Инвалиды ВОВ - о фашистах, бандеровцах, Сталине, Молотове, мгновенной смерти и нелегальной иммиграции  

Из блога Евгения Левковича.

Источник http://www.snob.ru/profile/23507/blog/37359

70 лет - длина одной человеческой жизни. Война началась буквально вчера - выходит так. Для меня при этом она никогда не была страшной. Дед мой, скоротечно побывавший на фронте, об ее ужасах мне не рассказывал - жалел, видимо. Впечатление о войне у меня сложилось исключительно благодаря книгам детских советских писателей и советским же художественным фильмам - замечательным, конечно, но романтизировавшим войну до такой степени, что в ней надолго поселилось женское обаяние. Мне никогда не показывали ни отрезанных голов, ни оторванных ног и рук. Чечня для меня куда ближе и страшнее. Наверное, думаю я, именно поэтому внуки и правнуки победителей легко делают себе татуировки в виде свастик и зигуют на площадях.

В мае этого года по стечению обстоятельств, благодаря волонтерской организации «Старость в радость» (кому интересно - http://starikam.ru/), я попал в дом-интернат для инвалидов войны «Двуречье». Его точный адрес звучит зловеще: Калужская область, Медынский район, деревня Радюкино. Однако на поверку дом оказался чуть ли не образцово-показательным: и медицинская помощь, и уход, и кормежка - всё на уровне. Мебель в комнатах и пол в коридорах хоть и напоминают послевоенные годы, но всё чистенько и аккуратненько. Из Москвы нас приехало человек двадцать, мы дали для ветеранов импровизированный концерт, потом ходили по комнатам и поздравляли с Днем победы индивидуально: дарили поделки, открытки, угощали сладостями и т.д. Я не удержался и записал на диктофон четыре разговора с обитателями интерната о войне и жизни после нее. Выкладываю их теперь, по поводу.

Петр Степанович Фомин, 60-я мотострелковая бригада.

О своих первых днях на войне

Я на войну в 19 лет попал, в Карпаты. Вообще не понимал что к чему. Стреляют откуда-то из леса в нашу сторону, кто - не видно. Обычно я ложился на землю - и в слепую шмалял туда, откуда огонь шел. Еще помню, что первые несколько дней есть было нечего. Война мне сразу не понравилась.

О смерти

Рядовой Фадеев был моим лучшим другом. С ним однажды наткнулись на засаду. У него в левом нагрудном кармане медаль лежала, немец прямо в нее попал, но медаль не спасла. Мне же пуля угодила в ногу, по касательной. Я боли не почувствовал, только смотрю – кровью истекаю. Так мы и лежали с Фадеевым вдвоем, он при мне умирал. Когда нас подобрали, я кричал: «Не закапывайте его!». Так обидно было.

О том, как не выполнил приказ...                     

Я тогда уже был командиром отделения. Несколько дней по нам немецкий пулеметчик работал, меняя дислокацию. Мне начальство приказывает – «найти и обезвредить». Я пошел со своими ребятами. Говорю им: «Близко не подходите, гранаты кидайте». В общем, то место, откуда огонь был, мы гранатами забросали. Вернулись, я докладываю начальству: «Задание выполнено, противник уничтожен». Хотя на самом деле убили мы его или нет – не знаю. Обманул я командующего, зато ребята живыми остались. Правда, спустя месяц такой же пулеметчик много людей «посадил». Я из отделения один с войны вернулся.

О дружбе народов

У нас были Егоров, Федотов, Фадеев, Холмогоров, а остальные все украинцы. Многие из них к нам плохо относились. Один лейтенант грозился пристрелить меня. Но мне еще мой дедушка Семен, когда я на войну уходил, сказал: «Ты домой невредимым придешь». Вот я и пришел, почти невредимым.

О врагах

Я в плену несколько дней был, потом нас отбили. С немцами не общался, не о чем было разговаривать. Они людей не считали, расстреливали пачками. С ними еще бандеровцы были, так те нас еще больше ненавидели - относились хуже, чем к собакам. Немцы хотя бы воду пить давали, а эти – нет. 

О Сталине

Он для нас бог был – особенно после войны. Каждый год снижение цен устраивал, а нам - прибавку к зарплате. У него все поля засеяны были. В общем, жили тогда намного лучше. А сейчас - что это за хлеб? (достает буханку белого – прим. Е.Л.).  Мне его есть не хочется... О Сталине ничего плохого не могу сказать. После войны я всюду бесплатно ездил, а в нынешнее время - давай, плати. Сейчас вот добавили тысячу рублей к пенсии, а цены тут же вдвове. Смысл? Увидишь, скоро буханка будет сто рублей стоить.

Об интернате

Меня сюда жена отправила. Сказала: «Там тебя вылечат». Так мне за все время три таблетки дали и один укол сделали! А лежу я тут давно, уже даже не помню сколько.

О поэзии

(Это стихотворение Петр Семенович прочел за мое присутствие трижды: первый раз – мне, второй – заходившим поздравить его волонтерам, третий – Любови Геннадьевне Дубовой. Автор неизвестен. Само творение Петр Семенович называл «стихи – не стихи» - прим. Е.Л.)

Будет вечер, тихий вечер

Летний вечер голубой

Совершиться наша встреча

Встреча темная с тобой

По родным степям-просторам

Зашумит камыш-трава

Мы с тобой за разговором

Просидим не час, не два

Просидим мы до рассвета

Несмотря на дождь и гром

Вспомним всё про то, про это…

Дальше Петр Семенович не помнил.

Прасковья Александровна Петрунькина, малолетняя узница

О маме

Нас взяли в плен, когда мне было 6 лет. Отец к тому времени уже ушел на фронт. Немцы вошли в нашу деревню, собрали всех жителей в кучу, и отвели в большой сарай на окраине. Там я почти год и прожила под охраной солдат и собак – с мамой и двумя старшими сестрами. Спали кто на чем, зимой холод был жуткий, болели постоянно. Взрослых женщин с утра немцы уводили работать, детей оставляли в помещении. Это были самые жуткие часы, страшно было без мамы. В сарае было всего одно окно, даже не окно, а дырка без стекла, и я все время смотрела через нее на небо, облака считала. Это было единственное развлечение.

О фашистах

Простые солдаты нас не били, ничего такого. Вообще нормально к нам относились, особенно к детям. Подкармливали лишний раз. Через год стало видно, что их самих война достала. Один солдат к моей маме приходил, он ее «матка» называл, показывал свои семейные фотографии - жену, детей. Плакал. Позже, когда наши войска стали наступать и выбивать немцев из соседних районов, в деревню вошли эсесовцы. Эти были звери – и расстреливали, и насиловали. Я хорошо их запомнила по черной форме. Не знаю, почему нас с сестрами не тронули – может потому, что остальные немцы к нашей маме с уважением относились. Может, они сказали «эсесовцам» нас не убивать.

О сбитом летчике

Однажды немцы сбили наш самолет, он недалеко от деревни упал. Я помню, как нашего летчика по дороге тащили – нас специально вывели на это посмотреть, для устрашения. Летчик был весь в крови, ноги по земле волочились. Потом его завели в здание, где немецкое командование сидело. Больше мы его не видели.

О везении

Когда наши подобрались к деревне и взяли немцев в окружение, завязался бой. Он шел несколько дней, мы все это время сидели без еды и воды. Один снаряд попал в стену сарая, все кто сидел возле этой стены – погибли. А мы с сестрами и мамой в другом углу сидели. Повезло нам.

О Гитлере

Ничего я о нем не знала. Старшая сестра пыталась с немцами (с теми, которые нормальные были) поспорить насчет Гитлера, а для меня тогда что он, что Сталин – все одно было. Я не знала, почему война началась, а мне не рассказывали. Потом уже, после войны, когда я в школу пошла, я, конечно, узнала, что Сталин – это наша жизнь. Без Сталина мы пропадем – так нам тогда говорили. Когда он умер, я плакала. Казалось, конец света наступил. Ребята-старшеклассники даже на его похороны поехали в Москву, на крыше вагона. Двое не вернулись, почему – никто не говорил. Только уже будучи совсем взрослой я прочла, какой ужас творился на тех похоронах, сколько народу погибло в давке.