Когда я впервые увидела его, сердце у меня остановилось, провалилось, заболело, растаяло. Какая там первая любовь! Мой маленький братик подарил мне больше, чем все принцы на белых конях, вместе взятые и возведенные в степень n. Мне было почти шестнадцать, а братику – месяц. И никаких там ресниц и глаз небесной синевы, ни пухлых попок и румяных щечек. Передо мной лежало жалкое существо в пятнах зеленки, с мятым ушком и мокрым подгузником, и каким-то ягненковым голоском не плакало даже, а блеяло.

Мир разделился на две половины: все – и жалкое существо по имени Александр. Я видела его впервые, наше знакомство длилось 1 минуту 15 секунд, а он уже был мне дороже отца с матерью. Первые дни мама не очень доверяла своей неуклюжей дочери заботу о хрупком младенце, но прошла неделя-другая, и я чувствовала себя второй мамой Сашки, а порой, в глубине души, и первой.

Я никогда не подозревала, что так сильно люблю малышей. И не догадывалась, что так остро в них нуждаюсь. Но когда я увидела на улице одноклассницу с коляской, я все поняла. Я поняла, что если девочке в 16–17 лет не родят братика или племяшку, она может захотеть сама себе родить ребенка. Так случилось и с Ириной, и она не скрывала, что стала матерью не из-за случившегося «упса», а вполне сознательно. Захотела ребенка – и прощайте мамины надежды и амбиции. Она их исполнила, но позже. А пока воспитывала ляльку и наслаждалась мамской долей, ожидая мужа из армии.

Потом я встретила другую одноклассницу, первую школьную подругу, которая вытаращила глаза от ужаса при виде коляски и закричала издалека: «Это что, ТВОЙ?!!!» «Мой! – сказала я с гордостью. И добавила: – Братик». «А зачем вам третий?» – спросила она, не скрывая брезгливости. С тех пор мы не разговаривали, а я поняла еще одну вещь: есть люди, которым не нужно детей. Ни в каком виде. Ни в виде братиков, ни сынков, ни дочек, ни тем более соседей. Так же, как у иных нет музыкального слуха или чувства прекрасного, у них нет потребности в детях.

Наступали 1990-е, когда страшно было рожать первого, не то что третьего. Но мои родители оградили меня от ужаса новой жизни, от неустроенности, грязи, страха и потери ориентиров. Отец понял, что надежда только на Бога, руки и голову, и в 41 год начал жизнь заново.

А я жила в прямом и переносном смысле как у Христа за пазухой, и центром моей жизни был Санька. В университет я поступила не сразу, и это оказалось благом для семьи, потому что когда Саньке исполнился год, мама вышла на работу, а я год сидела с братом. Меня подменяла бабушка, когда мне нужно было уезжать на курсы, а бабушку – 14-летний брат. Так Сашка и рос «переходящим призом», а знакомые только диву давались. Вроде приличные люди, а двоих детей им мало. Только ленивый не спросил меня, не новый ли у меня папа. Я подвоха в вопросах не видела и искренне и открыто отвечала всем интересующимся, что папа у нас все тот же, что миллион на нас с неба не упал, в лотерею не выиграли, что питаемся хорошо, а третий ребенок родился для счастья. Мои сияющие глаза были подтверждением всего вышесказанного, и люди озадаченно замолкали.

Когда я поступила в университет, Саньке было два года. В первый класс мне проводить его не пришлось, потому что у меня тоже было 1 сентября, только уже в качестве преподавателя.

На даче я приручила соседских детей и была для них бесплатным массовиком-затейником, чтобы маленького братика приняли в компанию.

Когда мой будущий муж пришел просить моей руки, Сашка сначала надулся и не хотел меня отдавать замуж, но потом смилостивился и решил за нас, что жить мы будем все вместе.

Какое-то время мы, и правда, жили вместе. Моего первенца он ждал с большим нетерпением, чем я ждала когда-то появления Саньки. Еще до рождения малыша он проявлял о нем заботу и даже советовал проглотить машинку, чтобы он мог поиграть. Мой старший сын родился, когда Сашке было 9 лет. Он занимался с племянником так, как немногие умеют заниматься с сыном. На годик он подарил ему книжку на накопленные карманные деньги. Книжка продавалась в табачном киоске, называлась «Песня синьора Помидора», стоила 50 рублей и предназначалась детям младшего школьного возраста, что не помешало годовасику оценить ее по достоинству, особенно обложку. А там уж и второй сынок был на подходе, и над ним тоже Сашка взял шефство. Мы съехали на съемную квартиру, и Сашок навещал нас, помогал мне выгуливать погодков и занимал их, как только мог.

Потом мы уехали и виделись с семьей только летом. Но это не помешало Саше оставаться лучшим дядей всех времен и народов для своих племянников, к которым позже добавился еще один. А недавно и еще один. Фантазии у меня поубавилось со студенческих времен. Вдвоем с мужем мы никогда не смогли бы дать детям то, что дала им большая семья. Например, Саша и дедушка планомерно, каждое лето приобщали мальчиков к занятиям спортом. Типичное утро летних каникул начиналось с отжиманий и подтягиваний. Накачанный Сашок заводил старших племянников, к которым присоединялся и малыш. Саша и для него находил комплекс упражнений и всячески поощрял малышовые спортивные достижения.

Под Сашиным руководством мальчишки построили свои первые машинки и домики из «Лего», с Сашей ездили на остров, посетили Бородино, по Сашиной рекомендации прочитали «Обыкновенную историю» Гончарова. Я как-то спросила старших: «К кому вы обратитесь, если будет проблема?» – «К Саше! К кому же еще?» Саша ежегодно проверяет не только накачанность бицепсов, но и качество общения с младшими братьями: «Все, что я дал вам, вы обязаны передать младшим братикам. Смотрите, я проверю».

Когда мама ждала Сашу, все знакомые и друзья словно сговорились удержать ее от «рискованного шага». А теперь робко спрашивают меня: «А правда, что Саша может маму после работы встретить на машине? А правда, что он ласковый к родителям? Не врете?» А потом вздохнут и замолчат недоверчиво.

И правда, куда бы мы без Саши?

Людмила Селенская