…Знаешь, писать тебе не сложнее, чем писать любому из незнакомых людей, что бродят по этому грешному миру. А он наверняка грешен – иначе, как я мог бы существовать в нем? Когда я смотрю из своего квадратного окна на ветку давно засохшего дерева, то жалею, что не могу засохнуть так же, как она, и, так же, как она, беззаботно и монотонно раскачиваться на ветру, не размышляя ни о чем и не делая никакого выбора. Да, о чем я? А… Да. Я говорил, что писать тебе письмо… так же странно, как писать его самому себе – чтобы однажды, вернувшись из далекого путешествия, обнаружить на каминной полке пожелтевший от времени листок, в который не слишком понятным почерком втиснут кусочек собственной бесполезной жизни. Прочесть его – и удивиться – как мало еще я знаю о себе самом, и как не понимаю я себя. Наверное, врач все-таки прав, и нужно оставлять свет на ночь…
Я снова отвлекся, да? Но ты же знаешь, писать для тебя письмо так же необходимо, как смотреть каждое утро в окно и убеждаться, что мир все еще существует, и что я еще существую в нем. Только вот еще нужно, чтобы ты однажды поднял голову, проходя мимо моего квадратного окошка, и подмигнул мне – чтобы я мог узнать тебя, и чтобы я знал, что мои письма все-таки доходят. Знаешь, врач – тот самый, что советует не выключать свет на ночь – говорит, что по этому адресу они никогда не дойдут, но я знаю, что он просто никогда не пробовал писать. А я пишу. Ведь это так… нужно.
Скажи, ведь доходят письма по адресу: «Небо. Моему ангелу»?
…И все-таки врач какой-то странный… Наверное, он не случайно работает в этой психиатрической лечебнице. Ну где еще может работать человек, у которого под халатом – крылья?..