ЗОЛОТИСТЫЕ ЭСТРОГЕНЫ

А вот ещё одна история о глупом капитане. Даже не о глупом, а совсем дураке. Этот капитан был офицером связи, и служил он не где-нибудь, а в самом Штабе округа. Красвец мужчина, высок и ладно сложен, от поклонниц отбою не было. Правда по месту службы о личной жизни того капитана мало чего знали, у него была нормальная жена, а если он и ходил "налево", то тихо.

Служил себе капитан, не тужил, да с некоторого времени стало одно обстоятельство его сильно огорчать - сослуживцы над ним посмеиваться начали. Обидно так. Вояки, они же порой просты до безобразия, а шутки у них сальные, да хамоватые. "Эй связист, дай за сиську подержаться!" Кому такое приятно? К тому же, с грудями у капитана действительно начались какие-то проблемы - они увеличились и стали болезненными, как у девочки-подростка. Потом стала исчезать растительность на лице, щетина на месте бороды и усов стала совсем редкой. И наконец появились приступы учащенных сердцебиений, сопровождавшиеся покраснением лица, обильным потоотделением и головкружениями - точь в точь, как у женщины в начале климакса. И ещё один неприятный момент для молодого капитана, хотя пожалуй и самый незначительный - нечто, что с натяжкой можно назвать ослаблением потенции. По его собственным словам, половую жизнь он вёл так же часто, как и раньше, но вот чтобы кончить ему приходилось возбуждаться намного дольше.

Понятно, что военврач в его части только руками развёл, поставил диагноз "гинекомастия неясного генеза"* и послал этого капитана в ВМА к эндокринологу**. Эндокринолог с лёту тоже первопричины не обнаружил и положил капитана в клинику Факультетской терапии на обследование. Там врачи прежде всего кинулись у него гормонально-активную опухоль искать. Обычно вырастает такая где-нибудь в надпочечниках или гипофизе, и начинает выкидывать в кровь женские гормоны - эстрогены. Эстрогены в свою очередь у мужика начинают формировать женские вторичные половые признаки. Но никакой опухоли у того капитана не нашли.
__________
*Непонятное увеличение грудных желёз у мужчин
**Специалист по гормонам

Тогда решили проверить его на скрытый гермафродитизм - редкое состояние из разряда казуистики, когда мужчина может иметь скрытые женские органы. Результат обычный - никакой капитан не гермафродит, а самый настоящий мужик, и генетически, и анатомически. К тому же за время обследования офицер стал себя чувствовать совершенно нормально - никаких тебе "менопаузных приливов", грудные железы болеть перестали, даже как-то спали в размерах, а самое главное - его гормональный фон полностью восстановился.

Давно известно, что у всех абсолютно здоровых мужчин в крови присутствуют женские гормоны, а увсех абсолютно здоровых женщин - мужские. Развитие вторичных половых признаков определяется не самим фактом их наличия, а соотношением их количества. Больше андрогенов - организм развивается по мужскому типу, болше эстрогенов - по женскому. Но и те и другие нашей эндокринной системой образуются всегда. Так вот при поступлении в самом первом анализе крови у того капитана нашли некоторое увеличение доли эстрогенов, но последующие анализы давали исключительно нормальное соотношение.

Примитивный диагноз, поставленный штабным начмедом, так и остался в первоначальной формулировке. Недокопавшись до первопричины, академические светила не смогли его чем-нибудь конкретным дополнить. Но капитану то помочь надо. Хоть здоровье само по себе восстановилось, но женские сиськи то остались! Предложили ему сделать простую операцию, по типу пластической - просто удалить железы и восстановить первоначальный мужской облик его груди. Капитан согласился. Ну что ж, в таком случае спешки не требуется - операция плановая, срочности никакой. Вот вам направление в клинику Общей Хирургии, прооперируетесь через пару месяцев. А пока на выписку и домой.

Через два месяца приходит тот капитан на Общую Хиругию. Потный, красный, сердце молотится, груди набухшие, снова твёрдые и снова болят. Значит вернулась его болезнь. Подняли его старую историю болезни, и сразу кровь на анализы. Только теперь уже не одним андроген-эстрогенным соотношением заинтересовались, а ещё захотели узнать, какие же конкретно эстрогены присутствуют и в каких количествах? Тонкий анализ, сложный. Отправили образцы на кафедру Биохимии. Те применили самые последние методики того времени и дают однозначный ответ - кроме несколько повышенных концентраций нормальных эстрогенов, фолликулостимулирующего и лютенизирующего гормонов, да пролактина, в крови найдены следы местранола, этинил-эстрадиола и норэтиндрона - гормонов искусственного происхождения! Стероид норэтиндрон очень похож на женский гормон прогестоген. Он не является эстрогеном, но по женской части тоже очень активный. На основе этого вещества делают противозачаточные таблетки. Неужели капитан их пьёт?! Кто же он - скрытый трансвертист, или тут какя иная причина?

Стали на офицера наседать - так и так, в вашей крови, товарищ капитан, циркулируют излишние женские гормоны, но вместе с гормонами из противозачаточных таблеток. Объяснитесь, пожалуйста, как они туда попали? Каким образом и скакой целью вы их туда вводите? Капитан клянётся и божится, что никаких противозачаточных таблеток он в жизни не пил, никаких эстрогенов себе не колол, что он никакой не гомосексуалист и не трансвертист - своей мужской породой он весьма доволен, любит исключительно женщин и пол менять даже в страшном сне не собирается. Одно только смутило хирургов - после этого разговора уж очень капитан мрачный стал. Сидит в полном одиночестве на подоконнике в коридоре и курит одну за одной в полнейшей депрессии. Позвали тогда они на консультацию психатра.

Приходит психиатр. Для приватности увёл капитана в процедурную, и давай там его расспаршивать. Уж какой он там подход использовал, уж какую психологическую методику применял, но видать оказался профессионалом наивысшей категории - с одной беседы в самые сокровенные глубины души залезть сумел. Ведь какие самые оберегаемые секреты конкретного человека? Секреты сексуальных отношений! Тем более становятся секреты подобного рода тайной в квадрате, если сексуальные отношения отличаются от общепринятого среднего. То, что большинство людей нормой никак не считает и называет сексуальным извращением.

Тот связист действительно любил женщин, любил много и любовью самой плотской. Жену свою удовлетворял ежедневно, а в выходные, так и не раз, но ещё умудрялся по любовницам бегать. Только его мужское хозяйство просто так на женщину не вставало. Необходим был давольно странный ритуал - капитан упрашивал свою партнёршу помочиться ему в рот. А мочу эту пил. После этого у него возникала бурная эрекция, и он страстно удовлетворял свою парию всеми возможными способами. За последующие бурные ласки подруги этого офицера-красавца, включая жену, ему такую странность прощали, а после нескольких "сеансов" даже выполняли эту просьбу с нескрываемым удовольствием.

Вот и весь секрет - большое количество женских гормонов и противозачаточные стероиды, а также продукты распада эстрогенов всё ещё с весьма высокой гормональной активностью, выводятся из организма почками. И жена, и любовницы того капитана регулярно пользовались противозачаточными таблетками, и разумеется их моча кроме собственных эстрогенов, была весьма сильно "подсолена" синтетическими. Такой "коктейль" из натуральных и исскуственных гормонов мог запросто вызвать гормональные расстройства с появлением "климактерических приливов" и формированием женских половых признаков. Но при одном условии... Такой мочи должно быть выпито не просто много, а очень много, регулярно и часто. "Так сколько же вы мочи выпиваете?" - спросил психиатр. "Ну у жены каждый день, а у подруг четыре-пять раз в неделю. Каждый раз столько, сколько у них в пузыре удержаться сможет - они знают, что перед моим приходом в туалет ходить не следует, терпят и ждут, а то ведь у нас ничего не получится..."

Операцию пришлось отменить - на следующий день у этого молодого капитана случился самый настоящий инфаркт. И дело тут вовсе не в психологическом стрессе, хотя конечно задушевная беседа с таким признанием, капитанские нервы пощекотала порядочно. Дело тут всё в тех же гормонах - очень известный побочный эффект их излишней концентрации заключается в том, что они вызывают повышенную свёртываемость крови с тенденцией к тромбообразованию. А ведь инфаркт миокарда это всего лишь внутрисосудистый тромб в сердце. Капитанское признание сработало лишь как спусковой крючёк, но не как главная причина. Капитана из армии уволили по кардиологической статье, хотя если честно, то всё же стоило ему дать "семёрку" из психиатрии.*
__________
* Статья 7б от Приказа МО N185, куда попадали маргинальные психопатии

БОЛТ МИОКАРДА

На Пятом Факультете в Академии учились одни иностранцы, но готовили из них тех же военврачей. Поэтому и программа у них была весьма схожей с нашей, ну разве за исключением секретных лекций - им особо щепетильную военную информацию не давали. В остальном всё как у нас, даже физподготовка с приличными нагрузками. А это значит, что и обязательный медосмотр им полагался. Правда на медосмотре чувства "импортных слушателей" щадили. С нашим курсантом как - загнали курс в поликлинику Академии, раздели всех до в чём мать родила, и бегом по кабинетам. Иностранцам же каждому давался номерочек с датой и временем, и они в спокойной обстановке обходили всех положенных специалистов. Правда нашему брату такой подход не нравился - это ж сколько раз за день раздеться-одеться придётся!

И вот на подготовительный курс иностранного факультета зачислили одного слушателя из Йемена. Понятно, почему на подготовительный - год иностранцы учили русский язык, а также старались набрать минимум знаний, хоть как-то прилбижающихся к русской средней школе. С какого Йемена был тот йеменец, с Северного или Южного, я не знаю - как-то не интересовался тогда ближневосточной политикой. Только помню, что оба Йемена друг с другом воевали, и одному из них СССР протянул "братскую руку помощи" в виде военных советников и оружия. Ну и конечно, их военспецов учить сразу взялись. Так и появился Ахмет в стенах Академии. Недельку-другую поучился, и на тебе талончик на медосмотр.

Пришёл Ахмет в поликлинику. Взвесился, измерил рост, сдал кровь-мочу, и вот первый специалист - терапевт. На осмотр азиатов ставили терапевтов со стажем - в основном таких, кто хорошо знаком с тропическими болезнями и гельминтозами*. Если "новобранец" с Лаоса-Вьетнама-Кампучии, то обязательно не меньше четырёх видов паразитов, если с Африки - не меньше двух, а вот с Ближнего Востока - обязательно один вид червей и букетом какая-нибудь хроническая кишечная инфекция. При этом арабы на здоровье жаловаться не привыкли, а у новичка ещё и проблема с русским языком - кроме "здравствуйте", ничего сказать не может и ничего не понимает. Расспрос исключается, врачу приходится полагаться исключительно на физикальные данные**.
__________
* Глистнами
** То что сам обнаружил при исследовании

Доктор знаками попросил раздеться. Араб жмётся, словно первый раз у врача, потом после некоторых колебаний неохотно снимает форму. Снять майку потребовало ещё пару минут пантомимы. Наконец можно приступать. Омотр грудной клетки ничего особого не дал - кроме малюсенького шрамчика в межреберье, ничего особенного. Надо бы послушать. Только положил терапевт мембрану своего фонендоскопа на область сердца, так сразу чуть не подпрыгнул от неожиданности - во первых громко, а во вторых такого он за всю свою практику не выслушивал. Сердце гудело, клокотало и рычало. Иногда в этих шумах слышалось протяжное пш-шшш, как будто в грудной клетке кто-то сдёргивал миниатюрный унитаз, иногда совсем необычное гулкое глук-глук-глук, словно из некой внутригрудной ванны вытекала вода. Иногда оттуда неслась барбанная дробь, иногда кошачье мурлыканье, как при сильном пороке. Но при пороке шумы на каждое сердцебиение одни и теже, а тут разные! Так не бывает.

Направили араба в клинику Факультетской Терапии на электро- и эхокардиограмму. Что такое ЭКГ, всем понятно, а вот что такое "эхо" следует пояснить. Это такая методика с использованием ультразвука, сродне тому, что используют при УЗИ, ультразвуковом исследовании внутренних органов. Только при УЗИ картинка получается, как в ненастроенном телевизоре с помехами, но всё же реальная (наиболее "любим" этот метод в акушерстве-гинекологии, когда не рождённых ещё бэбичек их мамкам показывают), а эхокардиограмма даёт картинку, напоминающюю волны - динамику движения клапанов. Тут неспециалист не разберётся. Однако в Ахметовой эхокардиограмме и врачу-кардиологу мало что понятно - на верхушке сердца была зона неподвижности, вроде внутри сердца вырос гриб. Этакий маленький внутрисердечный подосиновик или подберёзовик, совершенно не похожий ни на тромб, ни на опухоль. Наверное этот "гриб" и шумит так странно...

Ещё "эхо" чётко показало дефект межжелудочковой перегородки. Это такя мышечая пластина, что разделяет наше сердце пополам - одна половинка качает венозную кровь в лёгкие, а другая - артериальную по всему телу. Если в этой перегородке будет дырка, то обе крови будут смешиваться - венозная кровь, где мало кислорода, будет "портить" артериальную. Ещё напором крови через такую дырку сильный левый желудочек может запросто раздуть слабый правый. А когда правый желудочек раздуется, то хорошо качать кровь через лёгкие он не сможет - образуется венозный застой. Таким больным даже лечь проблема - "сидячая" инвалисность с кашлем и кровохарканием, а потом долгая и мучительная смерть.

Иностранцы под наш 185-й Приказ, согласно которому в те годы из армии по здоровью комиссовали, никак не попадали. Поэтому хоть ты трижды калека - но если есть желание, то учёбу можешь продолжать. У Ахмета желание было. Тогда позвали ему в переводчики другого араба-старшекусника и предложили операцию - хирургически закрыть этот дефект. Ахмет согласен. Ну раз согласен - ложись в клинику Госпитальной Хирургии, там у нас сердце оперируют.

Хорошо в СССР медицина бесплатная. В Штатах бы такая операция за сотню тысяч долларов запросто зашкалила, даже ещё по тем "тяжеловесным" долларам 70-х. Ахмет пользуется моментом - бегом на Госпиталку. Свою экзотическую форму сдал сестре-хозяйке, от неё же получил халат и тапочки и айда на обследование. Клиническое обследование отличается от амбулаторного своей дотошностью. Начало обычное - сдать анализы. Потом рентген грудной клетки. Ахмет прошёл в тёмный кабинет, стал под аппарат. На большом экране вместо привычного негатива рнтгеновских плёнок картинка-позитив, как в чёрно-белом телевизоре. Вот ярко высветились лёгкие, на них рёбра и позвоночник с мягкой тенью сердца, на фоне которой... Не может быть! Именно так рентгенолог и воскликнул: "Не может быть, там же у него болт!" Первая версия всё же, что болт просто в грудной клетке, вероятно случайно проглоченный и образовавший пролежень в пищеводе. Однако стоило повернуть араба в боковую проекцию, все сомнения сразу отпали - болт сидел в миокарде! Чётко видо, как он покачивается в такт сердцебиениям.

Пришлось ещё раз послать за толмачём-старшекурсником и теперь уж собрать настоящий подробный клинический анамнез*. Однако как попал болт в собственное сердце, сам Ахмет не помнил. Более того, он и не догадовался, что в его сердце есть что-то лишнее, но единственно правдоподобную версию всё же предложил:
__________
* Анамнез - опрос больного, история его жизни применительно к болезни


В Йемене нет ни нефти, ни газа. Да там кроме песка, верблюдов и арабов вообще ничего нет - страна бедная. До начала советских военных поставок с оружием у йеменцев было так себе - обе стороны мастерили противопехотные мины из чего придётся. Чаще всего это были обычные тротиловые шашки, а то и вовсе куски допотопного динамита, для увеличения поражющей способности обложенные гвоздями, болтами и гайками. Этакий самодельный аналог стандартного поражающего элемента. Ахмет помнит одно - он на такой мине подрывался. Очнулся уже в санитарной палатке. Из лечения вспоминаются давящие плотные повязки с топлёным курдючным жиром, отвар из верблюжей колючки, верблюжье же молоко и сон. Провалялся он очень долго, но никакой операции ему не делали, да и ни крови, ни растворов не переливали. Даже антибиотиков никаких не давали. Всё само зажило по воле Аллаха. Потом Ахмет "окончательно выздоровел" и поехал учится на военного врача, правда бегать ему всё ещё несколько тяжеловато... Теперь он понимает почему - в его сердце болт остался, за кторый он слёзно просит русских врачей, чтобы вытащили. Да продлит Аллах годы их жизни и наполнит их дома достатком! Падджялуйста!

Операцию провёл сам академик Колесников. Болт извлекли, дефект межжелудочковой перегородки ушили. В ходе операции по старым рубцам определили траекторию болта. Тот попал в нижнюю часть грудной клетки со спины, слегка отрекошетив от ребра, прошил стенку правого желудочка, пробил межжелудочковую перегородку, вышел в левый желудочек, где на излёте и затормозился в самой верхушке сердца*. По всем канонам полевой хирургии такая рана без самой немедленной специализированной помощи гарантированно не совместима с жизнью. И не один раз, а ПЯТЬ! Почему сразу не возникло острой тампонады - смертельного состояния, когда сердце обжимается кровью, вытекшей в сердечную сорочку, и из-за этого останавливается - никто не знает. Удивительно, что этот раненный не скончался от кровопотери, а ещё вероятней от синдрома "пустого выброса", когда сердце перестаёт сокращаться, если его камеры внезапно оказываются пусты от моментального массивного излития крови. Непонятно, почему не погиб от пневмоторакса - состояния, когда грудная клетка пробита, и лёкгое спадается от накопившегося вокруг него воздуха. Не ясно, каким образом он по сути без какого-либо лечения избежал тяжелейших инфекционных осложнений, всяких там гнойных перикардитов, плевритов, да медиастенитов **. И совсем странно, как такая рана в сердце смогла самостоятельно зарубцеваться. Впрочем не совсем - дырка то между желудочками все же не зажила. И последнее чудо - как с металлическим объектом в миокарде и таким серьёзным пороком Ахмед себя нормально чувствовал?
__________
* Анатомически верхушка сердца располагается в самом низу - это аналог того самого "острячка", что на всех стилизованных картинках рисуют.
** Полостей вокруг сердца и лёгких, а также области в центре грудины, неизбежно заражемых микробами при осколочном ранении такого рода

Именно на эти вопросы академик Колесников и хотел получить ответы. Когда Ахмед поправился после операции, опять послали за переводчиком, опять принялись за расспросы, и опять ничего не узнали. Тогда переводчика отпустили, но чтобы хоть как-то скрасить научное фиаско, академик-генерал решил на худой конец блеснуть политической "правильностью":
- Вот видите, как трудно живется трудовому народу зарубежом. Никакой медицинской помощи! Ахмед, скажи нам, ты ведь из бедняцкого сословия?
Ахмет непонимающе хлопал глазами. Академик упростил вопрос:
- Ну кем твой папа работает?
На этот раз до Ахмета дошло, о чём его спрашивают. Он вздохнул и обречённо махнув рукой ответил:
- Царёй!

ГЕНОТИП
или сила крови

Я о своей дружбе с генералом не распространялся и ей не злоупотреблял. Да и вообще подходит ли слово "дружба" к нашему знакомству? Профессор Дерябин такое отношение оценил, и как мне казалось, порой нарочно выходил в коридор как раз перед обязательными построениями, когда всё население Факультета гарантировано промелькнёт перед его глазами. Тогда он едва заметно махал мне рукой, подавая знак зайти к нему вечером. Такое происходило периодически, хоть и не очень часто. Редкими визитами я навещал Деда до самой его смерти, что случилась к великому сожалению, когда я был на пятом курсе. Той же весною генерал был ещё полон энергии и юмора.

Вечером самого длинного дня в Ленинграде устраивался полулегальный праздник Алых Парусов - народное гуляние в честь самой белой ночи. Хоть и самый разгар сессии, но прогулять этот день, точнее всю ночь напролёт мы считали своей обязанностью. Однако от нашего начальства такие намерения не скроешь, вот и устроили нам вечернюю поверку с полковничьим личным присутствием. Ночные гуляния откладываются до полуночи - как начальник спать уедет. Пока же до поверки ещё куча времени, и его надо как-то убить, ведь перед таким мероприятием, как распевание со знакомыми студентками песен на станах Петропавловки с обязательным распитием спиртных напитков, никакой учебник в голову не полезет.

Дед Дерябин вышел на крылцо Факультета в своем любимом спортивном костюме и тихонько стоял там, словно любуясь высоким вечерним солнцем ленинградского июня. Наш курс только что поужинал и строем пришёл со столовой. Стоим и слушаем нудные морали старшины. Наконец он выговорился, распустил строй, и курсанты повалили в двери. Генерал улучил момент, как-бы невзначай поймав меня взглядом, и подал свой знак. Появилась прекрасная возможность скортать пару часов перед вечерней поверкой.

Когда я зашел к профессору, то чай уже был готов. Генрал положил перед моим носом целую коробку шоколадных конфет и как вегда начал свой неторопливый расспрос о нашей жизни. Я не стал скрывать от Деда своё намерение прогулять в самоволке всю ночь. В ответ генеральские глаза как-то озорно заблестели, видать в свою молодость он тоже подобным баловался. Пораспрашивал о подругах. Посоветовал, уж если и приспичит делать серьёзный выбор, то надо обязательно посмотреть на родителей зазнобы. Я в ответ несколько неуважительно хмыкнул. Генерал улыбулся.

- В двадцать-то лет конфликт отцов и детей ещё рассматривается исключительно с позиции последних. Назидать я тебя не собираюсь. Лучше я тебе одну нашу академическую сплетню расскажу, а выводы ты делай сам. Нашу, в смысле генеральскую, сплетню:

Соседкой нашей академии является Артиллерийская академия - если с Литейного моста смотреть, то медики по правую сторону, а артиллеристы по левую. Чтобы из одной академии в другую добраться, всех делов проспект Лебедева перейти. Между собою эти академии жили очень мирно, так как их пути и интересы никак не пересекаются. То есть где-то, конечно, пересекаются, но это далеко и высоко, в Москве, в Министерстве Обороны, а в повседневной жизни наше бытие абсолютно автономное друг от друга. Видать из-за такого географического соседства и возникла у начальников обеих академий большая дружба.

Наш начальник генерал-полковник Иванов, а начальник Артиллерийской Академии - генерал-полковник Анисовец. Равенство званий и полная независимость друг от друга такой дружбе весьма способствовали. Любили генералы друг к другу в гости съездить, на дачке рыбку половить, в картишки перекинуться, да в баньке попариться. У медицинского генерала уж внучата нарождаться стали, а вот у артиллериста... Облом, короче - не было у Анисовца детей. Ну над мадам Анисовец вся кафедра Гинекологии колдовала, да без толку. Точного диагноза я не помню, но вывод был один - медицина бессильна. Очень такое заключение генерала Анисовца опечалило, что он своему другу и высказал.

На кафедре Гинекологии ВМА в то время начальствовал один военный профессор, полковник Цвилёв. Знаешь же классификацию советских полковников - "товарищ полковник", просто "полковник" и "эй, полковник!". Для медицинского генерал-полковника обычный полковник медицинской службы в любом случае попадал под категорию "эй-полковников", будь ты хоть трижды профессор. Позвал Иванов Цвилёва и говорит: "Проблему моего друга необходимо решить самым наилучшим образом - надо найти очень хорошего ребёнка на усыновление." Точнее на удочерение, очень Анисовцам девочку захотелось. Критерии были просты - родители должны быть стопроцентно здоровы, очень умны и красивы. Козырнул Цвилёв, ответил вечно-военное "Есть!" и принялся за работу.

Уж по каким каналам он ребеночка искал, я и понятия не имею, однако нашёл, что потребовали, и весьма быстро. Молодую беременную привез к себе в клинику аж за месяц до родов. Досконально обследовал, убедился в полном здоровье, лучший курс витаминотерапии провёл и точно в срок сам роды принял. Ну подождал ещё дней десять - проконтролировал, чтоб ребенок на полноценном грудном питании был, и пошёл докладывать начальнику академии. Оба генерала пристальные смотрины "генотипа обоих сторон" устроили. И по документам генеалогию родителей перекопали самым тщательным образом, и в личных "очных ставках" присутствовали - младенец, как не поверни, на пять с плюсом. Девочка, две недели от роду, роды неосложненные, быстрые, естественные. Вес три-триста. Ни группового, ни резусного конфликтов, никаких заболеваний у матери не до, не во время беременности, ни токсикоза, ни осложнений. Биологическая мать из самой, что есть благополучной семьи - питание беременной было полноценным, психологические стрессы отсутствовали. Дедушка по материнской линии доктор наук, бабушка - кандидат. По отцовской линии науки меньше, но общественный статус повыше - дедушка был так себе, невесть каким партийным начальником в Ленисполкоме, а вот бабушка из мира искусства - на весь мир известным преподавателем консерватории.

Одно только "но" оставалось - отец ребенка только месяц назад, как поступил на первый курс юрфака Ленинградского Университета, а мама вообще малолетка - только перешла в девятый класс средней школы. Озаботил этот факт медицинского генерала, собрал он всех знатоков человеческой генетики у себя в кабинете и попросил (али приказал) дать им свое научное заключение о молодом возрасте родителей, и как такой фактор на потомстве может отразиться. Учёные корректно попросили недельку на раздумья, чтобы свои выводы результатами мировых исследований, опубликованных в открытой литературе, подтвердить. Через положенное время вся "генетическая экспертиза" является с докладом - если зачатие без осложнений было, в смысле не по пьяне и без какой-либо наркоты-химии, то ранний возраст только плюс - меньше риск мутаций и отклонений от исходного генотипа.

Позвал тогда генерал-полковник Иванов главного особиста Военно-Медицинской академии, и просит (тут уж точно просит - военному КГБ не прикажешь) устроить небольшой допросец самим родителям. Для Гебухи дело пустяковое, тем паче если заслуженному человеку надо. Явились школьница, первокурсник и оба генерала в гражданской одежде (не разглашать же тайну удочерения!) в назначенное место, что скорее всего было на Литейном-4, в главном КГБшном здании Ленинграда. Папа с мамой загляденье - мать, хоть и молода совсем, а уже красива по взрослому, как обложка с "Плэйбоя", ну а отец как герой с советского плаката. Родители от страха дрожат - всё что есть, как на духу перед взрослыми "агентами в штатском" выкладывают: "Ну согрешили мы, так как живём недалеко. Не пили, не курили. От ребёнка надо избавиться, так как малышка нашей обоюдной будущей карьере мешает." Очень генералам такой ответ понравился, быстренько оформили необходимые документы об удочерении, а о том, что ребёнок приемный тайна получилась полная - родители отказ безоговорочный подписали, вроде как и не сношались, и не рожали никого.

Мадам Анисовец и муж-генерал в приобретенной дочке души не чаяли. А девочка своим биологическим родителям соответствовала на все сто - красива была, как на открытке, училась на одни пятерки, в школе активистка и спортсменка, учителя не нарадуются, а одноклассники, так все поголовно в любви признаются, класса этак с пятого... И все было благополучно до конца восьмого класса. Четырнадцать полных лет прошло с момента, как профессор Цвилёв сию малышку на руках своих держал, и вот нате - опять она в его клинике очутилась!

Снова вызывают генералы эй-полковника Цвилёва и говорят: "Можно ли что-нибудь придумать, типа аборт на таких сроках сделать?" Цвилев же, хоть и военный, но гуманист, им и отвечает: "Виноват, товарищи генерал-полковники, но никак нет. Окончательно и бесповоротно - девочке рожать через месяц!" Опечалились тогда оба генерала и приказали Цвилёву найти хорошую семью на усыновление (на этот раз там был мальчик, это полковник-гинеколог ультразвуком определил).

А ты вот фыркаешь, когда я тебе говорю, что смотрины надо с родителей начинать. Этож какой фактор - сила крови! Ладно - пора тебе на поверку строиться, а потом своих студенток над Невой тискать. Иди, а то опоздаешь.

ДРУЖБА РЯДОВОГО С ГЕНЕРАЛОМ
или хирургия гениальности

Уж коли мы частенько говорим о кафедре Военно-Полевой Хирургии, то пожалуй и её тогдашнего начальника следует помянуть. Большой хирург, блестящий учёный, прекрасный организатор, генерал-майор, профессор, но бомж. Точнее, Б.О.М.Ж. - "без определённого места жительства", общепринятая советская аббревиатура. Генерал-бомж в условиях развитого социализма. И это не осквернение памяти заслуженного человека - это он сам себя так называл. А был Дед Дерябин, как кто-то из пролетарских классиков писал - "матёрым человечищем!"

Но давайте по порядку. Как-то выпало мне быть свидетелем на свадьбе у одного сокурсника - Вовки Чернова. А батяня у того курка был военно-полевым хирургом крупного калибра и гости там были весьма крупнокалиберные. Короче, сижу я, рядовой. С одной стороны - жених, с другой - генерал Дерябин в форме. За столами от эполетов и лампасов в глазах рябит. Ну как посмотрит какой чин в мою сторону - мне по стойке смирно вытянуться охота. Видит Дерябин - сильно колдобит курка их присутствие. Ну как перед ними бухать, если им же сдавать экзамены? Тогда он тихо так, но властно, говорит мне: "Товарищ курсант, пройдите в коридор". Есть, товарищ генерал! Пять секунд - я в коридоре, а генерал следом неспешно идёт.

- Коньяк будешь? - совершенно неожиданно спрашивает меня Дерябин.
- Никак нет, товарищ генерал!
- Почему?
- Уставом Внутреней Службы не положено! - отвечаю я.
- Ну и глупо! - ухмыляется генерал.
Мне как-то становится неловко от показной "правильности". Пытаюсь сгладить ситуацию: - Товарищ генерал, а вам принести?
- А я уже взял! - и генерал достаёт из внутреннего кармана кителя плоскую фляжку из нержавейки с теснённым профилем Сталина. Свинчивает крышку, нюхает:
- КВВК, армянский, тридцать пять лет выдержки. Один мой ученик прислал - он сейчас начгоспиталя в Ереване.
Я сглатываю слюнки: - Ну если вы не возражаете и не доложите...
- Ну ты что, и вправду c причудой? Передразнивает: - Не в-ввоз-ззражаете, да не д-ддоложите! Кому мне на тебя стучать? Самому министру обороны? Я чай генерал... Слушай, а ты сам-то не болтун?
- Да нет, вроде. Курсанты не жалуются.
- Правильно, курсанты на болтунов не жалуются - курсанты болтунов бьют! Дерябин протягивает мне фляжку: - Ладно, посмотрим. Вот мой предшественник, генерал Беркутов, он всех, кого к нам на кафедру в адъюнктуру брал, то прямо в лоб спрашивал: "А ты не сволочь?", Кстати, ты хирургию любишь?
Я, глотаю коньяк, и отвечаю с придыханием: - Не-а... Совсем... Не, ну правда, абсолютно не люблю. Раньше баловался, в кружок, там, к вам на кафедру ходил - да и то больше с Вовкой, ну с женихом сегодняшним, за компанию.
- Ага, значит подлизываться тебе незачем? - заключает генерал в ответ на мою откровеннсть.
- Так точно, а коньяк какой хороший! Ну такой замечательный, я такого не пробовал, и фляжка такая красивая...
Генерал сразу обрывает меня - Да, ничего коньячок. А ты где живёшь?
- Как где!? Где и все - на Втором Факультете, ну на Маркса девять.
- О, на Девятой Карламарле! Ха, и я там же! Соседи мы с тобой, получается. Хотя, вообще-то я там нелегально. А если совсем откровенно - то я бомж.
- Шутите, товарищ генерал.
- Нет, не шучу. Так, проблемы личного плана... Ну, конечно, была у меня квартира генеральская - всё чин-чинарём. Решил не ссорится, отдал тем с кем жил - пусть радуются, а подробности не интересны. Мне то много не надо - спать в тепле, да книги читать при свете. Ну позвонил я генералу Образцову, а этот куда денется - иди живи на 2-й Факультет, милости просим. Вон и до кафедры рукой подать. А документально оформлять не зачем - и так вокруг одна бюрократия. Так что можно записать меня в Книгу Рекордов Гинесса - я первый советский бомж-генерал!
- А мы вам не мешаем?
Генерал в ответ хмыкнул: - Это я вам мешаю. Как идёшь домой - дежурные при виде генеральской формы орут как полоумные, весь первый этаж "смирняют". Слушай, что-то мы с тобой, брат, заболтались. Свадьба, в конце концов, пора тебе возвращаться к исполнению своих свидетельских обязанностей - ну там свидетельницу танцевать, балагурить, тосты говорить... И не сиди ты как на госэкзаменах! Что, генерал не человек? А человеки на свадьбах веселятся. Значит так - хлебни-ка ещё моего коньячка и пошли в зал.

Через неделю после этой свадьбы стоял я в наряде по курсу. В тот день заступил дежурным по факультету один прапор с курса годом старше. За "добрый" нрав и любовь к уставному порядку все его Рексом звали. Звонит, значит, мне это животное "на тумбочку" - дневальный, гони своего дежурного ко мне в "банку" (так мы окрестили застеклённое КПП в вестибюле Факультета). Я вроде трубку телефонную положил, но телефон у нас был калечный, и рычажки не всегда хорошо вдавливались. Вот и случился конфуз - сидит Рекс в своей стекляшке и через селектор слышит, как я во всю глотку своему дежурному ору: "Игорёха, беги скорее вниз - тебя Рекс, псина-козлина рябая-кривомордая, по-срочному вызывает! Кто-кто, Рекс, говорю - дебильный "кусок".

Пятнадцать секунд, и Рекс взлетел на наш этаж - быстрее, чем мой дежурный от толчка до двери добежал. Морда красная, от злости скулы ходят: "Дежурный, останетесь на этаже, мне нужен этот курсант на продолжительное время для уборки внизу".

Игорёк пытался меня отмазать, но Рекс пригрозил нас всех в конце смены с наряда снять и "паровозом" на следующие сутки опять поставить "за прямое оскорбление прямого начальника". Ну типа, как же так - я аж прапорщик, а вы - говно.

Заставил он меня полы на первом этаже мыть. В общем дело не хитрое, при сноровке за двадцать минут управиться можно. Да как только я этаж домываю, он берёт подошву сапог своих извёсткой мажет и по мокрому полу ходит (как назло там что-то подбеливали, и извёстка в его конуре стояла). А вот уже отмыть извёстку!.. Как не стягивай воду, но как высыхает, так пол в белых разводах. Короче, кто мыл - тот знает. Ну мне делать нечего, всё равно всю ночь мудохаться. Уже я этаж раза три промыл, смотрю Дед Дерябин в спортивном костюме на другом конце коридора за мной внимательно наблюдает. А мне с чего-то ну такой неудобняк стало, вроде как я чем-то постыдным занимаюсь. Пока расстояние было порядочным я делал вид, что генерала не замечаю, а как домыл до него - ну что дальше притворяться, мы ж вроде знакомы. Поднимаю голову, вижу генерал смотрит на меня и улыбается.
- Привет!
- Здравствуйте, Илья Иванович. Ой... Здравия желаю, товарищ генерал-майор!
- Ладно, ладно... Давай без титулов, я ж не в форме. За что это он так тебя?
- Да вроде как обозвал я его. Случайно, хоть и нехорошо, за глаза получилось - трубка на телефон не легла... Ладно, товарищ генерал, мне мыть надо...
- Да подожди, ты! У Рекса к утру упадёшь.
Тут у меня швабра из рук выпала и челюсть отвисла: - Как вы сказали, у Рекса? Я именно так его и назвал.
- Да так все его называют. Вообще-то я стараюсь жить незаметно, но уж героев Факультета знаю, тут как говорится, кто мало говорит - тот много слышит. Давай, пойдём ко мне чай пить, а то вот я старый стал - бессонница мучает, а до всяких снотворных-седативных не хочу привыкать. Честно сказать, я в дела Факультета ещё ни разу не вмешивался, но попробую тебя на пару часов освободить - и генерал пошёл в стекляшку дежурного.

Через минуту я сидел в генеральской комнатушке - в точно такой же, в какой жил сам, только я ещё делил её с тремя подобными организмами. Конечно, обстановка у Дерябина отличалась от нашей - книжные полки до потолка, вешалка какого-то диковинного дерева, дубовый стол, небольшой сервант с набором красивой посуды. Там же стояла и обычная курсантская кровать со стандартным постельным комплектом и даже заправленная абсолютно по-курсантски, кирпичиком. Тот факт, что Начальник ВПХ оказался знаком до таких мелочей с нашим бытом, меня удивил. Пока генерал хлопотал с электроплиткой, я решал головоломку - толи в русской армии способ заправки кроватей не меняется никогда, и тогда генерал научился ему ещё будучи рядовым, толи кто-то его научил уже на Факультете. Так этот вопрос и остался не выясненым.

Генерал похвастался своими заварочными чайниками. По его словам это лучшие в мире чайники. Для зелёного чая - китайские, из сычуанского фарфора с плетённой ручкой сверху, а для чёрного - индийские из стерлинга (сплава серебра с никелем) и эбонитовой ручкой сбоку. Чайники оказались подарками учеников-азиатов с 5-го "импортного" факультета. Генерал заварил какого-то экзотически-ароматного чая, разлил по чашкам, в каждую бухнул по доброй ложке коньяку (самого обычного "Самтреста" три звезды). Себе взял кусок сахара, но в чай не положил, а положил в чайную ложку, залил вонючей валерианкой и морщась отправил в рот.

Почему-то мне стало абсолютно ясным душевное состояние этого деда - на предсознательном уровне пронеслись подобострастные лица молодых хирургов, шепотки умудрённых коллег за его спиной с немыми вопросами - "а не пора ли, генерал, на покой; уйди - нам свежий старт нужен", и его собственная чудовищная тоска и одиночество, сродное тому, что называют "одиночеством в толпе". Генерал с полчаса пытался создавать видимость диалога, якобы интересуясь нашей учёбой, но было видно, что это дань вежливости - то, что надо ему, как профессору Академии, он прекрасно знает и без моих комментариев. Затем дед пустился в воспоминания. Рассказывал много и интересно - жаль сразу не записал, а сейчас, через четверть века, разве упомнишь!

Но одна вещь мне врезалась в память намертво. Далеко за полночь Дед Дерябин наконец подустал, и я понял, что пора идти домывать пол или, если Рекс изменил свое решение после генеральского визита, то спать. Я поблагодарил генерала и встал из-за стола. Генерал тоже встал, и задумчиво посмотрел на настенный календарь: - Подожди минуту. Слушай, ты можешь мне сделать маленькое дело?
- Ну, постараюсь. Только мне в город выход не скоро - я "залётчик", нарядов полно ещё, - отвечаю извиняющимся тоном.
- Да не надо никуда выходить. Дел то, через Боткинскую перейти! Я бы не просил, да завтра учёный совет аж на пять вечера назначили - скорее всего опять допоздна затянут. Своих же просить не охота - опять судачить начнут... И ведь ничёго по сути не надо! Надо проторчать с шести до девяти перед кафедрой и дождаться прихода странного человека с ведром цветов. Быть снаружи, в здание не заходить. Ну а вечером ко мне сюда прийти и описать, что видел. Да не бойся ты, не шпионаж это. Если он завтра придёт - ты не ошибёшься, сразу его узнаешь! Так, задание понятно? Тогда после девяти жду с докладом, а в награду я тебе расскажу одну интересную историю. Ну всё. Спокойной ночи!

Я вышел из генеральской комнатушки. Заглянул в "банку" к Рексу - тот шумно храпел, развалившись на кушетке. Конечно же будить я его не стал и быстро прошмыгнул к себе - похоже моё наказание на сегодня закончилось.

На следующий день к назначенному времени я был перед клиникой Военно-Полевой Хирургии. Жду. Вот уже наш старшина Абаж-Апулаз погнал курс на вечерний выпас - на ужин, где рыба плюс картошка-пюре, день в день третий год без перемен. А "скотопрогонная тропа" - это прямо-мимо-возле меня, тысячу раз хоженый маршрут. Чтоб меня не заметили, я спрятался за Боткиным, перемещаясь вокруг памятника по мере прохождения курса. Вскоре я понял, что мёрз не зря.

Прямо к крыльцу подкатила чёрная "Волга" с госномером. Быстро вылез шофёр в сером пиджаке и при галстуке - крепкий стриженный дядька кагэбэшного вида. Он как-то колко, наверное профессионально, осмотрел пятачок перед зданием, затем открыл пассажирскую переднюю дверку и вытащил громадный букет цветов. Да каких! Там были каллы, белые лили, красные короны - ну те, что цветками вниз, и ещё какое-то чудо, похожее на наперстянку. Меня, привыкшего к зимнему репертуару "тюльпан-гвоздика" с лотков кавказцев перед метро, букет потряс.

Наконец водила открыл заднюю дверь "персоналки" и помог вылезти пассажиру. Сразу стало ясно - какой-то туз. А вот сам туз выглядел странно. Нет, одет он был что надо - дорогущий плащ-пальто из натуральной чёрной кожи с меховой подбивкой, пожалуй тоже натуральной. На голове норковая шапка-"пирожок", как у тогдашних совсем больших людей, всяких там членов ЦК или Политбюро. Но первое, что бросилось в глаза - человек явно страдал тяжёлыми неврологическими расстройствами. Его движения были плохо координированными и перемежались инволюнтарными дёрганиями всего тела, руки била крупная, почти паркинсоническая дрожь. Он опёрся на трость и сильно выбрасывая одну ногу в сторону заковылял к двери. Его шофёр не на шутку встревожился, что человек пошёл один, побежал и первый открыл дверь - даже не столько, чтобы помочь, как скорее убедиться, что "в тамбуре чисто". Я вдруг понял, что первый раз в жизни вижу проводку охраняемой персоны, ведь у наших гнерал-полковников, начальников ВМА и ЦВМУ*, водилами были простые солдаты, а не профессиональные телохранители.
___________
* Военно-Медицинская Академия и Центральное Военно-Медицинское Управление - высшая инстанция военной медицины в СССР

Второе, что совершенно сбило меня с толку - это страшное уродство. Голова "туза" была несимметричной из-за чудовищных деформаций черепа, один глаз выше другого, очки с сильными линзами с оправой явно под спецзаказ, лицо всё в грубых старых шрамах, но в общем выглядит слишком молодо для старпёра такого ранга.

Я хотел было пройти за человеком, да вспомнил, что генерал просил (или приказывал, если угодно) в здание не ходить. Простоял на морозе ещё с полчаса, пока парочка не вышла. Я был далековато, но мне показалось, что у туза-урода под очками блестели слёзы. Разглядеть толком я не сумел - его кагэбэшный шоферюга моментально вперил в меня тяжёлый взгляд, он явно запомнил, что я тут был по их приезду. К тому же уже слышался стадный топот идущих со столовки курсов, а попадаться "вне строя" на глаза в мои планы не входило. Оставалось только повернуться и бежать на Факультет.

В коморку к Дерябину я попал лишь после вечерней проверки. Дед опять спать явно не торопился. Я подробно, как мог, рассказал (доложил, если угодно) ему, что видел. У самого любопытство свербит как шило в большой ягодичной мышце. Дед молчит. Я не выдерживаю и спрашиваю, мол кто это, если не секрет?
- Секрет! Потом Дерябин видит крайнее разочарование на моей физиономии и добавляет: - Да, правда секрет, не мой секрет - казённый. Но раз обещял, то намёком скажу - это учёный-оборонщик.
- Это он вам цветы приносил?
- Мне!? Да он со мной не разговаривает, как и с любым врачём в форме!
- А что так?
- Что, что - а то, что я его должен был убить!
- Как убить? - спрашиваю я ошалело.
- Да так и убить - очень просто, холодным оружием, скальпель же холодное оружие.
- А-аа, ну там, врачебная ошибка! - догадался я.
Генерал грозно сверкнул своими глазами: - Запомните, коллега, врачебные ошибки, а тем паче ошибки военного хирурга убийством не являются, как бы прокуроры не внушали нам обратное. А будешь считать иначе - не сможешь работать. Стал бы я тебе из-за этого огород городить! Я должен был преднамеренно убить этого человека, но не просто, а крайне изысканно - в лучших традициях центрально-американских индейцев, всяких там майя или ацтеков. Я должен был у него вырезать бьющееся сердце!

Я думаю - дед гонит, хотя вида не подаю. Генерал с сомнением посмотрел на мою деланно-невинную физиономию, поставил чайник и неспешно стал рассказывать:
- Цветы эти для его второй мамки в честь его второго Дня Рождения. О чём речь сейчас поймешь: Было это по моим понятиям - недавно, по твоим - давно. И был шанс у Академии стать вторым местом в мире (а может и первым!), где была бы осуществлена трансплантация сердца. Это сейчас все привыкли смотреть на западные достижения, как на икону. Тогда же мы им дышали в затылок, и уж что-что, а Южная Африка для нас авторитетом не являлась. Главную роль играл не я, а академик Колесников с Госпитальной Хирургии. Они там к тому времени уже тонну свиных сердец пошинковали, да и на собаках кое-что отработанно было. Что думаешь, экстракорпоралка* у нас слабая была? Что без забугорных оксигенаторов не прошло бы? Да мы тогда уже над пузырьковой оксигенацией смеялись, вместе с "Медполимером" разработали хорошие насосы и мембраны - гемолиз, то есть разрушение кровяных телец во внешних контурах был весьма приемлимым. Да, была наша оксигенация в основном малопоточной - ну а делов то двадцать литров дополнительной крови в машину залить! Всё равно больше выбрасываем. А какие наработки по гистосовместимости**! Да нам неофициально вся Ржевка помогала - я имею в виду Институт Экспериментальной Военной Медицины, они же там со своими "химерами", ну облучённые с чужим костным мозгом, нам все реакции отторжения смоделировали! А про оперативную технику я вообще молчу.
__________
* Экстракорпоральный контур - цепь аппаратов и сложный процесс, обеспечивающий насыщение кислородом и искусственную циркуляцию крови в организме без сердца
** Гистосовместимость - законы сочетания антигенов тканей при пересадках; простейший пример - группы крови

Короче всё готово. Но... Но очень большое "но" остаётся. Через Минздрав такое провести было невозможно, даже через их 4-е Главное Управление*. И досада, кроме политической, вторая главная препона - юридическая. Ну вопрос, когда человека мёртвым считать. Сердце бьётся - значит жив, а когда сердце мертво - так на что нам такое сердце! Подбил меня Колесников с ним на денёк в Москву съездить, на приватный разговор к начмеду в Министерство Обороны. А тут пальма первенства уже утеряна - как раз в те дни "супостаты мотор пересадили". Речь идёт по сути о повторении достигнутого. А ведь в СССР как, раз не первый - значит и не надо. Что с луной, что с сердцем. В Управлении же и резко рубить не охота, и напрасно рисковать не желают. Ситуация - ни да, ни нет. Хлопцы, разок попробуйте, но из тени не выходите, мы тут наверху за вас не отвечаем. Получится - к орденам и звёздам, нет - к неприятностям.
___________
* Четвертое Главное Управление при Минздраве СССР - самое элитное и закрытое учреждение советской медицины, обслуживавшее верхушку власти

Тогда придумали мы бюрократическую процедуру, которая помогала эти ловушки обойти. Несколько потенциальных реципиентов подобрала Госпиталка, всех протестировали. Дело ВПХ за малым - добыть донора. Мы даже придумали как нам через Боткинскую с ним "прыгать", тогда ни технологии, ни контейнеров для спецтранспортировки органов и в мыслях ещё не существовало. Кому донорское сердце больше подойдёт - тому и пересадят. Так вот, был у нас документ с печатью ЦВМУ за подписями Начмеда и Главного Хирурга. Было в том документе упомянуто 11 фамилий на 12 пунктов под подпись. Десять военных, ну кто к "донорству" будет приговаривать, одна - пустой бланк (это на согласие от ближайшего родственника "покойника"), и последняя, самая малозначительная подпись вообще считай лаборанта - подтвердить оптимальную совместимость донор-реципиент при "переводе на казнь" в Госпиталку! Ну не совсем, конечно, лаборанта - я специально пробил должность в лаборатории клиники. Ну там иммунология-биохмия всякая, и мгновенно взял туда молоденькую девочку сразу после университета. Нет хоть одной подписи - и "донор" автоматически остаётся в нашей реанимации до самого "перевода" в Патанатомию.

По понятным причинам намерение держим в тайне и ждём "донора". Через пару недель происходит "подходящий" несчастный случай. Считай рядом с Академией, сразу за Финбаном, пацан 17 лет на мотоцикле влетает головой в трамвай - прямо в ту гулю, что для вагонной сцепки. Скорая под боком - пострадавший наш, профильный, доставлен в момент. Прав нет, но редкость - в кармане паспорт. Посмотрел я этого травмированного - категория уже даже не агонирующих, а отагонировавшихся. Травма несовместимая с жизнью. Но на ЭКГ все ещё работающее сердце! Голову кое-как сложили, с кровотечением справились и быстро на энцефалограмму. Там прямые линии - красота мёртвого мозга. Говорю сотрудникам - боремся с возможной инфекцией, в башке то точно некрозы пойдут! Ну нельзя же сделать хирургическую обработку травмы мозга в виде ампутации полушарий под ствол, а там всё побито! И конечно реанимационное сопровождение и интенсивная терапия по максимуму - тело сохранять живым любой ценой, пока мы наш "адский документ" не подпишем.

Первым делом согласие родственников, без него всё дальнейшее бессмысленно. Одеваюсь в форму, беру для контраста с собой молодого офицера и пожилую женщину, чтобы легче было уболтать любого, кто окажется этим ближним родственником. Мчимся по адресу в паспорте куда-то на Лиговку. Заходим. Комната в коммуналке, на полу грязь страшная, на стенах засохшая рвота, вонь вызывает головокружение, из мебели практически ничего, похоже живут там на ящиках. Оказывается, что существует только один ближайший, он же единственный родственник - его мать. Человеком её уже было назвать сложно - полностью спившееся, морально деградировавшее существо. Такого я ещё не видел - её главный вопрос был, а можно ли НЕ забирать тело, чтоб не возиться с похоронами. К сыну похоже она вообще не испытывала никаких положительных эмоций, а истерика и вопли моментально сменились откровенными намёками, что по этому поводу надо срочно выпить. Я послал офицера купить ей три бутылки водки. Документ она подписала сразу, как услышала слово водка! Получив подпись мы с брезгливым осадком пулей вылетели из той клоаки.

Но ещё более интересную новость я узнал чуть позже, когда в клинику прибыл тот офицер, что был послан за спиртным для "ближайшего родственника". Он столкнулся с другими обитателями той коммуналки и узнал некоторые подробности о самом "доноре" - крайне асоциальный тип, хулиган, исключался за неуспеваемость из школы и ПТУ, хоть и молод - сильно пьет, страшно избивает свою мать! Короче, яблоко от яблони... А ещё через десять минут, как по звонку свыше, в клинику пришёл следователь и принёс ещё более увлекательную информацию - мотоцикл "донора" краденный, точнее отобранный в результате хулиганского нападения, а сам "донор" и без этого уже под следствием не то за хулиганство, толи за ограбление. Похоже, что за всю жизнь единственное хорошее дело "донору" ещё только предстоит - и это отдать своё сердце другому.

Быстро все обзваниваются - собираем заключительный консилиум бумаги под "приговор" подписывать. Все ставят подписи - сомнений ни у кого нет. Только одну подпись не можем пока поставить - анализы не готовы, времени не достаточно их завершить. В Госпитальной Хирургии идёт подготовка операционной, а у нас ответственой за лабораторию велено сидеть на работе, пока результатов не будет. Ну вот наконец и это готово - иди, ставь свою последнюю подпись! Тут эта девчушка и говорит, мол по документу на момент подписания я обязана совершить осмотр! Тю, ты ж дура, думаю. А десяток академиков-профессоров, совершивших осмотр и разбор полдня назад, тебе не авторитет!? Ну вслух ничего такого не говорю, пожалуйста, идите. Смотрите себе тело под аппаратом, только не долго.

Она и вправду недолго. Пошла, взяла ЭЭГ, а мы ему энцефалограммы чуть ли не непрерывно гнали - как не было, так и нет там ничего. Мозг - аут! Стетоскоп достала - вот умора, да её в клинике со стетоскопом ни разу не видели. На что он ей вообще? И что она там выслушивать будет - "утопил" ли дежурный реаниматолог его или пока нет? Да мне уже всё равно - счёт, пожалуй, на часы идёт. Что-то она там потрогала, что-то послушала, толком ничего не исследовала - курсант после санитарной практики лучше справится. А потом поворачивается ко мне и так это тихо-тихо, но абсолютно уверенно говорит:
- Он живой. Не подпишу я...

Девочка, ты деточка! Да ты хоть представляешь какие силы уже задействованы?! Отдаёшь ли ты себе отчёт, что ты тут человек случайный - почти посторонний? А понимаешь ли ты, что городишь ты нам полную чушь - кровь в пластиковом контейнере тоже живая, а вот человек - мёртвый. Тело есть, а человека в нём нету! Короче ругали мы её, просили, убеждали, угрожали увольнением. Нет, и всё. И ведь сама по себе не упрямая, а тут ни за что не соглашается. Мол если я ноль - то и делайте без моей подписи. Сделали бы, да не можем мы без твоей подписи.

На утро собрались все главные действующие лица. "Донор" терпит? Да пока терпит - ни отёка легких, ни инфекции, кое-какая моча выделяется. Стараемся, ведём этот "спинно-мозговой препарат" как можем. А может потерпеть, если Колесников в Москву слетает и переутвердит новый документ? Не знаю, надежды мало. Короче день мы решали лететь или не лететь. Потом полетели. Что-то сразу не заладилось. А там выходные. Восемь дней волокита заняла. А "донор" терпит! Горжусь - во мужики у меня в клинике, мертвеца столько ведут.

Наконец назначен новый консилиум с "вердиктом". Только не состоялся он - ночью на энцефалограмме кое-какие признаки глубокого ритма появились. Всё - дальше по любому не мертвец, а человек. Зовём спецов с Нейрохирургии - пусть погадают. Много они не нагадали - ведите как сможете, прогноз неблагоприятный. О том, что это был кандидат в доноры сердца - табу даже думать. Обеспечиваем секретность, как можем.

Долго он был в нашей реанимации. Сознания нет (а я тогда был уверен, что и не будет), но мозг ритмы восстанавливает. Попробовали отключить искусственную вентилляцию лёгких. Без ИВЛ дышать пытается! Дальше - больше. Перевели в Нейрохирургию. Там ему много чего сделали, но ничего радикального - всё как у нас, что природа даст, то и прогресс. В контакт вступает, что-то старается глазами показать, мычит - говорить пыжится, шевелится.

Уже порядком восстановившись из Нейрохирургии он попал в Психиатрию. Наверное для учебного процесса психо-органический синдром* демонстрировать. А там вроде вот что было - перечитал все книжки, и всем надоел. Ну кто-то и подшутил - сунул ему вузовский учебник по высшей математике. А ещё через полгода комиссия и первая (!) группа инвалидности. А ещё через полгода ещё комиссия - пацана в ВУЗ не берут! Молит-просит - дайте вторую. Что он закончил, я не точно не знаю, по слухам Московский Физтех. Пять лет за два года. Если это не легенда - то на экзамены ходил так - один экзамен в день. Сегодня сдаю ну там математику за первый семестр, завтра сопромат за пятый, послезавтра ещё что-то за девятый. Заходил на любой экзамен вне зависимости от курса. А к концу второго года что-то такое придумал - короче моментально целевое распределение в какой-то сверхсекретный "почтовый ящик". Ну а финал ты сам сегодня видел.
__________
* Тяжёлые нарушения психики в результате травмы мозга

Колесников год ходил грознее тучи - полностью подробностей не знаю, но похоже кое-что просочилось на самый верх в ЦВМУ и выше в МО. Вроде сам маршал Гречко* об этом узнал - может как байку в бане кто ему рассказал, а может в сводке прошло, типа вон в ВМА пытались сердце пересадить, да ничего не вышло. Видимо посчитали там наш подход к решению проблемы авантюрным, направление быстренько прикрыли. Особисты и люди из Главпура** нас самого начала предупреждали - какая-либо информация только в случае полного успеха. Боялись видно, что вражьи голоса злорадно запоют - в Советском Союзе провалилась попытка пересадки сердца, а вот у нас в Мире Капитала с пересадками всё ОКэй, как зуб вырвать. Нам последствий никаких - пострадавших то в этой истории нет, да и вообще полная картина известна единицам, и с каждым годом этих "единиц" меньше и меньше становится... Люди, подписавшие этот конфузный документ молчат, а сам документ мы уничтожили - всё равно он силы без той подписи не имел, чего макулатурой архивы забивать? Всё вроде тихо-спокойно... Забывается потихоньку. Но одна тайна всё же мне покоя не даёт. Невозможно это, ну абсолютно исключено и совершенно не научно. Но факт...
__________
* Министр Обороны СССР
** Главное Политическое Управление

Знаешь, никто ему не мог сказать, что он "донором" был. Мы с Колесниковым все варианты перебрали. Некому было рассказать. А он знает! Притом знает всё с самого начала. Даже как под ИВЛ трупом лежал.
- Ну вы же сами говорили, учёный не простой, ну там КГБ вокруг всякое. Они же ему и сказали! - предположил я.
- Глупости! Не получается так.
- Ну а тётка эта?
- Нет, нет и нет! Парадокс, что он вообще её знает. А ещё больший парадокс, что всю дальнейшую историю эта иммунологша знает только со слов самого "донора"! Я ведь от неё избавился сразу после отказа подписаться. Два года спустя разыскал её - меня сильно совесть мучила. Предложил вернуться в клинику, посоветовал хорошую тему для диссертации. Она никогда не интересовалась судьбой "донора" - история в её изложении была очень простой: "донор" умер, тему закрыли, генералов надо слушаться. Так она и считала, пока "донор" уже в теперешнем виде не явился к ней ровно в тот же день, как она сказала, что он живой. А сам "донор" знает только то, о чём говорилось в его палате. И значить это может только одно: когда у него на энцефалограмме прямые линии ползли, ОН ВСЁ СЛЫШАЛ!!! Слышал и помнил...

Дерябин взял кусочек сахара и обильно полил его влериянкой: - Ладно, поздно уже. Иди спать и не болтай много!

СЛИВНОЕ ОТВЕРСТИЕ

В продолжение темы о молодых забавах, кончающихся промежностной травмой со смертельным исходом, правда без сексуального мотива, можно рассказать и этот случай. Где-то на Охте, недалеко от знаменитого Металлического Завода, стояла старая водонапорная башня. Находилась она в стороне от заводских корпусов, и проход к ней был относительно свободный - огораживал её лишь невысокий забор с дыркой. Видать эта водонапорная башня была какого-то допотопного проекта - вместо герметичной ёмкости в ней на пятнядцатиметровой высоте находился обложенный старинным кафелем резервуар по типу крытого бассейна. Не очень большой - в диаметре метров пять, а глубиной метра полтора. Сбоку в этот бассейн шла труба для подачи воды, а в его днище находилось сливное отверстие.

Недалеко то этой башни работали солдаты-стройбатовцы. У солдат-ряботяг есть одна беда - банный день раз в неделю, а грязь на работе каждый день. И вот деды из того стройбата, разведав такое дело, повадились лазить в эту башню, и наплевав на всякие гигиенические правила по охране водоисточников общего пользования - купаться там. Никто их не ловил, да похоже никто и не догадывался об их шалостях. И вот один раз туда залезли три старослужащих, а воды почти нет - может на донышке по колено. И виден в центре бака водоворот - это в сливную трубу так быстро вода вытекает. С боковой трубы напор бьёт, но похоже не поспевает за убылью. Прямо школьная задачка - сколько втекает, а сколько вытекает, посчитайте, когда башня окажется пустой. Тут одного солдатика "гениальная" идея посетила - а что если эту дырку задницей закрыть? Просто взять и сесть на неё. Небось подобное каждый делал в своей ванне - затыкал сливное отверстие пяткой, а то и попкой. Тут вся разница, что диаметр побольше. Пяткой не получится, а вот пятой точкой в самый раз. Пока вода будет только прибывать, двое купаются, а один на дырке сидит - водяной уровень обеспечивает. Идея бойцам понравилась. Решили, чья очередь первым на дырку садиться, скинули сапоги, хэбэ-голифе и айда в воду.

Только одного воины не учли - высоты гидростатического столба. В ванной он сантиметров двадцать - сорок, если считать от пробки до стояка. В водонапорной башне соответственно равен её высоте. Вода в вертикальной трубе, если путить её самотёком, а верхний конец закрыть, может дать максимальный столб всего около десяти метров - её вес под силой тяжести создаст вверху полный вакуум. Именно так и случилось. Только сел солдатик на дырку, как заорал от нечеловеческой боли. Так его присосало, что самому ни за что не встать. Лицо внезапно побледнело, и крик перешёл в самый настоящий пыточный визг. Вмиг подскочили товарищи, попытались за руки оторвать дружка от дырки - бесполезно. Намертво засел. В этот миг солдат потерял сознание. Нечеловеческие крики привлекли внимание сослуживцев, работавших неподалеку. Трое солдат поднялись в башню, на всякий случай прихватив с собой ломы и молотки. Кто его знает, кто и что там с их товарищем делает. Быстро поняв в чём дело, они крикнули оставшимся внизу людам, чтоб те срочно звонили в "Скорую", а сами прямо в форме спрыгнули в воду и подсунув ломы под зад незадчливого "деда", наконец отодрали его от "присоски". Вода вокруг бойца на миг пошла розовыми клубами, а потом это "облачко" с шумом устремилось в сливное отверстие.

Когда малодого человека спускали с башни, это была ужасная картина. Его промежность полностью разорвало вакуумом и от туда болтались петли посиневшего кишечника, высосанного из брюшной полости через вывернутую прямую кишку. Тёмно-фиолетовые, опухшие до неимоверных размеров гениталии и контрастом к ним жёлтоватый лоскуток лопнувшего мочевого пузыра дополняли картину. Подоспела академическая неотложка. Под синей мигалкой и с "музыкой" (так на своём жаргоне неотложные врачи называют сирену) повезли солдата в клинику Военно-Полевой Хирургии. Хоть это и недалеко, но врач "Скорой" успел поставить капельницу и начать инфузионную терапию - кровяное давление было низким и требовалось безотлагательное внутривенное вливание больших доз растворов.

К сожалению, и усилия врачей-неотложников, и все старания бригады хирургов оказались тщетными. Солдатика убила не сама эвентрация, то есть наружное выпадение кишечника, а массивное внутреннее кровотечение. Дело в том, что гиганская вакуумная присоска сильно сдвинула петли кишечника, оборвав брыжжейку - плёнку, которая удерживает кишечные петли и питает их. В брыжжейке идут крупные кровеносные сосуды. Именно их разрыв и привёл к смерти.

При достаточной экзотичниости, данная травма всё же не так уж и редка. Когда я был мальчишкой, в моих родных местах на юге Ставропольского края произошёл похожий случай и тоже со смертельным исходом. Там парнишка-семиклассник прикоснулся правым боком к десятисантиметровой трубе, что сливала самотёком воду из прудка в Кубань. Причём труба эта выходила буквально к поверхности того "лягушатника" и выглядела абсолютно безопасной. Но видать в ней было достаточно воды, и перепад уровней пруд-река позволил там создать вакуум. Вокруг купалась одна ребятня и паренька долго не могли отодрать, он так и умер, присосанным. Смерть произошла от травмы печени и сильнейшего внутреннего кровотечения.

Но чаще всего подобное случается в США. Особенно в южных городах на холмистой местности, типа Лос-Анжелеса или Сан-Диего. Там главными "присосками" служат сливные трубы домашних бассейнов, которые так любят американцы. Реже в этой функции выступают вводные трубы насосов для принудительной циркуляции кистально-голубой влаги в этих "чашках" на сотни кубов. Оказавшись присосанными, люди чаще просто топнут, но случаются и травмы. Самый запоминающийся случай подобного повреждения описан в медицинском журнале "Ланцет". Там после "насосно-присасывающей" травмы в области пупка ребёнку удалили более трети кишечника, но жизнь умудрились спасти.

МОЙ ЛАСКОВЫЙ И НЕЖНЫЙ ЗВЕРЬ

Вообще-то зоофилия распространена гораздо шире, чем об этом говорят или пишут. А ведь всё потому, что говорят об этом те, кто сами подобным не занимаются. Те же, кто страдает этой половой перверзией, о ней молчат. Полное табу! Отсюда почти все сведениё о зоофилах случайны. И вот ведь какая интересная закономерность - о зоофилах узнают в первую очередь не психиатры, коим вроде по роду деятельности с таким явлением дело иметь, а врачи неотложек и ургентные хирурги. Потому как животному трудно объяснить правила поведения, а человеческий организм хрупок. Особенно у девушек. Ещё одно заблуждение - считается, что зоофилией страдют в основном мужчины. Это верно лишь с "технической" точки зрения - мужчине легче совершить половой контакт с самкой, пусть даже насильно, чем женщине возбудить самца не родственного нам вида. Тут ведь насильно не получится. Но чуден свет, а дела людей живущих в нём, ещё чуднее.

Эта история произошла в маленьком гарнизонном госпитале в районе посёлка Угулан, что на побережье Охотского моря. Впрочем близость там относительна - от части до Угулана ещё ехать порядочно. Места там малолюдные, и поэтому военным медикам часто приходится оказывать помощь гражданскому населению. И вот в один прекрасный день заезжает во двор госпиталя виды видавший "Зилок" из местного рыбпромхоза. В кузове грузовика набросано соломы, а поверх лежит девушка без сознания. Рядом мать и подруга. Спрашивают, что случилось, мать ничего не знает. Лицо в полнейшей растерянности, похоже действительно для неё случившееся полная неожиданность. Подруга тоже молчат, только от чего-то жмётся к стенке. По поджатым губкам и бегающим глазкам создаётся впечатление, что не всё так чисто - похоже что-то она всё же скрывает.

Сняли девушку, положили на каталку, отвезли в приёмный покой госпиталя. Там полностью раздели, подошёл хирург, терапевт, реаниматолог... И тут замечают, что на простынке, какой была покрыта та каталка, красное пятно. Откуда? Да между ног. Госпиталь малюсенький, нету там в штате гинеколога. Ближайший за триста вёрст в Магадане. Придётся самим. А гинеколог оказался и не нужен - кровь из заднего прохода сочилась. Небольшой разрыв на анусе. Пока реаниматолог устанавливал систему для внутривенных вливаний, хирург быстро пальцевое исследование заднего прохода провёл. И обнаружил там сперму. Эге, вот какое дело! Изнасилованием с извращённым половым актом и причинением тяжких телесных повреждений такое называется. Статья 117-я, а учитывая возраст потерпевшей (несовершеннолетняя), то ещё и 119-я. Впрочем выглядит вполне половозрелой. Кто же это мог быть. Беглые зеки, бичи, старатели, залётные гастролёры? Местные - рыбаки, да охотники - на такое не пойдут, нравы Севера строгие. А может это наши солдаты постарались? Но рассуждать некогда - похоже повреждения внутренних органов серьёзные, срочно девушку на стол. Едва догадались серильным тампонами смазы из заднего прохода и влагалища взять. И на счастье фельдшер, что у них за лабораторию отвечал, дельный попался. Перед тем, как положить этот материал в пробирки и поставить в холодильник, он тампонами мазнул по стёклышкам для микроскопии. Подписал, что от куда - получились готовые микропрепараты, разве что не прокрашенные. Вот молодчина, здорово помог следствию! Места глухие, следователю придётся на вертолёте сюда лететь. Поди знай, когда он явится, а тут ещё и погода нелётная.

Когда разрезали живот, то сразу по всей операционной завоняло фекалиями. Среди розовых кишек прятались коричневые колбаски - самая мерзкая находка для хирурга. Без разрыва кишечника такое в брюшную полость не попадёт. Причину нашли быстро - ректальная ампула, самый последний участок прямой кишки, разорвана по длине. Края раны рваные - явно такое возможно только в одном случае, если в задний проход забить что-то твёрдое, например палку. Да, настоящий садизм... Хирурги рассуждают, а их руки тем временем ловко вылавливают вышедшие из разрыва фекальные массы и бросают их в стоящий подле стола тазик на треноге. Вонь так и лезет под маски. Вот наконец последний кусок. Подбежавший санитар сразу уносит таз, воздух в операционной становится чище.

Меняются халаты и перчатки, кто-то по-быстрому пошёл перемываться - измазавшись в дерьме, стерильности понятно, никакой. Теперь начинается самое сложное. Нет, не ушивание ампулы прямой кишки. Это тоже весьма мудрённая процедура, требующая хорошей сноровки, твёрдых знаний и навыков. Но не от этого разрыва исходит главная опасность. Каловый перитонит, или воспаление брюшины, обсеменённой микрофлорой фекалий, вот это враг номер один. Вначале заполнили брюшную полость физраствором, "прополоскали" в нём кишки, потом электроотсосом откачали. Затем залили раствором фурациллина, постарались промыть каждый закуток брюшной полости. Но удалить таким образом бактерии невозможно. Можно только уменьшить их количество, но всё равно останутся в брюхе миллиарды кишечных палочек да всяких пептококков. До начала эры антибиотиков каловый перитонит означал смерть. Теперь же есть надежда, правда далеко не стопроцентная.

К сожалению надежда на антибиотики не оправдалась. Разлитой каловый перитонит цвёл пышным цветом, не обращая внимания на самые сильные дозы новейших лекарств. Брюшную стенку в таких случаях даже полностью не зашивают. Повторные промывания бактерицидными средами, дренажи и трубки, через которые внуть брюха подавались расстворы и оттекало гнойное содержимое, тоже особого эффекта не имели.

Девушка умерла не приходя в сознание, как раз когда прилетел следователь. Он и отправил вертолёт назад с телом умершей, двумя пробирочками и теми лабораторными стёклами, что были взяты в первые минуты при поступлении. Понятно, что отправил он это областному судмедэксперту. Вскрытие трупа мало чего дало - прошло много времени с момента предполагаемого изнасилования, а ушитая рана изменила свои очертания. Можно, конечно хирургические нитки снять и попробовать восстановить края на момент травмы, но и это почти бесполезно. Лучше воспользоваться описанием самих хирургов. Травмирующий объект должен был быть твёрдым и скорее всего с коническим, но не острым, концом. Впрочем, теперь это всё гадания. Из сопутствующих повреждений только небольшая ссадинка и синяк на спине. Повреждений в паховой области и на внутренней стороне бёдер никаких - очень странно для столь садистского изнасилования. Об этом и записали в протоколе.

Дошло дело до мазков. Покрасили стандартными гематоксилин-эозином. Теперь можно и под микроскоп. Влагалищный мазок пустой. А вот в ректальном точно сперма, да ещё какая - сперматозоидов навалом. Правда они чуть-чуть странные. Головка нормальный сперматозоида прокрашивается немного неравномерно - передний конец более светлый. А эти тёмные... Потом пропорции несколько иные. Опять же - едва заметная разница в соотношении размеров головки и среднего участка - небольшого утолщения, переходящего в хвост. Но известно же, что около четверти спермиков в обычной сперме здоровых мужиков имеют те или иные дегенеративные признаки или абнормальные формы. Списал судмедэксперт свои догадки на индивидуальное различия конкретного индивида, и значения им не придал. А зря... золотое правило патогистологии - сомневаешься, положи для сравнения рядом контрольный препарат с нормальным образцом и сравни. Нашлось бы ещё кое-что интересное, например разница в размерах.

Тем временем следователь вплотную занялся подругой потерпевшей. Кстати, подруг звали Лена и Надя. Лена в морге, а Надя показания даёт. Вначале отнекивалась, мол не знаю ничего, а потом разрыдалась и рассказала как было дело. Не было никакого изнасилования. Была странная девичья забава, кончившаяся так неожиданно и страшно.

Подруги приезжали в поселок только летом, на каникулах. В остальное время они жили порознь - Лена в Магадане, Надя в Охотске, где учились в профтехучилище и десятилетке-интернате. Были они одногодки и исполнилось им по шестнадцать лет. Отец Лены работал зоотехником на свинарнике. Несмотря, что главным делом посёлка было рыболовство, но местный рыбпромхоз имел небольшое подсобное хозяйство, где выращивал мясцо для своих рабочих. Свинарник был маленьким, и по штату, да и то неофициальному, работал там лишь один зоотехник. Летом, когда путина и все в море, в посёлке скукота. Вот и пошли девушки помочь отцу на свинарник. А у того ответственный день был - он свиноматок до хряков подпускал. Девчёнкам на такое смотреть он не разрешал, но те всё равно что надо увидели во всех деталях - залезли на чердак, да залегли в соломе. Вот загнал папаша свинку к хряку, тот взгромоздился, но попасть куда надо не может. Отец хватет хряка за детородный орган и суёт его по назначению. Истошный визг свиноматки, довольное повизгивание хрячка - дело сделано. Закончив с осеменением, батя достал початую бутылочку беленькой, хлебанул из горлышка за будущий приплод, а потом ушёл в посёлок. На сегодня ему здесь делать нечего.

Девицы долго лежали на соломе в вонючем свинарнике, смачно обсуждая увиденное и возбуждая друг друга рассказами о своих половых связях "на большой земле". Потом решили спуститься и самим попробовать провести осеменение - уж очень им понравился вид трахающихся свиней. Впустили хрюшку к хряку, картинка повторилась, и опять хряк попасть не может.. Тогда Лена набралась смелости, схватила хряка за член, и точно так же как делал её отец, направила его. От этого прикосновения её тело аж вздрогнуло от разлившегося возбуждения. Дождавшись конца случки и разогнав свиней по клетухам, девушки пошли в посёлок по домам. На полпути Лена сказала, что в торопях забыла на свинарнике часы, пусть подруга идёт одна, а ей надо срочно вернуться. Ведь если их найдёт отец, то могут быть лишние вопросы... Логично. Так девушки и расстались.

Вечером в дом к Наде постучалась мать Лены - оказывается та ещё с утра ушла, да так и не появлялась. Наде что-то подсказало, что поиски надо начинать со свинарника. Но в свинарнике Лены тоже не оказалось. Правда самый стройный и молоденький хрячёк свободно разгуливал меж клетухов, а дверка в его загончике оказалась настеж открытой. На сетке, огораживающей клетух, висела Ленкина кофта, а на столике, где её отец-зоотехник вёл журнал по уходу за своим свинским хозяйством, лежали трусики и колготки.

Лену нашли у ручья за свинарником. Та лежала у воды без сознания. Мать осталась с дочерью, а Надя побежала в промхоз за машиной. Девушку отвезли в госпиталь, а дальше, товарищ следователь и сам всё знает. На вопрос, кто же изнасиловал Лену, Надя отвечает просто - вот тот хряк и изнасиловал.

Рассмеялся следователь с такой версии. Свиньи людей не насилуют. Кусают, грызут, даже бывало полностью съедают, но не насилуют. Вариант отпадает, как полностью бредовый. Но как бы там не было, за неимением никаких улик и других подозреваемых, надо эту бредятину отмести научно. Следак звонит судмедэксперту и задаёт ему глупый, казалось бы, вопрс: "Слушай, дока, а случаи женской зоофилии со свиньями в науке описаны?" Оказывается описаны, пусть как и казуистика. Причём и исходы такого сожительства известны - очень часто подобные амурные дела заканчиваются серьёзной травмой, в основном от копыт животного. Свинья в три раза тяжелее и намного сильнее человека. Но встречается и более специфическая травма - промежностные разрывы. Дело в том, что член у Sus scrofa* закручен на манер штопора, а головка заострена. Кроме кавернозных тел и спонгиозных хрящей, в физиологии спаривания свиней большую роль играют специальные мышцы по бокам пениса. С одной стороны, чаще всего справа, они гораздо сильнее равиты, чем с другой. Поэтому во время полового акта кабаний член действительно подобен штопору - он с силой вкручивается в свиноматку, словно гиганский шуруп. Да и топографическая анатомия Homo и Suidea** давольно разная. Если представить себе женщину в роли свиноматки, то очень вероятно, что такое оружие попадёт чуть выше - в женский задний проход, и тогда разрыв прямой кишки гарантирован.
__________
* домашнего кабана (лат.)
** людей и свиней (лат.)

Ну что ж, оказывается версия не так уж и глупа, как казалось ранее. Дело за малым - проверить серологическим методом, а чья же сперма? Антигены не врут. К великому изумлению ленкиных родственников и вообще всех, кто её знал, дело об садистском изнасиловании со смертельным исходом было закрыто из-за отсутствия состава преступления. Её смерть, пусть редкий, но несчастный случай при совершении полового акта по обоюдному согласию. Иммунология подтвердила - сперма оказалась свинной. А вот как там уж дело обстояло... В смысле какие ласки, да какие позы, остаётся только гадать.

ДУШ С РАСЧЛЕНЕНИЕМ

Говоря о случаях, так или иначе связанных с метрополитеном, можно вспомнить и эту историю. В начале 80-х недалеко от Финбана велись земляные работы. Отсыпали здоровую насыпь на Выборгской железнодорожной ветке. И вот один из бульдозеристов заметил какие-то куски в земле. Мясо напоминают. Остановился, вышел и обомлел. Мясо то с человеческой кожей оказалось. Работам стоп, звонок ментам.

Менты приехали, попросили раскопать. Извлекли мясцо. Больше ничего не нашли - ни одежды, ни иных зацепок. Куски мелкие, но почти целый труп складывается. Явно мужской. Лицо восстановить невозможно - череп сильнее всего разбит и фрагментирован. Труп должен быть свежий, больше 24, но менее 48 часов. Метод расчленения не ясен. Края явно не резано-рубленные. Да и вообще, какие-то странные. Выглядят как будто эти фрагменты человеческого тела помыли, вроде как мясо перед варкой. Чушь какая-то получается - помыли и закопали. Уверенно определить откуда земля, приехали ли куски на самосвале или захоронены на месте, оказалось сложно. В одно и тоже место одновременно по крайней мере с восьми точек землю возили. Да и грунты схожи, плюс все перелопачено здорово.

Вся надежда на экспертизу. Взяли пробы землицы, собрали куски, разложили по кулёчкам и отправили в ВМА, на Кафедру Судебной Медицины. Определяйте, товарищи эксперты, откуда тело прибыло, по той земле, что на мясо налипла. Заодно заключеньице дайте - что это такое интересное с трупом сделали. Ну и главное - причину смерти, если сможете.

Собрались светила экспертизы. Сняли первично-налипший грунт. Быстро выяснили, что останки расчлененного тела были закопаны в землю, которую свозили с метрополитена. Следов крови в грунте нет - расчленение на месте исключается. А вот с самим методом расчленения и причиной смерти проблема. Ни на что не похоже - ни пилено, ни разорвано, ни передавлено. И в то же время чем-то все методы сразу напоминает. Никаких дополнительных ран-травм на фрагментах не обнаруживается. Сердце-почки-печень в норме. Похоже был здоровый молодой парень семнадцати-восемнадцати лет. И вроде как его живого по щучьему велению на запчасти разобрало.

Подготовили ткани на микроскопию. Под микроскопом ещё загадочней - ткани водой напитаны, вроде как кто её туда под давлением закачал. Догадочка одна возникла. Так как подобное на кафедральной практике не встречалось, решили провести эксперимент. Заказали молодого поросеночка со спецфермы и послали гонца в поликлинику Академии за безыгольным инжектором для солдатских прививок. Этот аппаратик без иголок укол делает - напором жидкости кожу прошивает. И поросенок нужен был не для шашлыка - просто у маленьких хрюшек кожа и мясо по механическим характеристикам на человечье похоже. Вот этому поросеночку кучу уколов обычной водой сделали, потом умертвили, а места уколов изучили под микроскопом. Картина разрушения тканей идентична с найденными кусками. Для верности ещё холодного трупа покололи - там размозжение иное. По результатам экспертизы и следственного эксперимента интересная вещь получается - расчленили живого человека, порезав его струей воды под громадным давлением! Об этом и доложили следакам. Дальше распутывание дела заняло часа три.

Оказалась вот какая история: в Метрострое была водяная пушка. Такая штука в горно-добывающей промышленности используется - она дает струю столь большого давления, что та выбивает камень куда быстрее отбойного молотка. В СССР гидропушки популярны были - беспыльная выработка, вроде как о здоровье проходчика забота. Вот и совали этот метод куда ни попадя, в том числе и на строительство метрополитена. Но там грунта мягкие и от такой пушки толку не было. Не пропадать же добру, и работяги нашли этой "брызгалке" хорошее применение - на самом малом напоре смывали грязь в построенном туннеле. Работала эта пушка всего-ничего, а всё остальное время стояла без дела для голой отчётности.

Пришли в Метрострой два пэтэушника на практику. Работали с месяц, пушку при них ни разу не включали. Да они и не знали толком, что это. Знали - туннель мыть. Каждый день после работы были грязные и потные, а до душевых далеко было тащиться. Вот этим умникам после конца смены пришла в голову блестящая мысль - далеко не ходить, а прямо на проходке помыться. На гидропушке была надпись "при большом давлении струя горячая". То что надо! Устройство в управлении простое. Врубают давление на максимум, чтоб душ приятней был. Один разделся и под "краник" стал. Другой у пульта струю врубает. Ну водичка и того - дружка пополам.

"Оператор" испугался. Хоть и непреднамеренное, а убийство. По тем законам лет на шесть по-минимуму. Вокруг никого, свидетелей нет. Парень решил выкрутиться - положил дружковы половинки на толстый стальной щит и покромсал той же струйкой. Потом куски закопал прямо на ленте землепроходочного комбайна, а место происшествия хорошенько замыл. Утром транспортер скинул дружковы останки прямиком в самосвал - никто ничего бы и не заметил, если б не бульдозерист. Пошел таки парень за непреднамеренное, но уже с весьма отягчающими.

КЛИНЧ

А вот ещё случай о подростковой глупости. Вспоминая его, снова возращаешься в одну из самых интереснейших кафедр академии - в клинику Военно-Полевой Хирургии. Как-то раз поступил туда по "Скорой" экстренный больной. Парнишка лет четырнадцати с многочисленными рваными ранами конечностей и разорванным горлом. Необычным сочетанием к такому букету шло сквозное пулевое ранение кисти правой руки. Пятно въевшихся в кожу пороховых газов свидетельствовало, что выстрел в руку был сделан почти в упор. Раненный был без сознания, в тяжёлом шоке от массивной кровопотери. Странным было и то, что подросток был абсолютно голым. Обычно все травматики одеты, и медсестры безжалостно режут одежду ножницами, прежде чем подать тела хирургам на стол. Иногда частичное раздевание делает "Скорая", но тогда привозная бригада обязана скинуть шмотки по месту доставки больного.

Опрос "извозчиков" тоже никакой ясности не дал. Вызов ментовский, целевой. Сразу запросили реанимационную бригаду. Адрес в самом блатном доме на набережной Невы - возле Домика Петра, где куча сталинских скульптур на крыше. Когда прибыли; дверь в квартиру была взломана, парень валялся в луже крови и уже без сознания. Менты тоже ничего не объяснили, да и особо спрашивать было некогда. Сказали только одно - доставить в Военно-Медицинскую академию, где лечение получше, а трёпу поменьше. Видать какого-то туза сынок.

Особо болтать времени нет. Неотложная реанимация - растворы по жиле струйно, затем эритромассу и цельную кровь-матушку. Ну и в операционную - срочная остановка кровотечения, а дальше хирургическая обработка ран. Чуть резать, а больше шить да латать, запихивая куда возможно дренажи для оттока раневого экссудата - главную меру профилактики инфекционных осложнений. Хирургам ещё ничего, а вот реаниматологи подергались, побегали за ночь. Но вытянули. На утро давление стабильное, если бы не литра вколотой наркоты и прочей дряни, уже бы паренёк в сознанку пришёл. А так лежит под аппаратом искусственного дыхания.

Среди ночи в клинику звонок от Дежурного по Академии - к поступившему больному приедут родственники, приказываю их в клинику пропустить! Как не можете? Какая стерильность? Как в реанимацию неположено? Пропустить без разговоров под мою ответственность! Приказ не обсуждать! Через пять минут ещё один звонок, теперь от начальника клиники генерала Дерябина. Тон уже человеческий - ребята, сам бы всем голову за подобное намыл, но уж сильно "блатной" нажим. Придут, маски им на нос, бахилы на ноги, халаты на всё остальное. Проводите папочку с мамочкой до их сынули.

Припёрлись на персональной "Волжане", по тому времени самый крутяк. В руках здоровые сумки с деликатесами. Смех - и это в реанимационный зал! Ну разъяснили большим людям, что горлышко у вашего отпрыска порвано. Ему такое ещё долго не кушать. Кормить его будем сами, вначале по венке, потом протёртой бурдой через трубочку. Проводили к "телу", ну и намекнули - посмотрите, поплачьте, но лучше валите отсюда. Пользы от вас нет, а мешаетесь сильно. Переведём наверх в общее отделение, тогда и милости просим.

Мамаша повыла чуть, папаша молчком слёзки повытирал, наконец засобирались на выход. Ответственный хирург в расспросы родителей подался. Что случилось то? А родители несут какую-то ахинею. Маманя грузит, вроде как пришёл мент с собакой, а у нас своя собака, редкая смесь волка и сибирской лайки, те подрались, да сына искусали. Папа несколько иную версию говорит - мент в нашу волко-лайку выстрелил, вот она сына и покусала. Ну вроде и сыну до кучи руку прострелил. Ясности мало, но хоть стало понятно, что основная травма - результат укусов собаки.

Смену менять, а тут милиция и следак в клинику заявляются. Вообще-то в Полевой Хирургии это частые гости, иногда и не раз за день. Одно неудобство - сдающую смену с ночи задерживают. Один мент, совсем молодой сержантик, повёл себя нетипично - перед дежурным хирургом на колени упал. Попросил дать медописание в уголовное дело в свою пользу, так как родители этого мальчика уже его на Колыму послать грозятся. А всё за то, что он их отпрыску жизнь спас. Только папа-туз очень не хочет, чтобы правда где-то всплыла. А правда оказалась простой.

Из элитного дома поступил звонок в ближайший опорный пункт милиции от соседей - за стенкой погром и нечеловеческие вопли. В том доме, кроме белой горячки, проблем никогда не было, там на входе вахтёры. Менты в "опорняке" на всякий случай послали на сигнал самого молодого. Пойди посмотри, если что, то свяжись по рации. А если "белый конь", то бишь алкогольный делирий, то сразу звони 03 медикам. Приходит сержантик по адресу. За лакированной дверью действительно погром и вопли. Звонит, стучит - никто не открывает. Спустился до вахтёра, у того на счастье здоровый лом имелся, лёд перед подъездом скалывать. Звякнул сержант коллегам и давай этим ломом дверь ломать. Возня продолжается, но крики стихли.

Врывается мент в квартиру и видит сюрреалистическую картину: подросток с разорванным горлом СНОШАЕТ здоровую собаку! Собака пытается подростка кусать, а тот из последних сил правой рукой её за голову удержать пытается. Левая рука изгрызена и висит плетью. Вся хата в крови, обстановка погромлена. Сержант хватает подростка и пытается оттянуть от собаки. Не выходит - как склеились! Собака пытается и мента покусать. Достает сержант пистолет и бух собаке в голову. Да с перепугу через руку этого ёбаря. Собака пару раз дёрнулась в конвульсиях и тут же "партнёр" из её влагалища вывалился. Говорить не может из-за травмы горла. А через несколько секунд вообще сознание потерял. Вызвал спаситель скорую, а тут и другие менты подкатили. Вот и вся картина происшествия...

Не поверил ответственный хирург. Не поверил, потому что история слишком уж на устное народное творчество смахивала. Ну кто не слышал баек про то как Он Её, а тут Муж. А у Неё того - зажало. Потом Их вместе склеенных выносили. Так вот с женщинами такого не бывает! Брехня это. Бывает женский патологический спазм влагалища - по медицински называется вагинизм. При вагинизме туда засунуть невозможно, а оттуда вытянуть проблем нет. Ну разве что женщине это больно. Тем более не застрянуть, когда грызут до смерти. Не-воз-мож-но! Да только вид у сержантика такой, что вроде как мужик правду говорит, к тому же собака не человек...

Снимает тогда хирург телефон и звонит начальнику Кафедры Биологии, профессору Щербине. Извинился за странный звонок, конкретно историю описывать не стал, спросил в принципе - с собакой сцепиться реально? На другом конце провода категорическое "Да, да, да - элементарный КЛИНЧ!!!" Почти как в боксе, когда друг на друге виснут. Оказывается "клинч" - это научный термин в зоологии семейства Canis*. При размножении шакалов, койотов и волков это обязательное состояние. У собак такая реакция слабее, но тоже наблюдается весьма часто. У волков же клинч длится от двух до пяти часов. Специальные мышцы влагалища так плотно сжимают половой член самца, что вытащить его, не порвав самку просто невозможно. К тому же эти мышцы пережимают венозный отток из члена, переполняя кавернозные тела кровью. Тогда и член не способен упасть даже в самой критической ситуации. В медицинской терминологии такое "суперстояние" называется механический приопизм. В этой беззащитной ситуации много молодых зверей гибнут от клыков конкурентов - матерых волков и волчиц, но даже перед смертью не могут расцепиться. Природное значение этого явления не ясно, но известно, что если пытаться разнять таких партнеров, то самка будет испытывать страшные боли, ну и разумеется, будет кусаться. Но и тогда не расцепится. Возможно ли это у гибрида собаки с волком? Не только возможно, но и неизбежно. Правда в одном только случае - сука "горячая" должна быть. В смысле, в течку.
__________
* Собаковидных (лат.)

Следователь положил на стол заключение ветеринара-кинолога, осмотревшего труп гибридной собаки. Сука в разгар течки, во влагалище обнаружена свежая сперма. Значит всё-таки клинч.

БОРЩ С ПИВОМ

Заговорив о "крупногабаритных случаях", сразу вспоминаю ещё одну историю. Дело было в Клинике Факультетской Хирургии. "Факультетка" специализировалась в основном на ургентной абдоминальной хирургии. Поясню что это такое - это когда в животе какая-то проблема, требующая немедленной операции. Ну там аппендицит, ущемлённая грыжа, или например, когда камень в желчном пузыре отток желчи закупорил, та обратным ходом в кровь пошла, а сам пузырь вот-вот порвётся. На хирургическом жаргоне всё это называется "острый живот".

В Военно-Медицинскои Академии (сокращённо ВМА) тогда имелись свои машины "Скорой Помощи", которые привозили "тематических" больных - вылавливали по всему городу случаи, попадающие под профильность клиник и необходимых для демонстрационных целей учебного процесса. Так вот дежурный капитан-клинорд, который попал на этот вызов, буквально через минуту после осмотра больного позвонил назад в клинику, истерически требуя срочно прислать вторую машину со специальными носилками и четырёх курсантов ему в помощь. Срочно! Очень срочно, потому как остановлено движение поездов на Петроградской ветке метрополитена.

Михаил Александрович демонстрировал "острейший живот", хотя в бытовом понятии его живот был плоским, как аэродром, и зыбучим как бархан. Этa безмерная жёлтая масса заполнила почти весь проход в вагоне остановленного поезда метро. Там, если не считать доктора, больше никого не было, а тётеньки в форме и менты отгоняли зевак, столпившихся на перроне в момент переполнившейся станции. Сам Михаил Александрович уже не вставал, а вытащить его за руки и за ноги из из вагона не смогли, как и несмогли его уместить на обычные носилки, из тех, что имеются в медпункте каждой станции. Потому что при росте под метр восемьдесят вес Михаила Александровича приближался к трёмстам кило!

Михаил Александрович был домосед, любитель дивана, телевизора и книжек. Работал он дежурным эликтриком-цэпэушником, точнее оператором центрального пульта управления (ЦПУ) на какой-то мудрёной подстанции. Из всех обязанностей ему вменялось главное - без устали сидеть по двенадцать часов на стуле в помещении без окон перед громадным пультом с бесчиленными лампочками, и если где какая лампочка замигает или потухнет, немедленно вызвать по тому месту дежурную бригаду. Сам Михал Александрыч ничего не чинил. Оплата на этом месте была так себе, и туда никто не рвался - сидеть там было неимоверно скучно, а смотреть телевизор строжайше запрещалось, поэтому дежурный электрик слушал радио и постоянно что-то жевал, чтоб скоротать время. А вот добираться на работу было без проблем - каждый день маленький автобус их подстанции, полугрузовая, полупассажирская дежурная "летучка" перед работой появлялась под окнами и услужливо сигналила, а после смены забирала Мишку домой. Впрочем не его одного - часто многих электриков так развозили. Однако если остальных часто, то его - всегда. Народ-то понимал, как тяжело их коллеге приходится! Такая вот полулегальная услуга, своего рода доплата за скуку.

В этот день случилась беда. Впервые за долгие годы работы Александрыч забыл свой "тормозок"! Здоровый свёрток с котлетами, отварной картошечкой, яйцами вкрутую, бутербродами, тремя пакетами молока, а также дюженой конфеток и кучей бубликов-сухариков, заботливо приготовленный его женой ещё с вечера, так и остался лежать в холодильнике. Вместо него Мишка прихватил кулёк сухой алебастровой штукатурки, что завалялась у него с незапамятных времён, и что он по случю обещал кому-то на работе. По инерции взял свёрток в руки и успокоился, хлопнул дверью и тяжело отдуваясь потопал до лифта. Жил он на третьем этаже, но лифтом, сами понимаете, пользовался всегда. А про второй свёрток, где завтрак, он же ленч, обед и полдник, как-то совсем забыл...

К середине смены, когда подошло время главного "перекуса", муки голода превратились в настоящую пытку. Мишка обшарил все ящики в ЦПУ, но не нашёл там ничего, кроме несчастной замызганной карамельки. Смокча конфетку как можно нежнее и пытаясь растянуть удовольствие, он заглянул в мусорную корзину - вчера жена дала ему курицу и может там остались кости... Но нет, уборщица уже успела всё опорожнить. Ко дну прилипла маленькая скрученная шкурка от сала. Это уж точно ещё с прошлой недели. Конфетка слизалась окончательно, обдав язык прогорклым повидлом. Через секунду во рту стало совсем пусто. Мишка воровато огляделся - за открытыми дверями никого. Он запустил руку в мусорку, бережно отодрал сальную шкурку и быстро засунул её в рот. На приторный карамельный остаток горько наложился вкус солёного сала. "Дурнэ як сало без хлиба", вспомнилась ему тёщина поговорка, и тут же шкварочка соскользнула в пищевод. Голода эти находки не утолили, даже наоборот, разбудили какое-то неистовое урчание в кишках, отчего ему стало совсем невыносимо. Мишка тщательно облизал конфетный фантик, и обречённо вздохнув, опустил его в мусор.

Вообще день этот оказался удручающе гадким. К концу смены прибыла дежурная бригада, радостно объявив, что у "летучки движок дал клина", и завтра им из Горэнерго срочно пришлют другую машину. А на сегодня вся работа отменяется. Мишкиному сменщику уже позвонили, из-за форсмажора тот приперся на работу раньше и наконец отпустил голодного Саныча на все четыре стороны. Мишка запыхтел паровозом, и быстро, насколько позволяла его комплекция, побрёл на выход. Вообще-то он ненавидел самостоятельные поездки по городу, да и последний раз в метро спускался пожалуй пару лет назад. На полпути до станции одышка взяла своё, и Алексадрыч тяжело опустился на лавочку в первом попавшемся сквере. Через минуту мимо проскочил паренёк, кому он принёс алебастр. Заметил Саныча, сразу предложил зайти - пропустить по маленькой. Чего ж не зайти! С удовольствием. Мишка, словно переросток-Винни-Пух, сглотнул слюну. В гости это хорошо, благо идти всего до соседнего дома, и пытки лестницей не будет - хата на первом этаже.

За заветной дверью вместо ожидаемых вкусных ароматов чего-нибудь жаренного, в нос ударил запах краски. К сожалению, жена у паренька уехала с детьми в отпуск, и тот временно холостяковал, занимаясь мелким квартирным ремонтом. Такая работа давала уважительную причину самому себе ничего не готовить - главным местом ремонта была кухня. Из всех припасов, что супруга наготовила перед отъездом, осталась одна здоровая кастрюля борща. А мужики, они ведь в таких ситуациях частенько становятся как дети - вначале съедят всё второе, потом пожрут колбасу, а первое стоит, пока не скиснет, коли никто им его не греет и на стол в тарелочке не подаёт. Короче к кастрюле борща даже хлеба нет - единственную корочку пустили на "занюх" припрятанной чекушки водки. Хозяин увидел Мишкин голодный взгляд и подзадорил: "Мих-Саныч, да ты ешь, не стесняйся! Хоть всё съешь - всё равно я этот борщ в унитаз вылью, пожалуй он завтра уже скиснет. Выручай, чего добру пропадать?!"

И Мишка ел. От пуза ел. Борщ был не гутой, кислый, но в общем-то вкусный. Кастрюля быстро пустела. Его коллега смотрел на такое чудо и только ахал от восторга, подзадоривая его. Наконец голод отступил, Мих-Саныч наелся. Благодарный хозяин вызвался проводить Мишку до метро. Побрели неспешно, чинно. Вот уж и станция. А на пятаке перед ней - ларёк, пиво в розлив. Ну давай на прощание по кружечке. По кружечке не вышло, вышло не то по пять, не то по шесть, а может и побольше, кто их там считал. Хорошо хоть рядом с "точкой" туалет, нужда не мучает. Простояли до закрытия - белые питерские ночи незаметно крадут вечернее время.

Наконец распрощались. Мишка поджал левой рукой живот, и кое как запустил правую руку в брючный карман. Обдавливаемая со всех сторон складками жира, рука нащупала мелочь. Фух, вот он - долгожданный пятак. Протискиваться через через хищные створки Александрыч не любил. Он опустил монетку в крайний турникет, где проход шире, пропыхтел мимо вахтёра и осторжно стал на эскалатор, надёжно перегородив его для всех желающих бежать вниз. Осталось самое страшное - сойти с эскалатора. Он завистливо посмотрел на стайку молодых студентов, весело прыгающих через "гребёнку" где-то впереди. Опасная черта всё ближе и ближе. Мишка сконцентрировался и сделал критический шаг. Тело закачалось, но ничего - не упал, не потерял равновесия. Слава Богу пронесло. Заранее подгодав место, где остановится вагон, из которого ему будет ближе всего выходить на его станции, Мишка остановился, невольно морщась от удивлённых взглядов прохожих - его фигура явно привлекала внимание. Впрочем, народу на станции было не много, а вскоре подошёл поезд, в котором тоже полно пустых мест. Ну вот и проделана самая сложная часть его сегодняшнего вынужденного путешествия. Мих-Саныч уже успел пропотеть, словно на него вылили ведро воды. Он вздохнул с облегчением, прошёл в вагон и, предчувствуя как приятный холодный дермантин коснётся его липкой спины, с наслаждением плюхнулся на сидение.

Наслаждения не получилось. Случилось нечто ужасное - как будто ему в живот вогнали кол. Острая боль пробила его. Та боль, что называют скручивающей. Он бы и скрутился, если б не его телеса. Живот гузно сверзился на бок, потащив за собой всё тело. Усидеть не было сил, и Михаил Алексадрович упал, а тут поверх боли вдруг нахлынула такая слабость, что и на помощь не позвать. Миша захрипел, потом жалобно заскулил. Народ повскакивал с кресел, попытался его поднять. Всё что им удалось, так это перевернуть Мишу на спину. В этом положении ему лежать было даже тяжелее, чем на боку, его хрип перешёл в громкое сдавленное сипение пополам со свистом, как будто его тело подкачивали велосипедным насосом. Кто-то дёрнул стоп-кран, поезд завизжал тормозами, и из селектора послышался грозный голос машиниста. Уяснив, что происходит, машинист снова тронул поезд, пообещав "Скорую" на ближайшей станции.

На ближайшей станции прибежали два малохольных мента с носилками, но и они не смогли вытащить Мишу из вагона. Ситуация сложилась неприятная - стоит целая ветка, в подземном городе образуется людской затор. Поэтому и завернули туда первую попавшуся скорую, на счастье с нашим клинордом. Клинорд же оказался мужиком толковым, быстро распознал у этого гигантского толстяка "острый живот", а не стандартную проблему с сердцем. Поэтому и решил эвакуировать больного в свою родную "Факультетку".

Дополнительная помощь в виде четырёх здоровых детин в курсантской форме с раскладными НШБ-2 ("носилками широкими брезентовыми" по старой военснабженческой номенклатуре) поспела буквально за минуты. Носилки в проход рядом с телом не вставали - места мало. Пришлось под него подложить обычные носилки, да пару человек поставить по краям живота. Кое-как вынесли тушу из вагона и уже на перроне перевалили на НШБ. Потом на эскалаторе поставили головной конец на ступенку, а ноги держали, попеременно сменяясь и стараясь поддерживать тело по возможности горизонтально. Хорошо хоть, что тётка выключала эскалатор, давая бригаде погузится и сойти. В "Скорую" тащили его вшестером, и то руки аж белели от напряжения.

Ну наконец туша в Клинике. Толстенькие обычно повышенным давлением страдают, а тут низкое, и дальше падает, а пульс наоборот растёт. Ого, вот уж зашкалил за сто тридцать! Такое обычно при кровопотере. Дежурный хирург пытается сквозь жир прощупать живот. Руки врача топнут в гигантских складках, скрываются мягких волнах жировой трясины. Наконец удаётся докопаться до брюшной стенки. Живот твёрдый, как доска. Если бы наш богатырь был бы раза в три полегче, он пожалуй бы завертелся ужём от боли, а так только пронзительно завизжал, судорожно забив кистями рук, словно выброшенный на берег кит.

Ответственный хирург морщится - клиническая картина не слишком понятная. Ну ка, давайте ему сделаем лапороцентез. Это малюсенькая операция с сугубо диагностической целью - в животе делается небольшой разрез, потом в эту дырочку заводят крючёк, им цепляют переднюю брюшную стенку и поднимают её "палаточкой". В образовавшееся пространство вводят специальный инструмент, лапароскоп, если нужно чтоб было лучше видно, то дополнительно подкачивают брюхо стерильным газом и спокойно рассматривают все органы. Можно также засунуть обычную трубочку от капельницы, подоседенить к ней шприц и взять содержимое брюшной полости на анализ. Вообще-то в норме там сухо - всякая жидкость находится исключительно внутри кишек.

Где-то в клинике нашли здоровый толстенный кусок акрилового оргстекла, больше чем метр на полтора и сантиметра три толщиной. Промыли дезраствором, протёрли спиртом, положили его на операционный стол, сверху покрыли стерильной клеёнкой и простынями , а уж потом перекатили нашего негабаритного больного. Сделали лапороцентез, подцепили брюшную стенку - крючёк по самую рукоятку скрылся в жиру. Потягивать эту массу пришлось двоим, да и то без особого успеха. Внутри почти ничего не видно. В норме на внутренних органах лежит этакая кисейная сеточка с жировыми включениями - большой сальник называется. Так вот сальник у Михаил Александровича представлял собой лоснящиеся непроходимые тяжелые торосы белесого жира, по которым бежала реденькая паутинка кровеносных сосудов. Дали в брюхо газ на максимум. Где-то по самому краю сальника появилась полоска жидкости. Попробовали отсосать шприцом пару миллилитров. Странная жидкость - красноватая, мутная. Поставили больному предварительный диагноз "прободная язва желудка", быстренько погружаем в наркоз и идём уже на настоящую лапаратомию - операцию, где широко вскрывается передняя брюшная стенка ровно по срединной линии живота.

Подошёл анестезиолог с клинком-ларингоскопом. Сестра-анестезистка пустила по вене наркотик, больной обмяк, теперь надо быстро засунуть ему в трахею трубку, а потом специальными лекарствами-миорелаксантами отключить мышечный тонус и сразу же подсоеденить к аппарату искуственной вентилляции. Человек буквально парализован, и сам дышать уже не может, воздух в его лёгкие будет подавать машина. Зато ничто не будет мешать хирургу работать. Легко сказать быстро - у этого пациента и второй и третий подбородочки имеются, и каждый потяжелей хорошей ягодицы будет, да и шея какая грациозная - как у самого породистого борова на пике откорма. Такое едва гнется и к быстрой работе не располагает. А сам жир! Жир - это депо для большинства лекартсв. Не додай наркотика - умрёт человек от болевого шока, переборщи - умрёт от передозировки. Нужную дозу обычно считают исходя из веса тела. Нормального тела. А тут 70% жира. Он в силу своей химико-биологической природы поглащает лекарства, как губка, а потом долго отдаёт их. Грань между "очень мало" и "передозом" становится весьма зыбкой, расплывчатой. И чем неясней эта грань, тем нервозней анестезиолог. Он играет желваками, стучит зубами и вместо строгих и понятных схем начинает расчитывать только на собственную интуицию. Ну вот наконец наркоз дан, аппарат работает... Ребята, поехали!

Поначалу ведущим хирургом к столу к столу встал подполковник Федоткин, личность истероидная, осыпающая всех и вся какой-то нарочитой квазиинтеллигнтностью. Словно молитву прочёл собравшимся вокруг курсантам лекцию о том, что во всяком теле необходимо видеть свою скрытую красоту. Хирургические маски скрывают выражение лица, но слышно, что курсанты за спиной двусмысленно захихикали. Федоткин неуверенно полосанул скальпелем по операционному полю. Рана моментально развалилась, обнажив ярко-жёлтые, словно гранулированные края мощнейшего подкожного жира. На редкие сосудики наложили зажимы и хирург полосанул ещё раз. Никакой "анатомии" не возникло - просто жёлтый овраг заметно углубился. Руки подполковника скрылись в ране и неуверено пошарили по дну - везде монотонный подкожный жир. Федоткин промямлил нечто жалобно-несуразное и опять резанул тело. Эффект тот же - жир! Федоткин поднял руки: "Случай тяжёлый, позовите профессора!" Курсанты опять захихикали.

Пришёл профессор. Оценил обстановку. "Да, случай тяжёлый, в прямом и переносном смысле. Рану прикройте стерильным - я моюсь и продолжу. Вы станете в ассистенты!" Через пару минут курсанты почтительно расступились. Капая первомуром на пол, профессор быстро прошествовал к операционной сестре, вытерся стерильным полотенцем, принял халат на плечи, сунул руки в подставленные перчатки . Кто-то услужливо завязал поясок, кто-то поправил ему очки. Шаг к столу и операция понеслась с невиданной скоростью.

Вот уж видна белая линия живота - прочное сухожилие, что разделаяет брюшную стенку на симметричные половинки. Этот апоневроз вскрывается буквально одним движением, словно это не профессор медицины, а скрипач на сольном концерте. Руки ассистентов сдвигают тяжелый пласт сальника и подним появляется... Борщ!!! Точнее плавающие в борще кишки, а по операционной тутже разносится мощный запах пива. Кто-то из курсантов растерянно бормочет "жигулёвское, поди..." Профессор недовольно бросает "это кто тут такой знаток", и на болтуна дружно зашипели. Всех сейчас больше волнует не сорт пива, а сама причина нахождения этого винигрета в брюшной полости. Неужели и вправду прободная язва, где в желудочной стенке образуется свищ, через который изливается содержимое? Нет, всё проще.

При ревизии желудка никакой язвы не нашли. Желудочек был, правда, что надо! Объём нормального желудка, около литра, ну полтора. Этот же куда более трёх. Бурдюк, а не желудок! На человека, прошедшего курс нормальной анатомии, такой производит впечатление, пусть даже пустой. И на передней стенке этого "вместилища" где-то сантиметров пять от малой кривизны находился огромный, в ладонь, РАЗРЫВ! Заполненный до отказа борщём и пивом, желудок элементарно лопнул, когда Михаил Александрович плюхнулся на сиденье в метро.

Разрыв ушили, брюхо промыли от борща. Потом долго боролись с инфекционными осложнениями. Но выжил наш гигант. За долгий и мучительный послеоперационный период даже весу порядочно сбросил - перед выпиской на нём громадными лопухами висела излишняя кожа. Здесь, правда, начкаф* один секретик сотворил - ушил он нашему толстячку желудок весьма хитро, так что от трёхлитрового бурдюка остался маленький мешочек с кулачёк. Хочешь, не хочешь, а всю оставшуюся жизнь ему максимум по полмиски супчика кушать придётся - больше за раз не влезет. Самое радикальное средство от ожирения. Тут бы и позубоскалить насчёт неумеренного обжорства, да не получается. Болезнь это. Нельзя обжорство списывать исключительно на личную распущенность, хоть таковая и важнейший фактор. Тут и генетика, и психология тоже свою роль играют.
__________
*Начальник кафедры, неформальное сокращение

На самой милой кафедре Академии - Кафедре Детских Болезней, довелось нам видеть такую картину - железную решетку, и плачущих за ней детишек. Плачущих от голода. Потому как эта мирная кафедра делала большую военную науку - изучала влияние того самого питания на становление армейского призывника. Ведь каждый солдат когда-то был ребёнком. А то, что иные будут негодны к призыву, становится порой ясно уже в весьма раннем возрасте. Или ограниченно годны - то, что вырастает с таких детей, солдатом можно назвать только в издёвку - ни отжаться, ни пробежать, ни подтянуться не могут! При том, что ничем не больны. Единственная причина их инвалидности - лишний вес. Вот и создали специальное отделение, где пытались таких детишек лечить. Мы приходили на кафедру и слышали голодный плач упитанных восьмидесятикилограмовых крепышей, что тянули к нам из-за решётки ручки, с мольбами "солдатик, дай конфетку". А решетка в этом деле совершенно необходима, чтобы сердобольные детки из других отделений им свои печеньки не отдавали. "Крепышам" же маминых передач не дозволялось, да и самих мам старались в это отделение не часто допускать - ведь пытка голодом, пусть даже частичным, для матери порой куда тяжелее, чем для ребёнка.

В сталинское время таких практически не было, появились они под закат хрущёвской эпохи, в брежневское время обозначились, как проблема, а после Перестройки словно плотину прорвало. Излишний вес сейчас у каждого пятого россиянина, пусть и не до такого экстрима, как у Михаила Александровича. Поэтому хочется дать всем мамам один такой простенький совет - в 99% случаев если ваш ребёнок не доел, не заставляйте! Большую этим пользу ему сделаете. "Кушай хорошо, вырастишь большой" - это палка о двух концах. Вырастишь большой в любом случае, но если очень хорошо кушать, то запросто можно вырасти очень большим. Ведь несознательно взрослые частенько меряют детские порции, исходя не из потребностей своих чад, а исключительно из собственного представления о таковых. Кощунственно это или нет, но живём мы в век продуктового изобилия, а поэтому пока этот век длится, то место несъеденной каши в помойном ведре, а не в желудке. Ведь количество липоцитов (жировых клеток) закладывается до пяти лет, а всю остальную жизнь мы лишь меняем их качество, усиленно накачивая туда жир. Вот когда таких клеток много, да ещё и заполненны они под завязку, и получаются трёхцентнеровые мих-санычи, с рисками лопнуть всего лишь присевши в метро.

Взято отсюда: http://mojbred.com/files/20060917/Kurjezy_Vojennoj_Mediciny.htm

ПРАВИЛЬНЫЙ ПОДХОД
или пропедевтика на ВПХ

Этот забавный эпизод произошёл на Кафедре Военно-Полевой Хирургии, или как принято говорить у военврачей - на ВэПэХа. Тогда я был всего лишь зелёный курсант-первокурсник и там пробовал себя в качестве будущего хирурга в научном кружке (выброшенное время - к хирургии в дальнейшем не подходил на пушечный выстрел). Кто из младшекурсников не мечтает стать хирургом? Вот и я был не исключение. В те юные годы ВПХ мне нравилась, и нашел я себе на этой кафедре толкового молодого научного руководителя - майора Константина Яковлевича Гуревича. Ныне этот дядька весьма известен - один из ведущих профессоров в ГИДУВе, или как он сейчас обзывается - Медицинской Академии Последипломного Образования. Ну а тогда сей учёный был заурядным клинордом*, только-только отписавшем кандидатскую.
__________
*Неформальное сокращение от "клинический ординатор", младшая должность военврача в клинике или госпитале.

Весна первого курса, снег ещё не стаял, ночами холодно. Позвал меня майор Гуревич "на крючки" в своё дежурство - помощи не много, волосы брить, мочу катетером выпускать, операционное поле йодом мазать, да рану для хирурга растягивать. Но какое ни есть, а приобщение к рукоделию - к оперативной медицине. Надеюсь не забыли, что "хирургия", это "рукоделие" по латыни. Сам Гуревич хоть и большая голова (в смысле умный), а росточку маленького. И вот в его дежурство поступает здоровенный химик с колото-резаным ранением в области правой почки. Может сейчас термин "химик" не совсем понятен, на тогдашнем сленге "химиками" называли зеков на вольном поселении - вроде как условно-досрочно освобожденный, но обязан ежедневно отмечаться.

Зечара здоровенный, росту за два метра, весу за сто-пятьдесят кило, ботинки размера этак сорок шесть - сорок восемь. Да такой и в солидном костюме по Невскому пройдет - от Адмиралтейства до Гостиного Двора народ в след смотреть будет. А тут мороз, из "Скорой" весьма бодро соскакивает этот амбал с голым торсом, на его бычьем теле не обнаруживается естественного цвета кожи - одни тюремные татуировки и алая полоска крови на спине. На все вопросы докторов и сестричек отвечает исключительно матом вперемешку с тюремными идиомами. Ко всему прочему видно, что наш Геракл крепко пьян и настроен весьма агрессивно. Кулаки как баскетбольные мячи, а пальцы веером - точно павлиний хвост. Как к такому подойти? Гуревич ему едва ли до плеча. Сестрички вмиг врассыпную. Дежурный реаниматолог опасливо из предоперационной выглядывает. От меня, малолетки, тоже толку, как с козла молока. Ситуация патовая.

И тут Константин Яковлевич вдруг преображается. Вроде как он не хирург и кандидат медицинских наук, а обычный работяга с хулиганским уклоном.
Гуревич: "О-оо, Васёк, сколько лет, сколько зим! Какие люди к нам пожаловали! Проходи родной, не стесняйся."
Зек: "Ты чё, Айболит, в натуре? Не Васёк я, Васёк на "хулигане" ещё год назад погорел, ему "строгую Ригу" приписали. Я Жора-Маленький, разуй глаза, мудило!"
Гуревич: "Опа! Неужели сам Жора-Маленький?! Совсем я плохой стал, таких людей перепутал. Жорик, ну проходи, щас мы с тобой за встречу спиртугана гахнем!"
Зек: "Ты чё, Айболит, в натуре?"
Гуревич: "Да за базар отвечу. У меня в моей каморе спирта хоть залейся, хоть утопись!"
Зек: "Ну давай, пошли по маленькой".
Гуревич проводит зека в предоперационную. Реаниматолог убегает, и там остается только операционная сестра Тамара. Тётка молодая и очень симпотная, хоть и форм Рубенсовских. Гуревич показывает на неё пальцем: "О, это моя начальница, бугриха здешняя. Щас у неё спиртягу будем клянчить. Тамарочка, золото, вишь ситуация - друг закадычный ко мне зашёл, выдай нам спирту литра два".

Тамара впадает в предобморочное состояние, бледнеет, молча показывает на стеклянный шкафчик с бутылью и пулей выскакивает из предоперационной. Гуревич лезет в шкаф, достает здоровенную бутыль коричневого стекла, литров этак на пять и почти полную. Открывает пробку и нюхает: "Чистый спирт! Самый лучший, самый медицинский, садись Жорик на стульчик, а я огурчики и стаканчики организую".

Выходит он из предоперационной как будто ничего не происходит. Все к нему, на мордах немой вопрос: "Что делать?" Гуревич голосом дежурного хирурга говорит: "Пустую литровую банку, пару соленых огурцов и два стакана". И без всяких дальнейших объяснений шмыг назад в предоперационную. Оттуда слышно: "Жорик, моя бугриха добро на спирт дала. Сказала, что бухать можно столько, сколько захотим. Только её на стрём твоя рана поставила. Что было-то? Пока нам стаканЫ и закусь принесут, ты забазарь всю историю. Ну чё за кипеж был, в натуре?"
Зек: "Да в натуре подляну кинули! Падлы - перо в спину".
Гуревич: "Сознанку не терял?"
Зек: "Ты чё, в натуре? Они б меня затоптали! Не-ее, я продержался. Хреново было, но вниз сошёл, а там контролер внутреннего порядка, падла, скорую вызвал. Типа грузись, блатата, а то назад в зону отчалю. Ну я, понятно, лучше сюда, чем на лесоповал. Чё свистеть-то, вот и все дела".
Гуревич: "Жора, ну ты молодец, в натуре!"
Зек: "На молодцах нормы списывают, а я, в натуре, с понятиями!"
Гуревич: "Жора, так ведь и я о том же! Ты же с понятиями, сразу видно, что не фраер. Так вот я тебе по понятиям скажу: что тебе перо в спину всунули, это или дешёвое фуфло, типа не фиг суетиться. Или тебе труба - через час ласты склеишь и даже на обидку ответить не сможешь. В натуре так, век воли не видать! Наверняк тебе эти падлы почку прошили".
Зек: "Ты чё, Айболит, в натуре?"
Гуревич: "Да в натуре, Жора, сказал же - век воли не видать. Сейчас нам закусон принесут и банку. Так вот, ты в эту банку пописай. Если там одна моча, то тогда мой базар - пустой прогон и холостые беспонты. Бухнем спиртяшки, помажем ранку йодом и пойдёшь себе домой. Ну а если что серьёзное, то я тебе листочек и карандашик дам - может успеешь прощальную маляву мамане или там друганам накатать".
Зек: "Ты чо, Айболит, в натуре? Ты - на воле, да и бабы через дверь смотрють, мне так ссать западло. Неси банку и вали в калидор!"

Реаниматолог, опасливо поглядывая, вносит пластмассовый поднос. На подносе литровая банка, два стакана и блюдце с нарезанными огурцами. Гуревич берёт поднос, ставит на свою табуретку и выходит. Дверь в предоперационную остается открытой. Зек недовольно смотрит на собравшийся в коридоре персонал клиники: "Вы чё, в натуре? Чё театр? Чё не ясно? Не, ну в натуре!" Затем зек берет с подноса банку и в своих грязнючих ботинках идет в стерильную зону операционной. Дежурная бригада заглядывает в дверь.
Зек: "Не, ну вы чё, в натуре?! Щас мОзги вышибу!"
С этими словами зек захлопывает двери в операционную, да и ни у кого уже нет особого желания смотреть, что там происходит. Проходит минуты три-четыре. Дежурная бригада начинает волноваться. В основном теоретические предположения крутятся вокруг шкафов с медикаментами группы А. Наверное зечара их уже разгромил и морфином колется. Или выбил окно и смылся со всем запасом наркотиков. Делать нечего, майор Гуревич, как главный на дежурстве, берёт риск на себя - подкрадывается к дверям и чуть приоткрывает одну створку.

Голос Гуревича в момент снова становится властным голосом ответственного хирурга: "Санитарка, приберите. Вынести всё и быстро дезинфицировать пол! Бригада - мыться. Пенетрационное ранение правой почки, острая кровопотеря. Сестра, быстро кровь на группу и кровь на гематокрит!"

Мы вваливаемся в предоперационную. Сквозь распахнутые двери стерильной зоны нам предстает следующая картина: на операционном столе на животе лежит абсолютно голый зек. Вся его одежда аккуратно сложена на полу, и венчают эту кучку его громадные грязные ботинки. Рядом стоит литровая банка, почти до краев наполненная ярко-красной артериальной кровью. Зек медленно поворачивает голову: "Друганы, режьте меня!" А затем обращается персонально к майору Гуревичу: "Слышь, братан! Ты же свой, паря, не надо письмо мамане. Спаси, бля буду, век воли не видать. Да я за тебя везде впишуся, бля буду! Спаси, братан!!!"

Операция прошла успешно. Но это мелочи, главное - индивидуальный подход к больному!

взято отсюда: http://mojbred.com/files/20060917/Kurjezy_Vojennoj_Mediciny.htm

АВТОНОМНЫЙ АППЕНДИЦИТ

Старший лейтенант Пахомов ничем особенным не блистал. Три года назад он закончил 4-й Факультет Военно-Медицинской Академии и вышел в жизнь заурядным флотским военврачом. Хотя Пахомов был прилежен в учебе, троек за свои шесть курсантских лет он нахватался порядочно и уже с той поры особых планов на жизнь не строил. Перспектива дослужиться до майора, а потом выйти на пенсию участковым терапевтом, его вполне устраивала. А пока Пахомов был молод, и несмотря на три года северной службы, его романтическая тяга к морским походам, как не странно, не увяла. Распределился он в самый военно-морской город СССР - Североморск, оплот Северного Флота. Там находилась крупнейшая база военных кораблей и подводных лодок. На одну из них, на жаргоне называемым "золотыми рыбками" за свою запредельную дороговизну, Пахомов и попал врачом. Вообще то это была большая лодочка - атомный подводный стратегический ракетоносец.

Холодная война была в самом разгаре, и назначение подобных крейсеров было куда как серьезное. Им не предлагалось выслеживать авианосные группировки противника, им не доверялось разведки и диверсий - им в случае войны предстояло нанести удары возмездия. Залп даже одной такой подводной лодки, нашпигованной ракетами с мегатонными термоядерными боеголовками, гарантировано уничтожал противника в терминах "потерь, неприемлемых для нации", выжигая города и обращая экономику в руины. Понятно, что при таких амбициях выход на боевое задание был делом сверхсекретным и хорошо спланированным. Подлодка скрытно шла в нужный район, где могла замереть на месяцы, пребывая в ежесекундной готовности разнести полконтинента. Срыв подобного задания, любое отклонения от графика дежурства, да и само обнаружение лодки противником были непозволительными ЧП. Понятно, что и экипажи для таких прогулок подбирали и готовили с особой тщательностью. Народ набирался не только морально годный, самурайско-суперменовый, но и физически здоровый. Получалось, что врачу на подлодке и делать то особо нечего, в смысле по его непосредственной медицинской части.

Это была всего вторая автономка доктора Пахомова. О самом задании, о том что, как и где, знают всего несколько человек - сам капраз, командир корабля, да капдва, штурман. Ну может еще кто из особо приближенных. Для доктора, впрочем как и для большинства офицеров, вопрос о конечности Вселенной на полгода или больше решается однозначно - она сжимается до размеров подлодки. Самым любимым местом становится медпункт - специальная каюта, где есть все, даже операционный стол. В нормальных условиях он не заметен, так как прислонен к стене, откуда его можно откинуть и даже полежать на нем от нечего делать. За автономку много таких часов набегает - бесцельного и приятного лежания в ленивой истоме. За дверью подводный корабль живет своей размеренной жизнью, где-то отдаются и четко выполняются команды, работают механизмы и обслуживающие их люди, где-то кто-то что-то рапортует, кто-то куда-то топает или даже бежит. А для тебя время остановилось - ты лежишь на любимом операционном столе, в приятно пахнущей медициной и антисептиками, такой родной каюте, и просто смотришь в белый потолок. Впрочем пора вставать. Скоро обед, надо сходить на камбуз, формально проверить санитарное состояние, снять пробу и расписаться в журнале. Короче изобразить видимость некой деятельности, оправдывающей пребывание доктора на субмарине. Вот и получается, что доктор здесь, как машина в масле - стоит законсервированным на всякий случай.

Обед прошел как обычно. Доктор пробу снял, а вот сама порция почему-то в рот не полезла. После приема пищи замполит решил провести очередное политзанятие. На берегу это была бы скукота, а тут развлечение, привносящее разнообразие в монотонную жизнь. Доктор Пахомов всегда серьезно относился к подобного рода мероприятиям. Если просили выступить, то непременно готовился и выступал, что надо конспектировал, да и выступления товарищей внимательно слушал. Но не сегодня. На обеде за миской супа внезапно мысли доктора закрутились назад, он стал мучительно вспоминать курсантское время, Академию и свои занятия по хирургии. Впервые он решил не присутствовать на политзанятии. А виной тому симптомы. Доктор снова лежал на своем любимом операционном столе в десятый раз перебирая в памяти те немногие операции, на которых он побывал зеленым ассистентом-крючкодержцем и парочку операций, выполненным его собственными руками. Он вспоминал банальную аппендэктомию - удаление червеобразного отростка при аппендиците. Операция на подлодке явление из ряда вон выходящее, хотя все условия для этого есть. Но наверное, не в этом случае.

Дело в том, что симптомы острого аппендицита появились у самого доктора Пахомова. После не съеденного обеда неприятно засосало под ложечкой, потом боль возникла где-то ниже печени. Потом спустилась до края таза. Брюшная стенка внизу живота в правой половине затвердела. Если медленно давить, то боль несколько утихает, а вот если резко отпустить, то острый приступ боли кажется пробивает живот насквозь. Сильная боль, до крика. Пахомов скрючившись слазит со стола и медленно садится на стул перед микроскопом. Колет себе палец, сосет кровь в трубочку. Пахнущий уксусом раствор моментально разрушает красные клетки, но не трогает белые. Доктор осторожно заполняет сетчатую камеру и садится считать лейкоциты. Здесь вам не больница, лаборантов нет, и любой анализ приходится делать самому. Черт, выраженный лейкоцитоз! Ещё температура поднялась. Для верности надо бы градусник в жопу засунуть. Опять ложится на любимый операционный стол. Как хочется подогнуть ноги, вроде боль немного стихает. Так, лишим сами себя девственности термометром. Не до смеха, повышенная ректальная температура развеяла последние сомнения и надежды - банальный классический аппендицит! Надо звать капитана, командира и бога всего и вся на нашей бандуре. Такие вещи надо вместе решать.

В двери появляется голова стармеха. "Ну как?" "Хреново, зови командира". Приходит командир, старпом, особист. Появляется замполит. О-оо, даже политзанятия прервал! Еще кто-то мельтешит сзади. Начинается не опрос, а допрос больного. Потом слово берет капраз. Ситуация мерзопакостная, домой идти никак нельзя, да и долго туда добираться, считай Тихий Океан надо пересечь. Это тебе, доктор, по страшному секрету говорим в нарушение всех инструкций. И никакую посудину вызвать не можем. Ну чтоб тебя перегрузить и в ближайший порт доставить. Всплыть не можем. Ничего не можем. Даже компрессированный радиосигнал на спутник послать нельзя. Все, что мы можем, это океан слушать, ну и временами космос через специальную антенну-буй. А иначе это срыв задания и громадная брешь в обороне. Извини, старший лейтенант Пахомов, но на подобный случай, как с тобой, у нас инструкция строгая. Жаль что в инструкции аппендицит у самого доктора не предусмотрен. Скажи нам, что с тобой будет с позиции твоей медицины. Помрёшь?

Что будет то? А то будет - отросток наполнится гноем и станет флегмонозным. Потом перейдет в гангренозный, так как ткани умрут, и сосуды затромбируются. Потом "гнилой червяк" лопнет и начнется перитонит. Если перитонит будет не сильно разлит, то можно выжить. В конце концов сформируется холодный инфильтрат, который можно прооперировать и через полгода. Но далеко не всегда. Чаще от перитонита человек умирает. Или от заражения крови вместе с перитонитом. Так что скорее всего помру.

Ваше решение я слышал, теперь вы послушайте мое: Родину я люблю, ситуацию понимаю, вас не виню - наша боевая задача поважнее отдельной жизни будет. Раз эвакуация невозможна, то шансы выхода через холодный инфильтрат я использовать не буду. Хреновые шансы, да и больно. Наркотой с антибиотиками всю автономку ширяться не хочу. Это уже мой приказ, я хоть и маленький начальник, но медслуждбы. Операция будет. Удачная или неудачная - это как получится. Авантюра, конечно, но в процентном отношении шансы берег увидеть не меньше, чем если ничего не делать. А раз никто, кроме меня, операций не делал, то я ее делать и буду. В помощники мне боцмана Кисельчука позовите, он садист известный и крови не боится. Да с камбуза мичмана Петрюхина, пойдет кок за второго ассистента. А еще мне помощь нужна - надо здоровое зеркало из кают-компании повесить горизонтально над столом, а операционную лампу поставить с правого боку. Ну и замполит нужен - будет перед моим носом книжку листать, меня ободрять и нашатырь под нос совать, если отключусь. Пусть поработает санитаром - один нестерильный нам все равно необходим.

Капраз, это железо, нет сталь каленная. Подпольная кличка "Камаз: - эмоций, как у грузовика. А тут вдруг преобразило мужика. Всех из "медички" выгнал. Крепко сжал Пахомовскую руку, трясёт, что-то такое правильное сказать пытается, а вылезает что-то глупое: "Прости, сынок, ну пойми сынок, если смерть, сынок, вроде как я тебя приговорил. Вроде на моей совести... Как матери сказать, сынок... Не прощу себе, но поделать ничего не могу, сынок. Служба..." А доктор ему и отвечает: "Товарищ капитан первого ранга! Мы это обсудили. В журнале я свою запись сделаю. Решение мое, приказ мой, подпись моя. Если что, так прямо и матери и командованию доложите. А вам лично скажу - я старался быть достойным офицером, хоть и от вас нагоняи получал. Мое отношение к службе не изменилось, поэтому разрешите приступить к выполнению своих непосредственных обязанностей". Капраз опять стал Камаз: "Разрешаю, товарищ старший лейтенант. Выполняйте, Пахомов! Но смотрите, чтоб все как надо. Я лично проконтролирую - как закончите, вашу книжку ко мне в каюту!" Рассмешил Пахомова такой ответ, он без головного убора, лежа на столе, отдал честь "под козырек" и с улыбкой ответил бодрое: "Есть! Будет книжка у вас. Рекомендую, как лучшее снотворное".

Пахомов кое-как слез со стола и держась за стенки и переборки пошел писать назначение операции самому себе. В хирургах он оставил себя, боцман с поваром пошли первым и вторым ассистентами. Операционной сестры не было, замполита приписали как "лицо, временно исполняющее санитарные обязанности". Описал он и про метод предполагаемой операции, и про зеркало, которое уже технари устанавливали в его малюсенькой операционной. К нему заглянул кок. "Сан Сергеич, хорошо, что заглянул. Найди мне чистую пол-литровую банку с крышкой - мы туда формалина нальём и отросток, как вещественное доказательство, положим". Будет сделано. Затем опять в операционную - там уже все моется, дезинфицируется. Зеркало на месте. Пахомов садится на стул и начинает давать указания - откуда что достать, где что открыть, куда что поставить. Наконец готово. Опять по стеночкам идет в каюту. Операционная бригада в сборе. Начинается нудный инструктаж, как вести себя стерильным, как руки мыть, что можно, что нельзя. Ну невозможно курс общей хирургии прочитать за час, да еще заочно. Понял доктор, что только зря время тратит. Там на месте разберемся - что скажу, то и делать будете. Снимай, ребята, робу, одевай нестерильные халаты, маски и фартуки. Давай теперь мне лобок, пузо и ноги от стопы до колена брить. И чтоб было чисто, как у баб-манекенщиц! А ноги зачем? Надо! Задумка одна есть. Обрили здесь же, в каюте.

Снова в операционной. Бактерицидную лампу выключили, чтоб не резала глаза своим сине-ултрафиолетовым светом. Доктор налил первомура из чёрной бутыли, развёл и стал мыться. Один. Ассистенты смотрят. Затем Пахомов лезет в биксы, корцангом достаёт перчатки и стерильный халат, одевается. Затем накрывает столик с инструментами. Инструментов кладет больше, чем надо - с такой бригадой точно половина окажется на полу. Готово. Всё покрывается стерильной простыней до поры, до времени. "Ну что, мужики, надо бы мне капельницу поставить, но не в руку - в ногу, для того и брил. Руки мне свободными нужны". Пахомов бесцеремонно раздевается до гола. На нём остаются перчатки, маска и белый колпак. На ногу накладывается легкодавящий жгут. Вены выступили, как у рысака на ипподроме. Вот хорошая - на голени. Игла у внутривенной системы толстая, колоть такой самому себя ой как неприятно. Под кожей сразу надувается синяк - чёрт, с самого начала не все так гладко, как хотелось. Надо опять покопаться, поискать венку, поширять. Наконец из иглы выбивается бодрая струйка чёрной венозной крови. Подсоединяется капельница, ослабляется жгут. Теперь порядок. Физраствор пущен редкими каплями, пока сильнее не надо. Пластырем фиксируется игла по ходу вены.

"Ой, бля! Одну вещь забыл. Товарищ капитан второго ранга - сходите ко мне в каюту, там в тумбочке пачка презервативов!"
Замполит удивленно смотрит на доктора: "Гандоны? На подводной лодке? Мы же в порты не заходим! Или вы что тут втихую..."
"Да несите их сюда, сейчас увидите, что к чему!"

Возвращается замполит с пачкой презервативов. Пахомов уже не стерильный, хоть всё ещё в перчатках - после "сервировки" он уже хватался за что попало. Он стягивает перчатки и достает два презерватива. Разворачивает и вкладывает один в один. Потом срезает "носик" - спермоприемник. Достает резиновый катетер и капельницу. Соединяет их в одну длинную трубку и опускает её в градуированную банку под столом. Катетер продевает через презервативы и засовывает себе в член, по трубке начинает бежать моча. "Так, эту золотую жидкость мы мерить будем, сколько когда натекло. Без катетера, боюсь, что мне будет не проссаться после операции. Вообще-то его туда стерильным надо пихать, ну да ладно - уретрит* не самое худшее в нашем деле. Пойдет и так". Презервативы плотно одеваются на член и фиксирутся пластырем к коже и катетеру. Получается герметичная манжета - о катетере можно забыть на время операции. Опорожненный мочевой пузырь сжавшись что-то сдвинул в брюхе - боль резко усилилась. Чёрт, с трубкой в мочевике, с капельницей в ноге и сильными болями в животе уже совсем не побегаешь. А-ля хирург-паралитик.
__________
*Воспаление уретры (мочеиспускательного канала).

Дальше велит поднести ему банку от капельницы. Заранее заготовлен шприц с лошадиной дозой мощного антибиотика широкого спектра действия. Такое при нормальной операции не надо. Это так - подстраховка на всякий случай, операция то совсем ненормальная. Харакири, а не операция. Кто за что тут поручиться может. Поэтому пойдет антибиотик внутривенно-капельно - береженного Бог бережёт.

Ну всё, ребята, идите ручки щёткой под краном помойте. Пять минут на ручку. Хватило бы и двух, но опять же , подстрахуемся. Помылись - теперь руки в таз с первомуром, квасим кисти секунд тридцать, а затем начинаем поливать раствором руку от самого локтевого сгиба. Отлично! Мокрые руки держать вверх. Да не так, твою мать. Чо ты их держишь, как немец под Сталинградом? Вверх, но перед собой. Ничего не касаясь, ко мне! Пахомов корцангом выдает стерильные полотенца, что заблаговременно положил на столик с хирургическим инструментом. Хоть и наставлял, что надо начинать сушить с пальцев, а уж потом всё остальное и на кисть больше не возвращаться, не получается у них. Вытирают, как тряпкой солидол после работы. В любой хирургии заставили бы перемываться. Но нам пойдет, лучшего от такой "профессуры" не дождешься. Теперь халаты. Пахомов берёт в свою руку шарик со спиртом - намоченный марлевый комочек. Вроде тоже общие правила нарушает. Разворачивает халат лицом к себе, просит механика просунуть туда руки. Руки просовываются и тыкаются в нестерильное тело голого Пахомова. "Так, ты расстерилизовался. На тебе шарик со спиртом - тщательно три руки и держи их перед собой". Опять же по нормальному и руки перемыть надо, и халат сменить. Да ну его - болит сильно. Побыстрей бы уже. Повар точь в точь повторяет ошибку боцмана. Ну и тебе спирт на руки. Готово.

Так, дай мне вон тот разрезанный целлофановый кулёк. Я его себе на грудь до шеи пластырем налеплю вместо фартука. Теперь меня повторно моем - замполит, неси тазик! Полулежа Пахомов отмыл руки, без всяких церемоний схватил стерильное полотенце, высушил первомур. Взял халат со столика, просунул руки - замполит завязывай тесёмки сзади. Халат подогнут до солнечного сплетения. Дальше халат не нужен - на половине тела доктор кончается и начинается больной.

Опять спирт на руки, одеваем перчатки. Вначале доктор натянул свои, затем помог ассистентам. Ну и снова спирт. Спирт - наше спасение, даже если и не во внутрь. Вроде бы есть возражения? Во внутрь будет после снятия швов, замполит поддерживаете? Ну если даже замполит поддерживает - тогда точно будет. И снятие швов, и спирт. Красимся! Пахомов начинает густо мазать свой живот йодом. Так, чуть подсохло - давай простыню, будем операционное поле накрывать. Ты что, дурак, делаешь?! Зачем ты это говно с пола поднял?! Не эту простыню надо. Ну ка возьми спирт на руки два раза, а нагибаться в операционной имеет право один замполит. Всем стоять, как будто ломов наглотались! Руки до яиц не опускать!

Правильно - вот эту стерильную простынку. Теперь цапки давай. Каких таких тяпок не видишь? Я сказал - цапки! А-аа, так это у вас на Украине так тяпки называются. Я и не знал. Давай вон те зажимчики-кривули, это и есть цапки. Чёрт, ими через простынь за тело хватать надо. Оо-ой! Аа-ай! Ыы-ых! Блядь! Фух, ну вот и всё. Да нет, не всё - обрадовался. Всё - в смысле всё готово начинать операцию. Всем спирт на руки! Руки дружно полезли в банку с шариками, как дети за конфетами. Любая операционная сестра лопнула бы от смеха.

Замполит, вон ту банку давай. Нет не наркоз. Если вы возьметесь провести операцию - то с удовольствием сам себе наркоз дам. Новокаин это - местная анестезия будет. Да-да вот именно, чтоб "заморозить". Пахомов набирает здоровый шприц новокаина. Начинает себя потихоньку колоть по месту предполагаемого разреза. Кожа взбухла лимонной корочкой. Перед продвижением иглы предпосылает новокаин. Вроде не очень больно, но страдание на лице видно. Один шприц, другой, третий. Вот и подкожка набухла. Только руки уже дрожат. Чёрт подери, что за дела, ведь считай , что ещё и не начинал. "Сан Сергеич! Вы буженину делали? А её маринадом напитывали? Да вы что - пользовались для этого обычным шприцом? Это очень хорошо! Тогда возьмите у меня шприц и напитайте стенку моего брюха новокаиновым маринадом из этой банки. Не бойтесь - получится. Я пока чуть отдохну - расслаблюсь. Только стенку насквозь не проткни. Да не бойся - вгони шприца по три-четыре в обе стороны". Кок начал старательно ширять новокаин в ткани. Ни о какой анатомии он не думал и перед уколом лекарство не предпосылал. Получалось очень больно - точно как в гуся или свинину. Однако уже через десять минут боль стала тупеть и гаснуть. Количество бестолково вколотого лекарства переходило в качество обезболивания. Пора за нож!

Пахомов опять скомандовал лозунг дня - спирт на руки. За дверями операционной явно стоял народ - командир корабля приказал подежурить на подхвате - вдруг ИМ чего понадобиться. Раздались смешки - во дают, их медициной уже по всей лодке несёт. Видимо вентиляционная система быстро разносила хлорно-бензиново-эфирно-спиртовой букет хирургических запахов. Пахомов с опаской взял в еще мокрую от спирта перчатку брюшистый скальпель. По спине побежали мурашки, ноги похолодели, а в руках снова появилась дрожь. Вот дьявол, только сейчас он ощутил, как страшно резать себя. Сразу пожалел, что не выпил сто грамм спирта перед операцией - ни замполит, ни особист, ни кэп не сказали бы ни слова. Сам решил, что оперировать "под газом" не в его интересах. Тогда терпи. Доктор зажмурил глаза и решил испытать - будет больно или нет. Он без всякого прицеливания нажал острием скальпеля на кожу. Ощущалось слабое тупое давление. Когда он открыл глаза, то с удивлением обнаружил полупогруженный скальпель в лужице крови. Боли не было. Проба пера очень обнадежила Пахомова, он осушил ранку и решил, что дальнейший разрез проведёт от неё - просто расширится в обе стороны. Вроде и так на месте. Разрез надо сделать большой - от моих слесарей-поваров с маленьким разрезом помощи не будет.

Пахомов закусив губу стал резать кожу вверх от ранки. Ливанула кровь, хоть и полосонул он не глубоко. Разрез получился под каким-то углом, некрасивый. Надо бы и вниз сразу расшириться. Салфетки быстро намокали и тяжелели. Вместе с кровью сочился новокаин, от явно плохой инфильтрации. Пахомов нашёл пару кровящих мест и сунул туда москиты. Держать голову становилось всё труднее и труднее - шея крупно дрожала. Пришла пора воспользоваться зеркалом. Завязать узел под кровеостанавливающим зажимом, глядя в зеркало оказалось делом почти невозможным. Зеркальное отражение полностью переворачивало движения и вместо работы оставалась досада. Оставалось вязать на ощупь. "Замполит, пустите раствор в капельнице почаще - три капли на две секунды. Похоже, мне предстоит немного крови потерять!" Наконец наложил две несчастных лигатуры - можно дорезать вниз. Разрез опять получился кривой и рана стала несколько напоминать математический знак "<" "меньше", только с более тупым углом. Внизу чувствовалась боль, но кровило не так сильно. Опять москиты легли на сосуды. Поймать кончик сосуда не удавалось, а когда это выходило, то попутно захватывалось немного тканей. Такие перевязанные кусочки могут дать некрозы. Но уж лучше так, чем никак. Пахомов опять взял шприц и скомандовал растянуть рану крючками. Как крючков нету? А что это? Нет, боцман, "цэ нэ грабэльки", эти грабли и есть крючки. Рана растянута. Страх кромсать самого себя почти ушел. Для пущей самостраховки доктор берёт наполненные новокаином шприцы и вкалывает их в открытую рану в подлежащие ткани брюшной стенки, за апоневроз и мышцы, туда где ему сейчас придется резать. Колоть себя можно с комфортом - глядя в зеркало. Новокаина вогнано много - боли нет совсем, но есть чувство расперания в тканях.

Опять скальпель. Подкожка рассечена окончательно и по всей длине. Палец лежит на фасции-апоневрозе - большом, но тонком и плоском сухожилии. Кок нашел забавным ловить кровящие сосуды - в ране уже торчит дюжина москитов, а кровотечения нет! Может был прав Мао Цзедун, когда сказал, что маоизм и Китайская культурная революция позволяют подготовить врача-специалиста за 2-3 месяца. Ортодоксальный марксист-ленинец Пахомов начинал верить Великому Китайскому Кормчему. Боцман и кок в такие сложности не лезли, но сосуды вязали. Не быстро и неправильно, но прочно: "Ты побачь - уця блядына соскоче. Давай другу нытку! Чи как там её - лихамэнту". "Не лигаменту, а лигатуру!" "Да якось воно будэ - нехай лигатура. Сымай щипцы, звязав!"

Тут кок забыв про стерильность бросает крючок и начинает старательно тереть свой нос под маской. Маска мажется кровью. Первым заорал замполит: "Ты чо, урод, делаешь!!! Спирт на руки!"
Вмешивается доктор: "И перчатку сменить, а потом опять спирт на руки. Смотри, и замполит к хирургии за час приобщился!" Точно прав Мао.
Кок идет "перестерилизовываться", первоначальный стресс из-за свалившейся ответственности боцмана явно уже отпустил: "Доктор, ты ж мэнэ говорив, шо у тэбе спирту нэма. Глянь сколько тратим! Извините, товарищ капитан второго ранга, цэ бэз намёков".
Замполит тоже не прочь разрядить обстановочку, но должность обязывает к строгости: "У нас сухой закон. Это мы не обсуждаем. Сказано же - как будем швы снимать - тогда и устроим доктору ревизию". Похоже, что в благополучном исходе операции никто из них не сомневается, хоть сделано всего-ничего. Вся аппендэктомия ещё впереди.

Кок занимает свое место. Пахомов опять берет скальпель и вскрывает апоневроз. Ярко-алыми губами выворачиваются мышцы. Где-то перерезана небольшая артерия, и из нее тонкой струйкой бьёт кровь, окрапляя мелкими пятнышками простынь и халат кока. "Боцман, лови эту суку - видишь как кровит!" - орёт несколько струхнувший доктор. "Да, боцман, ты и вправду садист - чего полраны в зажим схватил? Пересади его аккуратненько на кончик сосуда. Замполит, раствор в капельнице кончился. Поставь вон ту, маленькую, и гони частыми каплями. Как только прокапает, опять поставишь большую, но на редкие капли. Вот так, теперь капает хорошо!"

Похоже ребята и с этим кровотечением справились. Ох и узлы! Им же только швартовые вязать! Хотя вяжут же крючки на леску, может есть надежда, что узлы не разойдутся ночью. Может и не спущу на первый послеоперационный день свою кровушку. Дальше мышцы в другом направлении идут - тут не только резать, но и тупо расслаивать надо. Ха, получилось - мужики сильные, им мясо раздвинуть не проблема. И кровит мало. Так, ребята, теперь начинается самое трудное. "Замполит держи им картинку!" Замполит открывает учебник по хирургии. "Мы сейчас на глубокой фасции - её разрезать особых проблем нет. Там дальше брюшина. Она мягкая и вскрыть её надо аккуратно. А вот потом будет самое сложное. Судя по моим болям, то аппендикс мой за слепой и восходящей толстой кишкой спрятан. Сам он в рану не выпрыгнет. Надеюсь, что брюшиной он всё же не прикрыт, и вы его без труда вытащите. Но очень бережно! Если он лопнет - то смерть. Сбоку у него может быть плёночка-брыжейка. Его надо будет в рану вывести, два раза перевязать и посередине перевязок отрезать. Ну а потом культю йодом обжечь и кисетом обшить. Я вам много помочь в выделении аппендикса не смогу. Как вскроете брюшину, то под кишку - сюда, сюда и сюда надо наколоть новокаина длинной иглой. И только потом за отросток браться, иначе я могу сознание от боли потерять. Поняли?"

Объясняя Пахомов водил по картинке кончиком зажима, оставаясь стерильным. Но теперь ляп дал боцман - он ткнул пальцем в перчатке в книжку, оставив там красное пятно: "Так шо, мне в эту дырку к тебе прям в брюхо руками лезть?"
Доктор крайне вымученно улыбнулся: "Да, только перчатку смени и спирт на руки". Пахомов чувствовал себя всё хуже и хуже, и контролировать ситуацию ему становилось тяжело. "Давайте, ребята, побыстрее, хреново мне. За кишки потянете, могу отключиться. Тогда вам замполит один будет эту книжку читать".

В брюшную полость вошли быстро и без проблем. Брюшину сам Пахомов подхватил пинцетом и боцман без колебаний одним движением рассек её, приговаривая: "Брюхо як у сёмги, а икры нэма!". Потом попытались подвинуть слепую кишку для забрюшинной анестезии. Тут и началась главная пытка! У Пахомова выступили слезы, его пробила дрожь с холодным потом. Через стон он сказал: "Стойте, мужики, очень больно! Плесните на кишку пару шприцов новокаина, может поможет, а потом продолжим". Вне зависимости от обезболивающего эффекта, он решил терпеть и стиснул зубы. Плеснули. Подождали минуту и опять полезли куда-то колоть. Вроде боль немного стихла, но всё равно, когда тянули кишку, она оставалась на грани переносимости. Слёзы полились ручьем, а стоны доктор уже и не сдерживал. "Бляди, давайте отросток в рану!!! Мочи больше нет!"

Боцман в очередной раз сказал свое заклинание "а якось воно будэ" и решительно запустил руку в рану. Пахомову показалось, что с кишками у него попутно выдирают и сердце. Внезапно боль унялась. Левая рука боцмана всё ещё утопала где-то в Пахомовском брюхе, а правая рука бережно, двумя пальчиками, вертикально держала весьма длинный, багрово-синий червеобразный отросток. Анатомическая удача - брыжейки практически не было, все сосуды шли прямо по стенке аппендикса. К ране вплотную прижималась слепая кишка. Пахомов схватил лигатуру и попытался приподняться. Замполит поддерживал его под плечи. Напряжение брюшной стенки опять пробудило боль и Пахомов заговорил с подвыванием: "Щаа-ас, я-ааа тебя-ааа, суку, апендюка, перевяжу!" Перевязал. Хорошо ли, плохо - сил нет переделывать. Уже лёжа и глядя в зеркало перевязал ещё раз. Потом окрасил йодом своего больного червяка и отсёк его.

Замполит заорал "Есть операция!!!" и подставил банку с формалином. Отросток плюхнулся в банку, а культя и слепая кишка опять ушли в рану. Вот досада! "Боцман, достань опять, так чтоб обрубок мне был виден! Ушить надо!" Пытка повторилась снова и закончилась тем же - странно и совсем не по хирургически выкрутив руки боцман снова вытянул слепую кишку. Он сильно и больно давил на брюхо. Картина такой ассистенции совершенно не походила на то, что делали в клиниках. Слабеющей рукой Пахомов взял иглодержатель с кетгутом - специальной рассасывающейся нитью. "Только бы не проколоть кишку насквозь!" Он ещё раз прижёг культю отростка йодом и попытался подцепить иголкой наружный слой цекума. Выходило плохо. Иглодержатель перешёл в руки кока. У того тоже выходило не лучше - кое где нить прорвала ткани, но местами держала. Попытались затянуть кисет. Получилось довольно некрасиво, но культя отростка утопилась. "Ладно, не на экзамене, сойдет и такая паутина. Вяжем." Узел Пахомов завязал сам. Показал как надо шить брюшину простейшим обвивным швом. На это дело пошел боцман, твердя свою мантру "а якось воно будэ, а шо - як матрас штопать!" Потом лавсаном ушили апоневроз. Узлы были несколько кривые, но фасция на удивление сошлась весьма ровно. Брюшная стенка была настолько перекачана новокаином, что её Пахомов уже шил сам, практически не ощущая никакой боли. Сам он и закончил операцию, наложив швы на кожу. Швы, правда, тоже были далеко не мастерские - кое где выгладывали "рыбьи рты" от неправильно сошедшихся краев под узлом. Да плевать - лишь бы не разошлось, а уж уродливые рубцы на брюхе как-нибудь переживём.

Наконец наложена повязка. "Замполит, сколько там мочи с меня накапало?"
"А кто его знает - банка полная и лужа на полу... Да мы помоем!"
"А времени сколько прошло?"
"Кто его знает. Долго возились, а время мы что-то и не засекали..."
"Да-аа, бригада у меня подобралась. Ладно - вытащите мне катетер, пора перебраться из операционной в каюту-изолятор".

Напоследок Пахомов засадил десять миллиграмм морфина прямо в капельницу, со словами, что работа работой, но надо и отдохнуть. Затем быстро докапал остатки и приказал сменить банку на обычный физраствор. В физраствор опять дали антибиотик и пустили очень редкими каплями, а глаза доктора заблестели, и по телу разлилась приятная истома. Боль и сомнения отступили на второй план. Хотелось покоя и уюта. Подали носилки и множество сильных рук бережно сняло расслабленное тело со стола и потащило в изолятор. Пахомов пошутил, что сегодня он порядок нарушает и протокол операции писать не будет. Похоже никто его шутку не понял. А через десять минут доктор уже спал странным сном с сюрреалистически яркими сновидениями.

На утро (если такое деление времени применимо к подводным лодкам в автономном походе) температура была 38. Рядом на стуле дремал офицер-акустик свободной смены. Стало понятно, что в сиделки к доктору-герою рвутся многие. Пахомов негромко позвал спящего: "Василь, ты мне утку не подашь? Боюсь, что швы хреновые, разойдутся. На постельке хочу дней пять полежать". Акустик подскочил как ужаленный и стал подкладывать утку. Оправившись, доктор попросил новую банку физраствора и ещё раз засадил туда антибиотик. Тут в дверь постучали - это был капраз, командир ракетоносца собственной персоной.

"Ну, здравствуй, док. А ты, старлей - мужик. Придем домой, проси, что хочешь - на любую учёбу отправлю. Сам по штабам хлопотать буду. Эх жалко такого хлопца терять - но уж если ты себя смог прооперировать, то уж других... Ты - хирург!"
"Спасибо, товарищ капитан. Спасибо за доверие!" Потом они ещё поболтали с полчаса в основном на околомедицинские темы и шеф собрался уходить. Тут из-под одеяла Пахомова раздался нелицеприятный громкий пердёж и каюта быстро наполнилась "ароматом". Капраз сконфузился, а Пахомов закричал "Ура! Это моя самая приятная музыка на сегодня! Газы отошли - кишечник работает. Уж не буду извинятся". Капраз улыбнулся, опять пожал доктору руку и вышел из благоухающей каюты.

Затем пришел кок. После доктора, его помошников боцмана и кока на борту чествовали героями номер два и три, а замполита - номер четыре. Правда из рассказа самого замполита получалось, что это он чуть ли не единолично выполнил операцию, руководствуясь мудрыми решениями партии. Хотя все знали вес замполитовских слов. Кок пришел узнать, чего же больной желает откушать? Сегодня, пожалуй, ничего - попью глюкозки. А вот на завтра захотелось гоголь-моголя, манной каши на молоке и шоколадных конфет. Кок на каприз не обиделся, сказал что исполнит.

К вечеру температура спала до тридцати-семи, что Пахомову страшно понравилось. Антибиотики прокапали еще раз, а потом надобность в них отпала. Доктор явно полный курс завершать не собирался. На ночь он решил никаких обезболивающих не принимать, а выпил две таблетки нитрозепама - сильного транквилизатора со снотворным эффектом. Шов болел, но вполне терпимо. "Под транками" спалось нормально.

На следующий день кок принес красиво сервированный поднос с тарелкой манной каши на молоке и гоголь-моголь. И то и другое было сделано из порошковых продуктов, но вполне вкусно. Пахомов поел, а дальше началось странное. Шоколад! Коробка конфет от самого капитана (хранил себе на День Рождения), старпомовские трюфеля, "Птичье молоко" от штурмана, "Каракумы" от радиста, грильяж в шоколаде от ракетчиков, шоколад "Вдохновение" от реакторного отсека и много, много чего. За свою лежку Пахомов съел по чуть-чуть из каждой коробки, а остальное сберёг на собственную "выписку" - ссыпал остатки в большую чашку и раздал всем в кают-компании после ужина к чаю. Праздник то семейный, общий!

Швы Пахомов снимать не спешил - решил подождать для верности до седьмого дня, хотя рана выглядела вполне прилично. Не совсем он себе верил - мало ли чего и как он там навязал, пусть срастётся получше. Вечером шестого дня к нему опять зашел Камаз. Видимо от замполита разнюхал, что доктор кое-чего обещал. Тянуть волыну и косить смысла не имело, и Пахомов решил сказать командиру в открытую: "Товарищ капитан, я тут это, ну тогда, бригаде моей пообещал кой чего... Мол если всё нормально будет, ну я всем спиртяшки плесну. Так символически, немного..." Камаз зло смотрел на доктора своими стальными непроницаемыми глазами. Такой взгляд ничего хорошего не сулил: "Снятие швов проведёте сразу после ужина. Это приказ. Я приду, проконтролирую!"

Об этом разговоре Пахомов оповестил всех участников. После ужина он в одиночестве отправился в операционную, которая опять стала обыденной "медичкой-процедуркой". Опустил стол, снял штаны и отлепил повязку. Рана абсолютно чистая, даже "рыбьи рты" под неудачными швами загранулировались и по краям пошла нормальная эпителизация. Работая пинцетом и ножницами доктор резал нити у самой кожи и резко дёргал - старые лигатуры выходили легко, не больнее комариных укусов. Когда осталось снять последний шов, дверь каюты бесцеремонно распахнулась. В проёме стоял грозный Камаз. Доктор застыл с пинцетом в руке и вытянулся по стойке "смирно" со спущенными штанами. Командир шагнул в процедурку: "Ну как?" "Да всё отлично, товарищ капитан первого ранга" - отрапортовал старлей.

"Бригада, заходите!" За ним ввалились замполит, кок и боцман. "Товарищи офицеры, больше всего на свете я не переношу болтунов и стукачей! Если где-то услышу хоть полслова - ззз-сгною! А сам всё буду отрицать". С этими словами Камаз извлёк откуда-то небольшую банку домашних консервированных патиссонов. Всем всё стало понятно; доктор лихо срезал последний шов, натянул штаны и нырнул за бутылью и стаканами.

Близился конец похода. Лодка уже не лежала в дрейфе, а весьма активно работала своими гигантскими винтами. Скорее всего домой. Этого никто, кроме приближенных, конечно не знал, но каждый догадывался. Старший лейтенант медицинской службы Пахомов всё также бесцельно лежал на своем операционном столе и глядел в белый потолок. Зеркала не было - его давным-давно перевесили на старое место в кают-компанию. Мысли доктора были просты и прозаичны. О его будущем. Вероятно будет представление к награде. Камаз не соврал - поможет. Надо писать заявление в клиническую ординатуру. По общей хирургии...

Первоисточник: http://mojbred.com/files/20060917/Kurjezy_Vojennoj_Mediciny.htm

Самому писать стало лень, с одной стороны времени нет. С другой, когда оно есть, всегда находится более насущное. Значит, свой источник пока иссяк. Но хочется поделиться неким жизненным опытом товарища Ломачинского. Который он изложил в труде - "Очерки веонной и судебной медицины". Я так вот потихонечку его цикл коротких новелл у себя буду цитировать. В свое время меня здорово развлекло это чтение:

Ломачинский Андрей Анатольевич:

Курьезы Военной Медицины И Экспертизы
От автора:

Что делает военная медицина в военное время в общем понятно - она оказывает помощь раненным и пораженным в ходе боевых действий. И тут есть один небольшой парадокс - с позиций доктора война ведь всего лишь "травматическая эпидемия", а в эпидемию болеют одним и тем же. Такое интересует в основном узких специалистов - "врачей медицины катастроф". Здесь о масштабных катастрофах ни слова - все рассказы о военной медицине мирного времени. Понятно, что в мирное время сам термин "военная медицина" весьма условен, а в этой книге, так ещё и умышленно упрощён до повседневной медицины военврачей.

Большинство случаев, которые здесь описываются, весьма банальны с чисто медицинской точки зрения. Чаще всего уникальна сама жизненная ситуация, приводящая к тому или иному медицинскому казусу. Гораздо меньшая часть историй имеет диаметрально противоположную основу - казус именно медицинский, зачастую необъяснимый с точки зрения современной науки.
ИЗЛЕЧЕНИЕ ОТ РАКА

Давным давно в городе Выборге жили-были два врача - доктор Райтсман и доктор Кузнецов. На чём специализировался доктор Райтсман я забыл, а вот специализацию доктора Кузнецова я буду помнить до самых глубоких седин старческого маразма. Онколог он был. Причём если верить материалам того уголовного дела и документам, присланным на судебно-экспертную медицинскую оценку, то онкологом он был классным. Никаких диссертаций не писал, но по части практического лечения многих злокачественных заболеваний, да и по теоретическим знаниям, доктор Кузнецов запросто мог составить конкуренцию какому-нибудь периферийному профессору из областного мединститута. Коллеги о Кузнецове давали самые положительные отзывы: взяток не брал принципиально, специальную литературу читал тоннами, в консультациях не отказывал, а когда консультировал, то нос не задирал и был всегда профессионально честен - слова "этого я не знаю" не боялся. Добрый, по характеру уравновешенный, жизнью доволен, хороший семьянин, никаких психопатологических выходок за всю жизнь этого доктора не зарегестрировано. От пациентов отбоя не было, а сами пациенты и их родственники только гимны славы этому доктору пели - лучший критерий оценки любого врача. Одним словом, как тогда говорили, достойный советский человек.

Доктор Райтсман и доктор Кузнецов были близкими друзьями. Антисемитизм в среде настоящих врачей-профессионалов явление редкое, особенно в советское время. Там больше профессиональные и личностные качества ценятся, нежели национальность. Дружили доктора семьями, прочно и долго. Дети в этих семьях друг друга с раннего детства знали, и отношения у них были как у близких родственников. Жёны ни одного праздника не помнили, где бы порознь. Даже отпуска подгадывали так, чтоб всё было одной большой компанией. Да и увлечения у этих докторов были одни и те же - любили выходы на природу, особенно грибы и охоту на боровую дичь.

На здоровье друзья не жаловались, и хоть медицину знали, оба смолили папиросы "Беломор" как сапожники. Поэтому, разумеется, у обоих были хронические бронхиты заядлых курильщиков - периодически друзья друг у друга выслушивали свистящие хрипы в лёгких и шутили на тему тех же сапожников без сапог. Такое наплевательское отношение к собственному здоровью было весьма распространено в интеллигентской провинциальной среде того времени.

И вот пришла семья Райтсманов в дом Кузнецовых встретить Новый Год. "Советское Шампанское" на столе, лучшие коньяки и деликатесы - не взятки, а знаки почтения от благодарных больных. По телевизору Брежнев поздравление отшамкал, часы бьют двенадцать. Все поднимают фужеры и пьют первый тост за наступивший. Улыбки, радость на лицах, предвкушение хорошего застолья. Но через минуту доктору Райтсману становится плохо - он бледнеет и бежит в туалет. Там его скручивает сильный желудочный спазм, а минутой позже приходит облегчение в виде рвоты. Доктор Кузнецов без всяких церемоний открывает незапертую дверь, входит и смотрит в унитаз. Там свежевыпитое шампанское с прожилкой крови. Новогодний вечер испорчен - рвота с кровью без причины всегда тревога для онколога.

Без всяких церемоний Кузнецов заводит друга в спальню, просит раздеться и лечь на кровать. Пальцы привычно утопают в ставшей податливой передней брюшной стенке. Мнёт Кузнецов живот другу и становится всё серьёзней и серьёзней. Долго мнёт. Жены за стол зовут, хватит мол, с кем не бывает. Перестаньте, мужики, друг на друга страх нагонять. Идите коньячку по маленькой - всё как рукой снимет! Не слушает доктор Кузнецов, злой стал, орёт чтоб не мешали. Пошёл периферийные лимфоузлы пальпировать, лезет в пах, давит подмышками и над ключицами. А в одной из надключичных ямок непонятный желвачок. Хватает стетоскоп и долго слушает лёгкие. Потом основательно выстукивает грудную клетку. И начинают дрожать пальцы у доктора Кузнецова... "Ладно, пошли к столу. Пить не советую и кушай умеренно. Завтра с полудня ничего не есть, с шести вечера и жидкости не пить, а второго числа с самого утра ко мне в кабинет".

Второго января с утра первый раз в своей жизни доктор Кузнецов послал куда подальше своих плановых больных. Регистратура обозлилась, да высок был кузнецовский авторитет. Кому талончики переписали, кого, несмотря на протесты, к другим докторам направили, кого попросили подождать. Всё утро возился доктор со своим другом. Лично водил на рентген и в лабораторию. Принёс рентгенологу бутылку "Наполеона" давно стоявшую музейным экспонатом дома, а после разговора с завлабораторий на столе оставил коробку "Пиковой Дамы". Среди коллег такие вещи не популярны, сотрудники подарки принять отказываются - принцип "ты мне, я тебе" дороже. Отнесли подарки назад и отдали медсестре, что в кабинете у онколога сидела.

Наконец вернулся Кузнецов к себе в кабинет и сразу за телефон. На весь Выборг тогда единственный эндоскоп имелся. Эндоскоп - это такая штука, которой через рот в желудок залезть можно, посмотреть, что там творится, ну и биопсию взять, отщипнуть кусочек тканей для анализа под микроскопом. Звонит эндоскописту, просит немедленно приять больного Райтсмана. Эндоскопист тоже весь день скомкал, но раз аж сам Кузнецов просит, то будет сделано. Затем хирургу звонит - моему другу нужно срочно лимфоузел из надключичной ямки выерзать, опять же на гистологию. Затем патологу - ставь на уши всю свою патогистологическую лабораторию, а мои анализы в первую очередь! И тот согласен. Ещё просит несколько дополнительных стёклышек с прокрашенными тканями подготовить - для его собственного изучения и если кому на консультацию послать придётся. И это будет сделано. Надо сказать, что доктор Кузнецов сам микроскопа не чурался. Стоял у него в кабинете отличный бинокуляр* и стоял отнюдь не для мебели. Частенько Кузнецов у него просиживал, изучая сложные тканевые изменения с подозрением на малигнизацию**.
__________
*Микроскоп, в который смотрят двумя глазами, как в бинокль
**Превращение тканей в злокачественную опухоль

Всё, что надо доктору Райтсману сделали. Как никогда быстро результаты легли на кузнецовский стол. Остался Кузнецов после работы, обложился атласами по онкологической патологии и стал смотреть препараты тканей своего друга. Сидел за микроскопом допоздна, иногда переводя глаза с микрополя на матовый яркий экран на стене, где висели многочисленные рентгеновские снимки больного Райтсмана. Опустела поликлиника, вот уже и дежурному терапевту надо уходить. Дождался Кузнецов, когда тот примет последнего больного, и заходит к нему в кабинет. Такой просьбы от Кузнецова никто из коллег не припоминал, хотя то, что доктор попросил у коллеги, считалось делом обычным. А попросил он для себя банальный больничный на три дня с диагнозом ОРЗ. Сказал честно, что в Ленинград смотаться надо, надо срочно и по личному. Друг Райтсман дома тоже на больничном маялся, но этому законно выписали открытый лист - без указания даты, когда на работу являться.

Собрал Кузнецов свои записи, все рентгенограммы, микропрепараты и другие анализы и принёс всё домой. Рано утром, набил вторую сумку лучшим коньяком, сел в электричку и покатил в Ленинград. Хоть и не занимался этот доктор наукой, но многих знакомых в научных кругах имел. Остановился на три дня у кого-то из них. За это время своей "болезни" успел пройтись по светилам онкологии из 1-го Меда, зашёл на Кафедру Патанатомии в Сангиге, сходил к коллегам в Онкоцентре. Везде народ только недоумение выражает. Мол, ну чего ты к нам с такой элементарщиной припёрся? Ты ведь сам классный специалист, какие ещё у тебя могут быть сомнения? Задачка для студентов-второкурсников - это же элементарная, типичная аденокарцинома! Злокачественная опухоль тканей желудка, а раз имеются метастазы в лёгких и по всем лимфоузлам, то и диагноз проще пареной репы - рак четвёртой стадии. Прогноз больного однозначный - сливайте воду, выходите в тамбур, приехали. Станция "Терминальная", осторожно, двери закрываются, следующая станция - "Кладбище". Никто ничем помочь не может. Поздно. Давно поздно. Слушает эти очевидные истины доктор Кузнецов, а у самого в глазах слёзы. Да всё было ясно и понятно, только друг это - на чудо надежда была. А чудес, как известно, не бывает.

Здесь уместно сделать одно лирическое отступление. Точнее не лирическое, а бульварно-популяризаторское. Пусть медики снисходительно улыбнуться, да хоть остальным понятней будет. То что рак - это клеточная мутация, все знают. Но это не совсем верно. Каждую секунду в нормальном человеческом организме происходит более двух миллионов изменений хромосомного аппарата, однако двумя миллионами раков в секунду мы не заболеваем. Большинство мутаций не опасны, и хромосомные поломки чинятся не выходя из клеточного ядра - есть там специальные репарационные механизмы нашего генного аппарата. Но некоторые мутации "прорываются", что в общем, тоже не проблема. Иммунная система стоит на страже - такие клетки-изменники быстро отыскиваются лимфоцитами и моментально уничтожаются, как предатели. Разные лимфоциты работают в нашей иммунной опричнине, есть там и высокоспециализированные следователи и штатные палачи. Прямо так и называются Т-киллеры, и это научный термин, а не жаргон. Так вот, эти киллеры без других типов лимфоцитарных клеток беспомощны. Не видят они клетку-мутанта. А вот почему не видят - вопрос открытый. Если кто на него ответит - то это Нобелевская Премия в области медицины и золотой памятник при жизни от всего благодарного человечества.

Понятно теперь, почему рак, это не только и не столько мутация, сколько брешь в системе "свой-чужой"? Как только принял организм мутировавшую клетку за нормальную, последняя сразу начинает своё простое быдлячье дело - жрать, гадить, безудержно размножаться и ломать всё вокруг. На начальной стадии такую опухоль можно вырезать. Есть в онкохирургии одно святое правило: маленький рак - большая операция, большой рак - маленькая операция. Ну а на последней стадии, когда опухоль набросала своих клеток во все органы, или если по научному, то распространила метастазы, операция зачастую совершенно бесполезна. Так кое-какая терапия может лишь слегка замедлить процесс и не более. Хотя в виде редчайшего казуса в мировой практике имелись единичные наблюдения, когда иммунная система восстанавливала контроль над ситуацией, и происходило самоизлечение от рака. "Единичные" и "в мировой" - это ключевые слова. Никто из обычных практикующих онкологов такого не наблюдал и на подобную казуистику ссылаться не любит. Шанс стать миллионером, играя в лотерею, во много раз выше, чем самоизлечение от рака.

Вернулся доктор Кузнецов из Ленинграда, взял дома немного спиртяшки и пошёл в гости к другу Райтсману. Несколько дубовая советская медицинская этика предписывала диагноз онкологического заболевания от самого больного скрывать, обнадёживая бедняг всякой лажей. Диагноз надлежало сообщать только ближайшим родственникам в строго конфиденциальной форме. Но Райтсман был друг и врач - не мог Кузнецов ему врать. Опять же впервые в жизни наплевал он на медицинскую этику. Разлил спиртик и на вопрос "а мне можно" ответил прямо - тебе, брат, теперь всё можно. Неоперабельная аденокарцинома у тебя, друг ты мой милый. Что такое карцинома, пояснять не буду, сам вроде знаешь одну из самых злых опухолей. Следующий Новый Год нам вместе уже не встретить, да и на охоту не сходить. Счёт, в лучшем случае, на месяцы. Приведи дела и душу в порядок, чему быть - тому не миновать. Как другу говорю: мучить ни тебя, ни твою семью я не собираюсь - не будет ни радио-, ни химиотерапии. Не нравится - иди к другому специалисту. В твоём случае, чем скорее, тем лучше. Обезболивающих вплоть до наркоты, транквилизаторов, антидепрессантов, и любой другой дряни получишь столько, сколько захочешь. Одно дополнительное средство тебе лишь посоветую - пей побольше гранатового сока. Лечить не лечит, но слизистую слегка дубит - по моим наблюдениям лучшая добавка в диету при таких случаях.

Доктор Райтсман вздохнул и сказал, что обо всём догадался ещё на Кузнецовской кровати в Новогодний Вечер. Поблагодарил за правду и дружеское участие. К ситуации отнёсся философски - хоть и был он евреем без иудаизма, но и атеистическую Марксистско-Ленинскую философию не ценил. Ну что же, пора, значит пора. Посмотрим, что лежит за чертой, откуда не возвращаются. Дети подросли, жена в торговле крутится - вытянет! Стал он спокойным и уравновешенным. Сам составил список препаратов, которые посчитал нужными и моментально получил на всё Кузнецовские красные рецепты со специальными печатями для доставки на дом. Позвал жену. Попросил не плакать, всё ей рассказал и наказал весь Выборгпродторг перерыть, но притащить домой десять ящиков гранатового сока. Напоследок обнял по-братски доктора Кузнецова, а потом сказал, как отрезал - к нему больше не заходить, пока сам не позовёт. А позовёт, когда боли нестерпимыми станут. А пока не стали, отложит доктор все дела, прочитает то, что не дочитал, простит тех, кого не простил, а между делами займётся обычным созерцанием окружающей реальности, наблюдать которую осталось не долго. Поэтому такая вот дружеская просьба не беспокоить. Других знакомых доктор Райтсман собирался оповестить позже. Выпили друзья по прощальному стопарику, и ушёл доктор Кузнецов домой. А дома впервые после студенческих лет нажрался в трабадан.

Проходят месяцы. Доктор Райтсман не звонит. Мадам Кузнецова как-то пыталась набрать номер Райтсманов, за что получала по рукам от мужа, никогда подобного себе не позволявшего. Желание друга было святым. Подошла осень, охотничий сезон в разгаре. В лесу красота, заветные места лежат под жёлто-красным одеялом. Только без друга не тянет больше Кузнецова на охоту. Вдруг в ночь с пятницы на субботу звонит Райтсман. На охоту зовёт. Вроде как вчера с Кузнецовым расстался. У онколога сразу только одна мысль в голове - всё, конец, метастазы в мозгу, бред начался. Осторожно начинает выяснять состояние больного. Райтсман в ответ смеётся бодрым голосом - да нормальное состояние. Курить бросил, по утрам бегаю, вчера только из лесу вернулся, хорошие места нашёл, где дичи много, а охотников мало. Поехали, не пожалеешь! Болей давно нет, бредом не страдаю. Короче, садись набивать патронташ, а утром ко мне.

Не верит Кузнецов, но всё же собирается на охоту. Если с другом плохо, то стоит ли врать его семье, а потом глупо извиняться, что мол зашёл навестить, да не вовремя, в столь ранний дурацкий час и ещё в несуразной охотничьей экипировке? Утро. Как много раз за много лет стоит Кузнецов перед квартирой друга. Звонить нельзя - давнишний уговор родственников не будить. Дверь должна быть не заперта. Точно не заперта. В прихожей свет. На тумбочке сидит довольный Райтсман и натягивает сапоги. Рядом ружьё и рюкзачок. Палец к губам - не шуми, все спят. Друзья выходят на лестницу. Райтсман запирает дверь и быстро сбегает на улицу. За ним ничего не понимающий Кузнецов. Поведение абсолютно нормальное, в смысле абсолютно странное - поведение здорового сорокалетнего мужика в отличной физической форме. На электричку опаздываем, давай бегом. У курящего Кузнецова задышка, у некурящего и бегающего по утрам Райтсмана - нет. Сели в электричку.

- Слушай, Райтсман, хватит загадок - рассказывай всё и подробно! Что делал и как себя чувствуешь?
- Чувствую себя прекрасно, а что делал... Как, что делал - что ты сказал, то и делал. Ничего не делал, гранатовый сок пил!

Нужная остановка. Друзья идут в лес. Хорошее место Райтсман нашёл - рябчик есть. Дождался доктор Кузнецов первого дуплета доктора Райтсмана, подошёл к другу вплотную и разрядил свой двенадцатый калибр ему в область сердца. Потом достал свой охотничий нож, труп раздел и провёл профессиональное вскрытие с полным извлечением органокомплекса от языка до ануса. Только череп вскрыл непрофессионально - циркулярной пилы не было. Пришлось топориком поработать. Правду говорил доктор Райтсман - рак рассосался!

После этого доктор Кузнецов разобрал своё и Райтсманово ружья, забрал патронташи, труп прикрыл плащём и хорошенько запомнил место. А дальше сел в электричку и поехал в город Выборг. В Выборге сразу пришёл в привокзальное отделение милиции, сдал ружья и рассказал всю историю...

Занималась бы этим делом только Выборгская Прокуратура, кабы его КГБ по особому статусу не повело. Местный следак по особо важным решил, что доктор Кузнецов открыл средство от рака - гранатовый сок. И привлекла Гэбуха Военно-Медицинскую Академию по полной секретной программе. Ведь если действительно всё дело в гранатовом соке - то государственный доход в чистой валюте с подобной разработки может и нефтяной переплюнуть! Делов то - выделить действующее начало и запатентовать препарат. Судебка, Патанатомия, Фармакология, Токсикология и куча других кафедр привлекалось. Гранатовый сок подвергали всесторонним анализам - но ничего специфического не обнаружили. По всему Союзу тонны гранатового сока были выданы онкологическим больным в чистом виде - тоже никакого эффекта. Производтво гранатого сока по всей субтропической зоне Союза не справлялось с маштабами темы. Закупали консервированый где могли - от Ирана до Израиля. Опоили грантовым концентратом десятки категорий онкологических больных - эффект опять же нулевой. Почему-то это мифическое средство помогло одному Райтсману. Взялись тогда за него, точнее за его останки - тело Райтсмана основательно изучалось всеми возможными методиками. Нашли - зажившие рубцы от опухоли и метастазов. Не нашли - ни одной раковой клетки и причины исцеления.

Доктору Кузнецову прижизненного золотого памятника не воздвигнуто. По слухам, на суде он сам для себя попросил высшую меру и в дальнейшем никаких касаций да прошений о помиловании не подавал.

Он меня не миновал. Реально, ни с того ни с сего, вдруг потянуло найти одноклассников, одноклассниц, сокурсниц и прочие следы в биографии освежить. Угу. Многие нашлись сразу. Некоторые с трудом. В принципе, ничего нового - даже хорошие друзья из прошлого, таковыми в прошлом и остаются, не имея своего продолжения в настоящем. Никакого. Болезнь эта во мне где то полгода жила, не прогрессировала, но и не истекала. Помогла случайность. Муж одной сокурсницы. (Это он для меня случайность, для нее - судьба). Мы с ней, в 1987году чуть было не вступили в законные отношения. Ах, какое время было... Это накатило на нас как то очень внезапно, и с такой силой, что даже если бы и хотели сопротивляться, то вряд ли бы смогли. Это были два месяца какого то безудержного упоения счастьем. Счастья ежеминутного. ОТ улыбок, прикосновений, разговоров и всего остального, без чего этого счастья не бывает. Ну, два месяца прошли, и как то ... как то... Ну, как то! Как то так. А все это время,:
тая в душе обиды ком,
стеная тихо, ненавидя,
Он, он...
Кто ею брошен был,
затих, обиду возлелеяв,
дождался окончания романа...
Ну, это лирическое. Ну, и дальше жили они долго и счастливо, дети там и всякое такое. Ну, и наткнулся он на нашу текущую переписку.Перепискою трудно назвать, так - типа как жизнь? - А, ну и у меня нормально. Впрочем, от него она и не скрывалась. Так как аккаунт в одноклассниках у них общий. Он взял, и вылил на меня застарелый комочек грязи. Обозвался по всякому. Матерно. Видно, осталась в сердце у парня незаживающая рана... Э-ээх... Где мои семнадцать лет. Вот за что ему спасибо, так за это. Я как то сразу оглянулся, и с ужасом понял, что скатываюсь в маразматическое состояние воспоминаний наяву. На кой мне сдались эти восстановления контактов, ничего нового, ничего позитивного. Беседы из разряда "А помнишь" или "Как ты сейчас".
Я теперь все свои аккаунты в соцсетях удалил. Прошел кризис. Ну, от седины в бороду вряд ли буду избавлен. зато беса в ребро не допустил... Уже хорошо.

Причем все. Чаще. От повторения улучшаются навыки. Признак того, что мозг уже не тот- свежие впечатления быстро забываются. Вот, что то зацепило, даже рука в клаву тянется, настукать миру... Неделя прошла - с трудом вспомнишь причину, если своевременно не зафиксировал в тексте. Наряду с этим классическим проявлением склероза, вполне себе живут яркие кадры в памяти из школьных и студенческих лет. Как, осенью, октябрь, маленький южный город Хадыженск , заросли цветов неизвестной мне сортности, по краю тротуара... Последним уроком был пение ( или былО пение... ), славили как обычно - раз дощечка два дощечка, у дороги чибис... Странно волнующий профиль Светки (роковое имя для меня в школьные годы)... Солнце, легкий ветер, конец учебного дня. Тополя пирамидальные, еще зеленые, гроздья винограда над тротуаром. Ленивое побрехивание сторожевых беспородных кабысдохов в личных подворьях. Самцы пчел, бздыки - в обиходном названии, дают возможность реализовать желание поймать пчелу, без наказания в виде укуса... Чем и занимаемся с товарищем. С привязанной к лапке ниткой насекомое становится олицетворением странной мужской доли: летать то может, но как то без вдохновения, зарплату не получает, так как не медонос по натуре своей, да и жить то осталось всего ничего - зимовать в улье мужчинке не светит... Этот путь от школы до дома, длинною в три квартала, как я сейчас понимаю, был примерно тем, чем является для женатого мужчины гараж, где он поставив машину, еще минут тридцать сидит, читая газету, употребляет пиво или просто разговаривает по телефону. Домой при этом он стремится, но не торопится. Вот и школьник, в моем лице, имел шикарную возможность уже не учиться и еще не делать домашнее задание.
А тут вполне себе событие, к примеру Джобс скончался. Я даже Айфоном пользуюсь. Так что, можно сказать, на ощупь знаю следы этого человека. И даже как то заскорбел. Не сразу, так как народ вообще мрет ежедневно, поэтому конец целого мира в виде одного человека не сильно впечатляет. НО как то послушал его три истории, которые, наряду с Коэльо можно отнести в разряд классики вневременной притчи, я проникся. Но, через неделю, этот информповод выпал из фокуса интересов личных. Впрочем не только у меня, но и у медиапространства в целом. (Вот когда Брежнев умер, разговоров то на месяца три хватило). И если будет вспоминаться Джобс, и его скропостижная но вполне ожидаемая кончина, то не на уровне личных впечатлений, а в виде архива новостей.

Вышел на улицу, вечер, ветерок, подмосковье. Мусор вынес. Запах... Запах предморозного воздуха ветром принес легкую листвяную гарь. Воздух с запахом ожидания зимы, конца осени. Я на этот запах обращал внимание в детстве, обращал внимание в студенчестве. Только во взрослости как то перестал. А зря, осень - вообще пора принюхиваться... Давно уже не обращал внимания на осенние запахи. А тут, через нос хлынули давно забытые ассоциации, воспоминания. Это признак приближающейся старости, мозг постоянно ищет повод потренироваться на эмоциях, абстракциях и воспоминаниях. Ну, удачи мне в этом, это приятно.

Сижу на даче. Дача из необходимости постепенно превращается в образ жизни. Выходные. Не смотря на кошмарные предсказания метеорологов, природа еще улыбается. Страховой агент пришел срок страховку продлевать... В школьные годы каждый день - рассказ, месяц - повесть а год - большая часть жизни. Сейчас же - Новый год, день рождения, страховой агент. Значит - год прошел. Дочь подросла. Я , вместе с домом, стал старше на год.
Помню, когда детство проходило в маленьком городке на юге России, начало ноября было расцвечено догорающими кострами листвы на улицах, терпким запахом их дыма, прелой листвой в лесу. Ожиданием демонстрации в честь 7 ноября, поздними помидорами, обветшанием пирамидальных тополей, оголением лозы виноградной. В средней полосе осень портит все сразу, на юге же медленно линяет из лета в зиму. Запасливый дед, собрав поздние яблоки, обернул каждое в бумагу газетную, сложил в ящики, разместил в кладовке. И, те самые яблоки, которые летом сгребал граблями в гниющую кучу, становятся партизанским призом, ловко спертым из ящика. (Яблок там много, в ящиках, авось не заметит, а заметит, так вытянет раз - другой по заднице хворостиной, не страшно). Осенние каникулы, на мой тогдашний взгляд, самые бестолковые. Зато демонстрация... Да, она. Как ручейки влились коллективы школ и техникумов в широкие заводские колонны, с безумной настойчивостью долбит в уши "Да здравствует", но все радостные, старшие - от предвкушения, младшие - просто так...

1987 год
Вечер. Питер. Общежитие...
Рывок сквозь вахту, стремительно...
Совместное распитие...
Под одеялом вместе, но невинно..

Мимолетно. Как и не было
Встречи той в общежитии...
Утро зябкое. Дня сиротливость.
Встреча вечером.

Разговор не клеится.
Но очень тянет друг к другу
Глаза в глаза -честно,
Будущего нет - совместного.

О чем пишу.. не знаю.
Так, прилепилось в сознании,
Картинка из жизни прошлой,
Живет своей жизнью...

И мне забыть мешает
Лицо, в полумраке белеюще,
Сумрачно - прекрасное, шепчет..
"Уходить будешь - ключ соседке отдай..."

Заносит течением времени,
Словно песком, замывает память.
Как марципан в киселе
Темнеют контуром событий детали

Вдруг навеет, осколки романтики
Начинают старца душу царапать,
Волненьем нежданным повредит корку памяти,
Как смола на ели, воспоминанья будут капать,

Кто была ты, душа прелестная?
Давно это было. Звали Елена
На вахте сказали -Подлесная..

Из переписки с одной поэтэссой.

Зря вы на философском учились..
Не такая должна быть профессия
Жена мужа не пилит - они веселились
Кстати, с Канта начинал и я...

Метки памяти тянутся с детства,
Держат якорем, мучают призраком
Значок пионерский, фотографии
Открывают то, что памяти мраком
Скрыто обыденно...


Иногда вдруг всплывает,
Кадром непрошеным,
Солнечный день, соседка болтает,
Пистолет в песочнице брошенный,
Крыльцо дома дедова,
Муравей, по травинке ползущий,
За забором - край неведомый,
Мама смеется, я ревущий.

За собой погружает картинка
В состояние детства и юности,
Слеза - наверное в глазу соринка,
(Негоже признаваться в слабости),
Молодеешь в моменты такие,
Кадры тянут изнутри эмоции,
Вспоминаешь радости тихие,
И себя, каким не был я...

Вот пишу сейчас строки эти,
По радио "QWEEN" играет,
Мелодия старая, про чемпионов все,
Никакой мистики, но вспоминается внятно:
Сессия первая, и процесс подготовки к ней,
Под музыку эту магнитофоном пролитую,
Вроде мелочь, а чертовски приятно...

Вот неделя прошла
И рука зачесалась.
Дай, думаю внесу сюда правки
А потом передумал стричь готовое,
Просто допишу немного сюда же.

Вслед за детством, и юность прыщавая
Выдает мне картинки достойные,
Как учился, как кровью плевался,
Одноклассницу в порыве рыцарства защищая

А чего, два зуба выбиты,
Кровь из губы в рот льется ручьем
Нос набок, и руки все сбиты,
Но, с девчонкой вместе идем

Счастья кусочек в сердце воткнулся,
От восторга дыхание сбивается
На лице бывалого супермена маска,
И не угадаешь, что мечты сбываются.

Да, назавтра учителя косятся
Так и норовят шутить поехиднее
Пусть ботаны с побоями носятся
Бойцу надо вести себя посолиднее...

Чепуха, что потом возле дома
Пару дней враги ожидали,
Я друзей позвал и знакомых,
Огорчили их знатно, отпор, значит, дали.

Вроде мелочь. Но такие вот мелочи,
Как кусочки мозаики,
или гадальные кости,
Или сложатся, и ты герой повести,
Или не повезло, и никогда может уже не повезти...,

Не знаю, что это вдруг,
Как то странно всплывают
Кадры из прошлого, никак не связанные
Между собою... Это бывают
Города и люди очень разные,
Друг на друга совсем не похожи.
Лето , Невский, год девяносто второй
Иду, весь такой модный, Кроссовки Новые,
Костюм спортивный, плечи широкие
Плавно покачиваются. Взгляд прохожие
Отводят опасливо, явно бандит какой то...
А я и сам не знаю, бандит - не бандит.
Нет, по репе дать прохожему,
Совсем не натужно, Если за дело-
Напротив, легко и смело.
Даже на меня если похожему.
Не потому что я такой отважный,
А так сложилось... Ну, не важно.
Я к тому времени здорово
Избалован был вниманием женским.
Не то что б сознательно,
Ну так получалось.
А тут, словно фильм Феллини в провинции: загадочно и не
Все понятно, но очень красиво, аж плакать хочется...
Так и эти ноги, юбкой увенчаны. Что над ними?
Никто уж не скажет, выше я глаз и не поднял, а прошел за ними
от Восстания до Литейного.
Так славно они ритм двигали в походке заманчивой...
Что зачарованный, как крыс за дудочкой, шел по
Невскому, маньяком сексуальным,
За жертвою близкой, усмиряя дыхание...

Я тогда был здоровый и сильный,
Спортом занимался активно,
Грушу бил, упражнялся с партнерами.
Выдался случай, неподалеку от дома
Выпил как следует, засиделся заполночь,
Вышел на Невский - безлюдно,
Поземка легкая в свете фонаря змеится,
И надо же такому случиться,
Два хулигана, идут по проспекту
Урны сшибают, забавляются
Воспламенев гневом праведным,
подозвал засранцев голосом грозным,
Заставил восстановить порядок
Да забылся, что я один , без грядки
Возомнил себя блюстителем порядка,
В пылу поучений отеческих
Дал одному из них по челюсти
Второй убежал без оглядки
А этот подросток десятка не робкого,
Из боксеров, верно,
Сдачи дал, чего совсем не ждал я,
И поясницу прихватило некстати,
И мелькнула мысль крамольная -
Что не шлось домой спокойно,
Зачем нашел приключение на задницу,
С такой поясницей впору в больницу
А не бои за порядок завязывать,
Хорошо проезжала милиция,
Её увидев, исчез мой обидчик,
А я, хромая и в размышлениях,
Двинулся дальше, поближе к дому...

Сижу на даче,
Про Олега Митяева
Смотрю передачу.
И как поет мне нравится,
И что поет, а это важнее:
Становишься немного нежнее
К близким, внимательней
К природе,
А мелочь вроде:
Песню Митяева послушал...
Из таких мелочей
Бытие лепится поминутно,
И если есть Богом данная
Способность
Остановить суету ежедневную,
Оглянуться, и немного подумать...
О себе, о близких, о жизни,
Тогда и песни его,
Не просто застольные,
А поется в них часто про жизнь,
И про то, что так здорово,
что все мы здесь
сегодня собрались.

Пропустите меня к доктору...
*
Бездушно больные стоят в коридоре,
Очередь плотная, как монолит,
Сограждане! и иностранцы. У меня горе,
Вы понимаете, сердце болит...

Пустите болезного, за христа ради,
Если жив буду - свечку всем поставлю
Знаете. кок больно бьет у меня в груди,
Еще чуть чуть - и этот мир оставлю.

"-Да знаем. Сами также болеем.
Стоим тут полдня, хрипим и потеем
Один уже помер, Его унесли,
Да все мы подохнем тут от тоски.

Или чума нас тут всех похоронит
Или, а это вех версий верней,
Каждый из нас близко к смерти подходит,
Не может чужая смерть быть ближе своей.

Ты милая, двигай в конец во-он той грядки,
А если совсем тяжело вам стоять,
Ты плечиком в стенку упрись- для порядка
Чтобы и нас, часом, не расшатать,

Как вызовет доктор, тогда и пойдешь,
А если совет наш тебе неприемлем,
Ты тихо Умри, не тревожь зря людей,
К Богу отсюда приходят скорей..."

Наверное, где-то в возрасте 3 годичном, отдали меня родители в круглосуточный детсад. И ужас маленького ребенка, и невыносимая тоска, когда мать уходит, а ты, глотая слезы смотришь, влепившись лбишком в холодящее стекло... Или триллер, через год, уже 4, когда вырезали гланды... А еще городской парк, Озеро, и с папкой на лодке. Очень много осколков в калейдоскопе. Нет! вспомнил! Мне 3года, Отца нет, он в армии (послали на переподготовку на полгода), И я во дворе дедушкиного дома на юге, под виноградным навесом стою. Ощущаю плавность южного мира, жужжание трутней, сладкий запах созревающего винограда, скольжение пятен солнечного света сквозь виноградную крону по асфальту дворика, столу, топчану... Увлекшись исследованием муравья, я не успел испугаться и убежать, когда незнакомый мужчина подхватил меня на руки, и стал прижимать к себе. Потом, я, конечно, заревел. Это отец вернулся....А лет с полутора, наверное, такая картинка: неважно куда бежал ( неоднократно), но в итоге, вытянув руки вперед пытаешься оттолкнуть стремительно надвигающуюся землю. И ощущение удара всем телом. (Когда вырастаешь, так ладно и без серьезных последствий всем телом уже не вложишься в препятствие).И, кусочки уличной грязи, пыли с асфальта, комочки травы в нежной детской коже на ладони и коленях, больно....
Смотрю сейчас на подрастающую дочь. Десять лет человеку. Сама формулирует свои же мысли. Конечно далеко еще до философского осознания порочности мира, но я первый забил бы тревогу, если б услышал от нее серьезные абстрактные рассуждения. Еслиб ... я бы.. Все какое то сослагательное, и ловлю на мысли себя, что незаметно начинаю чего то ожидать от ребенка, успехов в школе, в музыкалке, в рисовании. (Ума , конечно хватает не ориентировать ее на оценки), но все ж ожидания то появляются, и когда она молодцом в коллективных выступлениях, появляется горделивость во взгляде... Господи! Дал бы мудрости не совершать глупостей... Главное, здоровье ей сохранить , физическое и моральное. И любить ее без претензий. И ошибок в ней своих не исправлять. И так жалко становится, когда она теряется иногда на сцене, нервничает, хочется ей сказать - все хорошо, давай дальше, но как скажешь; да и не послушает. Дома то принцесса из отца веревки вьет, и мать иногда заставляет голос повышать (все чаще и чаще). А, до чего ж хорошо, когда растет дочь...

Я, батенька, болен
И над собою не волен
Чтоб жизни ощущать биение
Необходимо мне банное забвение
Дает его мне пиво,
Да под рыбку, особливо
Разливное...
Холодное такое,
Кружка запотевшая,
Струя в нее льется,
Глаз увлажняется,
И сердце замирает,
Не бьется,
Когда сокрушая жажду
Врывается пиво в желудок
По горлу неся пьянящую горечь

Эх, бросать надо,
Но все откладываю.
А пока не бросил,
Я пивка накатываю

А всего то литр пива
Не заметил, как усвоился...
Баня, рыба, спокойствие...
Даже дождь не рябит удовольствие.

Кто то скажет - опять алкоголь....
Пиво больше чем просто нажраться,
Пиво - это,гражданка, позволь,
Если матом не выражаться,
Возвращение в лоно природы самой,

Это ж хлебный напиток живительный,
Раз в неделю, с жирной такой
Таранькой... Из парной, под музыку тихую,
И товарищ рядом бубнит, все про жизнь,
Не активно, не утомительно...

Понимаешь, проносится жизнь
В суете ежедневной стремительно
Оглянуться порой, помогает вот так,
Посидеть, попотеть и попить: ох..тельно.

Алкоголь в нашей жизни... он есть!
У кого то он меньше, а кто и зависим.
Но совсем отрицать его роль, это ересь.

Так что рюмку поднимем за равность полов,
И за женщин здоровье природное,
За мужчин рядом с ними, и каждый - здоров,
За детей, да за счастье народное...

Может хрен с ним, со счастьем народным,
За свое счастье пить будем с родными,
Диалектика, однако получится:
Коль за счастье не пить, так не сбудется,
А пить часто, так будем больными...
Проведя дней остаток в мучениях
В гепатитах с панкреатитами...

Еду по Австрии,
Заперт в автобусе,
Мозг от безделья немного вскипает,
Голосом громким , гид убедительно
Нам говорит, и все засыпают,
Ноги затекшие, плечи гудящие,
Долго сидеть - для здоровья не очень,
И вспоминаются кадры из жизни,
И про весну свою, ну, и про осень...

Невзначай я вернулся в город
Там где школьные ходы летели
Погрустнел, полинявши тополь
И облезла порядком школа
И друзья, с тем кем вместе учились,
Очень мало из них осталось
Кто то спился, кто умер рано,
Тяжело выживать в захолустье...
Очарован, смотрел на крышу
По которой я лазал в детстве
Вдруг знакомый увидел профиль
Я глазам своим не поверил:
Щеки тряской живут алкогольной,
Все в прожилках от тяги пагубной,
И походка типичная в тремор,
алкоголем разрушены центры
Проводящие в тело сигналы,
Глаз по старчески тусклый
Голос, гнилью слегка пораженный:
Да, привет , это я. Да, Светлана...
Вот когда я совсем изумился,
До чего же доводятся люди
Поглощая спиртное без меры.
Светка, девкой была - заглядение,
И меня младше года на два,
Я ее после школы приглядывал,
Но она как то мимо проехала.
И вот так, поразив переменой,
Паралитиком пьяным прошла...
Ни хрена, что жизнь сделала с девой,
Или вовсе не жизнь, а сама...

Не было печали - купила баба порося. Строительство нового дома, несмотря на явный отток денег и сил и времени, это только бурное вступление в новую эпоху, эпоху проживания на природе и поддержания хозяйства в рабочем состоянии. А потом вдруг, ненавязчиво, но каждый сезон: трещины в отмостке, доделка мелочей, не предусмотренных строителями, десяток маленьких проблем, возникающих постоянно. Но, в отличии от квартирного жития - бытия, осмысленности чуть больше. И, растут, растут деревья. Казалось бы, тоненькие прутики, высаженные два, нет уже четыре года назад, вдруг превращаются во вполне взрослые деревья, дочь уже в третьем классе, штукатурка отлетела над дверью в кухню...
Сосед, бодрый как старый большевик, крепкий умом и телом не приехал на открытие дачного сезона. ! - Инсульт, летально. А ничего не предвещало. И, поневоле задумаешься, о целях и задачах... Дочь бы вырастить, это важно. А остальное так, суетное, мирское. Ага! Это только настроение. Придет день, и все равно начнешь погружаться в суету ежедневную, отвлекаться на работу, нет нет, да и поругиваться с домашними, следить за питанием, что бы не потолстеть.

Живу, расту, старею...
Смеюсь, хандрю, болею.
Но крепок, бодр и весел,
В руках держу весло....