Предательство, предательство,
Предательство, предательство -
Души незаживающий ожог.
Рыдать устал, рыдать устал,
Рыдать устал, рыдать устал,
Рыдать устал над мёртвыми рожок.
Зовёт за тридевять земель
Трубы серебряная трель,
И лошади несутся по стерне.
Но что тебе святая цель,
Когда пробитая шинель
От выстрела дымится на спине?

Вина твоя, вина твоя,
Что надвое, что надвое
Судьбу твою сломали, ротозей,
Жена твоя, жена твоя,
Жена твоя, жена твоя,
Жена твоя и лучший из друзей.
А все вокруг - как будто "за",
И смотрят ласково в глаза,
И громко воздают тебе хвалу,
А ты - добыча для ворон,
И дом твой пуст и разорён,
И гривенник пылится на полу.

Учитесь вы, учитесь вы,
Учитесь вы, учитесь вы,
Учитесь вы друзьям не доверять.
Мучительно?- Мучительно!
Мучительно?- Мучительно.-
Мучительнее после их терять.
И в горло нож вонзает Брут,
А под Тезеем берег крут,
И хочется довериться врагу!
Земля в закате и в дыму -
Я умираю потому,
Что жить без этой веры не могу.

Предательство, предательство,
Предательство, предательство -
Души незаживающий ожог.
Рыдать устал, рыдать устал,
Рыдать устал, рыдать устал,
Рыдать устал над мёртвыми рожок.
Зовёт за тридевять земель
Трубы серебряная трель,
И лошади несутся по стерне.
Но что тебе святая цель,
Когда пробитая шинель
От выстрела дымится на спине!

1977
 

мудро....

"Несколько лет назад наш общий друг, поэт Женя Рейн мне сказал: «Саня, давай скорей стихи – тут собирается очень богатый сборник “Поэты-евреи о России”, где и Бродский будет, и я, и Самойлов, и кто хочешь…» Я ответил: «Подумаю и позвоню». Потом позвонил и говорю: «Я не буду участвовать в этом сборнике, поскольку считаю унизительной и неверной саму исходную постановку вопроса. Я не “еврей, пишуший о России”. Я – русский поэт с еврейской кровью. Я себя ощущаю так. И участвовать не буду…» Так вот, есть у меня еще одно стихотворение – об этом. Оно называется «Родство по слову» (написано в 99-м) – им заканчивается моя новая книжка «Снег». «Своим происхождением, не скрою, / Горжусь и я, родителей любя, / Но если слово разойдется с кровью, / Я слово выбираю для себя. / И не отыщешь выхода иного, / Какие возраженья ни готовь, –/ Родство по слову порождает слово, / Родство по крови – порождает кровь». " (с)

из этого интервью http://www.lechaim.ru/ARHIV/152/bek.htm

В. Высоцкому в роли Галилея

Но кто в наши дни поет? -
Ведь воздух от гари душен.
И рвут мне железом рот,
Окурками тычут в душу.
Ломает меня палач
На страх остальному люду,
И мне говорят : "Заплачь!"
А я говорю: "Не буду!"

Пихнут меня в общий строй,
Оденут меня солдатом,
Оденут медаль - герой!
Покроют броней и матом.
Мне водку дают, как чай,
Чтоб храбрым я был повсюду,
И мне говорят : "Стреляй!"
А я говорю: "Не буду!"

А мне говорят: "Ну что ж,
Свою назови нам цену.
Объявим, что ты хорош.
Поставим тебя на сцену."
Врачуют меня врачи,
Кроят из меня Иуду.
И мне говорят: "Молчи!"
А я говорю: "Не буду!"

А. Городницкий
 

От одних остались каски,
От других остались сказки.

Что теперь за горе?
Двадцать лет как сбит,
Не над нашим морем
Самолёт горит.

Не над нашим морем,
Самолет не наш, —
В нем француз заморенный —
Весь экипаж.

Сталью искалеченный,
Падает он вниз,
Сказочник, и лётчик,
И маркиз.

Приземлились летчики.
Кофе пьют маркизы.
Голуби-молодчики
Пачкают карнизы.

И, борясь с зевотой,
Книжку берёт
Немец лысоватый,
Бывший пилот.

А. М. Городницкий
 

ИЗ МАРТИНА НИМЕЛЛЕРА


Полицейской машины рев по ночам,
Звонки у соседних дверей.
Когда брали евреев, я молчал,
Потому что я не еврей.
Когда коммунистов везли в лагеря,
Молчал я , душою чист,
Поскольку любому известно, что я,
Конечно, не коммунист.
Когда за католиками потом
Пришли через пару лет,
Сидел я снова с закрытым ртом,-
Ведь я не католик, нет.
А ветер холодный выл за стеной,
На Германию ставя печать.
И когда пришли, наконец, за мной,
Некому было молчать.
 

25.04.2006
 

Позабыты недочитанные книжки,
Над прудами шумное веселье -
Это бродят беззаботные мальчишки
По аллеям парковым весенним.
Им смеётся солнышко в зените,
Дразнят их далёкие рассветы...
Не женитесь, не женитесь, не женитесь,
Не женитесь, поэты!

Ненадолго хватит вашего терпенья.
Чёрный снег над головами кружит.
Затерялись затупившиеся перья
Между бабьих ленточек и кружев.
Не нашёл княжны упрямый витязь,
Для стрельбы готовы пистолеты...
Не женитесь, не женитесь, не женитесь,
Не женитесь, поэты!

Зимний вечер над Святыми над Горами,
Зимний вечер, пасмурный и мглистый.
И грустит портрет в тяжёлой раме,
И зевают сонные туристы.
Ткёт метель серебряные нити,
В белый пух надгробия одеты...
Не женитесь, не женитесь, не женитесь,
Не женитесь, поэты!
 

ПОЭТЫ
 

Лежат поэты на холмах пустынных,
И не понятно, в чем же корень зла,
Что в поединке уцелел Мартынов,
И что судьба Дантеса сберегла?

Что, сколько раз ни приходилось биться,
Как ни была рука его тверда,
Не смог поэт ни разу стать убийцей,
И оставался жертвою всегда?

Неясно, почему? Не потому ли,
Что был им непривычен пистолет?
Но бил со смехом Пушкин пулю в пулю,
Туза навскидку пробивал корнет.

Причина здесь не в шансах перевеса,
-Была вперед предрешена беда:
Когда бы Пушкин застрелил Дантеса,
Как жить ему и как писать тогда?
 

1969
ещё