В ресторане было от электричества рыжо.
Кресла облиты в дамскую мякоть.
Когда обиженный выбежал дирижёр,
приказал музыкантам плакать.

И сразу тому, который в бороду
толстую сёмгу вкусно нёс,
труба, изловчившись, в сытую морду
ударила горстью медных слёз.

Ещё не успел он между икотами,
выпихнуть крик в золотую челюсть,
его избитые трамбонами и фаготами
смяли и скакали через.

Когда последний не дополз до двери,
умер щекою в соусе,
приказав музыкантам выть по-зверьи -
дирижёр обезумел вовсе!

В самые зубы туше опоенной
втиснул трубу, как медный калач,
дул и слушал - раздутым удвоенный,
мечется в брюхе плач.

Когда наутро, от злобы не евший,
хозяин принёс расчёт,
дирижёр на люстре, уже посиневший,
висел и синел ещё.