У меня такое чувство, что мы играем в игру: кто кому больнее сделает.

Я тебе его дарю

мы в ответе за тех, кого приручили? я в ответе за него. за моего мальчика из прошлого. только почему он все еще в моем настоящем?
я курю в окно и смотрю по сторонам, но почему вспоминаю те ночи, когда мы так много говорили.
у него сегодня был развод. а позавчера мы разговаривали. он все еще любит меня похоже. а прошло уже почти два месяца, с тех пор как у меня уже совсем другая жизнь. он злится на меня. он скучает по мне.
но ведь и я по нему скучаю. он все равно мой родной человек. все равно я переживаю за него. ему это не надо. но я не могу не переживать. я не хочу вычеркивать его из своей жизни. но почему?
я обещала написать ему рассказ? я написала.
сказала ему, а он ответил, что теперь уже все равно его никогда не прочитает.
а ведь именно так я и написала в посвящении: хоть ты все равно его уже не прочитаешь.
с ним так хорошо разговаривать. он такой хороший. я так хочу что бы он был счастлив. но я его уже не люблю.
я много думаю о нем. но как мне ему помочь? мне жаль его. но ему не нужна моя жалость.
я в ответе за него. но взрослый умный человек. он сам справиться.
это все не дает мне покоя. повторяю его имя. не хочу повторять ошибки. 

Барашки. Игра в слова.

                       Посвящается двум мальчикам.
                                 Мальчику из прошлого и мальчику из будущего.
                     Мальчик из прошлого. Я обещала посвятить тебе рассказ? 
    Держу обещание. Пусть ты теперь уже и никогда его не прочитаешь.
                            Мальчик из будущего. Тебе… 
              Просто, потому что я девочка любовь. Девочка Любовь.

 

- Падай в это голубое небо. А если, что – я тебя поймаю.
- Зачем же ловить? Если падать я буду вверх?
- На всякий случай. Просто, что бы ты знала, что я рядом. И я тебя все равно спасу.
- Супер мен?
- Для тебя - да. Хочешь?
- Хочу.
- Значит, решено.
- Сколько мы тут будем лежать? Когда-нибудь нас все равно прогонят с этой крыши.
- Мы будем сопротивляться. Будем ведь?
- Конечно, будем. Ну, так, что? Я падаю?
- Ловлю.
- Главное не врезаться вон в того барашка. А лучше подождать пока он проплывет. Я не люблю нарушать красоту. Не люблю и все. Ничего ведь страшного, если мы не много подождем? Конечно, нет. Не отвечай даже. Ожидание, как безопасность. Вариант не ошибиться. Пока я на месте, я не делаю ошибок, я не ломаю жизни барашкам. А знаешь, чьи жизни я боюсь сломать? Людей, которых люблю. Мне иногда кажется, что я – проклятие. Люди гибнут, из-за меня. Ну не умирают, конечно, а просто ломают жизни, сами. Я опасна. И больше всего тем, кого по-настоящему люблю. А я слишком много люблю. Люблю не тех, и не так. Но как умею. А я ведь умею жить человеком, дышать, ходить, говорить. Я им становлюсь. Я его в себя впитываю.
- А потом он все равно уходит. Или уходишь ты. Или вам просто не по пути, в разные стороны. А ты вину чувствуешь. Тебе нравиться считать, что ты сломала жизнь? Нравиться считать – считай. Люди сами все ломают. Ты даже не помогаешь. Ты преувеличиваешь свою важность.
- Я глупая? Я ошибка. Где мои сигареты? А вот. Спасибо. Не куришь? Правильно. А у меня нет причин бросать. Я напишу на сигарете имя, и буду смотреть, как оно тлеет. Как сгорают буквы, как тлеют чувства. В прошлое не прыгнуть. Я буду падать вверх, но не прыгну в прошлое. Я медленно поплетусь в будущее, но зачем? Снова истории повторяются. Все повторяется, даже люди повторяются в других людях, и у нас есть снова возможность их любить.
- Зачем любить тех же людей? Мы же идем вперед, за новым, ищем другое. Старое остается в памяти, зачем оно? Не нужно. Правда. Вот лежи и кури. Пусть светит солнце, пусть проплывают барашки, и пусть с ними уплывает грусть.
- Нет. Пусть останется и грусть. Она моя. Зачем она барашкам? Им вредно грустить. Не для того они белые и пушистые, что бы плакать ночами.
- А для чего они белые и пушистые?
- Для кого-то. Мы все для кого-то. Это уже не любовь. Это жизнь. «Ты – моя жизнь», звучит гораздо правдивее, чем «я люблю тебя». Дело в том, что «любовь» – привязанность. «Жизнь» – все. Просто все. Барашки, например, для тебя и меня, что бы мы могли посмотреть на них, что бы мы задумались. А они всю свою жизнь, провели в ожидании этого. В ожидании – нас. Что бы отдать свою душу. Себя всего. И мы так же найдем человека и отдадим ему себя. Кому везет, тот может отдаваться множество раз. Просто шлюха. Быть шлюхой – иметь еще один шанс, раз за разом. Мне повезло, я - шлюха.
- Зачем отдаваться? Просто будь рядом с человеком, и хватит. Счастье в слове одиночество, не найти. Его вообще стоит ли искать? Оно в нас самих, когда мы добиваемся того, чего хотим. Зачем все чего-то хотят? Цели ставят: карьера, деньги? А потом – чувства побеждают. Любовь – ширпотреб. Будем жить людьми.
- Жить и любить – одно и тоже. Будем пахнуть апельсинами и ванилью. Будем плакать и падать. Вставать и бежать дальше. От прошлого к будущему и снова в прошлое. «Прошлое». Дурацкое слово? Может. Она нам надо, чтобы не совершать таких же ошибок? Чтобы помнить все? Чтобы быть? А в будущем? Мы просто люди. Есть ли мы? Мы в небе? Мы за ошибками здесь. Мы сломаемся? Мы не поверим в себя. Уверенность потерять - не грех. Что такое грех для вероотступника? Пустота. Слова. Мы все – слова.
- Потрогай меня – я есть. Чувствуешь мою руку? Она настоящая. Или мы два миража? Я здесь, я готов раствориться. Я здесь, ради волшебства. Я кидаю счастье тебе - лови. Счастье – несчастье. Я не прав. Игры слова. Тебе на А.
- Анестезия. Обезболивающие для тела? А что с мозгом? Должно быть лекарство? Или память только в фильмах стирают? А фильмы – пародия на жизнь? Мы пародия на совершенство. Идеальных нет. Идеальность как волшебство. Правильных не бывает. Не сжимай мою, руку. Я хочу поверить в то, что меня нет.
- Тогда и меня нет. Весь мир нечто. Оставляем следы. А зачем? Продолжаем жизнь хоть как-то: детьми, книжками, кинолентами. Все это так легко уничтожить. Пройдет время и нас не будет. Пройдет время и не останется следа. Зачем мы тогда?
- Мы просто так. Все в мире просто так. Не у чего нет настоящего смысла. Логичность прячет сумасшествие. А что спрячет боль? Улыбка? Ты ведь умеешь рассмотреть за правдой подтекст. Зачем ложь? Врут совершенства, что бы было интереснее. Что бы поиграть, мы не говорим ответы, что бы продолжать игру. Играем, как можем, и как умеем. Гениальные игроки не пророки, гениальные не лжецы, гениальны, те, кто ищет отступления от правил. Кто использует все возможности и ищет варианты. И гениям ничего не стоит найти то, что ищут все, в уже найденном.
- Давай сожжем это небо? Оно слишком синее. Оно слишком близко. А что за ним? Давай попробуем.
- В нем будущее. В нем наше общее завтра, которое никогда не наступит. Меняются дни недели, и числа месяца, и номера годов. Но наступает сегодня. Раз за разом. «Сегодня» – болезнь человечества. «Завтра» панацея. Ученные ищут его в пробирках. А мы поищем в небе.
- Поищи его в себе. Закрой глаза.
- Я давно их закрыла. Чтобы не видеть смерть барашка, которого убивает ветер. А что убьет нас?
- Тоже что и создало. Любовь. На этом слове держится весь мир. Из за этого слова появился весь мир. Оно его и разрушит. Сломает, каждого в отдельности и все человечество целиком.
- От любви до любви. Банальность. А где правда? Начинаем и заканчиваем одним и тем же. Сложно понять все что происходит. У всех одно и тоже в голове, но сформулировать по-разному – почетнее. Мы ищем одно и тоже. Разными способами. А стоит ли искать?
- В этом и есть вся жизнь.
- А смерть?
- Конец игры. Но если все начинается и заканчивается одним и тем же, значит и конец, новое начало.
- Зачем начинать заново? Если можно продолжить? Что бы не было прошлого. По кругу – от любви к людям, от людей к жизни, от жизни к пролому и будущему, от будущего в небо. А в небе? Барашки. Нападать легче, чем защищаться. А если они беззащитны, и нападать не умеют? Они гибнут. Возвращаемся в начало.
- Либо мне кажется, либо ты слишком долго падаешь, тебе пора подняться.
- А потом снова падать? Чем выше поднимешься, тем дольше падать, но и больнее приземляться.
- Но я же обещал ловить?
- А если, не сможешь?
- А доверие? Оно ведь от слова «вера». Ты веришь? Верь мне. Просто верь и все. Не стоит задумываться, иногда надо почувствовать. Почувствовать и понять. Я поймаю. Почувствуй. Где-то внутри, что-нибудь обязательно прошепчет ответ. Выбрось все мысли и лети. Ты же знаешь. Я ловлю.
- А когда поймаешь? Я в твоих руках найду спасение? А может не там моя жизнь? А если я вообще не должна падать? Может, я должна летать? Зачем мы вообще падаем? Мы не должны падать! Мы полетим. Падать тоже летать. А может, будем падать целую вечность? Значит, будем летать. Не жить, а летать. Не лови меня. Я не упаду. Не подставляй руки. Страхуют тех, кто чувствует страх. А если у меня больше нет страха? Я голова лететь. Я опровергну все и всех. Я же могу? Молчи. Мы как барашки, поплывем по небу. Ветер убьет нас в этом заплыве. Но мы ведь были. Мы подарим себя кому-то. Кто-то нас полюбит. Кто-то будет нами жить, пусть всего несколько секунд. Мне суждено летать. Зачем вообще судьба, если я не могу сама ей распоряжаться? Летать. Вперед. Летим, глупый.
- Лети, одна, так будет проще. Тебе так лучше.
- Тогда, до встречи. Я лечу.
- А я… Я все равно тебя ловлю.
 

что за чувство, когда кажется, что ты никому ненужный неудачник?
а в городе почти лето.
с запахом апельсина и ванили растворяюсь в воздухе.
мне нужно всего ничего.
я готова оставить всего один спектакль, всего одного человека.
не плачь, глупая.
тебе вредно сидеть дома.
у тебя аллергия на весну.
аллергия на жизнь.
люба, хватит.
не думай не о прошлом, не о будущем.
не погружайся в настоящее.
ты просто сумасшедшая. ты же знаешь.
я знаю, мать вашу.
я помню.
я неудачница.

девочка вернулась из запоя жизнью
спектакли и люди. книги и страницы ворда вокруг меня.
хочу человечка. нашла его, теперь надо добиться. работаю над этим.
не бросаю курить, не бросаю любить.
я сумасшедшая по ночам на 28 троллейбусе к метро,
я в мире где нет границ.
кортасар в сумке или в руках?
кудряшки на голове или подрезать челку?
болит спина или плевать на все?
мне важно только, то что у меня в голове.
а в голове?
                           .....................

у меня острая жажда на ситуации.
сумасшедший голод на людей.
надо что бы что то происходило.
дайте мне жизни.
задыхаюсь всего без одного.
без одного жестокого мальчика.
мне бы музыку по-громче, литературу по-циничнее,
репетиции по-скорее и по-длиннее, и писать рассказы по ночам.
и всего одного человека рядом.
мой мальчик бред. ты не ошибка. ты идиот. счастья тебе.
и мне, без тебя.

                                            Здесь сегодня будет труп.
                                                                                
                                                                                Посвящается тебе, моя дорогая Воронова.
                                                                                    Потому что мы играем в опасные игры
                                                                                     и не ограничиваемся просто словами.
                                                                                                 К черту осторожность.

Это давно переросло из просто слов в действительность. Мы достали пистолет, адская штука решит наши проблемы. Всего одна пуля заряжена в барабан, всего один из нас умрет. Это решено. Нам и страшно, и не страшно. Выбор сделан.
Нас здесь пятеро. Я и Блейк – участники игры. Лисса, Микки и Марк – свидетели нашего безумия.
- Ну и идиоты же вы, - шепчет Микки.
У нас не детские игры, мы не шутим, мы пришли умирать и смотреть на смерть.
- Начнем – говорит Блейк.
- Ну, что? Шесть попыток, одна пуля, два игрока, одна смерть. – Озвучивает Марк.
Я готов, возможно, к своему последнему раунду игры в жизнь. Я не задумываюсь о том, что возможно сегодня не уйду отсюда.
- Крутите пистолет, на кого он укажет, тот стреляет первым, - азартно говорит Лисса.
Первым стрелять лучше, вероятность выжить выше, хотя кто знает, как совпадут звезды.
Все дело в удаче, у нас равные шансы в этой гребанной русской рулетке.
- Давай, Блейк, крути пистолет, я тебе доверяю. – Улыбаюсь я.
И Блейк, напряженно крутит пистолет, смотря то на него, то на меня. Секунды, кажется, превращаются в часы, но рано или поздно судьба все решит за нас. Пистолет останавливается, указывая дулом на моего противника.
- Блейк, ты первый. – Говорит Лисса, - Давай детка, будь смелым, ты сам на это подписался.
Блейк, кажется, начинает понимать серьезность всего происходящего, он берет пистолет в руку и снимает его с предохранителя. Он пытается замедлить все происходящее, заторможенными движениями.
- Перед смертью не надышишься? – произносит Микки.
- Да заткнись ты, - перебивает его Блейк.
- Удачи, парень, - говорю я.
Блейк подносит пистолет к виску дрожащими руками. Палец на спуск, немного надавить, плавно, но резко. Смертник оглядывает нас, а потом смотрит прямо перед собой и давит на спуск. Мы слышим глухой стук и выдох Блейка.
- Пронесло, - подытоживает Марк.
Блейк жив, игра продолжается, он кладет пистолет на стол и закрывает лицо руками.
- Я жив, - произносит он удивленно и истерично.
- Твоя, очередь, детка, - говорит Лисса.
- Да, я знаю. – Отзываюсь я.
Я беру пистолет в руку, я гораздо спокойней Блейка.
- Я сегодня не умру, - говорю я и подношу пистолет к виску.
Я закрываю глаза и давлю на спуск. Глухой стук. Да, я жив.
- Поздравляю, - удрученно говорит мой противник.
Я чувствую эйфорию, я улыбаюсь, вытираю мокрые от пота руки о штаны.
- Играем дальше, - говорит Марк.
- Ребят, а может, хватит? – начинает Микки, - поиграли, и хватит, а? Добром это и не кончится.
- Играем до конца, а плохой он или хороший не важно. Блейк, бери пистолет. – Приказывает Лисса.
Но Блейк, не двигается.
- Блейк, не будь бабой, - смеется Марк.
- Эй! – вмешивается Лисса.
- Ну, Лисса, ты то посмелее любого мужика будешь. – Улыбается ей Марк
- Ну спасибо, детка. – Отвечает она.
- Давай Блейк! Не будь трусом, - подначиваю его я.
- Я не трус. – Отзывается Блейк.
- Ну и чего ты тогда ждешь? – В нетерпении спрашиваю я.
- Боятся - это нормально. А играть в такие игры – нет. – Пытается вразумить нас Микки.
- Слушай Микки, - срывается Лисса, - если тебя это все так пугает, если ты это не одобряешь, зачем ты тогда вообще пришел сюда?
- Отговорить их.
- Иди, отговаривая того, кто в этом нуждается. У нас здесь сегодня будет труп, понятно? – продолжает она.
- Ну…
- Либо вали отсюда, либо сядь и заткнись. Я вот знала куда шла, разве ты нет?
- Да, знал я, знал…
- Ребята, отдохнули, продолжаем,- возвращает Марк нас к игре.
- Мне, кажется, я умру, - шепчет Блейк.
- Все умрут, рано или поздно. Просто возможно ты – сегодня, - не слишком удачно успокаивает его Лисса.
- Стреляй, - говорит Марк.
- Третий выстрел, третий… - продолжает Блейк.
- Не ной, а? Стреляй. – Осаждаю его я.
И Блейк слушается, подносит пистолет к виску и по традиции выдыхает и давит на курок. Глухой стук. Блейк судорожно кладет пистолет на стол и вскакивает с криком:
- Я жив!
Он носится по комнате и на лице его сияет улыбка.
- Хм, - удивляюсь я. – Неужели все-таки сегодня умру я?
- Посмотрим, - ухмыляется Марк.
- Я жив, - все еще орет Блейк.
- А я, похоже, скоро не буду. Четвертый выстрел, шансов не много. – Удрученно говорю я.
- Но есть, - улыбается Лисса.
- Стреляй, - говорит Марк.
- А будешь умирать, помни, что я предупреждал! – вмешивается Микки, но я его не слушаю.
Я подношу пистолет к виску, и все затихают. Гробовая тишина. Я начинаю думать, а вдруг и правда не повезет мне.
Я, не раздумывая, давлю на курок и слышу то, чего и жду. Глухой стук.
Я вздыхаю. Отлично. Можно считать я почти выиграл.
- Вау. – облегченно говорит Марк, - а я тебя уже похоронил. Молодец, парень. Красавчик.
- Блейк, обречен, - говорит Микки.
А Блейк уже сам это понял.
- Еще не поздно отказаться, - убеждает его Микки.
- Ладно. Я сам подписался, я знаю. Умирать, так с музыкой. Давай пистолет.
Я протягиваю ему пушку, он садится напротив меня и подносит пистолет к виску.
- Ты был, хорошим парнем, - улыбаюсь я ему.
- Заткнись, - обрывает меня Микки.
А мы все уже слышим глухой стук.
- Жив, жив, жив, жив, - повторяет Блейк.
- Жив, - улыбается Лиса.
- Вот черт. Значит я. Все ребятки, прощайте. – Говорю я.
- Ну все, ты умрешь, шестой выстрел, все понятно. Значит можно прекратить это, - начинает убеждать нас Микки.
- Нет уж. Мы играем до трупа. – Улыбается Марк.
- До трупа… - смеется Лисса.
- Я жив, я жив, - радостно бормочет Блейк.
- Вот черт. – Произношу я. – Ну ладно. Я держу слово. Смерть, так смерть. Я прожил неплохую жизнь, люблю вас ребятки, прощайте.
Я буру пистолет и подношу к виску. Выбора я не оставил себе сам. Шестой выстрел, первая смерть. Одним человеком на планете меньше. Мама расстроится. Зато узнаю, есть ли бог. Я спускаю курок.
- О, черт, - кричит Марк.
А мы все слышим глухой стук.
- Что за… - Удивляется Блейк.
- Слава небесам – шепчет Микки.
- Я жив? – удивляюсь я.
- Жив. Жив. Ты жив! – кричит Марк и бросается меня обнимать.
- Ну и придурки же вы, мальчики. – Начинает Лисса улыбаясь, - Вы правда психи, за это я вас и люблю. Но никакой пули и не было. Я разрядила пистолет еще до игры.
- Сука, - злюсь я. – Все рябят, завтра играем нормально, И Лиссу смотреть не зовем. И как полагается, заряжаем пулю. Все по-настоящему. Окей? Согласен Блейк?
- Согласен.
 

падать - тоже летать

я люблю играть в реалити шоу.
устраивать скандалы, кричать, плакать, язвить, нахальничать.
подговаривать людей, воздействовать на одних через других,
а жизнь в реалити движется, мы здесь для определенной цели, мы актеры.
мы играем в спектаклях, мы репетируем и по чуть-чуть живем.
хотим играть и хотим любить.
борьба за людей, через людей.
человек и цель, и средство.
только иногда бывает по настоящему больно.
но все превращаем в фарс, плачем по-настоящему же,
но думаем о том, что надо показать эти слезы важному человеку.
актеры, разыгрывающие спектакли не только на сцене, но и за ее пределами.
а я все еще иду вперед. по трупам к цели. я все равно не сдаюсь.
нет, нет. бьюсь головой в закрытую дверь. но я правда надеюсь ее сломать.
все хотят любить.
но я должна.

придумала игру: убеги от человека.
выбираешь человека, чем интересней относишься к человеку, тем веселее играть, и убегаешь от него. нельзя находится с ним в одном помещении, нельзя смотреть на него, говорить с ним, слушать, если рядом с тобой говорят о нем, тоже надо убегать. 
игра длится до тех пор пока второй игрок, который играет с тобой, но не знает, не заметит все происходящее и не спросит: что ты от меня бегаешь? (ну или что то наподобие) или пока не наступит другой день, в котором надо играть противоположно. Ходить за человеком, смотреть на него, слушать, говорить с ним и т.д. а на следующий день снова убегать.
кто же первый сойдет с ума?
завтра третий день. завтра убегаю.
взрослая девочка и играю в такие игры.
ну и что, зато так веселее.

Кукловод.

Уже давно стемнело, стрелка часов добралась до одиннадцати, а в небольшом провинциальном городе молодая девушка врезалась в человека в черном плаще с вещами в руках.
- Простите, - прошептала Одиль.
- Ничего, все нормально, в меня не в первый раз врезаются и сбивают с ног, - ухмыльнулся мужчина.
- Я просто бежала, я не видела. – Начала оправдываться она, как вдруг заметила недалеко от мужчины круглый сундук и небольшой мешок серого цвета. А ведь именно в такой мешок убирал марионеток кукловод на площади после представления, а представление, кажется, происходило именно на этом сундуке. – А не Вы ли тот кукловод? Я понимаю, такой вопрос наглость, но…
Одиль не успела договорить, незнакомец громко засмеялся, вставая с холодной земли, а потом заговорил:
- Надо же, меня узнают на улицах. Нет, я, конечно, понимал, что если и ходить, и представления давать в плаще с капюшоном, полностью закрывающим лицо, меня будут узнавать на каждом шагу, но я не рассчитывал на такую славу.
Слова кукловода привели Одиль в смущение, ей показалось, что лучше убраться отсюда, этот человек был ей неприятен. Но она никуда не торопилась. Домой ей сейчас совсем не хотелось, ибо там был ее отчим, который не упустил бы случая устроить скандал из-за того, что вместо того, чтобы выполнять домашние дела, она пошла на площадь, смотреть преставление кукольника. А кроме как домой, идти ей было не куда.
- Я увидела Ваш сундук, заменяющий сцену и мешок в который Вы убирали марионеток. – Улыбнулась девушка, стараясь показаться вежливой и кроткой. – А так бы я Вас и не узнала… Это ведь Ваше?
- Да, да, ты права. Это мое. – Не хотя проговорил кукловод.
- И лицо у Вас такое… Нет. Я бы точно не подумала, что Вы тот самый кукловод.
- Какое у меня лицо? – Спросил он со злостью в голосе.
- Ну, я представляла, что Вы брюнет. А у Вас белые волосы. Я думала, что у Вас карие глаза, а они у Вас зеленые. Я знала, что Вы смуглый, говорят, это потому что Вы чужестранец. Я не думала, что у Вас шрам на все лицо… Нет, что Вы! Он Вас совсем не портит, - добавила девушка, видя с каким видом, смотрит на нее этот странный человек. – Но в одном я не ошиблась. Ваш взгляд…
- Какой у меня взгляд? – спросил он заинтересовано.
- Умный, хитрый, пронзающий душу на сквозь. У Вас взгляд безумно опытного в жизни человека, хотя на вид Вам не дашь больше тридцати.
- Мне тридцать три, - оборвал ее кукловод.
- Не в этом дело, - продолжала Одиль, не отрывая взгляда от его глаз. – Вы так смотрите на меня, как будто я стою тут голая. Больше того, голая душой. Мне кажется, Вы можете увидеть все мои грехи, все мои тайны и секреты. Меня пугает это и завораживает, и… похоже начинает нравиться.
И Одиль не врала, ей казалось, что этот человек гипнотизирует ее. А если сейчас он прикажет ей полаять, она безоговорочно выполнит его приказ. Ее первая неприязнь к его лицу со шрамом прошла. Теперь она смотрела на него и не хотела оторвать глаз. А кукловод усмехнулся ее словам, но Одиль это даже понравилось.
- Скажите, как вас зовут? – спросила она.
- Гудвин. Хотя разве имя мое имеет значение? Меня все равно так ни кто не зовет.
-  А Вам нравиться, когда Вас так называют? Хотите, я Вас буду так называть?
- Мне все равно. Хочешь – называй, - ухмыльнулся Гудвин, - все равно после сегодняшнего вечера, мы с тобой больше никогда не встретимся.
- Не встретимся… - повторила она его слова. – Не встретимся? Ну почему?
- А разве тебе этого так хочется?
А Одиль и сама не знала, чего ей хотелось.
- Гудвин, Вы знаете, - начала говорить она. – Мне нравятся ваши спектакли.
- Это лестно. Ну, я, пожалуй, пойду домой. Спокойной ночи. – Сказал Гудвин, приближаясь к двери своего дома.
- Скажите, а завтра будет снова спектакль?
- Да будет. И завтра и послезавтра.
- А потом Вы уедите?
- Да. Спокойной ночи, эээ… как твое имя?
- Одиль. Меня зовут Одиль.
Гудвин замер.
Одиль. Ее зовут Одиль. Темные волосы, контрастирующие с бледным лицом. Голубые глаза. Правильные, но резкие черты лица. Как он срезу не заметил. Ведь именно такой куклы ему не хватает для нового спектакля. Одиль. Как же он сам не догадался, думал он. Это имя. Он так долго искал его. Эта девушка. Именно она ему и нужна.
- Что с Вами? – прошептала девушка.
- Ничего, - быстро ответил он, почувствовав себя уязвленным перед ней. – У тебя прекрасное имя.
- Спасибо и спокойной ночи, Гудвин. Я приду к Вам завтра на спектакль. – Улыбнулась она и пошла.
А Гудвин еще, какое то время постоял около своей двери и отправился спать. Засыпая, он думал, что вероятно не случайно встретил эту девушку и нашел в ней новую куклу, которой так не хватает для нового спектакля. Не просто так зовут ее Одиль, и именно так должны звать его новую марионетку.

Одиль несколько часов бродила по городу, а потом все-таки вернулась домой, хоть ей и не хотелось. Она пробралась в свою комнату через окно, и уже когда легла в постель, долго не могла уснуть, думая не о том, как утром будет кричать ее отчим, а об этом странном человеке Гудвине. Его спектакли завораживали ее. Его марионетки были такие живые, такие настоящие, как будто люди. А этот кукловод так мастерски управлял ими, так потрясающе показывал представления, что ни один человек не мог пройти мимо. В этом человеке была, какая то магия, какая то тайна, кружившая голову девушке. Она с трепетом думала, что завтра снова увидит его спектакль. Она подумала, что эти спектакли лучшее, что случалось в ее жизни, и с этой мыслью уснула.

Около трех часов следующего дня Гудвин на площади ставил свой сундук, и доставал марионеток нужных ему для сегодняшнего спектакля. А в это время Одиль ругалась со своей семьей. Хотя она этих людей она своей семьей и не считала. Ее отчим, после смерти матери Одиль, стал считать девушку служанкой, так же думала и его дочь. Одиль не хотела с этим мириться, но ничего поделать не могла. Она стирала, убирала, готовила, но в ее голове всегда жили мечты выбраться из этого дома и города.
О том, что в их город приезжает кукловод, она узнала за месяц до его приезда, и заранее решила, что попадет на все его спектакли, чего бы ей этого не стоило. Вчера выбраться из своего заточения было легко, но сегодня, это казалось ей невозможным.
- Ты не имеешь право, уходить из этого дома без моего разрешения! – кричал ее отчим.
- Я имею право делать все, что мне хочется! Кто ты такой, что бы запрещать мне что-то?
- Я содержу тебя, в конце концов.
- А этот дом принадлежит мне, между прочим! И хватит орать на меня! – От обиды к глазам Одиль подступали слезы.
- Я буду делать то, что мне захочется. И ты, тоже будешь делать то, что захочу я! И я не выпущу тебя из дома! И окно забью досками!
- Я ненавижу тебя, - закричала Одиль не в силах сдерживаться и бросилась к двери.
- Ты никуда не пойдешь! – закричал он и ударил ее.
От неожиданности она кажется, на мгновенье остановилась, а потом из ее глаз брызнули слезы.

«Я ненавижу себя. Я ненавижу этот дом. Я ненавижу весь этот мир» - шептала Одиль в аккомпанемент слезам, струившимся по ее лицу. Она сидела на чердаке и плакала. Она всегда знала, что не стоит спорить с этим человеком, надо просто промолчать, не слушать его слова. А говорить с ним бесполезно, он все равно ни когда в жизни не будет ее слушать. Еще давным-давно Одиль пообещала самой себе не спорить с отчимом, ибо в этом есть смысл, только если хочется, чтобы испортилось настроение. Но все-таки она периодически нарушала это обещание, потому что не могла спокойно слушать, как ее оскорбляют. Он считает ее своей вещью. Считает, что она робот, который должен выполнять всю домашнюю работу. Ей это так надоело. Она человек! Не робот и не вещь! Она человек, гораздо лучший, чем это ничтожество, ее отчим. И вот теперь, когда ее лишают того, что она ценит больше всего: спектаклей кукольника, она больше не хотела оставаться в этом месте. Все хватит! Сегодня же вечером, когда отчим и его дочь будут спать, она уйдет из этого дома. Уйдет, и даже не возьмет вещи, они ей не нужны. Одиль решила, что все будет именно так, и, кажется, почти успокоилась, но потом, взглянув на часы и увидев на них три дня, снова заплакала: ведь сейчас кукольный спектакль в самом разгаре, а она сидит на грязном чердаке и не может видеть, то, что ей нравиться больше всего на свете.

На площади пробило три. Спектакль Гудвина продолжался. Сейчас на круглом сундуке, имитировавшем сцену, разворачивалась сцена между двумя марионетками – Генрихом и Сильвией.
- Сильвия! Ты только глянь! Как эти люди смотрят! Обступили и смотрят! – говорил Генрих, под чутким руководством Гудвина.
- Да, Генрих, народу сегодня много пришло! На нас они смотрят что ли? – вторила ему Сильвия.
- Да! На нас! Только что в нас интересного? Мы же просто куклы, марионетки.
- Генрих, а ты посмотри на них, они ведь тоже куклы. Они только зовутся «люди», а сами куклы похлещи нас. Пришли посмеяться над собой, в нашем обличии.
- Нет, Сильвия. Они смеются не над собой. Разве им пристало смеяться над собой? Нет! Они смеются над друзьями, соседями, знакомыми. Высмеивают друг друга, не понимая, что они все одинаковые. Вот у тебя белые волосы, голубое платьице. У меня черные волосы и черный сюртук. А они одинаковые.
- Генрих, дорогой, не забывай, что все-таки они живые, а мы уже нет.
- Чем же они живее нас?
- Они двигаются, они говорят…
- Мы тоже!
- А еще они растут, взрослеют, стареют. Они дышат!
- Сильвия! Но наша ли в том, вина, что мы не растем и не дышим? Мы ли виноваты том, что стали такими. Хотели ли мы этого? Кто-нибудь у нас интересовался? Нет. А они люди. И они не понимают, что возможно, какая то марионетка, готова отдать все на свете, за это звание.
- А еще люди страдают.
- И я страдаю!
- А люди могут любить.
- И я люблю! Я люблю весь этот мир! А еще, Сильвия, я люблю… тебя.
- Ты не можешь любить. Ты кукла.
- Я могу любить. Я люблю тебя! Ты мне, что не веришь?
- Не глупи, Генрих.
- Разве ты не замечаешь, что ты мне нужна. Что изо дня в день, в моей жизни нет ничего кроме тебя? Ты не замечаешь эти прозрачные капли у меня на щеках? Это слезы!
- Это глупости.
- Разве ты саму себя считаешь бездушной куклой?
- Я не знаю.
- А я знаю. Мы не люди. Мы не врем, не оскорбляем, не унижаем, не льстим, не обижаем и не стреляем в спину. Да, Сильвия, мы не люди. Мы лучше их.

Толпа зевак взорвалась смехом. Эти бездушные существа смеялись почти над каждой репликой кукол. В старый сундук кукловода летели монеты. Под капюшоном скрывавшем лицо, Гудвин улыбался. Он был уверен, что Одиль стоит где-то в толпе зевак и наслаждается преставлением. Он знал, что она не смеется. Он надеялся, что это представление понравиться ей, но не вызовет у нее смеха. Ведь Одиль такая же кукла, как и Сильвия, и Генрих. И их проблемы, должны трогать и ее.
Гудвин продолжал спектакль, а у него перед глазами то и дело возникало лицо Одиль. Он не знал, что ее не было среди зрителей. Он не знал, что она не смотрит представление. Но догадывался, что увидит девушку уже этим вечером.

Одиль дождалась пока ее отчим, и его дочь легли спать, и тихо выбралась из дома. Улица была пуста, темнота резала глаза, и только тусклый свет нескольких фонарей помог девушке добраться до дома кукловода.
Она сначала вовсе не хотела идти к нему. На часах было двенадцать, наверно он уже спал. Да и вообще, разве приличные девушки являются в такое время в дом к малознакомому мужчине? Одиль была уверена, что нет. Но такое отчаяние жило в ее душе, такая обида, что все приличия казались ей ненужными глупостями.
За десять минут она добралась до дома Гудвина. Ее ноги сами принесли ее именно к этой двери. Но все-таки решение, постучать в дверь, приняла сама Одиль. Она не знала, что скажет ему, когда он откроет дверь. Она даже не знала, откроет ли он дверь вообще. Но постучала. И несколько секунд, показались ей целой вечностью. Тишина оглушала ее. Отчаяние бурлило в крови. Если он не откроет? Куда ей идти? Домой? Нет. Туда она больше не вернется. Стать бродяжной? Просить милостыню? Это казалось Одиль унижением. А унижение было для нее хуже смерти. И что же тогда делать? Не родных, не друзей у нее нет. Куда идти? Безвыходное положение. Одиль щипало глаза, ей казалось, что она вот-вот расплачется.
Ее размышление прервал Гудвин, открывший дверь так резко, что девушка вздрогнула.
- Привет, - вырвалось у Одиль как-то истерично.
- Одиль? – удивился Гудвин.
- Гудвин, можно я, пожалуйста, войду?
Кукловод не ответил, только отошел в сторону, что бы пропустить девушку в дом. 
- Что случилось? – спросил он.
А Одиль не торопилась отвечать. Она осматривала небольшой дом, и странное чувство было у нее в груди. Ей казалось, что все эти вещи, вещи кукловода, она видела тысячу раз. Ей казалось, что в этом доме она уже была сотню раз, ей чудилось, что все это с ней уже случалось. И тут она заметила марионетку. Серый сюртук, каштановые волосы, карие глаза и толи испуг, толи удивление застыло на бездушном лице куклы. И тут Одиль поняла, что не может сдержать слез. Она сама не понимала что с ней, и почему она плачет, вглядываясь в пустые глаза марионетки.
Гудвин не без восторга наблюдал за гостьей. Да, его мысли подтверждались. Скоро появиться новый кукольный спектакль, а главную роль сыграет эта девушка.
- Это Пьер, - представил Гудвин куклу, - он одно из действующих лиц завтрашнего спектакля.
- Он такой... странный… Я не понимаю, почему он вызывает у меня такие чувства… Я правда не понимаю, - оправдывалась Одиль.
- Тебе понравилось сегодняшнее преставление?
- Я его не видела… - У девушки вдруг потемнело в глазах, кукловод задел душу, ударил по самому больному, сам того не зная. А в голове Одиль кажется, намечался новый план действий.
- Жаль.
- Гудвин, спаси меня. – Проговорила Одиль.
- Спасти? От кого? От чего? Надо же ты вдруг перестала говорить мне «вы».
- «Вы» говорят лишь старым и чужим. Гудвин! Забери меня отсюда! Ты завтра уезжаешь, возьми меня с собой.
- Одиль…
- Я могу твоей помощницей! Шить кукол, носить тяжелые вещи…
- Я не шью кукол и не позволю девушке носить тяжелые вещи.
- Я могу быть твоей служанкой! Уж лучше твоей, чем чьей-то еще. Я могу мыть пол, стирать, убирать, готовить! Я все это умею!
- Я тоже умею. И прекрасно со всем справляюсь.
- Я могу быть твоей женой, в конце концов!
- Одиль…
- А что? Совсем скоро я стану совершеннолетней. И тогда женись на мне… или ты не хочешь? Наверно не хочешь… Гудвин, я умоляю, возьми меня с собой. Мне все равно, что со мной будет, лишь бы не оставаться в этом городе! – Одиль упала перед ним на колени, не в силах держать в себе этот порыв, - Гудвин! Спаси меня! Я знаю, ты можешь!
- Меня обвинят в том, что я тебя похитил, меня в тюрьму посадят. – Проговорил он, поднимая ее с колен и усаживая в кресло.
- Не правда, этого не случиться! Я им скажу, что сама умоляла тебя об этом!
- Тебе не поверят.
- Тогда ты скажешь!
- И мне не поверят, я чужестранец, нас ни где не любят.
- Гудвин, я знаю, что тебя ничего не пугает! Никакая тюрьма! Ты можешь меня спасти! Я вижу в твоих глазах! А разве глаза врут? Гудвин я же умру здесь!
- А что с тобой случиться, если ты со мной уедешь, ты знаешь?
- Мне все равно, - с готовностью ответила девушка.
- Одиль, я испорчу тебе жизнь.
- Не верю. Хуже чем сейчас мне быть не может!
- Ты юна и глупа. Я поломаю твою жизнь.
- Уж лучше ты, чем кто-то другой.
- Да кто я такой, что бы ломать тебе жизнь? – вдруг взорвался Гудвин. – Ты сама пришла сюда, а я потом буду чувствовать свою вину. Почему так? Видит бог, я не хотел...
- Гудвин, перестань, пожалуйста, ты меня пугаешь…
- Это верно, я должен тебя пугать. Но ты второй вечер подряд приходишь сюда! Ты говоришь мне, увезти тебя отсюда. А зовут тебя Одиль…
- Причем тут мое имя?
- Все не случайно. Все не просто так. Ты действительно уверена, что я должен тебя спасти?
- Да.
- Тогда ответь всего на один вопрос: Ты хочешь стать куклой?
И после напряженного разговора - пауза. Душащая тишина поглощала все.
- Куклой? – в исступлении повторила девушка.
- Марионеткой.
- Стать куклой?
- Все мои актеры сначала были людьми. Я потом стали неживыми. Хотя кто сказал, что они неживые? Они куклы, но у них есть душа.
- Ты колдун, чернокнижник? Да? Ты их убил и сделал куклами!?
- Одиль, успокойся! Я их не убивал. Они сами сделали свой выбор, сами решили кем быть… За исключением всего нескольких. Но дело совсем не в этом. Ты сказала, что хочешь, чтобы я тебя спас? Я предлагаю тебе спасение.
- Спасение. Гудвин… Я просто ничего не понимаю! Все эти марионетки… сколько их у тебя? Они были людьми!? Ты заколдовал их?
- Их у меня одиннадцать. Они были и есть люди. Но после заговора стали такими, какие они сейчас.
- Мертвые.
- Одиль, они не мертвые.
- А какие они? – из последних сил сдерживаясь, говорила девушка.
- Я могу тебе объяснить…
- Так объясни!
- Могу все объяснить, но если ты хочешь прямо сейчас уйти, я не стану тебя держать… А я ведь вижу ты хочешь сбежать от меня.
- Я послушаю, то, что ты скажешь. А потом уйду, и ты не сможешь меня удержать, даже если захочешь.
- Не буду и пытаться, - ухмыльнулся Гудвин, а потом вдруг снова стал серьезным. – Все эти куклы, за исключением, пожалуй, двух, сами захотели куклами стать. Они сами пришли ко мне. Сами поняли, что я их спасение. Сами умоляли им помочь. Разве ты не поступаешь так же?
- Я не понимаю тебя…
- Поймешь. Все люди делятся на кукол и кукловодов. Только мало у кого это сильно проявляется. В обычной жизни кукловоды - начальники, правители, манипуляторы, а куклы – это те, кто им подчиняется. Только есть и такие люди, которые уходят от быта к своей душе, и бегут к призванию. Я потомственный кукловод, вожусь с марионетками, показываю представления, зарабатываю этим на жизнь. А еще помогаю душам. Такие как ты, люди-куклы, находят меня, что бы я помог найти им себя. Они чувствуют меня, стремятся ко мне, им кажется, что я их гипнотизирую, ноги их приносят к моему дому, я живу в их мыслях. А марионетки в моих руках кажутся им родными, кажутся такими близкими и вызывают непонятную тоску. Вызывают слезы…
- Гудвин прекрати!
- Узнаешь себя в моих словах?
- И это пугает…
- Ты сама осталась, я говорил уходи… Хотя, я всегда говорю, и все всегда остаются. Они просто не могут уйти они привязаны своей душой к моей. Они чувствуют, мою власть. А я может, и не хотел этой власти. Кто-то за меня решил, что я должен быть кукловодом…
- Ты хочешь сказать, что я в душе кукла? И что я всегда ей была? Что я вчера не случайно врезалась в тебя?
- Ничего случайного нет. Ты нашла меня. А может, это я тебя нашел. Я магнит, для таких как ты. А ты кукла. Прекрасная и красивая кукла. Всегда ей была и будешь.
- А если нет? Если ты ошибаешься?
- Я не ошибаюсь. Ты такая не первая. Ты пройдешь этот путь, ты справишься. Но я не к чему тебя не принуждаю.
- Я не хочу быть куклой.
- Ты уверена?
- Нет.
- В этом то и дело. Ты можешь уйти и ты уйдешь. Я знаю, уйдешь. Но ты вернешься, может даже не сегодня и не завтра. Может через много лет. Но ты найдешь меня. Твоя душа сама приведет тебя ко мне. Выбора нет.
- Выбора нет?
- Это не так страшно, как звучит.
- А что потом. Если я стану куклой… Если я соглашусь… Что ты сделаешь?
- Прочту заговор.
- А потом?
- Ты станешь марионеткой.
- Ну, а когда я стану такой… Что будет дальше?
- Ты будешь моей самой прекрасной куклой, ты будешь играть в спектаклях под моим руководством. От твоих рук и ног, будут идти нити, к моим рукам. Ты будешь ездить со мной и с остальными марионетками по свету.
- А что будет с моей душой?
- Она останется с тобой, и она обретет покой.
- А я больше не буду чувствовать?
- Будешь, и даже лучше чем сейчас. Но не будет проблем. Будет счастье.
- Я боюсь.
- Это нормально.
- Гудвин…
- Да.
- Скажи, а Пьер хотел стать марионеткой?
- Нет… - этот ответ дался Гудвину тяжело, - Не хотел.
- Значит, он один из двух тех… Которые не хотели. Значит, ты их сделал куклами против их воли. Но почему? И зачем?
- Так получилось.
- Гудвин, я не думала что ты такой… Выходит я ошиблась.
- Одиль, ты знаешь, откуда у меня шрам на лице? Ты знаешь, кто в этом виноват?
- Пьер. – Почти безразлично прошептала девушка, – Я знаю, Пьер. А ты очень плохой человек, Гудвин.
- Плохих людей не бывает. Так же как и хороших. Все люди.
- Не правда.
- Правда, Одиль. А еще мир злой и жестокий по своей сути. А еще и с неба за нами никто не следит. Открой глаза. Это жизнь. Ты хочешь в сказку? Именно это я и предлагаю.
- Я не могу тебя слушать, - прокричала Одиль со слезами на глазах и пошла твердым шагом к двери.
- Ты вернешься, Одиль. Все не просто так.

Одиль отворила дверь и вышла, в голове у нее был кавардак. Теперь уже вопрос, куда ей идти этой ночью стал для нее менее значимым, чем раньше. Теперь она думала, как жить дальше. Ее трясло и совсем не от холода. Ей было страшно, и совсем не оттого, что вокруг было темно. В голове бегали фразы: «Стать куклой. Ты вернешься, Одиль. Все не случайно. Все не просто так. Откуда у меня шрам на лице. Узнаешь себя в моих в словах. Видит бог, я не хотел. Я магнит, для таких как ты. Ты вернешься, Одиль. Ты вернешься, Одиль.» Он говорит, что она вернется. А Одиль казалось, что она не куда не уходила, что Гудвин по-прежнему стоит перед ней. Девушка оцепенела. Да, ее тянуло к нему. Да она запуталась. Но что делать дальше она не знала. Она была в такой безвыходной ситуации в первый раз. А еще она в первый раз ночевала на улице.

Гудвин проснулся непривычно рано. Хотя время давно уже не имело для него значения. С тех пор как он ездит по городам и дает кукольные представления для него, кроме этих самых кукол и представлений, все перестало иметь значение. У него в сундуке было одиннадцать кукол, одиннадцать жизней были в его руках, одиннадцать душ были на его совести. Но хотел ли он этого? Этот вопрос ему действительно никто не задавал. Да и сам Гудвин давно перестал думать о том, как могла бы сложиться его жизнь, если бы он не был кукловодом. Зачем вообще об этом думать, если ничего не возможно изменить. Такие как Одиль всегда будут преследовать его. Он будет пытаться сначала отговорить их, проверять их, потом рассказывать им все, выслушивать их истерики, отпускать, ждать возвращения, а потом делать марионетками. Это его призвание. Это его участь. Это его проклятье. А Одиль очередная кукла. Она вернется. Она помучается, подумает, побегает, а потом придет. Это ясно. Одиль станет куклой, это решено. Так же как и то, что Гудвину предстоит все жизнь оставаться кукловодом.
Сегодня Гудвин уедет из этого города, в другой точно такой же город, а потом в следующий, ни чем не отличающиеся от предыдущего. А вот придет ли сегодня Одиль, он не знал. Может и придет. А может, найдет его только через много лет и будет на коленях умолять его дать пойкой ее душе.

В то же время, что и вчера, кукловод поставил на площади свой круглый сундук, достал из него марионеток: Пьера и Эдвина, и начал спектакль.
- Здравствуйте сэр, - проговорил Пьер.
- Что лоботряс, явился? – злобно ответил ему Эдвин.
- Да, сразу же, как узнал, что Вы хотели меня видеть.
- Да, я хотел тебя видеть! Я не понимаю, почему расследование нового дела совсем не движется?
- Сэр, понимаете…
- Я не хочу ничего понимать! Ты же страж закона! Почему уже неделю не можешь ничего выяснить!?
- Сэр…
- Пропадают люди! Уже четвертый человек за месяц! А вы ничего не делаете! Ждете, пока не станет всего города?
- Мы расследуем, но…
- Молчать, когда я говорю! Ты говорить должен не здесь! Ты должен говорить со свидетелями, с подозреваемыми, с семьями пропавших! Разве ты что-нибудь из этого делаешь? Нет! Если бы делал, расследование не стояло бы на месте. Даже никаких улик нет! А люди пропадают! Они испаряются что ли? Или может, становятся невидимыми? Может они на другую планету улетают?

Одиль стояла в толпе смеющихся горожан и слушала на первый взгляд нелепый разговор кукол, но она то понимала, что это не пустые слова. Гудвин говорит о тех пропавших, которые стали куклами. А те, кем он изъясняется одни из тех, кто пропал. Неужели и Одиль предстоит пропасть? Неужели и ей предстоит стать куклой? Неужели и от ее рук и ног будет идти нити? Неужели и ей Гудвин будет вот так управлять? После минувшей ночи, девушку эти вопросы уже не пугали, они ее удивляли. Как так вообще может быть? У Одиль это не укладывалось в голове. Она спрашивала саму себя: я кукла? И не могла найти ответ на этот вопрос. Да, все марионетки Гудвина определенно рождали в ней странные чувства. Смотря на них, ей казалось, что она смотрит на родных ей людей.  Да, ее тянуло к самому Гудвину, ей хотелось отдаться ему, что бы он решал ее судьбу. Ей хотелось быть с ним рядом, быть в его власти, подчиняться ему. Ей, казалось, что она хочет быть игрушкой в его руках… быть… куклой…
Но тут же в ней рождался испуг от собственных желаний. Подчиняться кому-то? Быть чьей-то? Не жить собственной жизнь? Не дышать? Не двигаться? Как при всем этом можно не считаться мертвым?
Одиль размышляла, смотря представление, а марионетки в руках Гудвина были так грациозны. Он виртуозно управлял ими, а они по-прежнему выясняли отношения.

- Ну, так что, Пьер? Долго ты еще планируешь ничего не делать? Когда, ты уже, в конце концов, начнешь нормально вести дело? Когда ты его уже все-таки раскроешь? Отвечать!
- Понимаете, сэр, мы работаем. Да, пока у нас нет улик, но мы разговаривали с семьями пропавших, они говорят, что люди, которых мы ищем, перед тем как пропали, часто наведывались к кукловоду…
- Кукловоду? – Эдвин захохотал.
- Родственники пропавших говорят, что да. Каждый из тех, кого мы ищем, ходил несколько раз кукловоду. Соседи кукольника тоже говорят, что исчезнувшие люди появлялись в доме этого человека.
- Что еще ты узнал, Пьер? – сквозь смех проговорил Эдвин.
- Что каждый раз, когда пропадает человек, у кукловода появляется новая марионетка чрезвычайно похожая на пропавшего.
- А это вам кто сказал?
¬- Люди, которые постоянно смотрят его представления.
- И кто эти люди? Городские пьяницы?
- Никак нет, сэр.
- Ну а кто же?
- Просто люди, - смущенно проговорил Пьер, старавшийся все это время не обращать внимание на смех начальника.
- Ну и что же, вы поговорили с кукловодом?
- Поговорить с ним отправился Сид… Но в итоге он и стал четвертым пропавшим за месяц…
- А у кукловода небось новая кукла появилась, - смеялся Эдвин.
- Появилась, сэр.
- Пьер, если я буду часто с тобой разговаривать, я просто умру от смеха. Значит, это из-за кукловода люди пропадают? Может, ты скажешь, что он превращает людей в кукол, а потом играет ими спектакли?

Люди, смотревшие спектакль, то и дело смеялись, но сейчас они уже совсем не могли сдерживаться и неудержимо хохотали, бросая все больше и больше монет Гудвину.
Одиль понимала, что смех этих людей ничто по сравнению с тем как смеется кукловод под своим капюшоном. Какая жестокая ирония, а ведь и, правда, самая смешная шутка – это правда. Он рассказывает настоящие истории и ведь ни один человек на свете не усомниться в их нелепости. Он говорит правду, тем самым, убеждая людей в своей лжи. Гудвин вдруг открылся Одиль с совсем другой стороны. Она возненавидела его вечные ухмылки, она возненавидела его хитрые глаза. Как он может смеяться над этим? Как он может заставлять смеяться людей над такими вещами? Это жестоко!
И вдруг снова представляя себе эту ухмылку и эти глаза, и поняла, что не сможет жить без этого. Поняла, что это главное в ее судьбе. В ее сердце вспыхнула любовь к этому человеку, которого она еще минуту назад ненавидела. Но оба эти чувства переплетались воедино, когда она думала о кукловоде. А думала она о нем ежесекундно, она не могла о нем не думать. Он уже поработил ее мысли, хоть Одиль и не хотела это признавать.

Когда спектакль закончился, Одиль стала бродить по городу и думать. Она  вспоминала всю свою жизнь здесь, каждый момент, связанный с тем или иным местом. Она думала, что хочет покинуть этот город, но, оказавшись так близко к этому, ей стало страшно. Она совсем не ценила то, что ее окружало, а теперь другого выхода нет, она приняла решение. Теперь, как раньше не будет. Она вдыхала воздух, и ей казалось, что он пах морем. Ей казалось он пах зеленой травой и солнцем. В ее голове перемешалось странная эйфория и ожидание чего-то нового, пугающего, и неизвестного.
Через несколько часов на Одиль нахлынула паника, она вдруг подумала, что кукловод мог уже уехать. Гудвин говорил, что уедет сегодня, но когда именно, девушка не знала. Ей вдруг стало настолько страшно, что она, не думая не о чем побежала через все улицы и переулки к дому кукловода.
Прошло несколько минут, и она решительно дернула ручку двери, но было заперто. Отчаяние поглотило Одиль. Ей казалось, что-то в ее сердце разорвалось. Она чувствовала, что какой-то очень значимой части ее души исчезла. Вдруг стало так тяжело, так плохо, она села на каменные ступеньки и зарыдала. Она часто плакала в своей жизни, но те слезы, что она проливала в этот момент, были самыми настоящими, самыми тяжелыми и самыми значимыми. Но вдруг она услышала чей-то громкий крик, и больше по инерции, чем пожеланию подняла голову и увидела кучера, кричащего на лошадей, запряженных в упряжку, а в самой упряжке она увидела Гудвина.
- Гудвин! – закричала она из последних сил. – Гудвин!
Но, кажется, он ее не слышал, и тогда она вскочила со ступенек и побежала к нему.
- Гудвин! – продолжала звать она его.
И он услышал, хотя может быть, лучше бы этого не случилось. Но он услышал, а потом увидел ее и приказал кучеру остановиться. Девушка подбежала к кукловоду и бросилась ему на шею.
- Одиль! Одиль! – пытался усмирить ее Гудвин. – Одиль, я уезжаю.
- Ты не можешь уехать, - истерично шептала она. – Не можешь… без меня.
Кукловод приказал кучеру ждать его, а сам ушел вместе с Одиль за ближайший дом, что бы поговорить без свидетелей.
- Я так испугалась, что ты уехал, - начала девушка, вытирая лицо от слез. – Я хотела придти, но… а потом испугалась, что опоздала.
- Ну, как видишь, все-таки успела.
- Гудвин… Ты знаешь… Сегодняшний спектакль был ужасен.
- Да? – ухмыльнулся он. – А другим зрителям понравился, да и я сам от души посмеялся его показывая.
- Это было чрезвычайно жестоко, - улыбалась Одиль. Она была счастлива, что он не уехал и что она может сейчас вот так вот с ним говорить.
- Ты мне это хотела сказать?
- Я хотела сказать, что ты отвратительный человек…
- И что тебе это нравиться, да?
- Нет, я тебя ненавижу…
- Ненавидишь, потому что любишь?
- Что ты такое говоришь?
- Я вижу тебя на сквозь.
- А я… Я… Ты прав, Гудвин…
- Кстати, этот ужасный спектакль я посвятил тебе.
- А я вроде как… хочу отдать свою жизнь тебе… это будет, что-то вроде «спасибо».
- Да, определенно это равноценно. – Засмеялся Гудвин.
- Скажи, вот в этом спектакли Пьер, который не должен был стать марионеткой, и Эдвин. Он ведь тоже не хотел… Я чувствую…
- Эдвин, это мой отец, - нехотя проговорил кукловод, - он был старый, он не должен был стать куклой, но он хотел, и таким образом, он отдал мне права на занятия нашей потомственной профессией…
- Вот как… - пробормотала Одиль, которую уже кажется, ничего не удивляло.
- Он стал моей первой марионеткой.
- А я стану двенадцатой. Хорошо, хоть, что не тринадцатой. А то дьявольское число.
- Тебе пора перестать боятся дьявола. Но ничего… скоро ты не будешь бояться.
- Гудвин, скажи, я ведь наверно должна чувствовать что-то другое? Не счастье? Я ведь наверно должна думать о чем-то другом? Не о твоих прекрасных глазах?
- Знаешь, мне, правда, нравиться, когда меня называют по имени. Особенно, как это делаешь ты…
- Гудвин…
- Ты будешь самой прекрасной куклой в мире. Нет. Во всей галактике. Нет. Ты будешь самой прекрасной куклой из всех вообще существующих… Ты будешь… Я уверен, теперь ты будешь счастлива всегда…

Кучер, подвозивший странного человека в черном плаще, видел, как этот человек уходил поговорить с какой-то девушкой. А когда через несколько минут вернулся, в руках у него была кукла, красивая до чертиков, и невероятно похожая на эту самую девушку.
Кучер спросил:
- Это ее подарок?
- Это мое проклятие…

стучу каблуками по асфальту и смотрю на крыши домов,
мальчик-дьявол вселяется в меня вызывая кучу чувств,
не могу находится рядом, но хочу находится рядом.
девочка в платице весной брошена.
хочу любви.
счастья хочу.
а сама, кажется, все-таки поломала жизнь мальчику из прошлого.
у него нет: денег, работы, места жительства,
а еще он разводится. и личной жизни у теперь тоже нет.
и домой в другой город собирается уезжать. на совсем.
мне так жаль его. я сочувствую, но ни как не могу ему помочь.
от этого так паршиво.
бешусь от всего происходящего,
и репетировать в театре не могу даже,
потому что мальчик-дьявол репетирует рядом.
попала в ад.
мило.

в любви нет свободы. в свободе нет любви.
я абсолютно и бесповоротно свободна.
так свободна, что даже грустно.
так свободна, что даже противно.

Я не мальчик и не девочка.
Я живая тишина.
Завтра я порежу вены,
Как найдут... Поймут кто я.

а вчера отыграли премьеру.
а потом отмечали профессиональный праздник.
как и положено до полного отсутствия самоконтроля.
а все так напряженно.
у меня не театр, а санта барбара.
я главный герой. почетно.
события, слухи, сплетни и творчество.
так все сложно и интересно с одним мальчиком.
слишком быстро движемся вперед.
надеюсь все будет.

у меня на шее фенечка,
я решила если буду встречаться с этим мальчиком
то срежу ее.
она меня изо дня в день душит.
я так хочу ее срезать.
так же сильно как и быть с этим мальчиком. 

фото с премьеры. да да да. у нас каменный век.
благодаря Володину(автор) и Ломкину(великий режиссер Яшенька)

после спектакля слоняюсь по гримерке и чувствую себя птичкой без крыльев, пока тот кто мне нравится улетает.

я могла бы быть собачкой и ползать у ног.
но у чьих?
чрезвычайно темпераментная леди ищет необычайно красивого развратного сеньора
для ссор, скандалов, пощечин, слез, обид, недопонимания, совершения ошибок и 
страстной неземной любви навеки.

репетиции по десять часов в день, никотин, адреналин, белый лак, новые сережки, синяки на коленках, чрезвычайно нужный люди, острые взгляды, гениальные идеи, талантливые писатели, сладкие запахи, чувства, улыбки, снег и дождь, танго и другие танцы. с.в.о.б.о.д.н.о.
моя весна.

рассказ о том как надо ебать мозг.
рассказ слегка ебущий мозг.
ибо меня просили написать треш.
надеюсь получилось.

                                                                             Now I wanna be your dog    
                           
                                                                                                                                                             Посвящается Сене, 
                                                                                                                                                    ибо пора ебаться в мозг, детка! 
                                                                                                                                                                       Начнем. 
                                                                                                                                                                        Аминь.

Я бегу к туалету прикрыв рот рукой, а рвотные порывы наполняют смыслом этот нелепый жест. Я извергаю весь сегодняшний обед себе в руку, а вокруг столько народу, что я проглатываю все обратно. Но не надолго. Не надо было столько пить. Я же знаю, что от пива, мне всегда плохо. Но нет! Как только мне предлагают поехать куда-нибудь напиться, я тут же соглашаюсь, особенно если угощают, как на этот раз. Сначала в бар, потом в клуб. Как вообще меня сюда пустили? Я еле держусь на ногах. От падения на пути к туалету меня спасают стены. У двери туалета я сталкиваюсь, с каким то парнем, что бы не упасть я опираюсь на него рукой. Именно той самой, которой закрывал рот. У парня, на пиджаке остается мокрый след с остатками блевотины.
- Прости, - бормочу я.
Но тут в традициях жанра меня опять тошнит. И я не в силах сдержаться и часть содержимого в моем желудке вырывается из меня прямого на этого бедного парня.
- Да ты охерел? – Кричит он, но его голос сливается с сотнями голосов вокруг. Сливается с музыкой и превращается странный шум.
- Прости, прости. – Оправдываюсь я.
А что еще я могу сказать?
Держась за стену я пробираюсь в туалет. А тот парень, что-то еще кричит мне вслед. Но мне по хуй.
Я проношусь мимо раковин и зеркала прямо к одной из кабинок. Захожу внутрь, и меня тут же выворачивает наизнанку, но на это раз куда надо - в унитаз. Я слишком сильно стараюсь извергнуть душу туда, куда люди извергают дерьмо, мои глаза слезятся, из носа капает слизь. Я вытираю нос рукой, и вижу на ней размазанные прозрачные сопли. Но ничего. И опять рвота. Опять мои кишки сжимаются, что бы выбросить из себя все то, что я успел сегодня съесть. Опять у меня перед глазами туман.
Я шатаюсь из стороны в сторону и что бы не упасть упираюсь задом в дверь кабинки, но вот черт, я забыл ее закрыть и я падаю на холодный кафель. Стараясь подняться я вляпываюсь в собственную блевотину и даю себе клятвенное обещание больше не пить.
Поднявшись, я подползаю к унитазу и снова блюю. Проходит еще, какое то время и я понимаю, что меня уже, кажется, больше не тошнит.
Я выбираюсь из кабинки, и на полусогнутых ногах иду к раковине. Тщательно мою руки и лицо, мой затуманенный ум все еще понимает, что ходить в собственной блевотине не очень круто. Став относительно чище, я смотрю на свое отражение в зеркале и ужасаюсь.
Но наплевать, как я выгляжу, сейчас мне хочется только одного – курить. Я сажусь на пол под раковину и прикуриваю.
Я медленно затягиваюсь, стараясь прийти в себя, как вдруг слышу среди посторонних шумов, как кто-то тоненьким голоском напевают какую-то странную песню.
Now I wanna be your dog - слышу я.
А потом и хозяин тоненького голоска появляется предо мной. Точнее хозяйка – хрупкая блондинка в коротком леопардовом платье, которая на четвереньках выползает из какой-то кабинки, на ее ноздрях остатки белого порошка. Эта девушка смотрит на меня остекленевшими глазами, вытирая кокс с носа, и шепчет: now I wanna be your dog. Я тушу сигарету прямо об пол, и не свожу с нее глаз, а она подползает ко мне.
Now I wanna be your dog
- Я так искала тебя, милый, - говорит она.
- Меня?
- Тебя, детка. Я так искала тебя, детка. Я так искала тебя.
- Вряд ли меня, - произношу я и встаю, по-прежнему держась за стену. У меня в глазах все плывет, а она трется спиной об мои ноги.
- Я буду твоей собачкой. Не отказывайся. Он мне приказал это.
- Кто он?
- Иисус.
- Чего? – мои глаза округляются,  видно эта наркоманка сошла с ума.
- Иисус Христос. Он последний кто отымел меня. Видишь эти шрамы? – она показывает мне шрамы на шее в виде креста. – Я была его сучкой. Я была его девой Марией. Это было прекрасно.
Разум подсказывает мне, что пора валить, но она кричит:
- Это было прекрасно! Это было прекрасно!
- Мне пора, - говорю я.
- Тебе пора засадить мне! – смеется она.
У нее на щеках потеки туши, на ногтях облезлый черный лак. Она поправляет уже давно развалившуюся прическу и спрашивает:
- Может быть, я слишком некрасива для тебя?
Она встает и смотрит на себя в зеркало.
- Да, похоже, я сегодня не очень, - печально подытоживает она, и снова опускается на пол.
- Как мне надоели эти каблуки, - кричит она, снимая туфли, но вдруг останавливается. – А может быть моему господину хочется, что бы я их не снимала? Может быть, мой господин хочет, что бы я сняла свои трусики?
- Я твой господин?
- Сегодня ты Иисус! Теперь каждый будет для меня Иисусом! Я так хочу тебя, милый!
И она лезет рукой мне в штаны, а из ее носа начинает идти кровь.
- Вот черт! – произносит она, замазывая кровь по лицу.- Видишь? Я девственница, это он сделал меня такой! Видишь эту кровь? Ты лишил меня невинности!
А ее глаза полны слез, она кидается на меня и начинает бить, руками по лицу, оставляя красные следы на моих щеках, она кричит:
- Ах, ты сволочь! Теперь ты должен жениться на мне! Ты обесчестил меня, тварь!
- Да ты чего? - отбиваюсь я от нее.
А она начинает меня целовать. Ее язык у меня во рту, а ее кровь на моих щеках.
Проходит пару секунд, и она снова на полу и снова поет: now I wanna be your dog.
- Хочешь я тебе отсосу? – спрашивает она.
Я молчу. Я растерян. Я, вообще-то, не против. Но эта девушка точно сумасшедшая.
- Молчишь? – Смеется она и встает с пола. – А может, ты хочешь мне отсосать?
Она поднимает платье, а там топорщится член.
- О господи! – вырывается у меня.
- О, милый, теперь ты понимаешь, что имел в виду Иисус.
Оказывается это не она. Это он.
- Отвали от меня мудак! – кричу я.
А он хватает меня и разворачивает лицом к стене, я упираюсь лицом в плитку осознавая, во что я вляпался. Тогда я думал, стоит ли поиметь красивую наркоманку, а теперь обдолбанный трансвестит поимеет меня.
- Пусти, - ору я.
- Ну, уж нет, детка. Знаешь, как собачки имеют друг друга? Давай, встань на четвереньки милый! – и он бьет меня по спине, а я падаю вниз, - Ты не захотел, что бы я стала твоей сучкой! Тогда ты будешь моей!
И он стягивает с меня штаны. Я чувствую приступ рвоты. Он засовывает палец мне в зад. А я из меня вырываются остатки содержимого желудка.
- О, боже мой, я и не знала, что так тебя возбуждаю! – Смеется он.
- Иди на хер! – Кричу я, давясь блевотиной.
- На твой? С удовольствием милый! – кричит он, отстраняясь от меня и снимая платье.
Высвободившись из его рук, я вскакиваю и натягиваю штаны.
- Эй, ты куда? Ты же не оставишь меня одну? Ты знаешь, что такое одинокая женщина? На твоем месте каждый порядочный человек теперь трахнул меня! – вопит он и бросается меня.
- Нет, дорогая! – кричу я, откидываю его и выбегаю из туалета.
- Я бы оставила тебе свободу, я бы разрешила тебе гулять с девушками по лесу… - слышу я вслед.
Я бегу не оглядываясь. Бегу из последних сил. Бегу вперед, но вдруг натыкаюсь на кого-то парня и падая прямо на него. Под тяжестью моего веса мы оба оказываемся на полу. Я смотрю на него и по пятну на пиджаке узнаю в нем того парня, в которого врезался возле туалета.
- Опять ты, падла? – слышу я от него.
- Прости, прости, - бормочу я, отползая от него.
- Нет уж, на этот раз ты не уйдешь! – кричит он усмехаясь.
Я ползу от него, мечтая оказаться сейчас в каком угодно другом месте.
- Иди сюда, сука! Я трахну тебя! - Кричит мне парень в пиджаке.
А я ползу под ногами у сотни людей.
«Вперед, вперед» проносится у меня в голове.
Через пару минут я оказываюсь, у какой то двери, похоже, еще один туалет. Я открываю дверь, в поисках спасения. Но вдруг вижу того парня, который уже успел опять надеть леопардовое платье.
- Слава богу, ты вернулся, милый! – слышу я от него. – Я уже начала скучать, детка.
- Вот ты где, падла! – Слышу сзади, я поворачиваю голову и вижу парня в пиджаке с моей блевотиной.  - Ну, теперь то мы повеселимся!
- Ох, блять! – вырывается у меня.
А два этих мудака поют в унисон: Now I wanna be your dog…
 

я люблю режиссеров.
о да.
поговорила с моим милым сегодня.
обещал два спектакля в апреле.
сказал, что ему все нравиться.
и вообще нахвалил.
я довольная.
живу дальше.
ради него и живу.
мой прекрасный.

для меня искусство и любовь неразделимы.
я превращаю искусство в любовь. тем, что люблю режиссеров.
а любовь в искусство. тем, что превращаю отношения в театр.

закончилось то время когда все было хорошо.
когда у меня был мальчик, которого я очень любила, и который любил меня.
и как бы больно он мне не делал, потом мы мирились, и его голос, его объятия спасали душу.
простите меня мистер Д. за все. простите и все. на всякий случай. за бесконечную ложь хотя бы.
у меня был очень хороший друг, с котором можно было обсуждать все на свете.
мы вместе ходили к метро, курили в туалете, менялись книжками, говорили про репетиции.
теперь я отпускаю тебя. у тебя новая совершенная жизнь. пора забыть про меня.
у меня была работа. были деньги, хоть и небольшие. а еще я любила эту работу.
я любила место своей работы и все что с ним связано. волшебное место.
мне не жаль наверно. но может я все-таки вернусь к этому месту. может быть.
у меня была роль. она и сейчас у меня есть. но на премьере играю не я.
а я безумно этого хотела. слишком сильно хотела. я жила репетициями. и сейчас живу.
этот спектакль творение человека, которого я боготворю.
ну что ж. если так лучше, для спектакля. то пускай. я буду играть свои эпизоды.
и может еще и сыграю любимую роль, когда нибудь.
теперь у меня по-другому.
я стою на крыльце театра и курю сигареты с ментолом.
смотрю на снег. мерзну по чуть-чуть. думаю о том, что делать.
весна. она мне всегда все рушит. хоть я ее и люблю.
и снова ищу хорошее в плохом.
умиротворение в боли.
ищу. ищу. ищу.

самою сильную боль доставляют люди которым доверяешь, от которых зависишь, которых любишь.
если это все вместе в одном человеке?
больно. потому что так и должно быть. если решил - все правильно.
буду плакать. но ему себя вверяю. кто же знал, что можно плакать от боли доставленной человеком и одновременно улыбаться счастью доставленным тем же человеком?
тебя люблю. слушая как ты поешь.
тебя люблю. слушая твои эфиры.
тебя люблю. когда пью чай из твоей кружки.
тебя люблю. смеясь над твоими шутками.
тебя люблю. восторгаясь рубашкой, прической, глазами, улыбкой, щетиной.
тебя люблю. моя самая сильная боль, не добиться слишком желанной цели.
милый. мне очень больно. сегодня был самый ужасный день моей жизни.
но все же продолжается... а меня спрашивают: как дела?
а я говорю, что нормально.
если конечно считать, что плакать  весь день на репетиции через каждые две минуты, совсем не потому что такая роль, это нормально...

Мне чтобы не любить, нужно не жить.

Ну здравствуй милый.кудряш.
Почему когда ты снишься мне, меня будет смсками другой человек?
Мое прошлое отвлекает меня от тебя. Я даже жалею о чем-то. Но потом убеждаюсь: 
                                          Все так и должно быть.
Утром слушаю тебя.
Вечером смотрю на тебя.
Днем ты мне снишься.
Ночью думаю о тебе.
                                Я не люблю. Я влюбляюсь.
Почему нас любят не вовремя? Почему я нуждаюсь не в том, кто нуждается во мне?
Выбрала. То что нужнее. Мягко и трепетно. Во сне ты меня обнимаешь. Такие чудесные сны.
А будут чудесные дни. Почему мое прошлое пишет, что он расстался с кудрявой девочкой,
когда я совсем уже решила жить кудрявым мальчиком?

Какой самый гениальный вопрос можно задать в девять пятнадцать утра на паре по экономике? Задать очень громко и с чертовски милой улыбкой? Особенно если его задает безумно красивый мальчик, который позже скажет, что скучал по мне. И мне будут нереально приятно, ибо я не ожидала этого. Какой же веселый вопрос он задаст?
- Люб, гарик есть?

В семь тридцать утра отбиваю каблуками марш у метро.
Какая-то странная началась весна.
А зима была самая лучшая в моей жизни.
Есть нужда говорить "спасибо". 
Какие чувства сейчас вызывает у меня Останкинская башня?
Она видна почти ото всюду. Я смотрю на нее. И мне как-то печально.
Она все такая же. Только вот вчера я сказала кому-то, что больше не хочу ездить в Останкино.
И похоже и с ним больше говорить не хочу. Он сказал "созвонимся как-нибудь".
У меня нет нужды звонить ему. Нет нужды в нем. Просто обидно. Огромный кусок моей жизни.
Завершился. Полгода. Для меня долго. Прошла любовь к нему. Прошла любовь к Останкино.
Я все еще, кажется, по-привычке хочу ему звонить иногда. Но нам не о чем говорить.
Нам не в чем винить друг друга. Не за что говорить "прости". Было и прошло.
Спасал. Я выживаю. Я борюсь. Он был целью. Потом стал возможностью для побега.
Мне всегда нужна возможность для отхода.
Но я же чертовски любила его! Он и говорил вроде: что если любовь проходит, значит и не любовь.
Но блять! Я так чертовски любила его! Кажется каждой клеточкой души и тела.
А теперь он все еще в моем сердце, он там как чудесное воспоминание.
Любовь не живет три года. Для меня она живет полгода.
Страшно, что большой части моей жизни уже нет. Я может и могла бы все вернуть.
Но нет. Это пройденный этап. Я прошла через такое место, как телецентр, и через такого человека, как он.
Его имя вызывает непонятную тоску. Вид Останкинской башни вызывает непонятную тоску.
Я живу другим. Я живу другими. Но все что было, было прекрасно. Я ставлю точку.
Но если я ему еще позвоню... это лишь значит, что я скучаю по воспоминаниям.
Если я поеду туда. Значит я просто хочу вспомнить. Как было, уже не будет.
Это больно. Но я живу дальше.

подползти к нему. подняться с колен, томно шепча что-то. и накинуться на него.
я должна истекать слюной и быть похотливой сучкой, ибо так говорит мой режиссер.
у меня чудесная роль. чудесный режиссер. отбрасываю прошлое. живу только репетициями.
на коленках синяки. я словно умалишенная сижу и смотрю на него. на моего милого.
я вот задумалась.. такого имени как у него.. больше не у кого нет. потрясающее имя.
изумительное. идеальное. серьезно влюблюсь и проживу еще полгода. и эти полгода им.
я так его хочу. впрочем не в плане секса. точнее не только в этом плане. я просто хочу обладать им.
хочу, хотя бы чувствовать что обладаю. трогать его, и считать, что он мой. целовать и сходить с ума.
только никогда этого не будет. буду на расстоянии сходить с ума. пусть так и будет.
он приносит счастье, просто существуя. прекрасный и далекий. мое самое сильное желание.
пусть только и на какое то время. он - мое желание. моя красивая игрушка. интереснейший человек.
очень в моем вкусе. где я бродила.. когда есть он.
мой идеальный.
пусть и "мой" только на словах.

Почему человек находясь в вполне удачных отношениях хочет быть один? Почему он хочет быть свободным, одиноким? Почему он скучает по тому времени, когда у него не было отношений?
И дело не в том, что он не любит человека рядом. Может и любит. Человек ему нравиться и нужен. Но быть вместе не хочет и все-таки он ничего не изменит. Хотя по-сути одно уже желание "быть одному" меняет все.
Я удивлялась сегодня. Я говорила ему "ты дурак". А он соглашался.
У меня все по-другому. Я привыкла не быть одной. Хотя быть с кем то... старомодно? лживо? сложно? неинтересно. но приятно. И одной плохо. И с кем то нехорошо. Хотя порой очень хочется кого-то рядом. вот это я поняла, благодаря последним отношениям. поняла, как хорошо может быть с человеком... поняла, как это может быть важно, как это может быть хорошо.
А может и не быть.
Я то для себя давно решила, что лучший момент, это когда нет отношений, но двум людям этого очень хочется, этот этап, когда влюбляешься, постепенно начинаешь мечтать о человеке, смотреть воодушевленным взглядом мечтать о том, чтобы просто прикоснуться к нему, или он прикоснулся к тебе, поговорить с ним хочется, внимания от него хочется, смотреть на него хочется. так хочется, что смотришь. и смотришь. и смотришь. пока ничего между вами нет. но так хочется чтобы было. вот лучший момент. когда все не серьезно. когда игры, но с душой. душевные игры. игры душ. когда все препятствия не добивают, не мучают, а делают интересней. чувства вопреки всему. любить неправильных людей это мой стиль. хотя это пока не любовь. сейчас лучший период чувств. а дальше и не будет. отношений не будет. а что делать с душой? да ладно. развлекаемся.

Просиживаю в театре свою жизнь.
А ведь там как раз и есть моя жизнь.
Читаю книжки, активно люблю этот февраль.
Боготворю режиссера, кажется совсем не профессиональная любовь.
Где то внутри новая жизнь, но вроде ничего не меняется.
Стараюсь по-чаще напоминать себе, что я сумасшедшая.
Слава безумцам. Мне можно все. Я все могу.
Глупенькая девочка в большом мире готова бороться.
Не пишу, но читаю. Ничего. Еще придет время.
Берегу идеи. Нахожу энергию и силы.
Играю как могу. Живу на сцене.
Кажется того, кто говорит " идеально" я готова растерзать.
За его лицо. За его голос.
Мне кажется когда-нибудь я не сдержусь и брошусь на него.
Хочу чувствовать его. Хочу любить.
А кого то в прошлом уже не люблю.
Признаюсь себе, но не ему.
Иду дальше. Какого черта? Я бегу вперед.
С попутным ветром на бесконечные репетиции.
Бегу жить. За его карими глазами бегу.
Сумасшедшим можно все. Можно радоваться и грустить.
Причины? На хрен причины.
Как хочу.
И пусть где-то далеко. Кто-то не берет трубку.
А я окунусь в новую любовь, совсем неправильную.
А приносящую счастье.  К черту разум.
Я девочка-эмоция, девочка-миг, девочка-счастье.

У нас ненастоящий цвет волос, потому что мы их красим.
У нас ненастоящий цвет лица, либо из-за солярия, либо из-за тональника,
ненастоящая длинна ресниц, и даже ненастоящий рост, всегда спасают каблуки.
Не настоящие имена и фамилии, Я теперь не ***********, а Паранго.
А кто то не Геннадий, а Генрих. А еще какая-нибудь маша иванова,  уже pretty-girl-95.
Прячем лица и чувства. Чем объяснять, что чувствуем проще одному сказать,
"люблю", а другому, "не люблю".
А как на самом деле?
Притворство. Смех на искренность. Неотвеченные вызовы в телефоне.
А правда где?
В натянутых улыбках? В ответах, что все в порядке на любой вопрос?
Красивые глаза врут. Красивые лица лицемерят. Мы гребанные лжецы.
Нет не капли правды. Она причиняет боль. Она долбанная сука.
Ее нет. Теперь нет.

эйфория, ты в моей крови, в моем желудке, в моих легких, в моей голове.
встречи без повода. бегу к тебе.
разговоры не о чем. поглощаю твой взгляд.
поцелуи не к чему. я буду целовать тебя вечно.
за руки, мерзнем. любим-не любим.
счастье уходить от тебя.
не потому что ухожу, а потому что была...
ты такой красивый.
сегодня ты самый красивый на свете.
и самый нужный.
самый любимый.
знал бы ты, как я храню тебя в своих мыслях.
бережно и нежно.
тебе бы понравилось.
мой. мой. мой. хочу что ты был только мой.
ну какую-то часть тебя я уже украла.
уже присвоила. и не отдам.
ты со мной. ты со мной.
почему я улыбаюсь?
потому что ты есть.

вот по-ночам бывает очень тяжело.
хочется просто слышать твой голос.
любовь? где она?
видеть тебя с ней?
так билось сердце. хотелось раствориться. злость.
а сейчас я кажется все забуду. готова простить все.
все неважно. просто говори что-нибудь. твой голос спасает душу.
мне кажется тяжелее дышать. внутри все сдавливается. ком в горле.
и я плачу. намокают глаза. боль она не в слезах. она в горле и в легких.
какая слабость. поговорить с тобой и сидеть плакать.
я же не люблю тебя? или...
я готова разорваться на части. меня изнутри разрывает.
я кажется почти рву волосы на голове.
а ты был с ней сегодня.
я же должна держаться. перестать с тобой говорить. видеться.
забыть. забыть. а ты с ней. и я кажется это пережила. но сейчас...
ты мне уже противен. ты ее никогда не бросишь. я всегда буду запасным вариантом.
но сейчас... люба держись. я умоляю не сдавайся.
но я сдаюсь. сдаюсь. СДАЮСЬ.
больно. я понимаю. но внутри все по-другому.
нужен-не нужен. тот-не тот.
еще чуть-чуть и я излечусь.
все пройдет. все пройдет.
по-ночам бывает слишком тяжело.
я ломаюсь. под тобой.
завтра последний раз увижу тебя.
и сотру твой номер. и из памяти тоже.
я сдержусь. я уже начинаю жить заново без тебя.
и я смогу, я научусь. у меня получиться.
я скажу тебе прощай.
а потом позвоню и разрыдаюсь.
чудесный фильм. 

потрясающий сценарий:
ты завтра снова с ней. а я говорю тебе:
прощай. все. мы больше никогда не увидимся.
говорю, со слезами на глазах.
и вдруг у него в голове проносится. что он не сможет без меня жить,
что я смысл его жизни.
вспомнит все что он мне говорил.
и вдруг оттолкнет ее, обнимет меня, поцелует,
и скажет что ее не будет. что мы всегда будем вместе.
и мы будем стоять как дураки. я плача, а он меня обнимая и шепча: я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.

только так не будет.
а как будет? как получиться. я попрощаюсь.
и уйду. в слезах.
а дальше?
НЕ ЗНАЮ.

хоть ты и ненавидишь это мое "не знаю".

15 февраля это ровно полгода как мы знакомы.
а я до сих пор помню, что была в юбке, и как ты сказал привет.
16. твой день рожденья. поздравляю.
но не буду добавлять "милый"
кажется я...........

                                                           Утро.

                                    1. Скоро она приедет, а я тут замерзаю.

         На часах 7 утра, я уже несколько минут отчаянно ищу по карманам ключи от своей квартиры. Как же это забавно выглядит, стою и не могу найти ключи, хотя я почти не пьян. Потеряв надежду все-таки их найти, я сажусь на лестницу и прикуриваю. Да, ночью была шикарная вечеринка, а сейчас паршивое утро. Черт, я ведь так хотел выспаться, потому что вечером у меня презентация нового альбома, меня будут много фотографировать, и я просто обязан хорошо выглядеть. Кстати было бы очень забавно, если бы кто-нибудь меня здесь видел, я прямо представляю заголовки газет: «Звезда современно рока Остин Блек ночует в подъезде, потому что его подружка не пустила его домой». А я, между прочим, не ночую - сейчас утро. И подружки у меня нет. И вообще я один живу. Но этим сплетникам-журналистам на все наплевать. Хорошо если они мне девушку придумают, а не парня.
         Черт, какой-то бред. Ну, куда я мог подевать ключи? Я вытряхиваю все из карманов: телефон, айпод, кошелек, паспорт, мой новый диск, сигареты, зажигалку, несколько монет. Но ключей нет! Точно потерял. И что же делать? Надо позвонить Кейт, моей ассистентке.
  - Кейт! Я потерял ключи! – злюсь я в трубку.
  - Остин, это ты? – сонно отвечает она.
  - Ну конечно я. А кто же еще?
  - Да, да. Ты. Я просто сплю. Извини меня. Что случилось?
  - Ключи. Я потерял. От квартиры. Моей. Понимаешь?
  - Да, понимаю. Где потерял?
  - Ты издеваешься? Откуда я знаю, где я их потерял?
  - Ну а где ты был?
  - Кейт, ты меня бесишь. Поднимай свой зад и приезжай меня спасать.
  - Окей. Скоро буду.
            Когда я говорю с Кейт, во мне просыпается диктатор. Но ведь на самом деле я не такой. И у меня нет звездной болезни, как у всех моих коллег. Да могу вести себя подобным образом, но у меня просто такой характер. Плохой, сложный. Я знаю. Ну и что? А Кейт хорошая, наверно надо быть с ней поласковее.
            У меня осталось шесть сигарет, одиннадцать часов, чтобы выспаться перед презентацией, и куча времени, чтобы умереть здесь пока едет Кейт. От ее дома досюда примерно минут 40, ну и, допустим, даю ей минут 20, что бы собраться, потому что нечего прихорашиваться пока я этим утром схожу тут с ума.
            Если мыслить логически, то, что сделает Кейт, приехав сюда? Сломать дверь она не сможет. Найти ключи, если я их потерял не здесь, она тоже не сможет. Есть ли у нее запасные ключи? Понятия не имею. Надо ей позвонить и спросить.
   - Кейт.
   - Да, Остин.
   - Ты где? Ты едешь? Ты скоро будешь? Я уже не могу тебя ждать!
   - Остин, я еду.
   - А у тебя есть ключи от моей квартиры? А то зачем ты тогда едешь?
   - Да, Остин. У меня есть ключи.
   - А, ну тогда хорошо. Молодец, Кейт, я знал, что когда-нибудь ты мне по-настоящему поможешь. Спасибо, дорогая, я правда очень рад… Хотя, стоп. А откуда у тебя ключи от моей квартиры?
   - Остин, ты сам мне их дал, со словами «если я вдруг когда-нибудь потеряю свои».
   - Да? Я не помню. Ну, тогда получается это я молодец. В общем, ты скоро приедешь?
   - Через пол часа буду.
   - Слушай, а можешь заехать купить поесть?
   - Да, могу Остин.
   - Отлично. Тогда я жду тебя. Только давай быстрей.
   - Я уже лечу.
                 Ну хорошо. Скоро она приедет. А я тут замерзаю. Хм. А неплохая песня получается. «Скоро она приедет, а я тут замерзаю. Скоро она приедет, а я тут замерзаю, без твоей любви, детка, я почти умираю…» Мм. Нет. Слишком смазливо. И вообще я не в настроении писать песни. Я прикуриваю, и смотрю по сторонам, только бы никто здесь не решил пройти, а то еще автографы начнут просить. А я это ненавижу. И тем более я сейчас наверняка паршиво выгляжу.
              Сколько времени вообще? 7:40. Я мог бы уже спать. Мне бы уже могло сниться что-нибудь хорошее. А я сижу тут. Замерзший, голодный, одинокий. И так мало сигарет осталось. И где шляется Кейт? Надо позвонить ей.
    - Кейт, ты где?
    - Я уже подъезжаю.
    - Кейт, купи мне сигарет еще.
    - Хорошо.
    - Ты через сколько минут будешь? Мне надоело тут сидеть.
    - Я минут через 15 примчусь.
    - Ох, мне так надоело ждать.
    - Остин, не веди себя как ребенок.
    - Я не веду себя как ребенок.
    - Ведешь. Все Остин. Пока. Я скоро буду.
                   Не правда! Я не веду себя как ребенок. Я просто люблю поныть. Ну и что? Ну и ладно. Ну и не буду. Ну и вообще не буду с ней разговаривать. Захочу, найду себе другую ассистентку. Желающих много, между прочим.
                   Хотя, ладно. Не буду злиться на Кейт. Она хорошая. Не знаю, что бы я без нее делал. Наверное, сидел бы здесь и мерз, без надежды попасть домой. Все-таки хорошо, что она есть. Надо будет зарплату ей повысить наверно. Или кричать на нее пореже.
                 Я прикуриваю одну из последних сигарет. И жду. Жду. Жду. Вот приедет Кейт, и я первым делом скажу ей «спасибо», за то, что она приехала, привезла ключи, поесть, сигарет. Скажу ей «извини», за то, что кричал на нее вечно, за то, что разбудил сегодня, заставил приехать, звонил и ныл столько раз. Она ведь все это терпит, а другая бы не за какие деньги не стала бы. А Кейт меня всегда выручает. И никогда не спорит со мной. А у меня и, правда, дурацкий характер. Я знаю.
             В таких рассуждениях проходит минут десять, и я вижу поднимающуюся по лестнице Кейт.
    - Привет, Остин, - устало произносит она.
    - Кейт! Ты еще дольше ехать не могла? Я тут замерз. И есть хочу. И сигареты почти кончились. Ужасное утро. И вообще сижу как дурак, а если тут где-то фотографы…
         

                                                  2. Все будет хорошо.

         Еще одно утро, когда я просыпаюсь от кашля Чарли.
 - Блять, Чарли, ну, сколько можно кашлять?
 - А сколько можно орать на меня? Ты же знаешь, что я болею.
          Я не могу с этим поспорить. Чарли болеет. Но болеет он постоянно, потому что здоровье у него никудышное. В таких условиях как мы живем, периодически болею даже я, а у меня здоровье крепкое. Это место, которое мы называем домом, меньше всего похоже на дом. Здесь сыро и бегают крысы, отовсюду дует, а когда идет дождь, кажется, что крыши нет. 
  - Томи, – Жалобно говорит он. – Когда у нас все будет хорошо?
  - Когда-нибудь обязательно все будет хорошо. – Отвечаю я.
         Чарли мой младший брат. Я старше его на восемь лет, но мне кажется, что как минимум на пару жизней. Я всегда ему был вместо отца, и даже сейчас, когда ему стукнуло 20. Он у меня художник, и даже здесь, везде его мольберты и краски, которые он покупает на последние деньги, хоть я и злюсь.
   - Ты сегодня снова весь день будешь рисовать?
   - Буду. А ты предпочел бы, чтобы я нашел работу? – злится он.
   - Не знаю.
   - Давай, скажи, что ты как идиот вкалываешь на двух рабах, а сижу, дома рисую свои картинки и жду чуда.
   - Ты же знаешь, что я так не думаю.
   - А вот я иногда думаю. Почему я такой неудачник, а? И ничего не делаю с этим? Я ведь, правда, мог бы работать. Ну, правда… - Он откашлялся, - Я бы тоже работал… Мы может, скопили бы денег, сняли квартиру нормальную. Может к черту, все это? Может никакой я и не художник. Так возомнил себе…
  - Чарли, все будет хорошо. Я обещаю. Мы еще выберемся из этого дерьма.
  - Мне так не кажется.
  - Эй, ты чего? – Я подхожу и сажусь с ним рядом. – Чарли, ты где? Где мой Чарли, который всегда верил, что все будет хорошо, где тот Чарли, что понимал, что его дело творить, что он по-настоящему талантлив, что он станет великим художником, где этот Чарли?
  - А что если он умирает? Что если этот Чарли вдруг понял, что вся его жизнь не к чему не ведет? Что если это утро, когда он понял свою ненужность и безысходность продлится вечность?
   - Чарли, я клянусь тебе, все будет хорошо. Скажи мне, пожалуйста, скажи, что ты веришь в это?
   -  Том. Я не знаю.
   - Послушай, как бы не было тяжело, если чего-то очень-очень захотеть, все получится. Как в детстве, просто загадай желание. И оно исполнится. Я его исполню. Все будет хорошо. Ты мне веришь?
    - Верю, Томи…
    - Скажи мне, что все будет хорошо. Что мы выберемся. Просто скажи. Слова имеют свойство сбываться.
    - Все будет хорошо. Мы выберемся.
    - Вот видишь. Не так уж сложно. А мы справимся. Завтра будет легче.
    - Завтра будет легче, - повторяет он за мной.
               Мы сидим на полу, в грязной комнате, почти в кромешной темноте и повторяем друг за другом глупые фразы. Мы отчаянно шепчем: все будет хорошо. Но на самом деле понимаем, что это мало вероятно. Мы, конечно, пытаемся спасти друг друга, но на самом деле, мы не выберемся, пока нас не спасет кто-нибудь другой. Только где искать этого другого? Мы сидим и надеемся на лучшее. Потому что нам больше ничего не остается, кроме этой надежды. Сейчас мы немножко посидим, и я буду собираться на работу, а Чарли на последние деньги купит себе лекарство, и будет весь день рисовать. Рисовать нашу безысходность, с мыслью, что может быть, когда-нибудь она кому-нибудь пригодится. А это утро, всего лишь начало нового дня, который не к чему не приведет.

                                              3. Человек идущий наперекор.
        
Уже утро? Кошмар! Кажется, мы только начали веселиться, а уже утро! Сколько там на часах? Почти 6? Метро открылось, значит надо домой.
- Эй, Пит, может по последней сигарете и поедем?
- Эшли, я бы предпочел последний танец.
- Нет, - смеюсь я, и тащу его на улицу.
        Прикуривая тонкую ментоловую сигарету, я продолжаю танцевать, потому что здесь тоже слышна музыка.
- Эш, хватит дергаться, - улыбается Пит.
- Когда я танцую, я могу не думать.
- А зачем надо не думать?
- Когда я не думаю, я отдыхаю.
- Забавная логика, - смеется он, и под его смех к нам присоединяются Эллис и Аманда.
          Мы все такие вечно пьяные с синяками под глазами, все такие правдивые, потому что сплетни шепчим только за спинами. Мы так любим друг друга, особенно когда нам что-нибудь друг от друга надо. Мы интеллектуалы, эстеты и снобы, потому что эти слова звучат красиво.
           Я докуриваю сигарету, целую друзей в щеки, и отправляюсь вперед на встречу метро и рассвету.
           У меня есть каблуки 8см, красный лак на длинных ногтях и смысл жизни. Я делаю только то, что мне хочется, я не где не учусь и не работаю. Я люблю танцевать, я люблю совершать неадекватные поступки, я люблю, когда меня считают сумасшедшей. А еще я люблю это утро, потому что оно делает меня счастливой. Я усталая, бегу к метро, что бы ехать домой, когда вокруг меня люди бредут на работу или учебу, просто потому что так положено. А я ломаю систему, я не делаю так, как положено, я делаю так, как хочу я. А я хочу веселиться.
         Сейчас я приеду домой, и лягу спать, пока весь город будет работать, учится, и делать кучу обыденных дел, я буду спать. А вечером, когда уставшие люди придут домой, я вновь поеду развлекаться. От одной мысли, что я делаю не так как все, мне хочется улыбаться, я не ребенок системы, я человек идущий наперекор общественному строю. Это и есть смысл моей жизни выделяться из серой толпы, делающей что-то, просто потому что так положено. А я особенная. Я настоящая. Я делаю музыку в плеере на полную громкость, что бы не слышать ничего вокруг себя. Потому что ничего вокруг меня, меня не интересует.
         Время 7:30, я приезжаю домой. Скидываю туфли в прихожей, и рассматриваю свое лицо в зеркале в ванной. Какая то я бледная – надо сходить в солярий, кажется, у меня отрастают черные корни волос, срочно надо краситься. Вот и все проблемы на сегодня. Я выкуриваю последнюю сигарету на кухне, и, заходя в комнату, задергиваю шторы, и просто падаю на кровать. Теперь спать, и я улыбаюсь подушке и подкрадывающемуся утру.

                                                   4. Девушка-загадка.

 Пока она смотрит на меня этим утром, я кажется не чувствую ничего, но как только она отводит свой взгляд, мне так хочется его вернуть. Мне хочется быть ей хоть кем-то, но я просто случаен в ее жизни. Я друг, с которым встречаешься пару раз в год, брат которого не любишь, или очередной парень, которому не отдаешься душой.
          Каппучино и парламент лайтс, мокрые от слез глаза, хотя она совсем и не думала плакать, разговоры о ней, ведь мне больше ничего сейчас не интересно.
У нее постоянно звонит телефон, и она отвечает, а слушаю ее голос, который растекается по венам. В душном кафе, она – свежий воздух. Необычная до глубины души и кончиков волос. Такая девушка остается в памяти, если не остается в жизни. А в жизни она не остается, никогда, она бежит вперед покорять новых и новых людей, достигать все более сложных и интересных целей. У нее все получается, а что не получается, то получится. У нее все получится. У таких как она, все получается. Но таких как она больше нет. Скудные копии, повторяющие слова, подбирающие жесты и мысли.
            Моя параноя, моя девушка-смысл улыбается мне, рассказывает о режиссерах и репетициях. Моя боль, моя сладкая ошибка прикуривает, шепча о своих приключениях. У нее каждый день все по-новому даже с теми же людьми, а я погряз. Обыватель со скучной работой и мыслями об этой девушке, которая так любит сводить с ума. Меня свела, что дальше? Я с тоской думаю: через час, она побежит дальше, а мне не останется ничего, как думать об этой нашей встрече.
             Она поправляет волосы и смотрит на отражение себя в стекле, а потом мне в глаза. В ее глазах черти, люди в этих голубых глазах гибнут. Эта девушка Любовь – губит, всех к кому прикасается душой. Но она любит, когда ей говорят, что у нее синее глаза, хотя они голубые. Она любит когда, о ней думают. Она любит вызывать сильные чувства и оставаться в чужих жизнях. Но она так путается в своей. У нее все так сложно, и это ей нравится. Она находит счастье в душевной боли. Душевная мазохистка.
               У нее на руках шрамы, у нее подведенные черным глаза, у нее жизнь - борьба. Я ловлю каждое ее движение, каждое действие. Я не влюблен, я покорен. А после этого утра, мне еще жить дальше. Но как? Такие встречи редкость, такие девушки невозможны. Я страдаю? Нет. Я живу. Это встречей.
              Я безнадежен, как и она. Сумасшедшая, что еще ты придумаешь? Глупая, как тебе объяснить, что жить без тебя, как жить без души?
             Она смотрит часы, ей пора дальше, ей пора в мир, добиваться счастья.
     - Когда бы еще увидимся? – спрашиваю я.
     - Когда-нибудь, - улыбается она.
     - Ну, когда мы сможем все-таки встретиться?
     - Когда-нибудь все встретятся. Не в этой, так в следующей жизни.
     - Ты говоришь загадками.
     - Я девушка-загадка.
                Она просит счет, а я предлагаю выкурить еще по сигарете.
                Она прикуривает, а я стараюсь оставить время. Ну и что дальше? Мне снова возвращаться к прежней жизни. Снова быть с кем-то, делать что-то, а думать о ней. Но ничего, скоро я забуду эту встречу, это кафе и это утро. Будет еще много всего в моей жизни, а для нее все, что случится со мной за жизнь, случится в один день. Она живет миллиард жизней, в ней сочетаются миллиарды людей.
                Вот и все. Она убегает дальше продолжать свое утро, продолжать свой путь. А я, пожалуй, еще немного посижу здесь, подумаю о ней. А потом тоже побегу. Куда-нибудь подальше. Лишь бы забыть о ней.

                                                    5. На поиски тебя.
             
                 На часах почти три, утро наступает слишком медленно. Я жив отчаянием. Трясущимися руками держу сигарету, допиваю остывший чай с лимоном. Что со мной происходит? Мне бы хотелось верить, что все в порядке, но это не так. Где мне теперь тебя искать? На какой планете? В каком мире? В раю или в аду? Мне бы хотелось верить, что мы еще встретимся. Но гарантий нет. Так же как и смысла жить без тебя дальше. Поглощаю грустную музыку тоннами, царапаю руки, ищу варианты. Как так можно было поступить? Покончить с собой. Разве есть выбор теперь у меня? Я иду за тобой. Куда-то в даль, встречу последний рассвет, и в путь.
               «Потом поговорим». Такими были твои последние слова, мне в трубку. А еще я, кажется, слышал, как ты улыбалась. Сука, как ты могла так поступить? Милая, ты ведь и мне не оставила выбора.
                Я решил. Неправильный выбор? Правильного нет. И нет тебя. У меня нет сил плакать, у меня нет сил жить без тебя. И каждый день – мученье. Каждое действие ошибка. Каждая мысль о будущем без тебя, вызывает физическую боль. Я слабый, я глупый. Кто я вообще такой без тебя?
                 А может это все не правда. Как бы мне хотелось сейчас уснуть, а, проснувшись знать, что был просто дурной сон. Хотелось, что бы это оказалось правдой только в моем воображении. Пусть я это придумал. Пусть ты жива. Пусть я сейчас, все еще могу позвонить тебе и сказать, что люблю. Сказать, что ты смысл моей жизни, что я живу тобой. Почему я тебе это не говорил? Почему эти слова звучали только вскользь? Почему было так странно и страшно говорить это тебе? Я теперь ты меня не услышишь.
                 Но я побегу за тобой. Я отыщу тебя, где бы ты не была. Ты все-таки услышишь эти слова, из моих уст. Ты все-таки должна ответить, почему ты такая жестокая? Почему ты решила лишить нас обоих жизни? Я зол на тебя. Но все-таки, как я могу винить тебя? Детка, все будет хорошо, пусть и на этом свете.
               На часах три. Я тру покрасневшие глаза, я смотрю на твою фотографию и стараюсь не моргать. Я смотрю видеозаписи, где мы вместе. Я читаю твои смс. Я стараюсь, как можно больше воспоминаний оживить в своей голове. У меня осталось на это совсем чуть-чуть времени. Я встречу рассвет, и сразу к тебе, дорогая. Просто я слишком сильно люблю просыпающийся город, людей бегущих на учебу и работу, слишком сильно люблю весь этот мир, все, что меня окружает. Сильнее я люблю только тебя.
               Еще чуть-чуть. И мы снова будем вместе. Еще немного, и я мы снова будем радом друг с другом. Еще несколько часов, и я отправлюсь на поиски тебя, детка.

                                                         6. Премьера.

           Наконец-то утро! Ох, как же быстро бьется сердце, кажется, оно вот-вот вырвется из груди. Сегодня премьера. Я легла довольно рано, что бы выспаться, но я совсем не выспалась. Как можно спать, когда сегодня премьера? Мы столько готовились, мы столько репетировали, и вот сегодня премьера. Этим утром я не могу сидеть на месте, я не могу делать абсолютно ничего! Я могу только слушать, как бьется мое сердце, и сходить с ума.
        Репетиция начнется только в 11. Я не нахожу себе места. Это моя первая главная роль. Этот спектакль должен стать легендарным. Хочется кричать, просто потому что меня захлестывают эмоции. Слишком много эмоций. Столько лет я ждала этот день, столько лет я мечтала проснуться с мыслью, что сегодня будет лучший день моей жизни. И он будет. Да, я очень боюсь, но все пройдет хорошо. Я в этом уверена. Я это знаю, а сердце бьется так быстро. Тук. Тук. Тук. Тук. Тук. О, господи! Сегодня самый важный день моей жизни!
        Так, надо успокоиться, сейчас просто утро. Чудесное утро. Пора собираться. Скоро репетиция. Я судорожно умываюсь, одеваюсь, крашу глаза. Давай Либи, успокойся. Все хорошо. Все будет хорошо. Как же страшно. Либи, все будет хорошо. Все будет хорошо. Я говорю сама с собой, потому что больше не кто не скажет мне, что все будет хорошо. Но все будет просто великолепно.
        Я приезжаю в театр за час до репетиции, здороваюсь с сонным охранником, и иду в гримерку. Оказывается, я приехала не первая. Там уже сидит Лекс, моя дублерша.
 - Доброе утро, Лекс, - улыбаюсь я.
 - Привет, Либи, - угрюмо отвечает она.
 - Что с тобой? Что ты грустная такая? Сегодня же премьера!
 - Да в том и дело. Мне то, что радоваться? Это у вас премьера…
 - Да ладно тебе. – Говорю я, поправляя прическу у зеркала.
 - Как же ты меня бесишь Либи, ты думаешь если у тебя все хорошо, то так же и у других. Это у тебя главная роль, это у вас премьера. Я тут лишняя. Я всего лишь дублер.
 - Перестань, давай не будем сориться хотя бы этим утром.
 - А что такого в этом утре? Оно что особенное? Для меня оно одно из самых паршивых в моей жизни. Я приезжаю сюда, что бы смотреть, как ты репетируешь мою роль, что бы сидеть на премьере в гримерке, когда ты блистаешь на сцене, хотя там должна быть я.
 - Лекс, если у тебя какие то проблемы, я не виновата.
 - Моя проблема ты.
 - Доброе утро, девочки, - в дверях появляется Девид, один из ведущих актеров нашего театра, - Тоже не спалось сегодня утром? А я весь как на иголках. Сегодня же премьера.
- Доброе утро, - улыбаюсь ему я.
- Привет, - злобно говорит Лекс.
- До репетиции еще куча времени, пойдемте, выпьем кофе, может? – предлагает Девид.
- Пойдем, - соглашаюсь я.
- Нет, что-то не хочется, - говорит Лекс.
        А мы с Девидом идем пить кофе, по дороге я рассказываю ему, что мне наговорила Лекс, до его прихода, на что он отвечает:
 - Привыкай, тебе всегда будут завидовать. И хватит быть милой девочкой, пора становиться стервой.
        И он конечно прав. Да, мне будут завидовать. И мне уже завидуют. А мне надо привыкнуть к этому, смириться с этим, и с этим жить. Становиться стервой? Ну не знаю, посмотрим.
        Мне жаль Лекс, ей не повезло. А она не такая уж плохая, просто ей обидно, что она мой дублер. Я хорошо ее понимаю, ведь сама бывала в таких же ситуациях. Но сейчас, что я могу поделать с тем, что Лекс злится на меня, может даже ненавидит меня? Ничего. Надо не думать о ней. Этим утром есть вещи и поважней. Ведь, между прочим, сегодня премьера!

                          7. Пока Жюли и Жак не станут по-настоящему счастливыми.

         Может быть это утро последнее, поэтому, едва открыв глаза, я стараюсь отбросить все мысли о том, что бы снова заснуть. На часах 6, а мне еще столько всего предстоит сделать. Так много я хочу совершить, и у меня так мало времени, а это утро может быть последнее в моей жизни. Может, я последний раз вижу на часах 6 утра. Может, я последний раз наблюдаю, как просыпается город. Тот город, что стал мне родным, тот, что стал мне по-настоящему дорог за очень короткий срок. Доброе утро мир.
        Я иду приготовить себе кофе. Может последнее кофе в моей жизни. С тех пор, как я узнала, что у меня рак, любое мое действие кажется мне последним. Но я уже смирилась. Да, может это в последний раз. Ну и ладно. Жаль только, что я так мало успела сделать в своей жизни. Но ничего, пока есть хоть чуть-чуть времени, я потороплюсь и успею. С кофеем в одной руке, я сажусь к ноутбуку, сегодня я продолжу писать свой роман. Я ведь не позволю Жюли и Жаку не встретиться. Каждое утро именно эта мысль помогает мне прожить новый день. Я не могу умереть, пока эти двое не будут счастливы. Сегодняшнее утро непростое для нас обоих, и для Жюли, и для меня, ведь Жак улетел по работе в другой город, и нам предстоит жить без него целых десять дней, хоть и пройдут они, возможно, всего за час. Вместе с Жюли мы встречаем рассвет, возможно последний. Время бежит слишком быстро, уже 7. Как остановить это время? Как заставить его замереть? На эти вопросы нет ответа. Остается только сделать музыку погромче, и продолжать проживать жизни Жюли и Жака. А ведь мы с ними похожи. Жак циник, но в тоже время романтик, он торопиться жить, не замечая чувств Жюли, а Жюли просто романтичная девушка мечтающая стать счастливой. А ведь я такая же. И зовут меня на туже букву. Они Жак и Жюли, а я Жанет. Только у Жюли и Жака, есть большое преимущество: они будут живы вечно, а я вот, совсем не вечна. На часах 7:20, и раздается телефонный звонок, звонит мама.
- Жанет, ты уже встала?
- Да мама. Уже встала. Пью кофе и вместе с Жюли, скучаю по Жаку.
- Хорошо, я зайду к тебе через пару часов, сразу после работы.
- Понятно, надеюсь, увидимся.
- Что значит надеюсь? Перестань считать каждую свою минуту последней!
- А если она и, правда, последняя?
- Перестань задумываться об этом, и все будет хорошо.
- Ладно, мама.
         Но моя мама не права, да я может и помешана на том, что возможно каждый миг моей жизни последний, но ведь от этого он становится еще ценнее. Но я знаю, что не умру в ближайшее время, я не умру, пока Жюли и Жак не станут по-настоящему счастливыми. Я не умру, пока у них не будут все хорошо. А вот потом и умереть не жалко.

                                                     8. Небо над Лондоном.

                   Небо над Лондоном всегда голубое, это утро не исключение. Парень по имени Лондон самый удачливый парень на свете. Парень по имени Лондон, это я.  И нет такой вещи, которую, я не могу получить. Нет такого человека, покорить которого бы я не смог, нет такой цели, которую я не смог бы достичь. Я, кажется, всесилен.
                  Через несколько часов мой самолет. Я бросаю все и улетаю туда, где возможно, мне будет интереснее. А пока, я брожу по городу, ставшему моим домом. Эти улицы, дома, магазины, кафе и рестораны. Я улыбаюсь вечно голубому небу, чистому и яркому. Для меня оно всегда было таким, таким и будет дальше. Люди вокруг меня, ежатся от холода и прячутся в тепло, а я иду, гордо расправив плечи, подставляю лицо и душу ветру. Музыка в наушниках стала смыслом жизни, кажется, все вокруг происходит под эту музыку: и бегущие люди, и проезжающие машины, кажется и голуби маршируют по тротуару под мою музыку. Да я и сам иду, танцуя. Я такой счастливый этим утром. Счастливый, своим желанием сбежать из места, которое я люблю. Счастливый, своей бесконечной свободой. Для меня нет преград, для меня открыт весь мир. Лондон нужен всему миру.
                 Мне двадцать один год, я не где не учусь и не работаю, я живу мечтой. Какой, правда, пока не знаю. Но уверен, что скоро найду ее. Может по этому я и уезжаю. Буду искать мечту, искать новые впечатления. Я хочу попробовать в своей жизни все. Абсолютно все, это мной и движет. Новые города, новые места, новые чувства. Там, далеко, буду новый я.
                  А пока такое голубое небо, такое свежее утро, такой прекрасный я. Иду и улыбаюсь. Самовлюбленный эгоист. Ну и пусть. Разве у меня на пути, есть какие то преграды? Разве я не супермен? Я человек, способный покорить мир. Я не бездействую, я иду вперед. Я вершу  великие дела, я оставляю следы. Я просто я. Счастливый, потому что так надо. В первую очередь мне, ну и всему миру заодно.
                  Ну а что дальше? Скоро мой самолет. Я в небо. Я в будущее. Пожалуй, и встретимся там. Небо над Лондоном голубое, Лондон в голубом небе. По моей жизни нужно снимать фильм. По моему лицу гуляет улыбка. До встречи в будущем.

                                             
                                               9. Моя прекрасная Мэри.

        Незаметно подкралось утро. Я не буду тебя будить, я буду любоваться  тобой. Моя милая Мэри, ты так прекрасна. Этим утром ты самое дорогое, что есть у меня. Я выключаю будильник, что бы он не разбудил тебя, потому что это мне на работу, а не тебе. Это я сейчас должен буду встать с постели и убежать. А ты от меня больше не сбежишь. И привяжу тебя к себе своей любовью. Я не позволю тебе снова потеряться. Моя прекрасная Мэри, чувствуешь ли ты, что я вглядываюсь в твое лицо, я ищу в нем ответа: почему я не могу жить без тебя?
       Солнце гуляет по твоим волосам. Ты мое солнце – Мэри. Я живу для тебя. И ради тебя. Это утро – конец нашей беготни от чувств. И мне кажется, что это утро, то ради чего стоит жить, и то, что стоит ждать. За окном люди уже встали и уже бегут по своим делам, для них мир уже проснулся и они торопятся вперед, на встречу дню. Но я не хочу отпускать это утро, я не хочу отпускать тебя, моя милая Мэри.
        Как я хочу, что бы мы были самыми счастливыми на свете. Те самые Марк и Мэри, которые так любят друг друга, которые никогда не расстанутся. Мне хочется кричать о том, что я люблю тебя, моя Мэри. Я просто смотрю на тебя, и понимаю, что ты – самое чудесное, что создала природа, самое чудесное, что придумал Бог.
        А что снится тебе, моя дорогая? Что ты видишь, не открывая своих прекрасных глаз? А мне сегодня снилась ты. Ты снишься мне всегда. Ты преследуешь меня и во сне, и на яву. И я тоже буду преследовать тебя. Я стану твое тенью. Я могу быть твоей собакой, только бы быть рядом с тобой. Но ты от меня больше не убежишь? Правда? И мы вместе победим целый мир, мы вместе сможем все. И мы будем вместе. Мы - это самое дорогое, что есть у нас. Я знаю, как сильно ты любишь меня. И знаю, что я не смогу без тебя жить. Так что же нас останавливает? Ничего! А это утро конец всего плохого, что было в нашей жизни. Это утро начало новой жизни, нашей счастливой жизни друг с другом.
       Те самые Марк и Мэри. Это мы – те самые Марк и Мэри. Мы самые счастливые на целом свете, пока наше счастье видит только это утреннее солнце. Я так люблю тебя, моя прекрасная Мэри.
      Я аккуратно провожу пальцами по твоей щеке. И ты, просыпаясь, улыбаешься мне, и целому миру заодно.
      - Доброе утро, Марк, – сладко произносишь ты, смотря мне в глаза. А в моих глазах ты видишь смысл моей жизни. Ты видишь в них себя.
      - Доброе утро, моя прекрасная Мэри, - шепчу я.

Я приду к тебе во сне, мой милый.
Ты не думай, что все так и будет.
Я еще скажу тебе, что ты мразь.
Моя милый, ты последняя сволочь.
Безвольная и слабохарактерная сука.
Чертовски милая и нежная тварь,
которая сводит глупых девочек с ума.
Ты прекрасен и ты ужасен.
Ненавижу тебя по объективным причинам.
И люблю тебя вопреки всему.

Но я же актриса, до последней секунды своей жизни.
И я буду играть пока не упаду. Пока не умру. Пока не погибну.
А потом тихонечко убегу за кулисы.
Там поправлю прическу, подкрашу глазки
И выйду на поклон улыбаясь.
 

«- Мертвых дядьев бояться нам негоже.
- Живых надеюсь тоже?»
Кровавое месиво, устроенное главным героем Ричардом 3 вместе с режиссером Юрием Бутусовым, подвергает зрителя в трепет. Заставляет и плакать, и смеяться, трагифарс в конце концов же. Провокация, пафос, энергия, - в этом спектакле есть все.
Обиженный природой Ричард Глостер, захватывает власть, идя по трупам своих родственников. И никто не в силах противостоять его убийцам и лживой доброте. Для него нет преград. Жениться на той, чего отца и мужа он убил? Почему нет! Жениться на той, чего дядей, братьев он убил? Ну конечно, что может быть проще. Ричард превосходный актер, впрочем, как и Константин Райкин, его играющий. 
Спектакль интересен и сменами декораций, которые превращаются в шоу. Потрясающая музыка и костюмы, помогает окунуться в неповторимую атмосферу этого спектакля.
Жестокость описываемых событий сливается с красотой сцен их олицетворяющих. Глубина человеческой души борется, но погибает от рук неизвестного противника - жизни.
Бутусовский Ричард покоряет стилем и оригинальностью, новизной старой пьесы.
Смерти в этом спектакле превращаются в танец, охватывающий всех героев, не исключая даже самого Ричарда, а трагифарс становится пламенным танго, он кружит героев в своих сетях, не позволяя выбраться никому.
Уходя с этого спектакля, остается четкое впечатление того, что этот спектакль - живая легенда. Посмотрев это один раз, понимаешь, что обязательно вернешься в Сатирикон, что бы опять окунуться в эту атмосферу. Атмосферу жизни и смерти, счастья и радости, умело сплетенных во едино, неповторимым режиссером Юрием Бутусовым.

а вы знаете как это?
как наркотик.
не было. и сходила с ума.
появился. и уже легче. и умиротворение растекается по телу.
есть смысл дальше жить.
хочется еще.. ну что ж.
как получиться.
главное есть. во мне.
и легче. и спокойнее и сердце бьется в ритме более быстром,
но уже успокоенном.
эйфория.
теперь я могу даже лечь спать.
могу дальше...
просто могу дальше...

да. я очень слабая.
у меня нет гордости.
я готова простить все, тому кого люблю.
но только похоже кто-то совсем не хочет что бы его прощали.
я не выберусь.
я живу двумя вещами. им. и репетициями.
а если его нет. нет половины жизни.
мне же больше никто не нужен. почему так?
пусть это кончится. как бы не было.
я все стерплю. что бы не было сейчас.
пусть хорошо будет завтра. послезавтра.
я готова ждать долго. вечность.
был бы смысл.
во мне истерика. я так надеюсь на твой звонок.
хоть чуть-чуть тебя.
как я могла обижаться. злится. не знаю.
сейчас, что угодно, как угодно.
не хочу так жить.
и как я раньше жила не знаю.
теперь я не смогу идти вперед без тебя.
просто нужен, нужен.
сказать тебе?
когда? зачем? станет лучше? хуже?
у тебя такой голос. сегодня пара фраз, про работу...
вспоминаю и плачу.  тебя и плачу.

ты мне позвонил. улыбка в вечности.
люблю.
спасибо Господи.

привет. пока.
прощай мой милый.
не лягу спать сегодня ночью.
в комнате пахнет свежескошенной травой.
какого хрена?
во рту привкус гаша и клубники.
какого хрена?
я не курила ничего такого, очень давно
и клубнику не ела очень давно.
актерское мастерство, репетиции, спектакли.
режиссеры, которых боготворю.
сексуальные взгляды.
без награды. без правил.
без ошибок.
страхи. лимон в стакане, буквы в фамилии.
фильм со мной в чужих видеозаписях.
черные бусы. белые бусы.
истерика. звонки ему без ответа.
или "я тебе перезвоню"
на хуй.
мышцы тянутся. привязанности теряются.
не умею как надо.
тороплюсь. бегу.
девочкаясмогу

сама себе твержу, что не смогу быть одна.
но
пока с нужным мистером все сложно(а сложно на самом то деле всегда)
есть еще варианты.
причем их несколько.
есть кого любить, есть с кем быть.
причем ничью надежду я не убиваю.
и наверно зря.
зачем давать надежду, тому, кого совсем как парня не рассматриваешь?
просто я теперь зависима от внимания.
должен быть кто-то, кто хотя бы мифически любит меня.
мне нужно чувствовать себя любимой.
теперь похоже да.
но я разборчивая. и кроме нужного мистера никто не нужен.
тавтология. и что?
но с ним так сложно. так невероятно сложно.
интересно конечно.
я живу им, в какой то степени.
злюсь, обижаюсь, ненавижу, люблю, скучаю, нуждаюсь, живу.
шикарно.
похоже, без плохо, не бывает хорошо.
главное,
что похоже он сам не собирается от меня избавляться.
 

возможности, и когда шаг за шагом в пропасть, там много начинаешь задумываться есть ли возможность повернуть. как быть: стоять на краю, или возвращаться, менять что-то крушить и надеяться сделать что то иначе, или делать шаг вперед, что бы поставить точку. я на краю, что с нами происходит. человек-проблема. во мне такое чувство. к какому то человеку. я бываю с другими. я разучилась быть одна. но где бы и с кем бы я не была. вспоминаю главного человека. как можно было так залезть в мою душу, сердце, голову. есть причины обижаться. но бывает же так хорошо.  и так хочется слышать его. как наркотик. и что же он со мной делает?

поплачем милая? поплачем.
через слезы мне не видно жизни.
как вчера было тепло, правильно и нужно.
а вообще давно пора придумать новое прилагательное, что бы описать мое состояние пока я тебя обнимаю.
а еще мне так обидно. так плохо. а вчера так хорошо было.
я наверно с тобой самая счастливая. я наверно с тобой готова прожить всю жизнь и умереть.
только почему тебе нужно так много, кроме меня.
так почему мне так плохо.
в вчерашний вечер я влюблен по горло.
опьянена пивом и тобой.
я потеряна в нежности.
я плакать хочу. хочу говорить, что люблю тебя.
мой милый. мы так неправильны.
я плакать хочу. у тебя самое дорогое. мой бегбедер.
и моя душа.
я все скажу. тебе.
это здравый смысл. правда, которую лучше знать. или то что мне лучше не знать.
мне больно. мне не_больно.
мне не_не_больно.
я места себе не нахожу. как описать все что твориться в голове?

когда-нибудь я сбегу безвозвратно

чем так любить друг друга,
уж лучше мне любить безответно кого-нибудь еще.
или не любить совсем.

отчаяние
меня сожрет

Каждый такой спектакль заставляет по-новому влюбляться в этот театр. Хотя все-таки постановки Бутусова, мне нравятся больше, чем Райкина. Но я совру если скажу этот спектакль мне не понравился. Он был обречен на успех в моей голове. Столько времени прошло, и я снова в этом театре. Но на этот раз контрамарки делает один из ведущих актеров этого театра, а по совместительству еще и мой режиссер... Я теперь знаю, как выглядит служебный вход изнутри, и как выглядят контрамарки на просто потрясающие места. Спасибо.
Сам спектакль показался таким магическим. Завораживающим. И как не странно... синим... (хоть вы и не понимаете о чем я). Меня многие актеры удивили, которых на примере предыдущих спектаклей, я и не особо замечала. И опять музыка, и смены декораций... такое шоу. Цирк и фарс, как я люблю.
А у нас в театре тоже скоро будет премьера.. месяца так через три... хотя да. это не так уж скоро. Наш новый режиссер, и одновременно один из ведущих актеров театра описанного выше, ставит просто потрясающую пьесу. Там всего две женские роли. Одна из которых моя. На самом деле я правда боролась за эту роль. И она мне безумно нравится. нравится все эти читки и разборы сцен, я теперь правда живу вот этими репетициями. Я так бережно и с безграничной любовью отношусь к своей роли. Трепетно и нежно работаю над ней, хочу сделать все возможное для того, что бы все получилось у меня с этой ролью, и у этой роли со мной. И у нашего режиссера с нами обеими. Я и кое-кто еще так боготворим нашего режиссера. И не зря.  Я теперь безумно рада, что работаю с ним. У меня между прочим одна из главных ролей. И этого добиться было непросто. Так что, что? Так что... все не так просто.
Вот сейчас я вижу смысл. И наконец-то начну нормально готовиться к поступлению, с педагогом. Может все еще будет хорошо. Эта часть моей жизни все равно самая главная. А о любви я напишу потом...

Фото со спектакля.. Вместе с тем самым режиссером....


 

одиночество

у меня никого нет
меня никто не спасет

мечусь и теряюсь
бьюсь о стены
мне просто нужно понять.
где нет логики, есть архилогика.
я не понимаю. люблю говорить, что глупая.
потому что умной приходится все знать и не понимать
кто я. кто мы.
погрязли.
а как все это выглядит в твоих глазах?
люба имей блять гордость хоть какую то.
хоть малейшую.
тупая тупая тупая.
не_влюбленная не_нужная не_правильная
вот из за таких ситуаций режут вены,
кушают смертельные дозы таблеток.
я бы плакала.
я бы спасалась.
выход всегда есть.
ты так любишь это говорить.
выход есть.
а где?
противно с тобой говорить.
не_хочется.
и одновременно мне без этого просто не_зачем жить.
чертовски хочется тебя слышать.