Кадр 12.


Ближе к полудню я выполз на первый этаж дома. На кухне, возле микроволновки высилась двухлитровая банка с печеньем. Записка рядом гласила «Съешь меня». Хмыкнув, я сорвал ярлычок, сетуя на детские подначки Эшли. И все же он был милым.
Хрустя печенюшками, я завалился на диван в гостиной, включая телевизор. Показывали опять всякую муть – другого я просто и не ожидал. Клик, клик, клик – ничего. Везде одно и то же. Пародии, викторины, кулинария, гороскоп…а ну-ка.
«Водолеям сегодня буде способствовать удача…» - я хмыкнул – «…вечер будет лучше провести со второй половинкой. Постарайтесь как можно больше внимания уделить семье…»
«Да не пошли бы вы…» - пробормотал я. Клик – музыкальный канал. На этом и остановимся. Очередной клипачок Tokio Hotel, перемещающийся вдоль лестницы очередного топ-дайджеста. Скукота.
Оставив телевизор орать на полную громкость, я решил заняться нехитрым делом. Пойти, ополоснуться. В ванной, проходя мимо зеркала, мое отражение заставило меня невольно вздрогнуть, и я поспешно отвел глаза. Набрав полную ванную горячей воды, я с тихим стоном удовольствия погрузился в нее. От тела исходил чуть видимый пар, которого так хотелось коснуться. Протянув руку, заливая все брызгами воды, я схватил пачку сигарет. Я еще не говорил, что они разбросаны у меня по всему дому? Одна из таких лежала на стиральной машине позади меня. Зацепив одну сигарету губами, я потянул ее вверх, высвобождая из плена пачки. Но, к моей досаде, разбросать по горячим точкам зажигалки я как-то не догадался.
- Что, нет огня? – произнес голос рядом со мной, и я резко обернулся. В дверном проеме стоял невесть откуда взявшийся отчим. Взгляд его голубых водянистых глаз блуждал по моим мокрым волосам, спускаясь ниже, к высокому лбу и…
Шрам обожгло дикой болью. Зашипев, я тут же схватился за лицо, стараясь сдержать стон боли. Широкая полоска изрезанной кожи будто бы превратилось в эпицентр агонии – казалось, кожа вокруг шрама пульсирует, а мозг вот-вот полезет из глаз. Чьи-то прохладные руки коснулись моей спины, подхватывая под мышками и поспешно усаживая на бортик ванной. Приоткрыв один глаз здоровой части лица, первое, что я подметил, была сигарета, выпавшая из рук и расслаивающаяся по дну ванны. Крошечные листики лизали мои подошвы. Отчим поддерживал меня, обхватив одной рукой за плечи.
- Ты ничуть не изменился. Все такой же сумасшедший – пробормотал он, накрывая мою руку своей ладонью. Его большие, прохладные ладони – вот, что я любил в нем. Даже, несмотря на всю ту боль, что он причинил мне и моей семье, я не мог ненавидеть его в моменты, когда он касался меня этими ладонями, проводил нежно по груди и животу, ласкал по внутреннюю сторону бедра. Вздрогнув, я поспешно отвел его руки от своего лица. Жжение пошло на убыль, но не исчезло. Тем не менее, этого было достаточно, чтобы я смог приоткрыть левый глаз.
- Пошел на хуй, долбаеб – огрызнулся я, стараясь отодвинуть как можно дальше. Но скользить голой задницей по бортику было крайне неудобно, поэтому я решил демонстративно не смотреть на него, повернув голову. Несколько секунд мы молчали, потом он хмыкнул. Я все еще продолжал изучать бежевую плитку на стене. Время тянулось так медленно, вязко…что я не выдержал первым:
- Какого ты приперся? – рявкнул я, садясь в пол-оборота к нему. Он молчал, а я разглядывал его облик – все-таки, мы давно не виделись, но, тем не менее, он ничуть не изменился. У него были короткие ресницы, широкие скулы и неприятной формы нос с горбинкой. Массивность его фигуры всегда подавляла меня, а властный взгляд голубых глаз заставлял униженно склонить голову. Со временем я осознал сей факт и научился гордо вздергивать подбородок, глядя на него. Но широкие плечи и выдающаяся вперед грудная клетка все так же непередаваемо действовали на меня, когда отчим оказывался рядом.
Глядя на него почти жалобно, я попросил:
- Лекс, оставь меня…я не могу…сейчас. Ты же видишь, что я не в том…
- Заткнись, ради Бога… – прерывает он меня и подхватывает на руки. С меня капает, и мы заливаем пол мыльной водой. Этот подонок прекрасно знает расположение здешних комнат, и, по его уверенным движениям, я могу предположить, что он несет меня в нашу с ним спальню. Сил бороться нет – я слишком размяк после ванной, да и боль вновь дала о себе знать. Видимо, я нахмурился, потому что Лекс попытался заглянуть мне в лицо, но я лишь сильней наклонил голову, прикрываясь длинными волосами. Хмыкнув, отчим усадил меня на постель. Мягкая, шелковая…я сжал простыни так, что побелели костяшки пальцев.
- Я же сказал, что не могу сейчас – прошипел я, все еще не глядя на Лекса. А эта скотина лишь гаденько ухмыльнулась, задергивая шторы на окнах. Мне было до боли обидно находиться с ним в одной комнате.
У меня кожа покрывается мурашками, стоит ему только приблизиться…
…а все тело прошибает электрическим зарядом, когда он касается меня.
- У меня и без того был сложный день… - произнес он, намекая на то, что мне лучше заткнуться и позволить взять себя.
Эта комната была специально отведена для наших с ним встреч. Здесь не было ничего, кроме большой двуспальной кровати, прикроватного столика и вазы с цветком в углу. Когда он не приходил, эта комната оставалась запертой. Поэтому, очень часто создавалось ощущение, что я попал в старинный будуар, где когда-то держали наложниц. На темно-бардовых портьерах застыла извечная пыль, а в канделябре еще прошло зимой скисли последние свечи, растекшись молочно-белым воском по олову.
Когда я чувствую его у входа, у меня перехватывает дыхание. Боль, почти не ощутимая, мелкими вспышками расползается по всему телу. Лекс никогда не пытался меня изнасиловать – все его движение были точными, проверенными, а главное – умелыми и осторожными. Но и о моем удовольствии он тоже не слишком заботился. Поэтому, когда его темноволосая голова оказалась у меня между ног, я очень удивился и даже вздрогнул.
- Что ты делаешь? – прошептал я
Но мужчина не ответил и лишь плотнее сжал губы вокруг ноющей от возбуждения плоти. А я даже и не подозревал о том, что он умеет делать минет. Все-таки Лекс не был гомосексуалистом – а мне он засаживал чисто для развлечения. Больше всего на свете он любил власть, и его всегда охватывало какое-то возбужденное настроение, при осознании того, что я целиком и полностью в его власти. Одно мое неверное слово или протест, как этот мужчина отнимет у меня все – учебу, друзей, возможно, и свободу.
Я покорно изгибался, стонал и временами вскрикивал – в общем, делал все, что могла подсказать мне природа. На самом же деле мне хотелось заорать – не от удовольствия, но от боли. От того дерьма, что творилось у меня в тот момент в душе. От тоски, которая оглушительно била в виски.


- Что случилось?.. – слабо просипел я. Все закончилось, и он полулежал рядом со мной на постели.
- Неприятности на работе – пробормотал отчим, и я явственно расслышал, как он заворочался, доставая зажигалку и пачку Мальборо. Слово приятно перекатывалось на языке, и я попробовал выпросить у него одну сигарету.
Уже спустя мгновение нас обоих обволакивал едкий дым. Я ненавидел толстые сигареты, но туман, которые они наводили в моей голове, был приятен и сейчас только успокаивал мою расшатанную нервную систему.
- Что-то серьезное? – сам не знаю почему, но я решил поддержать разговор. За что и был вознагражден недоумевающим взглядом. Пожав плечами, я отвернулся, мол «не хотите – не надо».
- Помнишь Беллу? Она намеревается подать на меня в суд за изнасилование – я нахмурился.
- Ты изнасиловал ее?!
- Не говори ерунды! Кого я могу изнасиловать? – я кашлянул – Ну, кроме тебя, конечно. Если ты меня начинаешь раздражать, как сегодня, к примеру. Нет, я не насиловал ее – это просто нельзя было назвать изнасилованием. Мы посидели в ресторане, выпили вина, потом она позвала меня на чай. Как еще я должен был воспринять это приглашение? Когда дошло до влажных дел, то она была уже такая мокрая, я просто не смог уйти. А теперь она подает на меня в суд за то, что я, видите ли, «надругался над ней»! – Лекс очень эмоционально махал руками во время своего монолога, и теперь по всему покрывалу то там, то здесь, лежал пепел.
Я лишь весело хмыкнул, довольный тем, что этот козел попал в такую глупую ситуацию. Конечно, он прекрасно выберется из нее и сам – благо, у моего отчима хватало адвокатов, готовых порвать за него глотки любому толкнувшему его встречному.
- А тебя кто надоумил полезть в горячую воду со свежим шрамом? Кстати, откуда он у тебя? – при этих словах мое настроение резко ухудшилось. Недовольно дернув щекой, я холодно пробормотал:
- Так, неудачно перешел дорогу. Ты можешь что-нибудь сделать с этим?
Признаюсь, я действительно решил воспользоваться ситуацией. Но Лекс разочаровал меня.
- Пластическая хирургия может все испортить. Один неверный шаг и все, ты можешь распрощаться с глазом.
Я удрученно опустил голову.
- Ты не пробовал как-нибудь замаскировать шрам?
…именно тогда ко мне и пришла эта идея. Не знаю, правильная она была или нет, но, так или иначе – это было первое, что мы с отчимом сделали вместе. Не считая секс, конечно.

Через три дня Лекс взял выходной, и мы поехали в тату-салон. Нет, он не держал меня там за ручку, но его присутствие несколько успокаивало меня, когда мы сидели в очереди. Сделать тату на лице была совершенно безумная идея, учитывая то, что я до смерти боялся иголок. Поэтому, когда женщина в кричаще розовом мини платьице обернулась ко мне, держа в руках огромный инструмент с острой иглой на конце, я мгновенно отключился, впадая в благословенное забытье. Поскольку оставшееся время я провел в таком состоянии, то боли я, можно сказать, и не почувствовал.
Когда мы выходили, я поморщился от громкой безвкусной музыки. Лекс тронул меня за плечо и кивнул на зеркало величиной в мой рост. Я подошел ближе, разглядывая обновку. Пока я пристально изучал узор на щеке, ко мне сзади подошел отчим и протянул невесть откуда взявшиеся солнечные очки. Удивленно глянув на него, я все же нацепил их – слегка неловко, ведь я никогда раньше не носил их прежде.
Вот он, новый я. Светлые волосы собраны в высокий хвост, чуть отросшие пряди спадают на лицо и губы. Дерзкие зеленые глаза за бежевой тенью очков, выглядят еще более наглыми и бесцеремонными. А тату, удачно вписывающееся в картину, японским иероглифом украшает щеку, где до этого был только блеклый шрам.
И глядя на свое отражение, я твердо решил не отступаться. Никогда больше. Ведь у меня есть все, чтобы выйти победителем из этой жизни.



~.~.~.~.~.~.~.~.~.~