Сначала  обширная цитата из всемирно знаменитой книги нобелевского лауреата А.И.Солженицина  "Архипелаг Гулаг", этого "голоса совести российской демократии", "классика русской демократической литературы", и т.д. и т.п.:

"Выменять своих пленных, обласкать их и обогреть была задача общества во все последующие войны. Каждый побег из плена прославлялся как высочайшее геройство. Всю первую мировую войну в России вёлся сбор средств на помощь нашим пленникам, и наши сестры милосердия допускались в Германию к нашим пленным, и каждый номер газеты напоминал читателям, что их соотечественники томятся в злом плену. Все западные народы делали то же и в эту войну: посылки, письма, все виды поддержки свободно лились через нейтральные страны. Западные военнопленные не унижались черпать из немецкого котла, они презрительно разговаривали с немецкой охраной. Западные правительства начисляли своим воинам, попавшим в плен,- и выслугу лет, и очередные чины, и даже зарплату. ….. Только наш солдат, отверженный родиной и самый ничтожный глазах врагов и союзников, тянулся к свинячьей бурде, выдаваемой с задворков Третьего Рейха. Только ему была наглухо закрыта дверь домой……"

Хлесткие слова, не правда ли? У кого от этих слов сердце не разгорится праведным гневом против "Сталина и его камарильи", да и против "всего бесчеловечного тоталитарного коммунистического  режима".

От автора. Еще можно понять, когда этими эпитетами пестрят  произведения западных авторов или людей, пострадавших от советской власти (то ли безвинно, то ли по делу). Первые так пишут, защищая свой западный образ жизни, вторые из-за обиды, как, скажем тот же   Солженицин.
Но вот когда с экрана телевизора брызжет ненавистью к советскому прошлому человек, который этим самым коммунистическим режимом был взращен и обласкан, который в советские времена бережно носил в кармане партбилет, начинал свою докторскую диссертацию словами "Под мудрым руководством КПСС...", который  начинал свои книги словами "Как учит нас наш вождь Иосиф Виссарионович Сталин...." без тени смущения принимал от этого самого режима ленинские и сталинские премии,    почетные звания, награды, премии, лауреатства, клеймил с трибуны "этих отщепенцев и политических перерожденцев Даниэля и Синявского", ....
В  отношении такого перевертыша и ренегата   никаких иных чувств испытывать нельзя, кроме гадливости, брезгливости и презрения.   При виде таких людей сразу  видится  мелкая выслуживающаяся перед новым хозяином  умильно виляющая хвостиком шавка, и злобно гавкающая на свое собственное прошлое. Будь то бывший генсек ЦК КПСС М.Горбачев, бывший первый секретарь Свердловского обкома Б.Ельцин или прима-певица народная артистка СССР Г.Вишневская, танкист-капитан В.Резун. Можем ли мы считать их честными и порядочными людьми, к словам которых стоит прислушиваться? Едва ли. Они ведь лгали тогда либо лгут сегодня. Но лгут.

Хотя, по большому счету, всегда ли побег из плена есть высочайшее геройство? Не является ли иногда это лишь исправлением собственной ошибки,   искуплением собственного малодушия? А для офицера, и тем паче генерала, само попадание в плен, не является ли тяжелым проступком.? Ведь он подвел своих солдат, которые надеялись на него, шли за ним в бой, верили в то, что их командир все делает правильно, что он  выведет их из любой беды.  Думается, что немного оснований полагать побег из плена подвигом, а сам плен чем то достойным.
Хотя, разумеется, поддержать своих солдат, оказавшихся в плену стоит, помочь пережить его нужно, добиваться их  освобождения необходимо. Но записывать чохом всех вернувшихся из плена в герои означает поставить их  вровень в теми, кто дрался за свою страну до конца, погибал в бою, но не сдавался. Не становиться ли такое отношение к бывшим пленным поощрением к бегству с поля боя и укрыванию в плену? Чего греха таить, немало из тех, кто  сдавался в плен, исходили из того, что плен это шанс выжить. Правда, они не знали, что немецкий плен таких шансов почти не оставляет

Хотя, собственно речь не об этом, а об утверждении Солженицына о том, что пленные американцы, англичане,   и прочие солдаты западных стран имели возможность отказываться от немецкого пайка и питаться за счет  посылок Красного Креста от нейтральных или своих стран.

Вот передо мной фотография  1945 года. Сделана она американским фотографом в американской зоне оккупации,  и опубликована она не в газете " Правда",  а в книге английского публициста Ричарда Холмеса под названием "World War II in photographs", т.е. "Вторая мировая война в фотографиях" в 2000 году.

Подпись под ней гласит: "Страдания плена запечатлены глубоко в лицах этих британских военнопленных, освобожденных американцами в Гётингене 8 апреля".

Может быть я неверно сделал перевод?

Вот оригинальный текст: "The strain of captivity is etched deep into the faces of these British prisoners of war, liberated by the Americans at Goettingen on April 8.".

Полагаю, что у Холмеса  до двухтысячного года  было вполне достаточно времени, чтобы разобраться каким был в действительности плен для солдат союзников, чтобы избавиться от эмоций и посмотреть на войну достаточно объективно.

Мне бы очень хотелось, чтобы господин Солженицин А.И. прокомментировал это фото. Что то  слишком не похоже, что эти английские солдаты полагали возможным отказываться от гитлеровского пайка,  уж очень хорошо питались в немецком плену посылками с родины, и имели "все виды поддержки" через нейтральные страны. 
Я не утверждаю, что у британского правительства не было желания облегчить участь пленных солдат британской короны. Я полагаю, что у  Черчилля возможностей сделать это было  едва ли существенно больше, чем у Сталина. А в связи с этим, слова г.Солженицина "Западные военнопленные не унижались черпать из немецкого котла..." мне представляются весьма и весьма далекими от истины.

Заметим, что фото сделано уже после освобождения, когда солдаты  смогли отмыться, приодеться и чуток подкормиться у своих союзников.
Правда, я сильно сомневаюсь, что Александр Исаевич захочет дать свой ответ. Уж слишком красноречиво   это документальное свидетельство того, что нобелевский лауреат в своих творениях не гнушается самой бесстыдной лжи.

Похоже, что научившись в  местах заключения вместо добросовестной работы гнать "тухту" ( это его словечко, которое он в книге разъясняет самым подробным образом), он лагерные привычки перенес и в литературу. В среде   уголовников обманывать "фраеров" это святое дело.

Вернемся к цитате из Архипелага. "Западные правительства начисляли своим воинам, попавшим в плен,- и выслугу лет, и очередные чины, и даже зарплату. …"

Не буду спорить относительно западных солдат, побывавших в плену. Не знаю, начисляли им или не начисляли. За Солженицыным вранье не заржавеет.

Но вот как с этим обстояло у нас. Цитирую выдержку из Инструкции о порядке награждения орденами и медалями СССР за выслугу лет в Красной Армии. Она утверждена президиумом Верховного Совета СССР 16 сентября 1944 года.

... 6. Время пребывания в плену, окружении и на спецпроверке (в период Отечественной войны) в выслугу лет засчитывается, но только в том случае, если военнослужащий в этот период не был уволен из Красной Армии приказом НКО.

Се документ! Из него следует, что  у нас и время пребывания в плену, и в окружении и т.н. фильтрационных лагерях после плена в выслугу лет засчитывалось! Во всяком случае для награждения. Думается, что уж если бывших пленных сочли достойными награды, то и в общую выслугу плен засчитывался.

Следующий документ. Предваряя его, хочу заметить, что в годы войны, попавшие в плен   военнослужащие РККА,  числились как пропавшие без вести. Ведь договориться с немцами об обмене   списками военнопленных так и не удалось, и наше командование никаким способом не могло знать что стало с военнослужащим, исчезнувшим с поля боя. То ли он погиб, то ли попал в плен. Это   не тема настоящей статьи, чья в этом вина. Но юридически, у нас пропавших без вести  приравняли к погибшим, распространив на них те же правила обеспечения семей и льготы.

Это приказ НКО № 194 от 30.4. 1943г. " С объявлением Постановления СНК СССР "Об   обеспечении семей генералов и лиц старшего начальствующего состава Красной Армии, умерших, погибших в боях и пропавших на фронте без вести"". Замечу. что этот приказ дополняет приказ НКО №220 от 13.6.1941г. " С объявлением Постановления СНК СССР "О пенсиях и пособиях лицам высшего, старшего и среднего начальствующего состава, лицам младшего начальствующего состава сверхсрочной службы, специалистам рядового состава сверхсрочной службы и их семьям"".

Приказ 1943 года предусматривал выплату женам единовременных пособий, сохранял за ними жилплощадь, устанавливал стипендии учащимся детям и пенсии семьям.

Любопытен пункт 3 этого приказа. Цитирую:

3.Распространить Постановление Совета народных Комиссаров Союза СССР № 1447 от 5 июня 1941г. на семьи попавших в плен генералов Красной армии, о которых имеются данные, что они не являются предателями.

Несложно догадаться, что в отношении генералов установить, что они в плену все же иногда возможно. И приказ особо оговаривает, что только если генерал предал Родину, то его семья не получит ничего. В остальных случаях семья получает пособия и льготы.

Правда, это  приказ  НКО и Постановление СНК касалось только генералов и старших офицеров. А как дело обстоит в отношении всех остальных?

Вот Постановление Совета Народных Комиссаров СССР. Цитирую его полностью. Оно совсем небольшое:

ПОСТАНОВЛЕНИЕ СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ СССР № 632 4 июня 1943 г. Москва, Кремль. О ЛЬГОТАХ ДЛЯ СЕМЕЙ ВОЕННОСЛУЖАЩИХ, ПОГИБШИХ И БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШИХ НА ФРОНТАХ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановляет: 1. Сохранить на все время войны за семьями военнослужащих, погибших и без вести пропавших на фронтах Отечественной войны, все льготы, предоставляемые семьям военнослужащих, состоящих в Красной Армии, Военно-Морском Флоте и войсках НКВД. 2. Сохранить на все время войны за семьями военнослужащих рядового и младшего начальствующего состава, погибших и без вести пропавших на фронтах Отечественной войны, получающими пенсии, все льготы, предоставляемые семьям военнослужащих, получающим государственное пособие согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1941 г. Зам. Председателя Совета Народных Комиссаров СССР В. МОЛОТОВ  Управляющий делами Совета Народных Комиссаров СССР Я. ЧАДАЕВ

Да, был знаменитый приказ  Ставки   Верховного Главнокомандующего № 270 от 16 августа 1941 года, в котором предусматривалось лишать государственной помощи и пособий семьи сдавшихся в плен. Но  каким образом во время войны было возможно установить, в плену ли тот или иной военнослужащий или нет? Согласен, что это еще возможно установить в отношении генералов и отдельных лиц, но не в отношении сотен тысяч. То, что человек пропал без вести, становится ясно очень быстро - был человек в строю и нет его. И никто не знает его судьбу. Никто не скажет - разорвало ли его на куски снарядным разрывом, утонул ли он в реке или оказался в руках противника.

Таким образом становится ясно, что   пропавших без вести, а значит и попавших в плен, приравнивали к погибшим.  Тут Александр Исаевич совершенно прав,  жалованье им не начислялось. Но вот их семьям платили пенсии, пособия, давали льготы наравне с павшими. Думается, что   красноармейца, томящегося в плену, вряд ли особенно радовало бы, если  ему где то в недрах финансовых органов что то там начислялось. А вот то, что  его семья сегодня, сейчас получает от государства поддержку, это для него важно.

А вот кончится война, тогда и будем разбираться. Думается, что вполне справедливо будет, если бывшему пленному, который пошел на службу к немцам в качестве добровольного помощника, в охранные, противопартизанское отряды, власовские дивизии, полицию, не зачтут время плена в выслугу лет в Красной Армии, и не начислят ему жалование. Кому служишь, тот пусть и платит, и в той армии засчитывается время выслуги.  Едва ли это можно полагать справедливым, если  служить одной стороне, а получать жалованье и выслугу от обеих. Даже по демократическим понятиям.

Итак,  одно из утверждений нобелевского лауреата опровергается документами и документальным свидетельством. Проще говоря, господин Солженицын в данном случае просто лгал. Лгал самым злостным способом.

Сказано в  Святом Писании: "Солгавший единыжды, кто тебе поверит дважды".

В общем то, вдумчивые и внимательные российские граждане уже давно поняли, что Нобелевский комитет это глубоко политизированная организация антироссийск5ого толка, которая в своих решениях очень часто руководствуется не действительным вкладом того или иного писателя в мировую литературу или в достижение мира, а тем, как крепко сей человек насолил России. Не случайно в ряду нобелевских лауреатов из числа руссских все как то по большей части (не все, конечно) оказываются  враги нашей страны. Например,  Б.Пастернак, И.Бродский,   М.Горбачев. Видимо не случайно гениальный российский математик Г.Я.Перельман,   доказавший недавно гипотезу Пуанкаре, наотрез отказался от  медали Филдса, которую общепринято считать Нобелевской премией для математиков.. Математики, они умеют считать и анализировать. Их на эмоциях не возьмешь. И он очевидно счел для себя неприемлемым  ставить свое имя в ряд с человеком, назвавшим нашу страну империей зла (Р.Рейган), человеком, предавшим свою партию и развалившим великую страну (М.Горбачевым), и людьми, зарабатывавшими на мелкорозничной торговле Россией (Б.Пастернак, И.Бродский, А.Солженицин).

В общем, если кого то, из наших сограждан вдруг награждают нобелевской премией, присмотритесь к нему внимательно и задайтесь вопросом, а не прохвост ли это, вроде некоего артиллерийского капитана, сумевшего  очень неплохо заработать на своем фактическом дезертирстве с фронта и своих тюремных похождениях.

Источники  и литература

1. А.Солженицин. Архипелаг Гулаг. Том 1. Стр 172-173. Новый мир. Москва. 1990г.
2. R.Holmes.World War II in photographs. Carton Books Limited. London. 2000
3.РГВА. Фонд 4, опись 12, дело 110, листы 285-289.
4. Русский Архив. Великая Отечественная. Т 2(3).   ТЕРРА-TERRA. Москва. 1997г.
5.РГВА. Фонд 4, опись 12, дело 108, листы 116-117.
6.РГВА. Фонд 4, опись 12, дело 108, лист 213.

 

 

По материалам сайта  "1941-Операция Барбаросса-1945"    

  http://operation-barbarossa.narod.ru/su/plen.htm

    

 

 

Года три назад, сообщает сайт topwar.ru, в одной американской газетке была опубликована почти что исповедь лейтенанта морской пехоты США Майкла Фогетти. В ней описывались события его жизни, происшедшие 40 с лишним лет назад в ходе «одной маленькой, но грязной войны, которую вели США, Алжир, Эфиопия и Сомали». Самому тексту Фогетти необходимо, впрочем, предпослать краткое пояснение: описываемые события разворачиваются в теперь печально знаменитом Аденском заливе. «Tankist», он же «бородатый капитан» – майор Николай Игнатьевич Еременко, командир отдельного батальона 104-й ТБ, приданного миссии ООН.

 А вот и сами воспоминания Майкла Фогетти.

 

Исповедь лейтенанта морской пехоты США

 

 Меня зовут Майкл Фогетти, я – капитан Корпуса морской пехоты США в отставке. Недавно я увидел в журнале фотографию русского памятника из Трептов-парка в Берлине и вспомнил один из эпизодов своей службы. Мой взвод после выполнения специальной операции получил приказ ждать эвакуации в заданной точке, но попасть в эту точку мы так и не смогли.

              В районе Золотого Рога, как всегда, было жарко во всех смыслах этого слова. Местным жителям явно было мало одной революции. Им надо было их минимум три, пару гражданских войн и в придачу – один религиозный конфликт. Мы выполнили задание и теперь спешили в точку рандеву с катером, на котором и должны были прибыть к месту эвакуации.

              Но нас поджидал сюрприз. На окраине небольшого приморского городка нас встретили суетливо толкущиеся группки вооруженных людей. Они косились на нас, но не трогали, ибо колонна из пяти джипов, ощетинившаяся стволами М-16 и М-60, вызывала уважение. Вдоль улицы периодически попадались легковые автомобили со следами обстрела и явного разграбления, но именно эти объекты и вызывали основной интерес пейзан, причем вооруженные мародеры имели явный приоритет перед невооруженными.

              Когда мы заметили у стен домов несколько трупов явных европейцев, я приказал быть наготове, но без приказа огонь не открывать. В эту минуту из узкого переулка выбежала белая женщина с девочкой на руках, за ней с хохотом следовало трое местных ниггеров (извините, «афро-африканцев»). Нам стало не до политкорректности. Женщину с ребенком мгновенно втянули в джип, а на ее преследователей цыкнули и недвусмысленно погрозили стволом пулемета, но опьянение безнаказанностью и пролитой кровью сыграло с мерзавцами плохую шутку. Один из них поднял свою G-3 и явно приготовился в нас стрелять, Marine Колоун автоматически нажал на гашетку пулемета, и дальше мы уже мчались под все усиливающуюся стрельбу. Хорошо еще, что эти уроды не умели метко стрелять. Мы взлетели на холм, на котором, собственно, и располагался город, и увидели внизу панораму порта, самым ярким фрагментом которой был пылающий у причала пароход.

              В порту скопилось больше 1000 европейских гражданских специалистов и членов их семей. Учитывая то, что в прилегающей области объявили независимость и заодно джихад, все они жаждали скорейшей эвакуации. Как было уже сказано выше, корабль, на котором должны были эвакуировать беженцев, весело пылал на рейде, на окраинах города сосредотачивались толпы инсургентов, а из дружественных сил был только мой взвод с шестью пулеметами и скисшей рацией (уоки-токи не в счет).

              У нас было плавсредство, готовое к походу, и прекрасно замаскированный катер, но туда могли поместиться только мы. Бросить на произвол судьбы женщин и детей мы не имели права. Я обрисовал парням ситуацию и сказал, что остаюсь здесь и не вправе приказывать кому-либо из них оставаться со мной, и что приказ о нашей эвакуации в силе и катер на ходу.

              Но, к чести моих ребят, остались все. Я подсчитал наличные силы: 29 «марин», включая меня, 7 демобилизованных французских легионеров и 11 матросов с затонувшего парохода, две дюжины добровольцев из гражданского контингента. Порт во времена Второй мировой войны был перевалочной базой, и несколько десятков каменных пакгаузов, окруженных солидной стеной с башенками и прочими архитектурными излишествами прошлого века, будто сошедшими со страниц Киплинга и Буссенара, выглядели вполне солидно и пригодно для обороны.

              Вот этот комплекс и послужил нам новым фортом Аламо. Плюс в этих пакгаузах были размещены склады с ооновской гуманитарной помощью, там же были старые казармы, в которых работали и водопровод, и канализация. Конечно, туалетов было маловато на такое количество людей, не говоря уже о душе, но лучше это, чем ничего. Кстати, половина одного из пакгаузов была забита ящиками с неплохим виски. Видимо, кто-то из чиновников ООН делал тут свой небольшой гешефт. Т. е. вся ситуация, помимо военной, была нормальная, а военная ситуация была следующая…

              Больше 3000 инсургентов, состоящих из революционной гвардии, иррегулярных формирований и просто сброда, хотевшего пограбить, вооруженных, на наше счастье, только легким оружием – от «маузеров-98» и «штурмгеверов» до автоматов Калашникова и «стенов», – периодически атаковали наш периметр. У местных были три старые французские пушки, из которых они умудрились потопить несчастный пароход, но легионеры смогли захватить батарею и взорвать орудия и боекомплект.

              На данный момент мы могли им противопоставить 23 винтовки М-16, 6 пулеметов М-60, 30 китайских автоматов Калашникова и пять жутких русских пулеметов китайского же производства с патронами 50-го калибра. Они в главную очередь и помогали нам удержать противника на должном расстоянии, но патроны к ним кончались прямо-таки с ужасающей скоростью.

              Французы сказали, что через 10-12 часов подойдет еще один пароход, и даже в сопровождении сторожевика, но эти часы надо было еще продержаться. А у осаждающих был один большой стимул в виде складов с гуманитарной помощью и сотен белых женщин. Все виды этих товаров здесь весьма ценились. Если они додумаются атаковать одновременно и с юга, и с запада, и с севера, то одну атаку мы точно отобьем, а вот на вторую уже может не хватить боеприпасов. Рация наша схлопотала пулю, когда мы еще только подъезжали к порту, а уоки-токи «били» практически только на несколько километров. Я посадил на старый маяк вместе со снайпером мастер-сержанта Смити, нашего «радиобога». Он там что-то смудрил из двух раций, но особого толку от этого пока не было.

              У противника не было снайперов, и это меня очень радовало. Город находился выше порта, и с крыш некоторых зданий территория, занимаемая нами, была как на ладони, но планировка города работала и в нашу пользу. Пять прямых улиц спускались аккурат к обороняемой нами стене и легко простреливались с башенок, бельведеров и эркеров… И вот началась очередная атака. Она была с двух противоположных направлений и достаточно массированной.

              Предыдущие неудачи кое-чему научили инсургентов, и они держали под плотным огнем наши пулеметные точки. За пять минут были ранены трое пулеметчиков, еще один убит. В эту минуту противник нанес удар по центральным воротам комплекса: они попытались выбить ворота грузовиком. Это им почти удалось. Одна створка была частично выбита, во двор хлынули десятки вооруженных фигур. Отделение капрала Вестхаймера – последний резерв обороны, – отбило атаку, но потеряло трех человек ранеными, в т. ч. одного тяжело. Стало понятно, что следующая атака может быть для нас последней: у нас было еще двое ворот, а тяжелых грузовиков в городе хватало. Нам повезло, что подошло время намаза, и мы, пользуясь передышкой и мобилизовав максимальное количество гражданских, стали баррикадировать ворота всеми подручными средствами.

 Внезапно на мою рацию поступил вызов от Смити:

  - Сэр. У меня какой-то непонятный вызов, и вроде от русских. Требуют старшего. Позволите переключить на вас?

 

  - А почему ты решил, что это – русские?

 

 - Они сказали, что нас вызывает «солнечная Сибирь», а Сибирь – она вроде бы в России…

 

 - Валяй, – сказал я и услышал в наушнике английскую речь с легким, но явно русским акцентом.

 

 - Могу я узнать, что делает United States Marine Corps на вверенной мне территории? – последовал вопрос.

 

 - Здесь – Marine First Lieutenant Майкл Фогетти. С кем имею честь?» – в свою очередь, поинтересовался я.

 

 - Ты имеешь честь общаться, лейтенант, с тем, у кого, единственного в этой части Африки, есть танки, которые могут радикально изменить обстановку. А зовут меня «Tankist».

          Терять мне было нечего. Я обрисовал всю ситуацию, обойдя, конечно, вопрос о нашей боевой «мощи». Русский в ответ поинтересовался, не является ли, мол, мой минорный доклад просьбой о помощи. Учитывая, что стрельба вокруг периметра поднялась с новой силой, и это явно была массированная атака осаждающих, я вспомнил старину Уинстона, сказавшего как-то, что если бы Гитлер вторгся в ад, то он, Черчилль, заключил бы союз против него с самим дьяволом, и ответил русскому утвердительно. На что последовала следующая тирада:

 - Отметьте позиции противника красными ракетами и ждите. Когда в зоне вашей видимости появятся танки, это и будем мы. Но предупреждаю: если последует хотя бы один выстрел по моим танкам – все то, что с вами хотят сделать местные пейзане, покажется вам нирваной по сравнению с тем, что сделаю с вами я.

             Когда я попросил уточнить, когда именно они подойдут в зону прямой видимости, русский офицер поинтересовался, не из Техаса ли я, а получив отрицательный ответ, выразил уверенность, что я знаю, что Африка больше Техаса, и нисколько на это не обижаюсь.

             Я приказал отметить красными ракетами скопления боевиков противника, не высовываться и не стрелять по танкам в случае, ежели они появятся. И тут грянуло. Били как минимум десяток стволов калибром не меньше 100 мм. Часть инсургентов кинулась спасаться от взрывов в нашу сторону, и мы их встретили, уже не экономя последние магазины и ленты. А в просветах между домами, на всех улицах одновременно появились силуэты танков Т-54, облепленных десантом.

             Боевые машины неслись как огненные колесницы. Огонь вели и турельные пулеметы, и десантники. Совсем недавно казавшееся грозным воинство осаждающих рассеялось как дым. Десантники спрыгнули с брони и, рассыпавшись вокруг танков, стали зачищать близлежащие дома. По всему фронту их наступления раздавались короткие автоматные очереди и глухие взрывы гранат в помещениях. С крыши одного из домов внезапно ударила очередь, три танка немедленно повернули башни в сторону последнего прибежища полоумного героя джихада, и строенный залп, немедленно перешедший в строенный взрыв, лишил город одного из архитектурных излишеств.

             Я поймал себя на мысли, что не хотел бы быть мишенью русской танковой атаки, и даже будь со мной весь батальон с подразделениями поддержки, для этих стремительных бронированных монстров с красными звездами мы не были бы серьезной преградой. И дело было вовсе не в огневой мощи русских боевых машин. Я видел в бинокль лица русских танкистов, сидевших на башнях своих танков: в этих лицах была абсолютная уверенность в победе над любым врагом. А это сильнее любого калибра.

             Командир русских, мой ровесник, слишком высокий для танкиста, загорелый и бородатый капитан, представился неразборчивой для моего бедного слуха русской фамилией, пожал мне руку и приглашающе показал на свой танк. Мы комфортно расположились на башне, как вдруг русский офицер резко толкнул меня в сторону. Он вскочил, срывая с плеча автомат, что-то чиркнуло с шелестящим свистом, еще и еще раз. Русский дернулся, по лбу у него поползла струйка крови, но он поднял автомат и дал куда-то две коротких очереди, подхваченные четко-скуповатой очередью турельного пулемета с соседнего танка.

            Потом извиняюще мне улыбнулся и показал на балкон таможни, выходящий на площадь перед стеной порта. Там угадывалось тело человека в грязном бурнусе и блестел ствол автоматической винтовки. Я понял, что мне только что спасли жизнь. Черноволосая девушка (кубинка, как и часть танкистов и десантников) в камуфляжном комбинезоне тем временем перевязывала моему спасителю голову, приговаривая по-испански, что «вечно сеньор капитан лезет под пули», и я в неожиданном порыве души достал из внутреннего кармана копию-дубликат своего Purple Heart, с которым никогда не расставался, как с талисманом удачи, и протянул его русскому танкисту. Он в некотором замешательстве принял неожиданный подарок, потом крикнул что-то по-русски в открытый люк своего танка. Через минуту оттуда высунулась рука, держащая огромную пластиковую кобуру с большущим пистолетом. Русский офицер улыбнулся и протянул это мне.

           А русские танки уже развернулись вдоль стены, направив орудия на город. Три машины сквозь вновь открытые и разбаррикадированные ворота въехали на территорию порта, на броне переднего пребывал и я. Из пакгаузов высыпали беженцы, женщины плакали и смеялись, дети прыгали и визжали, мужчины в форме и без орали и свистели. Русский капитан наклонился ко мне и, перекрикивая шум, сказал: «Вот так, морпех. Кто ни разу не входил на танке в освобожденный город, тот не испытывал настоящего праздника души. Это тебе не с моря высаживаться». И хлопнул меня по плечу.

          Танкистов и десантников обнимали, протягивали им какие-то презенты и бутылки, а к русскому капитану подошла девочка лет шести и, застенчиво улыбаясь, протянула ему шоколадку из гуманитарной помощи. Русский танкист подхватил ее и осторожно поднял, она обняла его рукой за шею, и меня внезапно посетило чувство дежавю.

          Я вспомнил, как несколько лет назад в туристической поездке по Западному и Восточному Берлину нам показывали русский памятник в Трептов-парке. Наша экскурсовод, пожилая немка с раздраженным лицом, показывала на огромную фигуру русского солдата со спасенным ребенком на руках и цедила презрительные фразы на плохом английском. Она говорила о том, что, мол, это все – большая коммунистическая ложь, и что кроме зла и насилия русские на землю Германии ничего не принесли.

          Будто пелена упала с моих глаз. Передо мною стоял русский офицер со спасенным ребенком на руках. И это было реальностью, и, значит, та немка в Берлине врала, и тот русский солдат с постамента в той реальности тоже спасал ребенка. Так, может, врет и наша пропаганда о том, что русские спят и видят, как бы уничтожить Америку?.. Нет, для простого первого лейтенанта морской пехоты такие высокие материи слишком сложны. Я махнул на все это рукой и чокнулся с русским бутылкой виски, неизвестно как оказавшейся в моей руке.

          В этот же день удалось связаться с французским пароходом, идущим сюда под эгидою ООН и приплывшим-таки в два часа ночи. До рассвета шла погрузка, Пароход отчалил от негостеприимного берега, когда солнце было уже достаточно высоко. И пока негостеприимный берег не скрылся в дымке, маленькая девочка махала платком оставшимся на берегу русским танкистам. А мастер-сержант Смити, бывший у нас записным философом, задумчиво сказал:

 - Никогда бы я не хотел, чтобы русские всерьез стали воевать с нами. Пусть это непатриотично, но я чувствую, что задницу они нам обязательно надерут.

 И, подумав, добавил:

  - Ну а пьют они так круто, как нам и не снилось. Высосать бутылку виски из горлышка – и ни в одном глазу… И ведь никто нам не поверит: скажут, что такого даже Дэви Крокет не придумает.

Источник:

Сетевое издание КМ.ру ("KM.ru").                                                                                                                                                            http://www.km.ru/v-rossii/2012/03/23/dvoinye-stand...-amerikantsev-russkie-vragi-no

"Царские кафтанщики".


Самыми почетными горожанами в Ижевске были кафтанщики – рабочие завода, награжденные царским кафтаном за добросовестный, безупречный труд и мастерство. Имена награжденных печатались в Петербургских «Ведомостях». Уважение, с которым горожане относились к кафтанщикам, распространялось не только на самого мастера, но и на всех членов его семьи. Выдать дочь замуж в семью кафтанщика, даже не за него самого, а за сына или внука, было очень престижно. Считалось, что девица благополучно устроена на всю оставшуюся жизнь. Доверие и уважение к рабочим завода было настолько велико, что купцы отпускали им любой товар и в любом количестве без денег до зарплаты, под честное слово.
Цитируется по сайту «Комсомольская правда» (регион - Ижевск):
http://izh.kp.ru/daily/24505.4/656498/



«Ижевский оружейный завод изначально (с 1807 г.) играл роль самого мощного цивилизационного (а с конца XIX в. всё определённее ещё и политического) центра для обширного региона. Уже поэтому сложившаяся здесь уникальная наградная система должна представлять большой исторический интерес.
Самым ярким, узнаваемым, человечным символом старого Ижевска стоит считать не какую либо заводскую машину (механизм) или здание, а группу совершенно по особому, по ижевски выглядящих лучших заводских людей. С 1819 по 1915 г. их удостаивали «мастерового кафтана с золотым галуном». Первым мифом является то, что это исключительно оружейники. Кафтанщиками однако становились также металлурги, подсобные рабочие, мелкие заводские служащие и даже двое сельских старост в селениях «непременных работников» завода. Всего удалось выявить 525 честных тружеников, умножавших славу города-завода.
Награду им вручали по представлению начальника завода, по следующему представлению Великого Князя генерал-фельдцейхмейстера и, наконец, указу царя. Поэтому таких ижевцев часто неофициально называли «царскими кафтанщиками».
Завод почти всегда был казённым, поэтому все его работники независимо от их заслуг считались состоящими на «коронной службе». Переход ижевцев на неё в начале правления Екатерины II воспринимался как благо настолько, что день святой Екатерины-великомученицы стал неформальным заводским праздником – выходным днём. Кафтаны от имени царя продолжали присуждать и в период частной аренды казённого оружейного завода (1867–1884).
Ярким свидетельством роста ижевского патриотизма явилось торжественное открытие 4 августа 2007 г. величественного мемориала в честь ижевских оружейников. В центре его скульптурное изображение двух кафтанщиков в полном наряде. Со временем рядом с мемориалом должны появиться плиты с перечислением всех кафтанщиков, а это самые характерные ижевские фамилии. Современные носители их будут искать и узнавать своих предков.»
Е.Ф. Шумилов
УдГУ
Цитируется по сайту «Архивная служба Удмуртии»:
http://www.gasur.ru/events/conferences/2007/01/materials/03.php?print=Y


В списке «царских кафтанщиков» приводится Шустов Андрей
(упомянут в 1914 году).
Цитируется по сайту «Форум Союза Возрождения Родословных Традиций»
http://forum.svrt.ru/index.php?showtopic=1660&mode=threaded&pid=86194

Фотографии с сайта "Лучший форум для коллекционеров"
http://sammler.ru/index.php?showtopic=36692

Валентин Фалин: Запад и Россия в ХХ веке: связь времен (часть первая).


Опубликовано 12:41 28.08.2011
Документ: http://www.regnum.ru/news/1439594.html

Сайт Института динамического консерватизма (ИДК) опубликовал стенограмму семинара в ИДК, на котором выступил известный политик, доктор исторических наук Валентин Михайлович Фалин. Ниже текст приводится полностью.

В.М.Фалин: Уважаемые коллеги!
Проблема, которую предстоит осветить - отношения между Западом, с одной стороны, и Россией, Советским Союзом и новой Россией, с другой, в ХХ веке - настолько емка и сложна, многоступенчата и многопланова, что втиснуть ее в час или два, в неделю и даже в месяц практически невозможно. Если вы не станете возражать, я остановлюсь на некоторых сравнительно мало разработанных темах, а также спорных аспектах того, что реально имело место быть и без чего, по моему мнению, не вскрыть корней многих явлений, которые определяют лик ХХI века.

Читать далее...

Григорий Степанович Пирогов и Антонина Васильевна Нежданова в Рязани.
(Период Гражанской войны в России 1918-1920 гг.)

«Из Москвы, Петрограда, из Киева и других городов в Рязань приезжали первоклассные артисты. Больше всего для города сделал Григорий Пирогов из Большого театра, «второй Шаляпин», который и устраивал эти выезды. На рязанской сцене шли лучшие оперы, в Красном зале бывшего Благородного собрания — концерты и балеты. Пирогов был любимцем города и сам любил Рязань... как собственный дом, в котором можно делать всё, что хочется. Вот один тому пример.
Шел «Фауст», пел Зибель, Пирогов ждал в глубине сцены, разглядывая клумбу с цветами, которая на сцене стояла явно косо. Внезапно он подошел к этой клумбе, поправил ее, даже рукой прихлопнул, после того отошел на свое место и снова превратился в Мефистофеля. В тот вечер я сидела в четвертом ряду партера и всё это хорошо видела. А место это я получила в обмен на прекрасное вышитое полотенце, которое выпросила у мамы, — в кассе театра им все восторгались. Тогда мы часто получали билеты не за деньги, а в обмен на вещи, которые артисты потом делили между собой.
Другая история с Пироговым в Рязани была связана с приездом к нам Неждановой, которую он же и привез. Голос у Неждановой был тогда замечательный, такой бывает, как говорят, раз в тысячу лет — серебряная колоратура. Позже я ни у кого такого голоса не слышала, как и не слышала, чтобы об этом говорили. Публика в театре то замирала, то просто орала от восторга. Нежданова много пела на бис, но она боялась за свой голос, а люди в театре хотели слушать ее бесконечно. Выручал Пирогов, который выходил и пел вместо нее. С его голосом можно было петь часами! Моя сестра Татьяна рассказывала, что однажды она слушала в Москве в Колонном зале, как Пирогов пел Беду Проповедника, и на его «Аминь!» хрустальным звоном ответили подвески на люстрах, которые качались и звенели. Публика смотрела вверх, не понимая, что происходит.
А в тот раз своим бесконечным бисированием рязанцы довели Нежданову если не до истерики, то до слез. Она рыдала за кулисами, Пирогову это надоело, он вышел на сцену, подошел к рампе и сказал: «Вот мы всё поем и поем вам...» — и вдруг рявкнул: «Хватит! Теперь пойте вы! «Дубинушку»! А я буду запевать. Ну!»… И — запел. Огорошенный зал молчал. Пирогов остановился, прислушался, и снова рявкнул: «Не слышу! Петь всем!» — и снова начал. Наконец, зал нестройно запел, Пирогов подпевал, дирижировал, а в это время Нежданова потихоньку убежала из театра...
На следующий день вся Рязань распевала, подражая Неждановой. Но ей опять не повезло. Когда она уезжала, городская общественность в качестве дара от благодарного города передала ей тушку молодого теленка. Время было голодное, подарок был поистине бесценным. И надо же было случиться, что именно в этот момент из Москвы к перрону подошел поезд, на котором приехала «летучка» — заградительный отряд чекистов, имевший право обирать всех пассажиров до нитки, а при желании, если те пытались что-то сохранить и привезти своим голодным родственникам, еще и расстреливать. Теленка у Неждановой отобрали, хотя рязанские власти всячески уговаривали чекистов. Но те были голодны и неумолимы, так что больше в Рязань Нежданова не приезжала...»

Источник: Гарасева А.М. Я жила в самой бесчеловечной стране…: Воспоминания анархистки / Лит. запись, вступ. ст., коммент, и указ. А.Л.Никитина. - М.: Интерграф Сервис, 1997. - 335 с.: портр. - (Семейный архив. XX век). Стр. 63 – 65.


Гарасева Анна Михайловна. Геолог, медсестра, секретарь А.И. Солженицына.
Годы жизни:
7.12.1902г.,село Волынь, Рязанского уезда. Рязанской губернии – 11.12.1994г., г. Рязань.