Один из любимых отрывков


...

– Дон, я верю тебе на слово, что эта жизнь может быть интересной или скучной, или такой, какой нам заблагорассудится ее сделать. Но даже в свои самые благополучные времена я никогда не мог понять, почему мы здесь. Это - во-первых. Расскажи мне что-нибудь об этом.

Мы прошли мимо хозяйственного магазина (закрыто) и кинотеатра (открыто), (...) и вместо ответа он остановился и пошел назад по тротуару.
– У тебя есть деньги?
– Полно. А что случилось?
– Давай посмотрим кино, - сказал он. - Ты покупаешь?

(...)

– Ты всегда все делаешь по какой-то причине, Дон?
– Иногда.
– Почему кино? Почему совершенно неожиданно ты захотел посмотреть этот фильм?
– Ты задал вопрос.
– Да. У тебя есть ответ?
– Это мой ответ. Мы пошли в кино, потому что ты задал вопрос. Кино было ответом на твой вопрос.
Он смеялся надо мной, и я это уже понял.
– Что это был за вопрос?
Наступило долгое мучительное молчание.
– Твой вопрос, Ричард, состоял в том, что даже в самые распрекрасные времена ты не мог постичь, почему ты здесь.
читать дальше
Я вспомнил.
– И кино было мне ответом.
– Да.
– Вот как.
– Ты не понимаешь, - сказал он.
– Нет.
– Это был хороший фильм, - сказал Дональд, - но не самый лучший в мире. Но это была иллюзия, не так ли? На экране ничего не движется, только кажется, что они двигаются. Изменение света, который кажется движущимся на темном экране, установленном в темноте.
– Ну да, - я начинал понимать.
– Другие люди, любые люди повсюду, которые ходят в кино, почему они находятся там, раз это все равно иллюзия?
– Ну, это развлечение.
– Правильно, удовольствие. Раз.
– Можно узнать что-то новое для себя.
– Хорошо. Несомненно. Познание. Два.
– Фантазия, бегство от действительности.
– Это тоже удовольствие. Раз.
– Технические причины. Посмотреть, как фильм сделан.
– Познание. Два.
– Ну, чтобы не скучно провести время.
– Бегство от действительности, ты уже это говорил.
– За компанию, чтобы побыть с друзьями.
– Это причина, чтобы пойти в кино, но не причина смотреть фильм. Тем не менее, это опять-таки удовольствие. Раз.
Что бы я ни говорил, причин смотреть фильм было только две. Люди ходят в кино или ради удовольствия, или для того чтобы узнать что-то новое, или по тому и по другому сразу.
– А фильм похож на жизнь, Дон, верно?
– Да.
– Тогда почему люди выбирают себе плохие жизни, фильмы ужасов?
– Они идут на фильмы ужасов не только для того, чтобы получить удовольствие. Они заранее знают, что это будет фильм ужасов.
– Но почему?
– Тебе нравятся фильмы ужасов?
– Нет.
– Ты их когда-нибудь смотришь?
– Нет.
– Но есть же люди, которые тратят кучу времени и денег, чтобы смотреть фильмы ужасов и мелодрамы, которые другим кажутся скучными и занудными?
– Да, есть.
– Тебя никто не заставляет смотреть их фильмы, а их – твои. Это называется свободой.
– Но почему людям нравится, когда им страшно или скучно.
– Потому что они считают, что заслуживают это, потому что ужасы пугают кого-то еще, или им нравится возбуждение, которое дает страх, или они уверены в том, что фильм обязан быть занудным. Ты можешь себе представить, что множеству людей, по причинам, кажущимся им очень важными, нравится верить в то, что они беспомощны в этих фильмах?
– Нет, не могу.
– Пока ты этого не поймешь, ты будешь удивляться тому, что на свете существуют несчастные люди. Они несчастны только потому, что сами для себя это выбрали, и ты знаешь, Ричард, это в порядке вещей.
– Хм…
– Мы – играющие, забавляющиеся дети Вселенной. Мы можем умереть или причинить себе боль не больше, чем это могут сделать иллюзии на экране. Но мы можем поверить в то, что нам больно, мы можем представить себе эту боль во всех мучительных деталях. Мы можем поверить в то, что мы жертвы, в то, что мы убиваем, в то, что нас убивают, в то, что нас окружают удача и неудача.
– На протяжении многих жизней?
– Сколько ты видел фильмов?
– О.
– Фильмы о жизни на этой планете, о жизни на других планетах. Все, в чем присутствуют пространство и время, все это фильмы, все это иллюзии, – сказал он. – Но от этих иллюзий мы можем получить удовольствие и многому научиться.
– Насколько серьезно ты веришь в эту теорию, Дон?
– А насколько серьезно тебе бы хотелось? Сегодня ты посмотрел этот фильм отчасти и потому, что я хотел его посмотреть. Множество людей выбирают свои жизни потому лишь, что они любят все делать вместе. Актеры в сегодняшнем фильме раньше играли в других картинах, раньше или позже, в зависимости от того, которую из них ты видел первой, но ты мог бы увидеть их все одновременно на разных экранах. Мы покупаем билеты на эти фильмы, мы платим за вход согласием верить в реальность пространства и в реальность времени… Ни той, ни другой в действительности нет, но тот, кто не хочет платить эту цену, не сможет появиться ни на этой планете, ни в любой другой пространственно-временной системе.
– А есть люди, которые вообще не живут в пространстве-времени?
– А есть люди, которые вообще не ходят в кино?
– Понимаю, они получают знания другими путями.
– Правильно, – сказал он, довольный мной. – Пространство-время это довольно-таки примитивная школа. Но множество людей остаются со своими иллюзиями даже когда те наскучивают им, и они не хотят, чтобы свет зажегся слишком рано.
– Дон, а кто пишет сценарии к этим фильмам?
– Не странно ли бывает иногда обнаружить, как много мы знаем, если задавать вопросы себе, а не другим? Кто пишет эти сценарии, Ричард?
– Мы сами, – ответил я.
– Кто занят в ролях?
– Мы.
– Кто служит оператором, киномехаником, директором кинотеатра, билетером, кто следит за всем этим? Кто способен выйти из зала на середине сеанса, в любое время на ходу изменить сценарий, кто способен смотреть один и тот же фильм снова и снова?
– Дай подумать, – сказал я. – Каждый, кто только захочет?
– Тебе достаточно свободы? – спросил он.
– Так вот почему кино так популярно! Потому что мы интуитивно проводим параллели между фильмами и нашими собственными жизнями?
– Может быть, поэтому… Может быть, и нет. Это не так уж важно, правда? А что является проекционным аппаратом?
– Разум, – ответил я. – Нет, воображение. Что бы ты ни говорил, это наше воображение.
– А что такое фильм?
– Сдаюсь.
– Все, что мы разрешаем себе вообразить, я прав?
– Пожалуй, Дон.