Июль. Жара. Мы сидим с СВД и пьем портвейн.

Да, -вздыхает Владимир Дмитриевич, -вот когда-то было все по-другому. Раньше я брал телегу и лошадь с хоздвора, сгонял всех собак на танцплощадку и въезжал туда перед открытием конкурса бальных танцев. Поднимал бокал водки и провозглашал: Пусть грянет бал! Так начинался первый бал Наташи Ростовой.

А сейчас?

И вдруг кто-то случайно бросил фразу: давайте встретим Новый год.

Поставили посреди танцплощадки елку. Украсили сцену серпантином, дети клеили игрушки. Всем нашлась работа. Музруки спешно разучивали новогодние песни

Не помню, кто был Дедом Морозом. Владимир Дмитриевич был Снегурочкой.

Пьяный, в коротком красном платье с открытыми плечами, как у Элен Курагиной, с ярко накрашенными губами он взлез на мой стол, на котором стояла аппаратура и насмерть ухватился за микрофон.

Его Снегурочка говорила об исторических решениях апрельского пленума, призывала быть достойными памяти павших. Несколько раз я на лету подхватывал кассеты и пластинки, которые он в запале сбрасывал толстой ногой с наманикюренными пальцами.

Грянул бал...