Об этом мне сегодня утром рассказал отец.

Я проснулась, умылась и пошла на кухню в поисках съестного. На плите стояла пшёнка. Я человек к еде абсолютно равнодушный, могу съесть что угодно. Не скажу, что неразборчива – у меня есть свои предпочтения, но неприхотлива точно. Ставлю чайник, накладываю в тарелку кашу, сажусь есть. В это время в кухню заходит отец – тоже еще не завтракал, видимо. Видит кашу на плите, улыбается, говорит:
- «Корга буткасы»!
Я спросонок еще не обрела способность воспринимать слова, переспрашиваю:
- Кого?
- «Корга буткасы».

Я тактично молчу. Татарского языка я не знаю. Несмотря на то, что этнические корни мои намного более татарские, чем можно подумать. Даже у мамы, которая считает себя русской, девичья фамилия тоже была татарской, дедушкина фамилия. Хотя он и был весь из себя Виталий Андреевич, но как ни крутись – Бахтеев. «Бахта» - «человек, сменивший веру». Видимо, мои предки по деду когда-то крестились, приняли православие. 

А отец – стопроцентный татарин, до мозга костей. Он рос в небольшой татарской деревушке, в большой семье. У двоих родителей было пятеро детей и кое-какое хозяйство. Ну, конечно, с той поры много воды утекло, папины родители умерли. Умерли и его старшая сестра - за день до моего рождения, и младший брат, самый младший в семье – года три назад, рак. Но это будет потом, через 30-40 лет. А тогда… 

- Тогда, где-то в это время, март-апрель, когда снег подтаивает и показывается жухлая прошлогодняя трава, мы выгоняли скотину из хлева. Молодежь этим занималась всегда. Корма на пастбище было немного, но поесть они могли и дома – еще были остатки сена. Но сколько можно скотине в хлеву лежать? Выгоняли на разминку. А они и довольны – самим надоело взаперти сидеть. И мы брали с собой крупу, чтобы обедать на пастбище и не бегать домой. Варили её на костре, она обычно пригорала к днищу казана. И от этого, да еще с запахом дыма у нее был такой своеобразный вкус. А как раз в это время прилетали вороны и грачи. Они обычно всегда самые первые прилетали. Сперва вороны, а потом уже соловьи, дрозды. Спокон веков так было. Потому и кашу прозвали «корга буткасы». «Бутка» - это «каша», а «корга» – «ворона».
- «Воронья каша», - перевожу. 
Отец кивает:
- «Воронья каша».

Я была в той деревне много раз. Этим летом будет двадцатый. Я топтала берег реки из года в год, ощупывала её дно босыми ногами, ходила по броду, кидала в воду камни. Вдыхала полынный дух, запах псины и нагретого сена, жглась о крапиву. Видела стадо, поредевшее со временем, конечно. Но и по сей день там, где когда-то лежали рыхлые влажные сугробы, до сих пор видны отпечатки нехитрой обувки шустрых крестьянских детей, перемазанных сажей и пахнущих дымом и землёй. Тех, что выросли потом, повидали многое, многое пережили. Кто-то из них объездил всю страну, а может, и планету, и, конечно, попробовал немало блюд. Но я почему-то уверена, что им не попадалось ничего вкуснее «вороньей каши»…