Настроение сейчас - НикакоеФанфик не мой , но интересный . Там шапки нет , а я не то , что шапки , но и кепки оформлять не умею хд
...вообще-то, эта вещица тихо пылится в моей папке уже достаточно давно, хоть по словам все той же семпай, она стоит того, чтобы ее почитали. Не знаю... надеюсь, семпай как обычно права. В общем, один из... нет, пока что крупнейший из моих фан-фикшенов, написанный по небезызвестной (как мну тихо надеется) манге Крестовый Поход Хроно ака Crno Crusade, и только по манге. Аниме в расчет не берется. В принципе. Слишком уж оно мну "не зашло".
В общем, пинайте в свое удовольствие! А мы с Музой тихо удаляемся... помидоры сложно отстирывать, знаете ли...
Кронос двух Миров
Часть первая. Приют «Крылья надежды»
1. Золотое детство?
Привет. Не думаю, что мы встречались раньше, а потому поспешу представиться. Меня зовут Кроно. Мне около четырнадцати лет и я живу в приюте «Крылья надежды».
Впрочем, меня сложно не знать, хоть – клянусь! – я не делаю ничего такого нарочно. Оно само все так получается… Да и внешность моя далеко не незаметная, а даже как-то наоборот – броская, запоминающаяся. Ну, например светло-фиолетовые с голубоватым отливом волосы. Найдите мне еще хоть одного пацана в округе с такими волосами! Не найдете. Я уже пытался. А глаза у меня голубые-голубые. Странноватое сочетание, правда ведь?
Не хочу показаться гордецом, но девчонки с окрестных приютов, иногда приходящие в святое воскресенье или на праздники в гости в один голос за мной воют. И что нашли, спрашивается? Впрочем, дело житейское, да и хоть как ни крути приятно.
Правда, впоследствии мне стало перепадать от наших парней за столь необычную внешность. Им не нравилось, что внимание обращают только на меня. Но ведь оно мне и даром не надо, и с деньгами – которых у меня, кстати, в принципе нет – не надо, ну почему б им не понять? Мне те девчонки не нравятся. Не знаю почему, но не нравятся. Я сам не знаю, что я ищу, ведь впереди брезжит свет только одной надежды, мечты, навязчивой идеи – зовите как хотите.
Найти родителей.
Найти и… и что? Не знаю. Мне бы хватило только найти. Почему они меня оставили в приюте? Куда исчезли, так быстро и загадочно? Если они просто не хотели рисковать моей жизнью и оставили из соображений безопасности – я пойму и не буду ни спорить, ни бушевать, а только брошусь им на шею. А если бросили нарочно… что ж… пусть. Но они сами должны сказать это мне в лицо.
Ветер игриво бросил длинную челку мне в глаза. Я фыркнул и убрал ее в сторону. Впрочем, я не могу сказать, что мне не нравилось сидеть здесь, на каком-то замшелом утесе на берегу небольшой, но веселой, быстроводной реки. Посреди леса. Один. И все – поля и крестьяне, сверстники, мать-настоятельница, приют, колокол на звоннице, кресты и песни молитв – все это осталось так далеко, словно я был в другой вселенной. То, что в изобилии давала мне мешанина чувств внутри, по ошибке именуемая характером, так это одиночество. Я чувствовал, что не нравлюсь людям. Я видел горечь в улыбках матери-настоятельницы, ее странную печаль и опасения. Я слышал шепотки ребят за моей спиной, их насмешки, глупые угрозы и снова страх. В чем дело? Почему они считают, что я не такой?..
Снова заныла голова. Я поморщился и потер пальцами шишки над ушами. Еще одна деталь моего умопомрачительного везенья. Эти странные бугорки, почти незаметно пульсирующие под кончиками пальцев, были у меня, сколько я себя помню. Иногда, когда мне казалось, что мир являет собой только мешанину рыл и масок, они становились горячими и что-то обязательно происходило. Что-то странное. Или загоралась занавеска, или стул в комнате принимался скакать как живой. А однажды…
В горле пересохло, я с трудом сглотнул колючий, дерущий гортань ком.
Однажды, как раз после того, как ребята избили меня – да уж, десятеро на одного, как бы все могло кончиться по-другому? – я убежал в лес. Снова. Но на тот раз ночью. Нам вообще запрещали ходить в лес, особенно далеко в глубину, потому что лес был старым и диким.
И там водились...
Я брел, не разбирая дороги, размазывая по замурзанным щекам злые, беспомощные слезы. Снова! Снова Райки завел остальных, а я не успел удрать на крышу! Да когда ж это кончится? Господи, чем я перед тобой так завинил? Тем, что я живу? Извини на грубом слове, Господи, но я не подохну, пока не узнаю, что случилось с моим отцом и матерью!..
Где это я уже? За Беличьим дубом? Как же быстро ходят ноги, когда голова занята другим и глаза не смотрят, куда эти самые ноги идут! Я редко заходил так далеко даже в полдень, чувствовал, что не все так просто меж этих древних деревьев. А интуиция меня почти никогда подводила. И куда мне идти теперь?
Я нерешительно замер, осматриваясь кругом. Темная, почти черная синева неба, расчерченная руками деревьев и усыпанная мигающими блесточками звезд, света давала мало. Попытаться вернуться назад? Но куда? Назад к приюту? Побоям Райки и деланной заботе настоятельницы Ольги? Нет уж, увольте от такой сомнительной радости! Лучше уж попытаться заночевать в лесу.
Но где?
Искать пещеру в темноте было как минимум глупо, да и где гарантии, что в этой самой пещере не будет ничего большого, зубастого и голодного? Оптимальным вариантом было бы, конечно, подходящее дерево. Желательно, с удобной развилкой веток. Но тут уж как ангел-хранитель положит.
Я принялся бродить от одного дерева к другому, примериваясь и отступая. Все было старым, высоким пралесом. Не за что было уцепиться на первых двух метрах от земли, а люди пока не научились летать. Неужели я так и прохожу всю ночь?..
Не знаю, как я это почувствовал, но вдруг поймал себя на том, что постоянно с опаской посматриваю по сторонам. Что-то заставляло насторожиться и волосы на голове стояли дыбом. «Опасность!» – словно кричала каждая блестка неба, каждая веточка старых деревьев.
А потом я увидел их – пару желтых монеток, горящих у недалекого куста.
Сказать, что мне стало страшно – это ничего не сказать. Я не мог справиться со своими одногодками, что уж говорить о живом, диком и голодном волке?
Я прижался спиной к стволу ближайшего дерева. Мне не удалось бы на него залезть, хоть как бы я ни старался. Оставалось только ждать, и молить Господа, чтобы хищник прошел мимо. Но у хищника были свои планы, а именно – плотно позавтракать. Как надеюсь всем понятно – мной.
Волк прыгнул. Кажется, я закричал. Но глаза не закрыл, и видел все так четко, как, наверное, не увидел бы и днем – росчерк злой желтизны глаз, перекатывающиеся под шкурой мышцы, всклоченная, стоящая дыбом шерсть и оскаленные в презрительной усмешке желтые клыки.
Время тянулось тягуче, до боли медленно, а перед глазами плыли кроваво-фиолетовые разводы, сливаясь в какие-то буквы, слова…
Интересно, что бы сказали мне родители, если бы я умер здесь сейчас и встретил их там? Сомневаюсь, что они бы обрадовались! Они ведь наверняка хотели бы, чтобы я жил, чтобы остался здесь. Там, возможно, хорошо. Но пока ты не сделал все, что можно здесь, тебе рано уходить на покой. Разве не так? Так. Значит, тебе еще нельзя уходить, одиночка Кроно. А раз тебе нельзя уходить, то не смей пасовать, не смей отдавать свою жизнь так сразу, без боя, без попытки спастись! Ты парень или тряпка?! Ах парень?! Тогда почему ты сдался, даже не пытаясь ничего сделать?!
- Tempori mortem!
Страх, надежда, горечь, уверенность в своей правоте, одиночество и странная, клокочущая внутри ярость смешались в одну короткую фразу, в этот странный горящий фиолетовым пламенем ком и устремились навстречу распластавшемуся в прыжке хищнику, а неожиданные рефлексы рванули тело в сторону, убирая с траектории его прыжка. Послышался грохот.
Не сразу после того, как я упал лицом вниз, я решился поднять голову, все ожидая, когда волк подойдет и прикончит неожиданно строптивую жертву. Но вокруг стояла тишина, только филин ухал где-то в вышине. Я встал на четвереньки и обернулся.
То, что только что было волком, валялось у корней дерева старым, сколотым от удара камнем. По нему еще иногда пробегали короткие, едва заметные фиолетовые блики. А мне на ладонь упала капелька, черная в окружающей темноте. И жутко болела голова. Я коснулся грязными, в земле и каком-то мелком мусоре пальцами тех странноватых шишек. Они болели и кровоточили. Но стали как-то тверже на ощупь, словно налились неожиданной силой.
Происшедшее не укладывалось в голове. Я встал и, шатаясь, будто матрос на палубе корабля в жесточайший шторм, побрел до более знакомых мест, где, кажется, потерял сознание, потому что я больше ничего не помню.
Нашли меня на моем любимом дереве только поздно днем. Сняли, отчитали и отправили назад. Райки, как обычно, получил нагоняй от матери Ольги. И, как обычно, покаялся только для виду.
Я усмехнулся и запрокинул голову, вглядываясь в небо. Там парили птицы – белесые, сверкающие в ласковых солнечных лучах. До чего же им хорошо там, наверху, где нет ни обид, ни зла, ни смерти…
Шишки снова заныли, да так, что я не удержался и рухнул на спину. Поморщился, и, поднявшись на ноги, осторожно спустился к реке. Зачерпнул горсть воды и плеснул на себя со стороны, пытаясь не особо забрызгать одежду и смочить водой пульсирующие бугорки. Стало полегче. Это еще одна причина, почему я люблю это место. Здесь можно хоть немного унять эту странную беспочвенную боль.
- …да где ж он снова делся, этот синеглазый оболтус? Что нам, и полдник пропустить, если мать Ольга его сказала разыскать? – возмутился вдруг рядом знакомый голос. Я вздрогнул и прижался к утесу, благо в нем была небольшая ниша прямо над водой, куда я как раз мог втиснуться. Хорошее это место, я ж вам говорил…
- Но ведь раз мать приказала, надо это делать. Учись смирению, Райки, тебе его, похоже, не хватает! – рассмеялся незнакомый девичий голос. Я насторожился. Неизвестная мне девчонка? Здесь? Но откуда? Приехала с другого приюта? Но сегодня не воскресенье и не праздник… ничего не понимаю!
- Слушай, не нарывайся! – огрызнулся на девчонку Райки совсем близко. – Я могу тебя поколотить, не смотря на то, что ты девчонка!
- Ага, поколотишь. А потом догонишь и еще раз поколотишь.
- Реб! Ну ты и…
Но договорить парень не успел, в воздухе послышался звук хорошей затрещины.
- Какая я тебе Реб?! Я говорила, как меня зовут! Слушать заодно научись, коли смирения мало!
- Хорошо, хорошо… Ксо, да что ж ты сразу дерешься? Я матери Ольге нажалуюсь.
Девочка только фыркнула. Я поймал себя на том, что улыбаюсь. Эта незнакомка явно начинала мне нравиться! И не только тем, что она стукнула Райки – хоть куда ж без этого? – но и характером. Бесенок в юбке. Эта не будет рыдать над пятнышком на юбке, а догонит того, кто его поставил и надает по первое число.
- Так, и где же он? Он же всегда здесь сидит, романтик недоделанный.
- Ты о ком?
- Да о Кроно! Нас же его отослали искать, или ты уже забыла?
- А что он в лесу забыл?
- У него спроси, если мы его найдем. Он меж этих деревьев времени проводит больше, чем в самом приюте раза эдак в три. А поэтому, раз он знает здесь каждое дерево и камень, пошли ты за ним хоть ватагу охотников с собаками и капканами – если он не захочет, они его не найдут.
- Как это?
- Сам не знаю. Но лично видел, что он на высоте четырех-пяти метров по веткам ходит как по ровной земле.
- Да что ж ты надо мной смеешься, что ли? Не может такого быть!
«Еще как может!» – хотелось рассмеяться мне, но я молчал, не желая выдать свое присутствие. То, что говорил Райки, не совсем было правдой, но и ложью это бы никто не назвал. Я действительно научился ходить по веткам и забираться на любое дерево после того приснопамятного случая с волком. Не сказал бы, что делал это совсем уж непринужденно, но и вправду не считал такое занятие особо тяжелым.
Прямо над моей головой послышались шаги, и я даже дышать громко опасался, хоть прекрасно понимал, что здесь, у журчащей воды меня бы не услышали. Что-то шаркнуло по камню, и посреди реки поднялся плеск – раздраженный Райки пнул какой-то подвернувшийся под ноги камушек.
- Ксо! Если его здесь нет, он может быть где угодно в этом лесу!
- Ну и? Тогда пошли назад.
- Легче сказать, чем сделать, – прямо перед моим лицом свесились две ноги в белых носках и темных матовых башмаках. К подошвам прилип лесной мусор. Вот теперь у меня едва ли не было паники. Райки мог тут сидеть долго, и я не могу уйти, пока не уйдет он, иначе выдам это убежище! – Приехал его преосвященство, требует этого странного оболтуса к себе. Легче уж выпроводить падре назад в Нью-Йорк, чем прийти назад и сказать матери Ольге, что мы его не нашли.
- Ты странный, – сообщила девочка и подошла к кромке утеса. – Есть захочет – и объявится.
- Я не странный, а вот он – сколько угодно, – вяло огрызнулся мой сверстник. – Он может не вернуться до ночи. Чудной он какой-то. Чудной и чужой. Ладно уж, – его ноги исчезли с моего поля зрения. – Ты возвращайся, а я пойду искать дальше.
- Как знаешь, – фыркнула девица, и я услышал, как удаляются их шаги. Выждав на всякий случай пару бесконечно долгих минут, я выбрался с ниши и с удовольствием размял затекшие ноги и руки. Чуть не влип! Еще бы пара минут, и мне так или иначе пришлось бы раскрыть себя. Или совсем потерять способность шевелить конечностями. А ни то, ни другое в мои планы не входило.
Итак, что мы имеем? Райки в лесу. Ладно, это полбеды, да и Бинго обещал увести стаю, ничего с ним не случится. Что еще? Неизвестный фактор женского пола, за то, что его назвали Реб отколошматившая главного задиру приюта. Плюс приезд его преосвященства. Далеко не самый лучший расклад, однако, далеко не самый лучший.
И тут левее в чаще послышался приглушенный девичий крик.
Я замер и напрягся. Приманка? Или настоящая беда?
О моей честности и в какой-то мере благородстве знал и потешался весь приют. Я очень редко врал, на то не было причин. Скорее уж недоговаривал, если нужно было что-то скрыть. Я мог взвалить на себя чью-то вину, со спокойной душой выдержать наказание и поступить так снова. Почему-то мне хотелось защищать тех, кто слабее. Но этой чертой начали бессовестно пользоваться. Из-за этого я приобрел славу сорвиголовы и неуча, хулигана, способного натворить что угодно, закрыть глаза на наказание, и снова творить что вздумается. Это было очень обидно, когда я наконец понял, что большинство просто пользуется мной как живым щитом, и только очень немногие на самом деле благодарили меня за такую помощь и потом помогали мне.
И, думаю, понятно, что я не мог не примчаться на крик.
Особенно когда он повторился.
Через полминуты я уже выдряпался на дерево и бежал по веткам, выискивая не столько оптимальный путь, сколько этих двух. И вскоре я их нашел.
Сначала я подумал, что тревога ложная, что меня снова обманули, но потом заметил огромный бурый шар косматой рычащей шерсти. Ой-ой-ой… это очень, очень плохо!
Высота была больше, чем я обычно решаюсь преодолеть одним прыжком, но сейчас каждая секунда была на счету. Ветер ласковыми крыльями мазнул лицо, стегнул по глазам гривой длинных волос. Ступни и колени тут же заныли от удара, но мне некогда было приходить в себя.
- Бор, нет!
Райки обернулся на мой крик. В глазах слезы и страх. Девочка, кажется, не услышала, словно загипнотизированная глядя на встающего перед ней на задние лапы медведя.
Бор был стар, очень стар, но все еще силен и опасен. Когда-то я помог ему – выходил его простреленную лапу. С тех пор я для него друг, он знает мой голос и даже иногда слушается меня, но другие люди для него – злейшие враги.
- Райки, что стал как столб?! Деру, дурень эдакой, деру! – я рванул его за плечо и пихнул назад. Парень смотрел на меня непонимающе, но потом понял, чего я от него хочу, и сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее побежал. Слава Господу, он не перепутал направление, и помчался к приюту, а не вглубь леса.
Ангел-хранитель, спаси и заступай!..
Я кинулся вперед, прямо под удар медвежьей лапы, сбил с ног ошарашенную девочку. Бор промахнулся и снова зарычал. Я сгреб девочку в охапку и, вскочив на ноги, хотел уже бежать вслед за Райки, но вскрикнул и рухнул на колено.
Ступня не держала и тут же подворачивалась, пробивая тело болью.
Неужели конец?..
Медведь наступал, но уже не так уверенно. Похоже, он чувствовал мой запах и это его смущало.
- Бор… Бор, это же я. Не нападай, все хорошо, не нападай, – говорил я ему, пытаясь прикрыть собой девочку. – Это же я, Кроно, неужели ты меня не помнишь? Я выходил твою лапу, я твой друг. Не нападай, Бор!
Я вытянул вперед руку, словно что-то ему протягивал, и говорил, говорил, говорил… Тут важны не столько слова, сколько чувства. Я ведь успокаивал его раньше, обезвреживал капканы, установленные на него в лесу, или даже вытаскивал его из них… Он не может на меня напасть, не может!
Голова загудела, бугорки над ушами болезненно запульсировали и словно налились кровью. Было больно даже думать, не то, что дышать или говорить. По вискам что-то текло, липкое, горячее, но я наплевал на все это.
Спасти.
Защитить.
Я должен, я просто не могу иначе.
И в тот же миг я словно услышал, о чем думал медведь. Увидел все его глазами. Странного мальчишку в потоках сияющей субстанции, девочку за ним. Мальчишка что-то говорил, было приятно его слушать, но злость еще не улеглась, еще хотелось что-то ударить. Однако мальчик говорил и говорил. Чувства успокоились и притупились. Захотелось спать. Нужно найти другую берлогу, здесь слишком шумно…
Когда Бор наконец развернулся и исчез в лесу, я без сил рухнул на спину. И дышал. Как же это приятно – дышать. Еще бы голова перестала звенеть – совсем бы было хорошо, не то слово.
Задремал ли я тогда? Или организм отключился сам, пытаясь восстановиться после подобного шока? Откуда мне знать. Но когда я приподнял тяжелые веки, меня кто-то отчаянно тряс за плечи.
- Очнись! Ну очнись же! Ты же живой, ты дышишь. Кажется…
На меня смотрела та девочка. Только сейчас я сумел ее рассмотреть. Длинные русые с рыжим отливом волосы, заплетенные в толстую косу, сейчас растрепанную и с торчащими из нее травинками и веточками. Огромные немножко покрасневшие искристые серо-зеленые глаза, в данный момент находящиеся на мокром месте. Тонкая уже засохшая царапина на левой щеке. Очень милая девочка. И испуганная.
…из-за меня?
- Привет, - прошептал я заплетающимся языком.
- Жив! Очнулся! – она тут же улыбнулась и на меня посыпалась куча самой разнообразной информации. Что-то о героическом сражении, рыцаре леса, большом страшном звере, высотой с ратушу, и о трусе, который завел ее Бог знает куда и бросил, испугавшись…
- Так, стой-стой-стой, – притормозил ее я. – У меня голова раскалывается. К тому же, Бор не стал бы вас убивать. Просто напугал бы. Он надеялся, что вы убежите и оставите его в покое. Он уже стар.
- Ты знаешь этого монстра?!
- Этот монстр – мой друг, – я поморщился и сел. Ногу скрутило болью, прострелившей все тело до самых кончиков пальцев. – Вы просто не поняли друг друга.
- Извини, я не хотела…
Я посмотрел в ее виноватые глаза и только вздохнул. Заставил себя улыбнуться, хоть улыбаться, в общем-то, было нечему.
- Ладно, дело наживное. Долго я валялся?
- Нет, минуты три. Но ты что-то шептал… такое… ну, странное, – она изобразила руками нечто неопределенного характера. Я глупо хихикнул. – И вообще, как тебя зовут? А то как-то неудобно.
Все мое веселье как рукой сняло. Немного помявшись, я таки ответил:
- Меня зовут Кроно.
Девочка посмотрела на меня и весело рассмеялась.
- Да что ж вы оба меня разыгрываете, что ты, что Райки? Ты не можешь быть Кроно. Он совсем не такой!
- А какой он?
- Ну… он больше живет в лесу, чем с людьми, а значит у него какая-то серая роба вместо одежды, он с длинными растрепанными никогда не стрижеными волосами… И клыкастый! И чтоб с горящими глазами. А еще он должен быть злым и сумасбродом.
- И кто ж тебе такое рассказывал? – спросил я, уязвленный подобным описанием.
- Да почти все ребята в приюте. Говорят, он молчун, почти ни с кем не говорит, только постоянно о чем-то думает, думает, думает… И никого в грош по сравнению с собой не ставит, вот. Только те, что помладше что-то другое говорили, ну да мало ли, что они говорят?
- Вот уж спасибо, – скривился я. – Извини, но робой как-то обзавестись не удосужился, клыками тоже, а за наезд на глаза можешь схлопотать – это единственное, что досталось мне от матери. А то, что я молчу… мне просто не с кем говорить. Я там чужой.
И отвернулся от нее. Было обидно, обидно до бешенства, до слез. Я пытался быть как можно лучше, показывать, что я на самом деле не такой, хотел найти хоть одного друга и вот что мне швыряют в лицо? Злобный сумасброд? Никого и в грош по сравнению с собой не ставит? Роба и клыки? Это уже похоже на Бабая какого-то, а не на человека, они никогда не думали?!
- Эй, ты чего? – спросила она, потом заметила произошедшую во мне перемену и тихо добавила. - Ты… и вправду Кроно?
- А кем еще я могу быть? – фыркнул я, не поворачиваясь. Попытался встать, не опираясь на больную ногу, но одно неосторожное движение – и я снова на земле. Ксо-о…
Она поймала меня и не дала еще сильнее ушибить рану. Я удивленно на нее воззрился. С какой это радости? Никто в приюте не стал бы так делать, отодвинулись бы только, чтобы я их не зацепил.
- Они описывали тебя совсем другим. Я думала, что увижу какого-то чуть ли не сумасшедшего гения, а тут…
- Что ты видишь? – тихо, боясь поверить в неожиданно свалившееся на меня едва ли не впервые счастье, спросил я и затаил дыхание в ожидании ее ответа.
- Парня, который спас мне жизнь, – только и улыбнулась она.
- С… спасибо – только и сумел выдавить я, но, достаточно быстро справившись с эмоциями, посмотрел на нее и вдруг выдал. – Слушай, а… как тебя-то зовут?
Девочка посмотрела на меня непонимающе. Потом хлопнула себя по лбу.
- Ну конечно, откуда тебе знать, тебя же не было утром в приюте! Я приехала с преподобным отцом с Нью-Йорка. Меня зовут Ребелла Райенн. Только Ребелла! Никаких Реб, Ребели и тому подобного.
- Да я уже понял по тому, как схлопотал Райки, – рассмеялся я. Ребелла удивленно на меня посмотрела.
- Откуда ты знаешь? Ты что, видел нас у реки?
- Ну да, – немного смятенно ответил я.
- Чудеса! Похоже, правду про тебя говорили, что если ты не захочешь, то тебя тут днем с огнем не сыщешь. Ты что, маг? Или эльф? Или…
Следующие минут пять мне предлагали разнообразные вариации собственного происхождения. С каждым разом предположения становились все пикантнее и пикантнее. Оставалось только удрученно отрицательно мотать лохматой головой. Наконец на «пришельце с Венеры с друидическими корнями» я сломался и попытался ее утихомирить.
- Ребелла, слушай, я сам не знаю кто я, так что может ты…
- Как так? – она моментально переключилась из режима «Говорить, не останавливаясь!» на режим «Слушать, не упуская и слова, а уж потом говорить не умолкая!». Это вызывало улыбку. Так умеют только дети и машины. Я, например, давно уже не мог так.
- В документах я записан как Кроно Вагрант. Но это не моя фамилия! Моим осталось только имя. И…
Я уже хотел сказать о своих странных шишках, о том, что ночью я вижу едва ли не лучше, чем днем, рассказать о происшествии с волком в ту приснопамятную ночь и о других чудачествах, которые со мной происходят, но споткнулся на полуслове.
Выдержит ли новорожденная дружба столько правды?..
Мне было страшно. Я боялся потерять то, чего у меня никогда не было.
- И что? – спросила у меня Ребелла.
- И вообще, много чего странного со мной происходит, – выкрутился я, умоляя господа, чтобы она не задала страшного вопроса «Например?». Потому что я не стал бы ей врать.
- Это заметно. Быть другом медведя – чем не странность? – рассмеялась она. – Зато ты не скучаешь, верно?
Я заставил себя улыбнуться. Я не скучал, правда, не скучал. Но вот быть одним против всех… Охохонюшки, в таком положении не особо и поскучаешь!
- Верно. Слушай, не поможешь мне дойти до приюта? Я вряд ли смогу дойти сам.
- Конечно, – она ухватила меня за руку, помогла встать и, опираясь об ее плечо, неожиданно твердое и сильное, я побрел к приюту. Правда, как выяснилось позднее, брели мы вовсе не в ту сторону. Я больше думал, куда и как бы поставить ногу, чтобы не сломать ее окончательно, а Ребелла дороги не знала, и свято верила, что я ее веду. Когда я это понял, то чуть не застонал с обиды. Ко мне впервые искренне отнеслись по-человечески, а я умудрился заплутать в родном лесу!
- Погоди, Ребелла, – попросил я. Она послушно остановилась, обеспокоенно на меня посмотрела.
- Тебе плохо, да? Хорошо, давай передохнем, идти ведь уже недалеко…
- Ребелла, – я замялся. – Мы шли не в ту сторону. Прости меня. Я… больше заботился о своей ране и не даже не подумал, что ты не знаешь дороги. Вот и поплатились… ксо, еще и тебя втянул.
И она удивила меня еще раз:
- Если это так, то нам тем более нужно остановиться и передохнуть. А заодно внимательнее осмотреть твою ногу, – серьезно сказала она. И тут же, не обращая внимания на вялое сопротивление с моей стороны, усадила под ствол громадного граба. – Ты как вообще?
- Жив, а это уже не может не радовать, – отозвался я. И осторожно пощупал сустав. Зашипел. Вот уж повезло, как лисе в псарне! Я думал, что у меня просто растянуты связки, а, оказывается, вывихнут сустав. Я резко дернул и вправил ступню. Боль прострелила позвоночник, я вскрикнул, но закусил губу и заставил себя молчать.
Еще пару лет назад мать Елена, медсестра в нашем приюте, поняла, что все свое свободное время я провожу слишком бурно, чтобы каждый раз волочь меня к ней. Поэтому когда ребята запихали упирающегося меня с вывихнутой левой кистью к ней в келью, она научила меня вправлять кости и парочке приемов первой медицинской помощи. Она была добра ко мне, мать Елена, в ее улыбках никогда не было фальши.
Может, поэтому она умерла всего в пятьдесят лет?..
Тогда был осенний стылый день, я точно помню. И небеса рыдали, когда ангелы уводили ее душу в Рай, к Богу. Я знал, что ей будет лучше там, что она уже давно этого хотела, но я забился в угол и рыдал, уткнувшись в колени, а колокола били, словно в Пасху, провожая ее улыбку в последний путь.
- Кроно! Кроно, ты чего?! Ты что с ногой творишь, ее ж трогать нельзя!
Я резко вынырнул из невеселых раздумий. Так непривычно было слышать возле себя чей-то голос. Я, похоже, слишком привык к одиночеству в эти дни.
- Ничего я ей плохого не сделал, только в сустав вправил, так что глядишь, минут через десять более ли менее нормально смогу ходить, – попытка пошевелить ступней, к моему огромному удивлению и удовольствию, была уже почти безболезненной.
- Ты и это умеешь? – улыбнулась девчонка и покачала головой. Я снова подивился, как же легко улыбка появляется на ее лице. – Что ты еще умеешь эдакого творить?
- Я же говорил, что я странный человек. Но в том, что я немного знаю медицину, нет ничего удивительного. Наша медсестра, Мать Елена, была очень ко мне добра, и научила парочке фокусов.
- Ты не странный, ты забавный.
Сплю я, что ли?
Впрочем, какая разница? Если это сон, я не буду просыпаться. Но, так или иначе, нам нужно выбираться отсюда, и желательно побыстрее, через три-четыре часа в лесу уже наступят сумерки. А я ведь даже приблизительно не знаю где мы! В общем-то, похоже на окрестности Мшистого оврага, но я не могу точно сказать. Позвать Бинго? Но где гарантия, что он не нападет на Ребеллу? Бора я тоже не считал опасным, а наоборот, думал, что он спокоен как трухлявая колода над его берлогой. Значит, придется… ксо, а ведь голова только-только перестала болеть. И даже воды здесь нет, чтобы унять боль.
Я посмотрел на девочку, с растерянным видом осматривающую окрестные деревья и кусты. И решился.
- Слушай, я сейчас попробую понять где же мы, а поэтому могу не отвечать, если ты что-то спросишь. Но это в порядке вещей, не обращай внимания, хорошо?
- Ладно. Это еще один твой «фокус»?
- Можно сказать и так, – улыбнулся я и закрыл глаза, отрешаясь от внешнего мира.
Это пришло совсем недавно, ворвалось в жизнь и поставило все с ног на голову. Никто не знал об этом, я не хотел заканчивать свои дни в лаборатории или на костре. И если все предыдущее можно было хоть как-то объяснить хоть чем-то – Божьим провиденьем, чудом, стечением обстоятельств – то это не вписывалось ни в какие ворота.
Я словно вырвался из своего тела и взлетел, но не видел себя самого. Мелькнуло перед глазами лицо Ребеллы, ветви старого граба, и все заполонила голубизна неба. Это было так прекрасно, я чувствовал себя птицей, хотя какой там птицей – я чувствовал себя ветром, радостным и свободным. Как мне хотелось выше в эту теплую лазурь и дальше, за нее, но я не мог, даже сейчас к чистому восторгу примешивалась пульсирующая в висках боль. Было страшно даже подумать, что ждет меня после возвращения, но я упрямо оглядывался по сторонам. Ага! Вот и колокольня! Оказывается, мы вовсе недалеко от приюта, просто сделали большой крюк.
Это было похоже на рывок под воду. Сердце дрогнуло, не решаясь на миг гнать кровь дальше по венам, не хватало воздуха. Я пытался свернуться в клубок, но что-то осторожно меня остановило.
- Что с тобой? Тихо, тихо, все хорошо, все хорошо… Господи милосердный, да что ж с тобой, Кроно? А впрочем, не важно, ты только очнись…
Я заставил себя открыть глаза.
- Ребелла?
- Очнулся! – с неподдельным облегчением констатировала русоволосая. – Слушай, ну его, найдут же нас, в конце то концов, не умрем же мы тут! Зачем ты такое творишь, ну правда ведь, помрешь еще, и что мне тогда делать?
Я рассмеялся. Не знаю почему. Наверное, потому, что понял – я больше не одинок.
- Поздно, Ребелла. Я уже знаю, куда нам идти. Пойдем?
Угу, вот так вот встал я и пошел, а как же, два раза подряд. Мне и так сегодня почему-то было плохо, а еще и после подобного плюс вывихнутая и вправленная нога – и вовсе просто чудненько. Если бы не помощь Ребеллы, быть бы мне в приюте не раньше завтрашнего вечера.
Неужели Бог послал мне ангела-хранителя из плоти и крови?..
Так мы и дошли, почти в обнимку, до самых дверей приюта. Там нас увидели – благо, паника, поднятая Райки, уже была, и далеко немаленькая! – разволокли в стороны, не смотря на любые протесты. Меня осмотрели, напоили аспирином, отчитали и заперли в комнате. В какой-то мере, мать-настоятельница Ольга была даже права, на мне все заживает как на собаке, проверено самим мной неоднократно на самом же себе, но в тот момент я неожиданно захотел, чтобы со мной хоть немного повозились. Впрочем, я молчал.
Ребеллу же я в тот вечер больше не видел. Хоть и провел его у окна, пытаясь высмотреть ее в мельтешне двора.
