В 14 лет я была на редкость некрасивым ребенком: очень тощий . худючий прыщавый глист в обмороке с огромной башкой и кривыми- кривыми зубами . Моя мама меня стеснялась и весь пубертатный период старалась держать меня как можно дальше от родных и знакомых , на все лето отсылала меня в пионерский лагерь .
Пионерлагерь состоял из клоповников с детьми , домика администрации и пяти сортиров . Сортиры состояли из кирпичной коробки , ямы , закрывающего эту яму деревянного настила с дырками и говна с хлоркой . Говно с хлоркой воняли , поэтому сортиры предусмотрительно строили далеко от жилых зданий и обсаживали их кустами .
Девочки долгое время думали , что я мальчишка ... В общем , со мной не хотели дружить . В ту роковую ночь полуночный понос стал моим единственным спутником . Срал весь лагерь: зеленые фрукты , немытые руки повара и всякое гавно , которое ели пионэры с голодухи делали свое черное дело . Дырки в туалете были обгажены расстроенными желудками четырехсот человек и девочки ходили ср..ть парами : одна гадит , другая светит фонариком , чтоб первая не вляпалась в продукты распада предшественниц . Мне никто не хотел светить фонарем , поэтому в ту ночь я высирала солянку в гордом уединении; в тусклом свете фонаря были видны только очертания , и , сидя в сортире , я смирилась с тем , что уже влезла в чье - то скользкое говно .
Вдруг какая-то тень кинулась прямо на меня , я заорала , круто дернула неустойчивым телом , ноги проехались по чьему - то поносу и я вошла в очко как хорошо смазанная пуля .
Чёрт! Летучая мышь загнала меня по пояс в кучу дерьма , над головой смутно виднелось очко , если кто-нибудь сейчас придет гадить , то положение мое сильно ухудшится . Надо выбираться!
Через полчаса , пыхтя и тихо ругаясь матом , я дотянулась до очка руками: это , блин , было очень сложно - все твердые опоры были склизкими , как сопли! Ухватившись за края очка , я подтянулась и высунула башку : от свежего воздуха закружилась голова и я удержалась на с трудом доставшихся позициях только волей к свободе . Подтянулась еще и оперлась на локти : нужно за что - то ухватиться , чтоб не сорваться . Все вокруг было склизким , ухватиться можно было только за поперечную деревянную палку в полуметре от меня , я с остервенением пыталась до нее дотянуться , шипя от напряжения: - Ну ! Иди же сюда! Дай , я до тебя достану!..
Неожиданно меня ослепила яркая вспышка света , потом какой-то не то всхлип , не то стон , и глухой удар - я испугалась и... скатилась обратно . Еще полчаса - и я снова над дыркой . Так . Тянемся... Есть . Я схватилась за перекладину и вылезла на бетонный пол чуть дыша от счастья . Отдышавшись , решила переть к реке отодраиваться .
Метрах в пяти от туалета валялся директор , рядом с ним валялся разбитый фонарь – копыта отбросил что ли ? Я побрела на речку , отодраилась как смогла , а потом кликнула людей: может и не подох еще , спасти можно .
Утром нам сообщили , что у директора случился удар , возвратился в лагерь он лишь под конец смены . Разговаривать он не мог , сидел целый день на веранде и ему нравилось , когда к нему ходили дети . Я навещала его часто , он меня как то особенно любил - ведь собственно я тогда позвала к нему людей .
На следующий год мы узнали , что перед самой смертью директор ненадолго пришел в себя . Он сказал , что той ночью он обходил территорию лагеря , случайно услышал странное пыхтение в сортире и открыл дверь .
На него из зловонного очка лез адский говняный лупоглазый червяк , тянул к нему щупальца и шипел:
- Ну-у-у... Иди же сюда-а.... Дай , я до тебя доссстануууу!..
За лупоглазую неприятно , конечно ....