основные условия, так как одновременно воспринимаем их как основные потребности.
Связь, уравновешивание и порядок дополняют и обусловливают друг друга, а их взаимодействие мы воспринимаем как совесть. А потому и совесть мы воспринимаем как инстинкт, потребность и рефлекс – по сути, как нечто, пребывающее в единстве с потребностями в связи, уравновешивании и в порядке.

Различия
...Хотя эти три потребности – в связи, уравновешивании и порядке – и находятся в постоянном взаимодействии, тем не менее каждая из них стремится к достижению собственных целей при помощи собственного ощущения вины и невиновности. Поэтому в зависимости от той цели и потребности, которой они служат, мы по-разному чувствуем свою вину и невиновность.
• Если они служат связи, то вину мы чувствуем как исключение и удаленность, а невиновность – как защищенность и близость.
• Если они служат уравновешиванию, то вину мы чувствуем как долг, а невиновность – как свободу или право требовать.
• Если они служат порядку, то вину мы чувствуем как его нарушение и страх наказания, а невиновность – как добросовестность и верность.
Совесть служит каждой из этих целей, даже если они противоречат друг другу. Такие противоречия в целях мы воспринимаем как противоречия в совести. Ведь, служа уравновешиванию, совесть зачастую требует того, что запрещает, когда служит связи, а, служа порядку, позволяет то, в чем отказывает, когда служит связи.
Если мы, к примеру, причиняем кому-то столько же зла, сколько и он нам, мы удовлетворяем потребность в уравновешивании и чувствуем себя справедливыми. Но связь на этом, как правило, заканчивается. Чтобы удовлетворить потребность как в уравновешивании, так и в связи, мы должны сделать другому несколько меньше плохого, чем он сделал нам. И пусть тогда пострадает уравновешивание, но связь и любовь от этого выиграют.
И наоборот, если мы делаем другому ровно столько же хорошего, сколько он нам, то пусть баланс и восстановлен, но происходит это в ущерб связи. Ибо для того, чтобы уравновешивание еще и упрочивало связь, мы должны сделать другому немного больше хорошего, чем он нам. А он, восстанавливая равновесие, в свою очередь, должен сделать нам несколько больше хорошего, чем мы ему: В этом случае "давать" и "брать" ведут как к уравновешиванию, так и к постоянному обмену, упрочению связи и любви.
Похожие противоречия мы находим между потребностью в связи и потребностью в порядке. Когда мать, например, говорит нашалившему ребенку, что теперь ему целый час придется одному играть в своей комнате, и ради порядка оставляет его там на целый час одного, она удовлетворяет порядку Но ребенок будет на нее злиться, причем по праву. Потому что ради порядка мать грешит против любви. Если же через некоторое время она простит ребенку часть наказания, то пусть она погрешит против порядка, но укрепит связь и любовь между собой и ребенком.
А потому, как ни следуй мы своей совести, она все равно и признает нас виновными, и оправдает.

Разные отношения
Но так же как потребности, различны и те отношения, в которых мы участвуем. Их интересы тоже противоречат друг другу. Когда мы служим одним отношениям, это может повредить другим. А то, что в одних отношениях считается невиновностью, делает нас виновными в других. Получается, что за один и тот же поступок мы оказываемся сразу перед многими судьями, и в то время как один нас обвиняет, другой оправдывает нас.

Порядок
Иногда мы воспринимаем совесть так, словно это нечто единое. Но в большинстве случаев она похожа скорее на группу, в которой разные представители с помощью разных ощущений вины и невиновности по-разному стремятся добиться своих разных целей. При этом они поддерживают друг друга и на благо целого постоянно держат друг друга в напряжении. Но даже если цели их противоположны, служат они тем не менее какому-то одному высшему порядку. Как тот военачальник, что на разных фронтах в различных местностях разными войсками, разными средствами и при помощи разной тактики стремится добиться разного успеха, так и этот порядок ради некоего большего целого на каждом из фронтов позволяет достичь лишь частичного успеха. Поэтому невиновным удается быть лишь отчасти.

Внешность обманчива
Итак, вина и невиновность чаще всего идут рука об руку. Кто протягивает руку к невиновности, дотрагивается и до вины; кто снимает дом у вины, своим "поднанимателем" обнаруживает невиновность. К тому же вина и невиновность нередко меняются платьем, и вина приходит к нам одетая невиновностью, а невиновность является в платье вины. Так что внешность обманчива, и только результат показывает, что это было на самом деле.
Я расскажу вам в связи с этим одну маленькую историю.

Игроки
Они противники как будто.
Напротив заняли места,
и на одной и той же доске
фигурами различными они
по сложным правилам,
за ходом ход
ведут одну
и ту же королевскую игру.

И оба жертвуют игре
фигуры разные,
и под угрозой шаха друг друга держат,
покуда не кончается движенье.

Коль дальше хода нет,
то партии конец.
Тогда один на сторону другого переходит,
меняя цвет.
И снова та же начинается игра,
лишь партия другая.

Но кто играет много,
выигрывая
и проигрывая часто,
тот мастером
с обеих становится сторон.

Чары
...Кто хочет разрешить загадку совести, тот отваживается ступить в лабиринт, и ему нужно множество путеводных нитей, чтобы в путанице тропинок отличить пути, ведущие наружу, от тех, что заканчиваются тупиками.
Ему придется, блуждая в темноте, на каждом шагу оказываться лицом к лицу с теми мифами и историями, которые сплетаются вокруг вины и невиновности, смущают наш разум и парализуют нас, когда мы хотим рискнуть и разузнать, что же происходит за кулисами. Так чувствуют себя дети, когда им рассказывают об аисте, приносящем младенцев, так должны были чувствовать себя заключенные, читая на воротах лагеря смерти надпись "Работа делает свободным!".
И все же иногда находится тот, у кого хватает мужества заглянуть туда и разрушить чары. Как, может быть, тот ребенок, что посреди беснующейся толпы показывает на окруженного ликованием диктатора и громко и отчетливо произносит то, что все знают, но в чем никто не решается себе признаться или выговорить вслух: "Да он же голый!"
А может быть, и как тот музыкант, что становится у края дороги, по которой должен пройти крысолов с ватагой детей. Он играет ему контрмелодию, которая некоторых заставляет идти не в ногу.

Связь
...Совесть привязывает нас к группе, важной для нашего выживания, какими бы ни были те условия, которые эта группа нам ставит. Совесть не возвышается над этой группой, над ее верой или суеверием. Она служит этой группе.
Как дерево не выбирает места, где ему расти, и на просторе поля развивается иначе, чем в лесу, а в защищенной долине иначе, чем на открытой всем ветрам вершине, так и ребенок без вопросов и сомнений входит в ту группу, в которой появился на свет, и привязывается к ней с такой силой и последовательностью, которые можно сравнить разве лишь с чеканкой. Эта связь переживается ребенком как любовь и счастье, вне зависимости от того, даст ли ему эта группа возможность процветать или он обречен в ней зачахнуть.
Но совесть реагирует на все, что этой связи способствует ей или угрожает. Поэтому наша совесть спокойна, когда мы ведем себя так, что можем быть уверены в своем праве по-прежнему принадлежать к группе, и неспокойна, когда мы каким-то образом нарушили условия группы и вынуждены опасаться, что полностью или частично утратили свое право на принадлежность. И все же обе стороны совести служат одной цели. Как кнут и пряник, они манят и гонят нас в одном и том же направлении. Они обеспечивают нашу связь с корнями и родом в целом.
Следовательно, мерилом для совести является то, что ценится в той группе, к которой мы принадлежим. Поэтому у людей, принадлежащих к разным группам, и совесть тоже разная, а у того, кто входит в несколько групп, для каждой из них своя совесть.
Совесть удерживает нас в группе, как собака удерживает овец в отаре. Но когда мы меняем свое окружение, она, защищая нас, как хамелеон, меняет свою окраску. Поэтому рядом с матерью у нас одна совесть, а рядом с отцом другая. Третья в семье и четвертая на работе. Пятая в церкви и шестая за столиком в баре. Но для совести речь всегда идет о связи и связующей любви, о страхе расставания и потери.
И как же мы поступаем, если одна связь противостоит другой? Тогда мы ищем равновесия и порядка, насколько получится.
Приведу один пример.

Внимание и уважение
:dev: ...Муж и жена спросили учителя, что им делать с их дочерью. Дело в том, что жена теперь часто бывала вынуждена устанавливать для нее границы, а муж, как ей казалось, слишком мало ее в этом поддерживал.
Учитель в трех тезисах изложил им основы правильного воспитания:
1. Воспитывая своих детей, отец и мать, каждый по-своему, считают правильным то, что либо было важным, либо отсутствовало в семьях, где они воспитывались.
2. Ребенок следует тому и признает правильным то, что либо было важным для обоих родителей, либо отсутствовало в семье, где они воспитывались.
3. Если один из родителей одерживает в воспитании верх над другим, то ребенок втайне объединяется с тем, кто побежден.
Затем учитель предложил им следующее: они должны были позволить себе заметить, где и как их ребенок их любит. Тут они посмотрели друг другу в глаза и лучик света пробежал по их лицам.
А в заключение учитель посоветовал отцу, чтобы тот иногда давал своей дочери почувствовать, насколько он бывает рад, когда она хорошо ведет себя с матерью.

Верность
Совесть привязывает нас сильнее всего, если мы занимаем невысокое положение в группе и полностью ей подчинены. Но как только мы завоевываем в группе власть или становимся независимыми, связь ослабевает, а вместе с ней слабеет и голос совести.
Но люди слабые добросовестны, они остаются верными, поскольку привязаны. В семье это дети, на предприятии – простые рабочие, в армии – обычные солдаты, а в церкви – паства. На благо сильных членов группы они добросовестно рискуют здоровьем, невиновностью, счастьем и жизнью, даже если сильные бессовестно злоупотребляют ими ради того, что называют высшими целями.
Это те маленькие люди, что подставляют свою голову вместо людей больших, это палачи, выполняющие грязную работу, это герои на затерянном посту, овцы, следующие за пастухом, который ведет их на бойню, жертвы, платящие по чужим счетам. И это дети, которые самоотверженно заступаются за своих родителей или предков, исполняют то, чего не собирались, искупают то, чего не совершали, и отвечают за то, в чем не виноваты.
Приведу пример.

Место
Однажды, когда сын заупрямился, отец его наказал, и той же ночью ребенок повесился.
Теперь мужчина уже состарился, но вину свою переживал все так же тяжело. И как-то раз в разговоре с другом он вспомнил, что всего за несколько дней до самоубийства, когда мать за столом сказала, что беременна, его сын словно вне себя выкрикнул: "Но ради Бога, у нас же совсем нет места!" И он понял: ребенок повесился, чтобы снять с родителей эту заботу. Он освободил место для другого ребенка.

Верность и болезнь
...Та же связующая любовь проявляется и в случаях тяжелых заболеваний, например, при анорексии. Поскольку страдающий истощением говорит в своей детской душе одному из родителей: "Лучше исчезну я, чем ты". Подобные болезни именно потому бывает так трудно излечить, что для нашей детской души они являются доказательством нашей невиновности, и с ее помощью мы надеемся обеспечить и сохранить свое право на принадлежность. С ними для нас связывается ощущение собственной верности.
А вот решения проблемы и исцеления больные в таких случаях, несмотря на уверения в обратном, боятся и избегают. Ибо связывается оно со страхом потери права на принадлежность и ощущением вины и предательства.

Граница
...Там, где совесть устанавливает связи, она проводит и границы, включая в группу одних и оставляя за ее пределами других. Поэтому, если мы хотим остаться в своей группе, нам нередко приходится отказывать другим или лишать их права на принадлежность, которым мы пользуемся сами, – лишь по той причине, что они другие. Тогда из-за своей совести мы становимся страшны для других. Потому что во имя ее мы должны желать их исключения из группы или исключать их только потому, что они не такие, как мы, поскольку мы сами боимся такого исключения как наихудшего следствия вины или самой страшной угрозы.
Но, как и мы с ними, так же во имя совести с нами поступают другие. И тогда мы обоюдно устанавливаем границу для добра и во имя совести снимаем эту границу для зла.
Так что вина и невиновность не то же самое, что добро и зло. Ибо скверные поступки мы часто совершаем с чистой совестью, а хорошие – с нечистой. Мы совершаем плохие поступки с чистой совестью, если они служат связи с важной для нашего выживания группой, а хорошие поступки – с нечистой совестью, если они ставят под угрозу нашу связь с этой группой.

clown: Добро
Поэтому то хорошее, что примиряет и умиротворяет, должно преодолевать границы, которые устанавливает для нас совесть, привязывая нас к отдельным группам. Оно следует другому, скрытому закону, который действует в разных вещах только потому, что они есть. В противоположность тому, как это делает совесть, оно действует тихо и незаметно, как подземные воды. Присутствие добра мы замечаем только по его воздействию.
Но совесть говорит, каково положение вещей. Например, приходит ребенок в сад, удивляется всему, что растет, прислушивается к птице в кустах. И тут его мать говорит: "Посмотри, это чудесно". Теперь, вместо того чтобы удивляться и внимать, ребенку приходится слушать слова, и связь с тем, что есть, подменяется оценкой. :ilua: