Глава 4. Проникновения в тайну выживания:
Уильям Джеймс и исследователи-первопроходцы.

Мой друг-эколог, крайне встревоженный разрушением окружающей среды, однажды сказал мне: « Существует единственная причина, не позволяющая нам иметь чистый воздух, чистую воду, здоровые ручьи, плодородную почву и незагрязненную пищу- наша неспособность поверить, что такое возможно. Как только мы поверим, что такой мир достижим и что этого стоит добиваться, мы быстро создадим его».
Я часто думал, что нечто подобное происходит и с нашей неспособностью преодолеть страх смерти, непредвзято рассмотрев возможность продолжения нашей эволюции в волнующей,
радостной и деятельной жизни в других сферах бытия. Перед лицом нежелания принимать во внимание существующие факты, любые доказательства теряют всякий смысл и даже не рассматриваются всерьез.
А может ли быть так, что упорный скептицизм в отношении продолжения жизни за «чертой» и настойчивое нежелание поверить в возможность сохранения окружающей среды имеют родственную природу? Я убежден, что жизнь после смерти одинаково реальна и для тех кто в нее верит, и для тех, кто в нее не верит. Я считаю, что ум, открытый для созидательных возможностей такой жизни, сделает ее неизмеримо радостней и осмысленней, когда она придет для каждого из нас- как она приходит каждый год для 50 миллионов людей на нашей планете.
Эта глава посвящена тому, что можно назвать силой организованного отрицания, и некоторым из тех, кто самым успешным образом справляется с ней.
Что такое человеческий мозг?
Ведущие специалисты не могут дать единого и однозначного ответа на этот вопрос,
хотя он признается одним из наиболее важных, когда-либо задававшихся человеком
и, соответственно, привлекал к себе внимание лучших умов двадцатого столетия.
Является ли он, как говорят некоторые, органом секреции, вырабатывающим сознание подобно тому, как печень вырабатывает желчь? В этом случае, действительно, также как мертвая печень больше не вырабатывает желчи, с прекращением функционирования мозга приходит конец и сознанию.
Или же это орган- на чем настаивают многие ученые и философы- который правильнее сравнить с легкими? Подобно тому, как легкие отбирают из окружающей атмосферы необходимое количество кислорода для поддержания физического тела в его ежеминутных нуждах, быть может, мозг также берет из окружающего нас всеобъемлющего сознания его ежеминутную меру, чтобы обеспечить нужды психики человека?
В этом случае душа индивидуума, однажды сформировавшись в сознательную структуру,
(как и физическое тело сформировано из атомных структур), продолжит существование в своей собственной стихии и не лишится ничего значимого для своего бытия, когда мозг прекратит передавать ей информацию.
Вопрос о том, какая этих двух точек зрения истинна, так и не был разрешен.Ученые, принадлежащие к механистической науке, как и простые обыватели, настолько заняты ежедневной «практической» деятельностью по извлечению выгоды, что вряд ли будут изучать свидетельства, ставящие под сомнение механистическое понимание Вселенной и взгляд на мозг с позиции «печени». С другой стороны, ученые, признающие Космическое сознание, считают доказательства, подтверждающие справедливость взглядов на мозг с точки зрения «легких», настолько убедительными, что даже временные прихоти материалистической науки- не позволять им быть услышанными должным образом и наказывать их, когда только возможно, понижением профессионального статуса- не могут заставить их, как верных чести и долгу, отказаться от своей точки зрения.
Важность этого предмета для нашей дискуссии очевидна. Если существование человеческой личности заканчивается с прекращением деятельности мозга, тогда нет смыла говорить о потусторонней жизни. С другой стороны, если мозг подобен насосу сознания, вводящему в наш временный биологический организм космический разум настолько малыми порциями, чтобы они могли быть использованы растущей в земном теле сознательной единицей, и одновременно питающему ту же саму временную психосоматическую систему информацией о локальных физических ощущениях, то для души больше нет необходимости в мозге, как только она достаточно разовьется и окрепнет, чтобы существовать в своей собственной стихии. Тому кто плывет в потоке чистой воды, не нужна водопроводная система с ее сложной регулировкой в виде насосов, труб, водопроводов и вентилей.
Некоторые выдающиеся умы видели, что в успешном осмыслении космической функции человеческого мозга лежит само будущее человека. В механизме(поскольку эта модель является традиционной для нашего времени и известна каждому семикласснику, нет необходимости подробно на ней останавливаться) они видят смертельный тупик человека, который будет беспрестанно вслепую возиться с молекулами до тех пор, пока в конце концов не взорвет себя вместе с ними. В космическом сознании они усматривают отражение ясного значения доселе не объясненных аспектов человеческого опыта, и плодотворное расширение научного познания, перед которым раскрываются необъятные горизонты.
Одним из самых выдающихся представителей таких умов был Уильям Джеймс- первопроходец, революционер, человек с огромной эрудицией, указавший на области,
которые позднее исследовались такими гигантами как Юнг, Дьюи и Фрейд. Поскольку Джеймс играл ведущую роль в возведении моста между рациональным и интуитивным пониманием, чтобы они могли мирно- и даже очень успешно- находить общий язык друг с другом, нам придется уделить внимание некоторым наиболее важным моментам в его теории, прежде чем мы сможем дать надлежащую оценку самым последним результатам в области изучения жизни после смерти.
Современные статьи и учебники ссылаются на Уильяма Джеймса как на одного из четырех основателей современной психологии, наряду с Вильгельмом Вундтом, Джоном Дьюи и Зигмундом Фрейдом. Каждый из этих исследователей-первопроходцев использовал в своей работе результаты других: Вундт сделал вклад в экспериментальные методы, которые являются доминирующими в современной психологии, Джеймс ввел концепцию исследования человеческой личности как функционального целого; Дьюи разработал идею умственной активности как эволюционного решения проблем, вытекающих из непосредственного человеческого опыта.
Джеймс никогда не отрицал того бесспорного факта, что большая часть человеческой деятельности состоит из элементарных, «машиноподобных» реакций. Действительно, его учение о функционализме служит фундаментом для сегодняшнего понимания и излечения таких функциональных неврозов, как избирательная глухота к нежелательным звукам, слепота, позволяющая уклониться от неприятного, обжорство и клептомания, компенсирующие недостаток любви, безудержное стремление к власти, прикрывающее чувство неполноценности, и так далее. Но эта теория также лежит в основе его убеждения, что человеческое сознание представляет собой нечто намного большее, чем простая сеть нервных импульсов, действующая по принципу «стимул-реакция».Его прямые наблюдения за умственным и физическим поведением человека привели его к поиску той функции, для которой наблюдаемая им деятельность являлась бы побочным продуктом. Он был уверен, что тщательное исследование «механического» аспекта в человеческой жизни было необходимо для полного понимания человека.Его исследования в области психического функционализма позволили освободиться от многих ошибочных представлений о Боге и бессмертии.
Но те же самые исследования привели его к открытию высших функций в человеке, которые не объясняются ни одной из земных механистических теорий. Из четырех основателей современной психологии только Джеймс и Фрейд продемонстрировали понимание наличия звучащих и пульсирующих обертонов за пределами той цепи клинических проявлений, которой они все были настолько очарованы. Фрейд пришел к этому слишком поздно, чтобы это могло хоть как-то повлиять на названную его именем процветающую школу психологии(незадолго до своей смерти он написал, что если бы у него была возможность начать все заново, он стал бы парапсихологом). Джеймсу, однако, было очевидно, что ценность любой гипотезы обратно пропорциональна тому объему человеческого опыта, который она оставляет без объяснений. Он много писал о постоянно наблюдаемых феноменах, сущность которых лежит за очерченными рамками механистической психологии, и заложил основу для тщательного изучения подобных феноменов. Поэтому если мы действительно хотим ввести в область научного рассмотрения
полный диапазон реальных событий, входящих в человеческий опыт, нам следует обратиться к наследию Уильяма Джеймса и тем открытиям, которые были столь явно проигнорированы поздними фрейдистами.
Уильям Джеймс внес немалую долю своего опыта и знаний в исследования, позволившие ему в итоге сделать собственные заключения относительно жизни после смерти. Он был одним из пяти детей блестящего, неутомимого, любознательного отца .Генри Джеймс старший (известный писатель Генри Джеймс был одним из его сыновей и братом Уильяма) происходил из старинной процветающей шотландско- ирландско- английской пресвитерианской семьи фермеров, торговцев и купцов. Молодым человеком Джеймс- старший учился в Принстонской Теологической Семинарии, где у него развилась яростная неприязнь к организованной религии. Позже он много и блестяще писал на философские и теологические темы, и был близко знаком с такими выдающимися интеллектуальными лидерами его времени, как Эмерсон и Карлайль. Из-за врожденной склонности его отца к постоянным переездам он получал образование на двух континентах, и оно часто прерывалось. Мальчиком Уильям учился в разных школах в Америке, Франции и Швейцарии. В восемнадцать лет он начал изучать искусство, но через год бросил это занятие и поступил в Лоренсовскую Научную Школу Гарвардского Университета. После нескольких перерывов он продолжил свое образование в Гарвардской Медицинской школе. Причиной одного из таких перерывов стало его участие в исследованиях долины реки Амазонки как ассистента великого ученого Луи Агасиса. В следующий перерыв он учился в Германии под руководством выдающегося ученого Германа фон Гельмгольца.
В юности Джеймс обладал весьма хрупким здоровьем. Болезненные приступы время от времени приковывали его к постели, и тогда он полностью уходил в себя, временами даже помышляя о самоубийстве. Возможно, именно в этот период он приобрел такое знание и понимание душевных болезней и страданий, которое позднее столь отчетливо проявилось в его работах. Но депрессии внезапно подошли к концу, когда в возрасте двадцати восьми лет он открыл для себя работы французского философа Шарля Б.Ренувье. Великий французский мыслитель утверждал, что отличительной чертой человека является не автоматизм, а неуклонное стремление навстречу большей свободе мысли и действий, через развитие той ограниченной способности, которой из всех живых существ обладает лишь он один- свободной воли. Для юного Уильяма это было откровением.«Моим первым актом свободной воли», писал он, «станет вера в свободную волю».Это освободило скрывавшиеся в нем творческие способности. Вскоре он женился и занялся обширными исследованиями, позднее принесшими ему мировую известность, с такими успехом и энтузиазмом, которые редко можно встретить среди людей.
Он продвигался от одного предмета к другому, внося свой значимый вклад в эти области на каждом этапе, всегда используя ранее приобретенные знания в качестве отправной точки для дальнейших исследований. Сначала он стал профессором физиологии в Гарварде, затем получил степень профессора психологии и увенчал этот этап своей карьеры написанием двухтомного труда «Принципы психологии».Данная работа, вышедшая в свет в 1890 году, сразу же получила признание во всем мире как открывающая новую эпоху в научном познании. Она перевернула устоявшиеся представления в «науке о разуме» и прочно утвердила принцип функционализма в психологии. Это был период быстрого продвижения в понимании повседневной активности человеческого ума. В 1880 году Джозеф Бройер из Германии при помощи гипноза излечил пациента, страдавшего психическим расстройством, возникшим из-за давнего травматического переживания, вытесненного из сознательной памяти. Этот случай заинтересовал молодого доктора Зигмунда Фрейда, который, работая с Бройером, готовился к публикации своей первой книги по психоаналитической терапии. Имея за плечами свои собственные открытия, с интересом следя за работами Вундта, Бройера и Фрейда, всю свою оставшуюся жизнь Джеймс был на гребне волны продвижения психологической науки.
Уже будучи в среднем возрасте, находясь на самой вершине мировых достижений в избранной им области психологии, Джеймс открыл, что эта наука содержит в себе определенные ограничения, не позволяющие полностью понять природу и предназначение человека. Психология правильно концентрировала свое внимание на тщательном изучении человека, такого каков он есть, чтобы помочь ему решить текущие сиюминутные проблемы, и, насколько это возможно, облегчить симптомы его душевных расстройств. Джеймс нашел эти границы узкими во многих отношениях. Они исключали любое упоминание космического происхождения, функции и конечной цели человека.
Они поднимали лабораторный склад ума и миф об «объективности» на такую высоту по сравнению с другими видами восприятия, которой они вряд ли заслуживали. Так, сохраняя за собой и максимально используя все открытия, приобретенные им за годы исследований, Джеймс оставляет психологию как «малую» науку. Он переносит ее основные достижения в область философии, которая, как он чувствовал, даст ему большую возможность в поиске истины. Согласно его методу, истинность любого утверждения может быть проверена только непосредственным человеческим опытом. Этот метод оказался здесь таким же действенным, как и в психологии. Он никогда не отстаивал предвзятых заключений, и не проводил на их основе дальнейших диалектических построений. В своем подходе к чрезвычайно непростым вопросам о Боге и бессмертии он обращался не к авторитетам, теориям или искусной аргументации, но к тому, что реально происходило с живущими людьми. Джеймс не мог сделать свои выводы «на скорую руку».В течение десяти лет он публиковал тщательно подготовленные и выверенные статьи о результатах своих кропотливых исследований, посвященных этим темам, пока он, наконец, не смог прийти к предварительным заключениям. И даже эти заключения были снабжены осторожными оговорками о том, что для окончательного их подтверждения все еще требуется провести значительную работу.
В конце концов он пришел к твердому убеждению в существовании Бога. Конечно, приемлемость его определения Бога для первосвященства того времени стоит под большим вопросом. Но он считал доказанным вне всяких сомнений присутствие спасительных сил, имеющих психическую и духовную природу, с которыми человек может вступить в контакт в минуту кризиса. Поскольку факт телепатии(передачи мысли на расстояние) был также установлен, Джеймс обнаружил, что вопрос о бессмертии стал куда более трудным и сложным. Чтобы построить доказательство выживания личности после смерти, удовлетворяющее требованиям самых взыскательных скептиков (Джеймс полностью разделял скептический подход, и придерживался его во всех своих исследованиях), необходимо было представить такое объяснение имеющимся фактам, которое бы исключало любую возможность передачи мыслей между живущими людьми -сознательной или бессознательной. Раз за разом он сталкивался со случаями, где гипотеза телепатии была гораздо более неправдоподобной, чем предположение о продолжении жизни человека после смерти. И все же пока теория телепатии могла быть хоть сколь- нибудь приемлемой для объяснения происходящего, он не считал эти примеры достаточно убедительными с научной точки зрения. В том, что они могли быть логически и морально убедительными, он не сомневался. В 1902 году Джеймсу представилась возможность изложить свои мысли и результаты своих исследований на Гиффордских лекциях в Эдинбургском университете, куда он был специально приглашен. Конспект этих двадцати двух лекций позже был опубликован в книге «Многообразие религиозного опыта», где излагался его генеральный подход к вопросу о «жизни за чертой», которому он оставался верен до конца своих дней.
Эти лекции, представляя собой органичный сплав духовного и научного опыта человека, так и остались непревзойденными.«Следует помнить»-писал в предисловии к изданию этой книги, вышедшему в 1958 году, известный ученый, профессор Колумбийского университета Жак Барзен, «что Джеймс пришел в философию из психологии- его классический трактат 1890 года и по сей день остается вехой в истории этой науки. Прежде чем стать психологом, Джеймс получил образование химика и врача, так что его эволюция от изучения материи до изучения религиозных устремлений человека все это время опиралась на науку, носительницу тех знаний, которыми больше всего восхищается наше столетие»
Приводить цитату какого-нибудь конкретного фрагмента столь богатой и глубокой работы,
как «Многообразие религиозного опыта», значит рисковать исказить ее: эту работу действительно необходимо прочесть всю целиком. Тем не менее, я все-таки должен рискнуть. Вот один из моих самых любимых отрывков, где Джеймс обсуждает отношение к религии:

«Бывает такое состояние ума, знакомое только религиозным людям, когда стремление самоутвердиться и настоять на своем сменяется внезапной потребностью замолчать,
превратиться в ничто и стать незаметной пылинкой в источниках и кладезях Господних.
При таком состоянии ума то, чего мы прежде страшились становится обителью нашей безопасности, а миг моральной смерти обращается в миг духовного рождения. Кончилось время напряженности в нашей душе, и наступило время счастливого отдохновения… в вечном настоящем, без заботы о дисгармоничном будущем...
Мы увидим, какой бесконечно страстной может быть религия в ее самых высоких проявлениях. Как любовь, как гнев, как надежда, честолюбие и ревность, как любое другое инстинктивное стремление и импульс, она придает жизни очарование, которое не может быть выведено рациональным или логическим путем ни из чего другого…
Если религия должна означать для нас что-то определенное, в моем представлении мы должны принять ее как то, что сообщает дополнительное измерение нашему чувству, то восторженное стремление к слиянию, где наша мораль может лишь склонить голову и смириться. Это означает не что иное, как достижение новой свободы, завершение всякой борьбы, ключевую ноту вселенной, раздающуюся в наших ушах, обретенные навечно просторы, расстилающиеся перед нашими глазами… Существует множество угрюмых людей, считающих себя «религиозными», кому неведомо это радостное послание бытия…и все-таки именно религию, в ее наиболее обостренных и страстных проявлениях я хочу изучать прежде всего, не вдаваясь в споры о терминах…Известны святые, чувствовавшие себя тем счастливее, чем более болезненным становилось их физическое состояние. Никакая другая эмоция, кроме религиозной, не может привести человека к такому удивительному переходу. Я думаю, что мы должны искать ключ к пониманию религии скорее не в умеренных, а в резких проявлениях этого чувства».
Конечно, не во всех своих высказываниях Уильям Джеймс столь лиричен. Чаще всего он говорит больше как анатом и лабораторный психолог. Более типичные для него замечания можно найти в лекции о бессмертии, прочитанной им в Гарварде. Здесь он полностью признает, что мысль есть функция мозга. Но он не видит в этом факте никаких препятствий для возможности бессмертия. «Даже если жизнь нашей души, как мы в настоящее время ее понимаем, может быть в буквальной непосредственности функцией мозга, который в конце концов погибает, тем не менее, не исключено, но даже вполне возможно, что жизнь может все еще продолжаться и в том случае, когда мозг уже мертв». Далее он объясняет, что в природе существует множество примеров сочетания продуктивной функции с иными другими. «Спусковой механизм арбалета имеет освобождающую функцию: он удаляет препятствие, сдерживающее натянутую тетиву и позволяет луку принять свою первоначальную форму…Клавиши органа открывают клапаны различных труб и позволяют воздуху по различным путям выходить из органных мехов…Ничто не заставляет нас думать лишь о продуктивной функции мозга, но мы имеем право рассматривать и его передаточную функцию». Затем он предполагает, что наш мозг может быть подобием полупрозрачной линзы, проходя через которую, белое излучение реальности приобретает разную окраску в зависимости от ее природных свойств. «Наше сознание, насколько мы знаем сегодня, в непосредственном рассмотрении есть функция мозга…Но эта зависимость от мозга при нашей земной жизни ни в коем случае не делает бессмертие невозможным…Тогда, по всем правилам строгой логики, клыки мозгового материализма удалены…отныне вы можете верить в бессмертие независимо от того, собираетесь вы извлечь какую-нибудь выгоду от этого допущения или нет». Я всегда понимал это как приглашение использовать наш порожденный мозгом интеллект не для вытеснения, а для обретения расширенного сознания.
В большинстве своих работ Уильям Джеймс предстает перед нами как весьма «приземленный» исследователь. Он сформулировал свою окончательную позицию по отношению к бессмертию человека в статье, опубликованной в журнале «Американ Мэгэзин» за год до его смерти. Здесь он затрагивает некоторые ключевые моменты в своих исследованиях человеческой психики, которыми он занимался на протяжении четверти века. «Я хочу особенно отметить», писал он, «обычность и общность этих явлений…Я постоянно пребывал в недоумении, не зная, что мне думать о том или ином случае, но в любых наблюдениях редко удается распознать все возможные источники ошибок. Однако подобно тому, как хрупкие прутья, взятые вместе, образуют прочное сплетение, когда отдельные факты складываются в определенную закономерность, указывающую в конкретном направлении, создается ощущение…присутствия подлинного феномена».
Он подтверждает несомненное присутствие явления передачи воли. «Меня ничуть не тревожит то обстоятельство, что ортодоксальная наука игнорирует естественные типы психических явлений, поскольку я абсолютно убежден в их подлинности». В последних выводах он нисколько не изменяет своему мнению, сформулированному им в книге «Многообразие религиозного опыта», написанной десять лет назад. Он еще раз акцентирует внимание на трудности проведения черты между телепатической связью живых людей и получением информации от перешедших в иной мир, и высказывается за всяческое поощрение дальнейших исследований: «Это тот случай, когда обо всем должны говорить факты»-подчеркивает он.
Затем он отсылает своих читателей к чрезвычайно важной работе, проводившейся тогда в этой сфере: «Я хотел бы выразить свое глубочайшее уважение господам Майерсу, Ходжсону и Хайслопу за их терпеливый труд». Чтобы достичь цели, поставленной нами в этой главе-используя знакомый и привычный научный язык, помочь подготовить наш материалистически-обусловленный ум к восприятию возможностей, до сих пор не постигнутых современной наукой, нам лучше всего последовать совету Уильяма Джеймса и обратиться к рассмотрению наиболее важных этапов психических исследований.
Джеймс Хайслоп был профессором Колумбийского университета, одним из основателей Американского Общества Психических Исследований(АОПИ), созданного в 1906 году. Он внес значительный вклад в совершенствование методов экспериментальной парапсихологии и не прекращал активной деятельности вплоть до своей смерти в 1920 году. Его труды пролили новый свет на понимание психических феноменов. Доктор Ричард Ходжсон являлся одним из членов Британского Общества Психических Исследований(БОПИ). Он был известен своими безжалостными разоблачениями обмана и чрезвычайным скептицизмом, настаивая на самой скрупулезной проверке всех сообщаемых фактов, прежде чем они могли быть представлены в качестве аргумента для научного мира. Одно время Ходжсон руководил американским отделением БОПИ. После его смерти это отделение стало ядром нового Американского общества(АОПИ). Вклад Фридриха Майерса, особенно его обширные исследования условий посмертной жизни, настолько велик, что требует отдельной главы. Здесь мы только отметим, что Майерс, эссеист и ученый из Кембриджа, занимавшийся античной классикой, был одним из основателей БОПИ, и некоторое время- его президентом.
С другим членами этой передовой исследовательской организации мы встретимся позднее, во время путешествия в иную сферу бытия, пока же я могу их только представить. Наиболее выдающиеся из них- Генри Сиджвик, профессор философии из Кембриджа, первый президент БОПИ; Эдмунд Герни, профессор психологии в Кембридже, бывший президент БОПИ; Артур Конан Дойл, британский врач, ставший впоследствии писателем и получивший мировую известность как создатель Шерлока Холмса; Оливер Лодж, один из наиболее выдающихся английских физиков, получивший рыцарский титул за свои замечательные работы в области изучения атома и теории электричества. Тяжелая утрата, понесенная Лоджем в самый разгар исследований психических явлений, потеря им сына Раймонда, привела к тому, что что наука получила первый в двадцатом веке подробный рассказ о переходе «за черту» и последующей жизни в другой сфере бытия.
В книге сэра Оливера Лоджа «Раймонд» рассказывается об этом экстраординарном общении отца и сына, а также приводится анализ и оценка данного рассказа специалистами БОПИ. Большое внимание здесь также уделено методологии психических исследований. Какие именно слова неопровержимо доказывают, что сообщения, полученные Лоджем, исходили именно от Раймонда и ни от кого другого? В какой степени эти сообщения были «загрязнены» телепатическими, медиумическими и иными влияниями? Насколько правдоподобно, что в одних случаях Раймонд пребывал в состоянии полусна, а в других- находился в бодрствующем состоянии ? Поскольку Раймонд не обладал научной подготовкой, его описания могли оказаться чисто субъективными впечатлениями. Но тогда какие научные выводы о фундаментальных структурах и энергиях потустороннего мира могли быть сделаны на основании этих описаний?
Все эти вопросы, конечно, имеют жизненно важное значение для ученых. К ним мы позже еще вернемся. А сейчас мне хотелось бы сосредоточиться на самом опыте- что чувствует личность человека, когда она вступает в иной мир? В качестве спонтанного субъективного выражения прямого опыта, я рассматриваю рассказы Раймонда как абсолютно «чистую», свободную от посторонних загрязнений информацию, обладающую определенной ценностью для тех, кто более склонен познавать жизнь через собственный опыт, чем анализировать ее. Поэтому в нижеследующем рассказе я отложу в сторону технические пояснения исследователей, предоставив слово самому Раймонду.
Раймонд Лодж, младший офицер Британских вооруженных сил, был убит во Франции в ходе боевых действий Первой Мировой Войны, в сентябре 1915 года. В это время его отец, сэр Оливер Лодж, был занят проведением психических исследований, которым он отдавал большую часть своего времени. Он анонимно(не раскрывая своего подлинного имени) работал с тремя медиумами: миссис Кэтрин Кеннеди, обладавшей способностью «автоматического письма», миссис Глэдис Осборн Леонард, работавшей как в состоянии транса, так и при помощи «спиритической доски»(но с Лоджем она в основном работала как трансмедиум), а также мистером А.Ваут-Петерсом, трансмедиумом. В это время и в последующие годы(о чем будет расказано дальше) наибольшую активность проявлял Фридрих Майерс, скончавшийся в 1901 году. Он выходил на связь и общался через медиумов с оставшимися на Земле друзьями. Первое предупреждение о грядущей смерти Раймонда пришло в сообщении Майерса, известном как «послание Фавна». Раймонд Лодж был убит во Фландрии 14 сентября 1915 года в возрасте двадцати шести лет. Более чем за месяц до смерти Раймонда, 8 августа 1915 года, на сеансе известного американского медиума м-с Леоноры Пайпер в Гринфилде, Массачусетс, пришло сообщение от Майерса к Лоджу. Оно было в обычном порядке переправлено Лоджу по установленной в то время сети обмена данными между исследователями. Данное сообщение передал через медиума д-р Ричард Ходжсон, умерший в 1905 году. Вот оно:
«Послушайте, Лодж, хоть сейчас мы и не вместе как раньше, но это не совсем так: все же мы не так далеко друг от друга и можем общаться. Майерс говорит, что вы возьмете на себя роль поэта, а он будет действовать за Фавна. За Фавна. Верролл это поймет».
На то время было хорошо известно, что Майерс, будучи выдающимся специалистом по литературной классике, часто облекал свои сообщения в форму ссылок и ассоциаций, взятых из поэзии Древней Греции и Древнего Рима, а также других античных произведений –области знаний, почти наверняка неизвестной среднему медиуму. Это позволяло предохранить его послания от возможных посторонних «загрязнений» и установить идентичность Майерса вне всяких сомнений. Под «Верролл» имелась в виду миссис Артур В. Веролл, вдова выдающегося специалиста по древней классике из Кембриджа, сама являвшаяся компетентным специалистом в этой области. Она сразу же поняла, на что ссылается Майерс и какой символический смысл несла эта ссылка. В «Одах» римского поэта Горация есть эпизод, где древнегреческий бог Фавн спасает римского поэта Горация от вреда, причиненного падающим деревом. Это могло означать, что Лоджа в скором времени должен был постигнуть некий удар, а Майерс сделает все возможное, чтобы исполнить роль хранителя.
В психических исследованиях, проводимых сэром Оливером Лоджем, ему помогала вся семья. Первый сеанс, на котором присутствовал член семьи Лоджа, состоялся через двадцать пять дней после смерти Раймонда. Это был сеанс с миссис Леонард, на котором присутствовала жена Лоджа. На то время миссис Леонард не была с ней знакома и не могла узнать ее. Никаких попыток войти в контакт с Раймондом также не предпринималось. Тем не менее, мать получила от «умершего» сына следующее сообщение: «Скажи отцу, что я встретил некоторых из его друзей».Когда миссис Лодж спросила, может ли он назвать имя кого-нибудь их них, последовал ответ: «Да, Майерс». Два дня спустя сэр Оливер анонимно посетил сеанс того же самого медиума. «Феда», контролер миссис Леонард, объявила, что Раймонд находится рядом с ней: «Он говорит, что ему там трудно, но у него много добрых друзей, которые ему помогают…Он знает, что его здесь ожидает много работы, как только он будет чуть более готов к ней. Он говорит, что немного сомневается, подойдет ли он и способен ли будет выполнять ее. Но ему говорят, что он сможет. Он говорит, что рядом с ним находятся наставники и учителя. Он показывает мне букву «М». Он говорит, что чувствует себя так, как будто теперь у него два отца: его и еще один, другой…День и два назад он пережил чувство, что с его ума спал тяжкий груз. Сейчас его состояние гораздо легче и лучше. Сперва он был растерян и не мог собраться с силами, но это не продолжалось слишком долго. Он считает, что ему повезло- ему вскоре все объяснили и он понял, где находится.
В тот же самый день миссис Лодж анонимно была на трансовом сеансе мистера Петерса. Через него пришло следующее сообщение: «Этот джентльмен, занимавшийся поэзией- я вижу букву «М»- помогает вашему сыну войти в контакт». Спустя короткое время Петерс подскочил, щелкнул пальцами и почти прокричал: «Боже мой! Если бы отец мог видеть его сейчас! Он стал намного крепче чем раньше, это так тронуло бы его отца». Две недели спустя на сеансе с миссис Леонард Майерс подтвердил смысл «послания Фавна» как обещания помочь Раймонду и его семье в это переходное время. Два дня спустя, 29 октября, Лодж посетил трансовый сеанс мистера Петерса, на котором опять была подчеркнута роль Майерса как «покровителя» Раймонда. «Ваш семейный обычай подходить к вещам с точки зрения здравого смысла помог Раймонду прийти в себя…без этого все было бы намного труднее…Он говорит: «Ф.М. помог мне гораздо больше, чем вы представляете…». Затем он продолжает: «Ради Бога, отец, разрушьте эту плотину, которую воздвигли между нами люди. Если бы ты только мог видеть то, что вижу я: здесь сотни безутешных мужчин и женщин. Если бы ты видел сотни ребят на нашей стороне, отрезанных от всех своих близких, оставшихся на Земле, ты бы бросил все и полностью посвятил себя этой работе». Он хочет, чтобы я сказал вам, что одним из его первых чувств после перехода было глубокое разочарование. Он не знал, что представляет собой смерть. Вторым было чувство горечи и печали...Это период, когда с людей словно сдирается какая-то корка прежних убеждений, условностей и …безразличия, хотя некоторые по-прежнему остаются эгоистами.
С этого времени Раймонд постепенно идет на поправку, как будто приходя в себя после травматического шока. Он начинает отдавать отчет о всех возможностях своего нового положения и чувствует горячее желание как можно скорее ими воспользоваться. Хотя выздоровление шло медленно, неделю за неделей ему становилось все лучше. Во время сеансов, приходившихся на этот период выздоровления, был получен ответ, хотя и не совсем полный, на часто задаваемый вопрос: «Спят ли вообще люди в жизни после смерти?» Раймонд встретил молодого человека по имени Поль, который помог ему лучше разобраться в его новой жизни. Их взаимоотношения были описаны в сообщениях, полученных миссис Кеннеди при помощи автоматического письма: «Скажите им пожалуйста, что Раймонд уже был у вас, и Поль говорит, что я могу бывать здесь и потом, когда будет желание…Поль говорит, что он здесь с семнадцати лет, он веселый парень, и похоже, его все здесь любят. Здесь, кажется, уже вошло в привычку при всех затруднительных положениях звать на помощь Поля». В этот момент в разговор включился сам Поль: «Раймонд уже спал начиная со вчерашнего дня». Затем Поль рассказал о том разочаровании и смятении, которое испытывают вновь прибывшие, узнав, насколько трудно теперь для них общаться с родными и друзьями, оставшимися на Земле: «Они едва могут поверить в это. Каждый раз они чувствуют безнадежность своих усилий, и почти готовы оставить все попытки, но я снова и снова прошу их попытаться сказать своей матери, что они живы…Столько людей считают, что те, кого они любили, мертвы. Все внутри переворачивается, когда ребята рассказывают, что никто с ними больше не говорит».
На другом сеансе во время выздоровления Раймонда контролер миссис Леонард, Феда, сообщила: «Раймонд все еще не полностью пришел в себя. Но у него столько добрых друзей, которые ему помогают». Он знает, что «как только он будет готов, ему предстоит большая работа».К середине ноября, через два месяца после своей смерти, Раймонд полностью восстановил все свои способности, освоился в своем новом окружении и был в состоянии описать его подробно. Он стал гораздо увереннее преодолевать трудности в передаче сообщений через медиумов. Здесь он дает свое сугубо личное, субъективное описание того, что он видит и чувствует, не вдаваясь в детальный анализ, является ли его мир целиком мысленным, квазифизическим, реальным или кажущимся, и не углубляясь в другие вопросы, столь дорогие сердцу ученых-исследователей. Он просто излагает свой опыт таким как он есть.
Сперва имеет место несколько сумбурный диалог на тему устройства потустороннего мира. Затем после замечания «Молитва помогает, когда вещи не важны», все входит в свое русло и Раймонд начинает говорить больше не прерываясь: «Вы(участники сеанса) не чувствуете себя настолько реальными как люди там, где находится он. Для него стены теперь кажутся прозрачными. Самое главное, что помогло ему примириться с нынешней обстановкой- то, что вещи здесь выглядят здесь такими твердыми и настоящими… Первый человек, который его встретил, был его дед, а потом и другие, о которых он только слыхал. Они все были настолько похожи на земных людей, что он едва мог поверить, что перешел в другой мир.Он живет в кирпичном доме, вокруг растут деревья, цветы и грунт твердый. День и ночь здесь не сменяют друг друга как на земле. Кажется, иногда становится темно, когда он хочет этого,но время между светом и тьмой не всегда одно и то же…Мне все время хочется разобраться, из чего сделано все вокруг… Я все еще этого не понял…одно время я думал, что это наши мысли создают здания, деревья, цветы и твердую почву под ногами, но за этим кроется что-то большее…Теперь он главным образом занят помощью тем беднягам, которых война буквально все время выстреливает в мир духов». Когда Раймонда спросили, может ли он теперь предвидеть будущее, он ответил так: «Иногда мне кажется что да, но его не так легко предсказать. Не думаю, что теперь я действительно знаю намного больше, чем когда жил на Земле».
Несколько дней спустя на следующем сеансе с тем же самым медиумом смешанное употребление первого и третьего лица становится менее явным, и Раймонд все больше говорит от своего имени и сам за себя: «Если я буду приходить, не должно быть печали. Я не хочу быть как призрак на пиру. Не должно быть ни одного вздоха…». На вопрос об одежде в его мире Раймонд ответил: «Да, здесь ее делают. Можете представить меня в белых одеждах? Знаете, сначала я вовсе не думал о них, и не стал бы их носить- подобно тому невежественному парню, который приехал в одну из жарких стран, даже не зная заранее, куда он направлялся. Некоторое время он может ходить в своей одежде, но очень скоро станет одеваться как и все местные жители. Пока Раймонд привыкал, ему позволяли носить свою земную одежду, ни к чему не принуждая. Не думаю, что мне когда-нибудь удастся показаться своим ребятам в белых одеждах» На одном из следующих сеансов Рамонд рассказал о своем новом теле: «Мое тело очень похоже на то, которое было до этого. Иногда я щиплю себя, чтобы убедиться в его реальности, и это удается, хотя не доставляет такой же боли, как в земной жизни. Внутренние органы, кажется устроены несколько иначе. Они не могут быть в точности теми же самыми, но все внешние признаки остались прежними. И я ощущаю себя как-то легче в своих движениях». Затем диалог внезапно начинает идти в третьем лице: «Да, у него есть ресницы и брови, точно такие же как и были, и язык, и зубы. У него вырос новый зуб взамен того, который раньше был не в порядке. Хороший зуб теперь на месте старого. Прежде он знал человека, который потерял руку, но здесь у него новая рука. Да, сейчас у него две руки. Ему казалось, что когда он перешел в астральный мир, рука отсутствовала, но позже она постепенно восстанавливалась, пока не выросла полностью. Когда чье-нибудь земное тело разрывает на куски, как, например, при взрыве, астральному телу требуется некоторое время, чтобы восполнить себя, собраться воедино и стать целым. В этом случае рассеивается некоторая субстанция, имеющая, несомненно, эфирную природу, которая должна быть снова сконцентрирована. Конечно, сама духовная сущность не разрывается на части, но взрыв все же оказывает на нее определенное воздействие…Нельзя специально сжигать тело умершего. Иногда у нас здесь возникают очень большие проблемы с людьми, кремированными слишком быстро. Живые думают примерно так: «Надо сделать это поскорее и все, ведь он мертв». Нельзя кремировать тело раньше чем через семь дней…»
Затем следует: «Я не думаю, что мужчины и женщины находятся здесь в тех же самых отношениях, что и на Земле, но, кажется, они испытывают друг к другу те же чувства, которые выражаются несколько по-иному. Кажется, здесь совсем не рождается детей. Чтобы иметь детей, люди должны быть вновь посланы в земной мир, в физическое тело, здесь никто не имеет детей…Сейчас у него не возникает потребности в еде, хотя он встречал тех, у кого она есть; он говорит, что им необходимо давать что-нибудь, по внешнему виду напоминающее прежнюю земную пищу. На днях здесь появился парень, который хотел бы выкурить сигару. «Это поставит их в тупик»-думал он…но они создали нечто напоминающее сигары…он выкурил сразу четыре штуки и сейчас на них уже не смотрит. Кажется, люди здесь не получают такого же удовлетворения от подобных вещей, и эти привычки постепенно ослабевают. Но когда они только приходят сюда, их желания еще очень сильны. Одни хотят мяса, другие- крепких напитков…». Раймонд может видеть Солнце и звезды, но не ощущает тепла или холода. «Это вовсе не значит, что Солнце перестало греть, просто теперь у него уже не то тело, которое ощущает тепло. Когда он входит в контакт с земными миром и каким-то образом проявляет себя, то немного чувствует тепло или холод- по крайней мере когда присутствует медиум- но не во время своих обычных прогулок, чтобы просто посмотреть.
Затем следует дискуссия о том, какое доказательство может представить Раймонд, чтобы оно было наиболее убедительным. Диалог снова переходит в третье лицо: «Вот почему он собирает информацию. Ему так хочется ободрить людей, чтобы они без всяких опасений смотрели на жизнь, ожидающую каждого из них, и поняли, что это разумная жизнь». И снова в первом лице: «Я хочу здесь многое понять и многому научиться. Сочтете ли вы это эгоистичным, если я скажу, что не хотел бы возвращаться назад? Теперь я ни за что бы не расстался с моей новой жизнью».
Людям, сильно привязанным к своим любимым домашним животным, будет интересно узнать, что на той стороне видели собаку- по всей вероятности, ту же самую, по кличке Керли, о которой упоминал Майерс через другого медиума несколькими годами раньше. С этого времени, упомянув о «сотнях вещей, о которых я думаю, когда нахожусь вдали от медиума и о которых хотел бы рассказать вам», Раймонд полностью сосредотачивается на выдаче доказательств, иногда при помощи перекрестных сообщений с двумя медиумами, демонстрируя знание обстоятельств, семейных дел, домашних животных, привычек, и всего того, о чем мог знать лишь он один, и что могло бы вне всяких сомнений доказать его самоличность как Раймонда Лоджа. Когда коммуникация подходит к концу, как это часто бывает, важность и содержательность информации идут на убыль. Возникает ощущение, как будто сообщающийся сын выполнил свой долг перед отцом, помог ему в исследовательской работе и теперь хотел бы вернуться к своим делам. Раймонд делает интересное замечание относительно литературы: он говорит, что на его стороне уже подготовлены книги, которые при благоприятной возможности будут внедрены в умы подходящих авторов и опубликованы на земле.
В заключении своей книги «Раймонд» сэр Оливер Лодж специально обращается к людям, пережившим утрату, со следующим советом: «Меня могут спросить, рекомендую ли я всем людям, потерявшим своих родственников, отдавать установлению контактов и их документированию столько же времени и сил, сколько отдал я? Определенно нет. Я- человек, исследующий эту проблему. Исследователь занимается проведением определенной работы, часто требующей специальной подготовки. Я советую всем людям понять и осознать, что их близкие продолжают жить активной, полезной, интересной и счастливой жизнью, и что в некотором смысле они теперь более живы чем прежде. Каждому человеку нужно настроиться жить с пользой в этом мире до тех пор, пока не произойдет воссоединение с близкими в мире ином». Все выдающиеся руководители Британского Общества Психических Исследований- Сиджвик, Герни, Майерс, Ходжсон, продолжали свои исследования и после смерти, находясь уже на «другой стороне». Часто они представляли на сеансах важные доказательные материалы, или же давали ценные подсказки технического характера. Из всех людей, упомянутых профессором Джеймсом- Майерс, Ходжсон и блестящий американский ученый Хайслоп, лишь Майерс предпринял попытку дать полное описание планов мироздания, находящихся за чертой земной жизни. Ходжсон, однако, прояснил вопрос, каким образом развоплощенная личность может распознавать и использовать потенциальных медиумов. Хайслоп сделал некоторые существенные заключения относительно структуры потусторонней реальности, особенно ценных благодаря большому количеству исследований и наблюдений.
По мнению Лоджа, Ходжсон, чрезвычайно осторожный ученый, сделал два исключительно важных вывода, без которых в дальнейшем невозможен никакой существенный прогресс в изучении психических явлений. Ходжсон достаточно рано понял значение этих проблем и посвятил их решению много лет своей жизни. Во-первых, он дал определение методам трансовой коммуникации и автоматического письма, подкрепив свои гипотезы экспериментальными демонстрациями. Во-вторых, он накопил и разработал материал, раз и навсегда опровергающий предположение о происхождении медиумической информации из памяти и сознания живущих людей. Это исключение гипотезы телепатии не оставило иной альтернативы, кроме признания факта общения с личностями, перенесшими земную смерть, но продолжающими жить на другом плане бытия.
Каждый из нас обладает телом, называемым эфирным или астральным, связанным с нашим физическим телом. Одаренные медиумы, утверждал д-р Ходжсон, обладают определенными запасами энергии особого типа, видимыми из эфирной сферы бытия как «огни». У миссис Пайпер, медиума, наиболее тщательно изученного Ходжсоном, было две таких массы энергии: одна- в районе головы, другая- на правой руке. «Я не берусь», говорит д-р Ходжсон, «дать сколь-нибудь удовлетворительное объяснение описываемому мной процессу». Реальность этого процесса была наглядно продемонстрирована на одном из сеансов, в ходе которого одна развоплощенная личность передавала устные сообщения, используя «энергию головы», а другая, независимо от первой, доставляла серию письменных сообщений через руку медиума посредством автоматического письма.
Опровержение Ходжсоном теории «телепатии между живущими» включало огромное количество собранного материала, который явно не мог иметь своим источником память живущих на Земле людей. Он также привел свои собственные, весьма оригинальные наблюдения. Он очень тщательно наблюдал за такими явлениями, происходившими на сеансах, как сбои, туманность сообщений, влияние усталости, автоматические повторы, затухание связи. Ходжсоном была разработана некоторая весьма сильная аргументация, слишком сложная, чтобы воспроизводить ее здесь целиком. Суть ее состояла в том, что для использования медиума в качестве «средства связи» бестелесная персона должна погрузиться в дремотное состояние «припоминания», не дающее ей находиться в полном сознании. Он также указал на трудность, с которой сталкивается личность, много лет учившаяся эффективно использовать свой физический механизм(земное тело), затем вынужденная осваивать технику жизни безо всякого тела, и, наконец, оказавшаяся в ситуации, когда ей приходится осваивать управление полностью новым для нее механизмом-телом медиума. Поэтому все происходит ровно так, как и следовало ожидать в подобной ситуации: чем больший опыт человек приобретает, тем более совершенным становится его мастерство. Вновь и вновь Ходжсон недвусмысленно демонстрирует, что понимание источников передаваемой на сеансах информации как развоплощенных сущностей, поставленных в столь трудные условия, дает намного лучшие результаты, чем восприятие получаемого материала в качестве заимствованного из памяти живущих. Он также констатировал ясность памяти у недавно скончавшихся маленьких детей по сравнению с теми, кто умер в детском возрасте сравнительно давно: они забывали детские вещи. Это именно то, что и следует ожидать от нормально развивающейся, хотя и бестелесной, личности.
Профессор Хайслоп обратился к теоретической проблеме: из чего состоит воспринимаемый перешедшим человеком потусторонний мир? Если признать, что он не может иметь сходную с нашим земным миром атомную, молекулярную, ионную, корпускулярную и электромагнитную природу, то остается несколько возможностей. Существует много оснований предположить, говорит он, что жизнь после смерти не базируется на ответной реакции на внешние стимулы или раздражители, а является чисто мысленной и творческой. Соглашаясь, что эта духовная жизнь требует избавления от чувственной жизни наших аппетитов, она сохраняет за нами внутренние умственные способности в качестве «базового снаряжения». «То, что выживает после смерти», писал Хайслоп, «это именно наша внутренняя жизнь, а не физическая».
Но поскольку внутренняя жизнь во многом состоит из хранящегося в памяти чувственного опыта, привычных реакций, повторяющихся и обусловленных опытом, некоторые из них должны неизбежно сопровождать нас в начале нашего посмертного путешествия. Резонно предположить, что такой разум сотворит для себя достаточно живую и правдоподобную копию прежнего чувственного мира, целесообразную на то время, пока этот разум не приспособится к новым реальностям жизни в мире чистой мысли и духа. Этот мир, созданный силой мысли, будет представляться личности совершенно реальным- как выразился Раймонд, «очень твердым и настоящим». Доброжелательное общество, встречающее вновь прибывшего в бестелесный мир, не желая ему потрясений, но стремясь помочь ему в дальнейшем развитии, признает эту временную необходимость, ободряя его и помогая поддерживать требуемую иллюзию, пока дух не станет достаточно готов к тому, чтобы реалистически принять новую ситуацию.
Хайслоп разделил полученную информацию на два класса. Согласно первому, будущий мир включает в себя все основные черты земного мира, лишь за тем исключением, что там они недоступны для физических чувств. В соответствии с другим, жизнь после смерти состоит лишь из ментальных энергий. По мнению Хайслопа, эти два накопленных объема информации не обязательно противоречат друг другу. Фактически эти два взаимно дополняющих аспекта представлены и в нашем сегодняшнем мире: мы все живем как внешней жизнью чувственного восприятия, так и внутренней жизнью размышления, воображения и созерцания. Нет никакой причины, подытоживает исследователь, почему такого рода сочетание не может господствовать и в мире за смертью, хотя, возможно, и в несколько иной «пропорции».