вместо года прошло несколько лет
вместо гвоздей.
как по маслу входят сверла
я одену свой шлем и бронежилет
но ты умней.
ты будешь целиться в горло.

© Ес Соя

Напиши этот комментарий на 10000 страницах, харкни в монитор, сожги волосы под мышкой, нассы себе в руку, уеби ногой по кровати, и через 25 секунд тебе позвонит твоя любовь! 

©

Долбоёбы, они как зомби, не хватит ни терпения, ни сил, ни патронов... 

Остаётся только спрятаться в доме и орать: "Выключите свет, они лезут, блядь, на свет!"

© Ultra Reality

Знаешь почему ты сейчас все не бросишь и не поедешь на море?

Да потому, что ты, блядь, очень любишь свою работу!

Когда в последний раз твой телефон выключался дольше чем на сутки?

Когда можно было встать во сколько хочешь?

Чтобы уважать себя не обязательно выплачивать ипотеку за однушку-студию 29 квадратных метров.

Чтобы быть в теме нет смысла читать «Коммерсант» или «Афишу».

Чтобы искать друзей не нужен Фейсбук.

Счастливые не спрашивают разрешения у начальства!

Хватит играть в условности, давай на чистоту!

Очень много мусора в твоей голове..

Жизнь слишком ценная штука, чтобы тратить ее на твоего генерального директора.

Пошли они все нахуй, пусть работают сами!

Если сейчас на тебя оглянулись или ты не до конца уверен, я повторяю – пошли они все нахуй.

Делай ничего!

Делать ничего - вовсе не значит ничего не делать…

Делать ничего – это, вообще, самое ахуенное, чем стоит заниматься.

Зима ТОЛЬКО в твоей голове, начини свою РЕВОЛЮЦИЮ ЛЕТА – делай ничего.

Ничего- это значит, что ты не ведешься на булшет, ничего — это твоя свобода жить своей жизнью, ничего — это все!

Лето никогда не заканчивается…

Волны всегда были и всегда будут…

Расслабься, вдохни, волна идет…

 Такая вот реклама.

© не знаю автора

в эпицентре урагана
в углу ресторана
у повара длинные пальцы
на меня косятся постояльцы
мне непривычны такие рейды
я заказываю жизнь
в меню. это первое блюдо

если верить фрейду
я до сих пор верю в чудо.

© Ес Соя

отче наш, еже еси
заплати за такси

прости меня, господи
ибо ведаю, что творю,
проклинаю зарю,
нещадно горю.
понимаю. много взял на себя.
бунтарь хуев.
господи, забери все.
оставь лишь немного вина
и поцелуев.

© Ес Соя

На волне возрождения интереса к независимому пивоварению и в связи с появлением все большего количества маленьких производителей, Guardian составила список лучших британских пабов, в которых можно попробовать необычное пиво со всего мира.

Craft Beer Co в Лондоне открылся совсем недавно - в июне 2011 года, но уже заработал себе репутацию отменного заведения. Здесь разливают 37 сортов пива, есть также 150 сортов в бутылках. Пенистый напиток, представленный в пабе, прибыл сюда из Южной Африки, Японии, Скандинавии и других стран. Знатоки упадут в обморок от ассортимента культовых пивоварен - таких, как датская Mikkelle. Новички также найдут для себя немало интересного, вроде черничного стаута или "цыганского" пива.

Grove Inn - единственный в своем роде паб в Хаддерсфилде (Huddersfield), городке на полпути между Манчестером и Лидсом. Хозяева превратили его в место, обязательное для посещения всеми поклонниками независимого пивоварения. Среди разливного пива, которое можно найти в пабе, есть и продукция новой местной микропивоварни Magic Rock. Всего в розлив подают 18 видов эля, причем позиции еженедельно меняются. Также желающие могут попробовать бутылочное пиво - в Grove Inn его 230 сортов. Если и этого будет мало - можно заняться дегустацией виски - в пабе есть свыше 100 марок скотча на выбор.

North Bar занимался независимым пивоварением задолго до того, как сам этот термин приобрел популярность. Паб существует в Лидсе с 1997 года. Здесь представлены культовые наименования вроде Sylvester McCoy, Su Pollard или Hear'Say. Всего в заведении есть порядка 150 постоянно меняющихся сортов. Пиво прибывает в North Bar со всего мира, но здесь всегда хватает места и для домашнего Rooster's, сваренного в Нэрсборо (Knaresborough).

BrewDog - культовая мини-пивоварня из Абердина. Здесь варят, в частности, пиво крепостью 32%. Недавно представительства заведения открылись в Эдинбурге и Глазго, но флагманом сети считается старый кирпичный бар в Абердине. 10 кранов разливают пиво, сваренное на BrewDog (наименования элей и стаутов постоянно меняются). Также в пабе представлено свыше 100 наименований пива от мини- и микропивоварен со всего мира.

HAND Beer Bar в корнуоллском Фалмуте (Falmouth) собрал не самую большую, но очень убедительную коллекцию пива со всего мира. Разливают всего шесть сортов (из них один - "гостевой"), также есть порядка 70 наименований бутылочного напитка. В хорошую погоду окруженный стеной двор паба пользуется большой популярностью. Здесь периодически проводятся тематические мероприятия: такие например, как вечеринка бельгийского пива и мидий. Также отсюда отправляются велосипедные экскурсии по местным пабам.

Пабом Evening Star в Брайтоне владеет знаменитая пивоварня Dark Star, славящаяся своим биттером Espresso, сваренным на основе свежемолотого кофе. Каждый месяц здесь появляются сезонные сорта - в конце осени 2011 года, например, в пабе будут разливать копченый портер и Green Hopped IPA.

Sparrow Bier Cafe открылось в Брадфорде (Bradford) в начале 2011 года. Заведение регулярно устраивает тематические вечеринки. Особой популярностью пользовался день IPA, на котором было представлено свыше 15 наименований этого своеобразного пива. В Sparrow также периодически проходят концерты. К тому же паб получил высокую оценку критиков за свою кухню.

Открывшийся в 2006 году лондонский The Rake претендует на звание первопроходца в продвижении независимого пивоварения в британской столице. Множество разнообразных сортов пива "упаковано" внутри тесного пространства паба. 10 сортов здесь разливают, остальные 130 хранятся в бутылках в холодильнике. Удачное расположение рядом с популярным Borough Market делают The Rake одним из самых востребованных пабов Лондона.

Port Street Beer открылся в Манчестере в начале 2011 года. Здесь постоянно присутствует пиво от пивоварен Thornbridge и Dark Star. А одними из самых популярных сортов здешнего пива являются лагер Moravka, который варят в соседнем Бакстоне (Buxton), и продукция манчестерской пивоварни Marble. Также на выбор клиентов представлено порядка 100 сортов бутылочного напитка.

Sheffield Tap из Шеффилда заработал награды Британской ассоциации любителей элей Camra и входит в список английского наследия. Он разместился в эдвардианских помещениях на вокзале Шеффилда. Эли от дербиширских пивоварен всегда есть в розлив - всего в Sheffield Tap имеется порядка 10 сортов разливного и 200 бутылочного напитка. В заведении регулярно проводятся дегустации и другие пивные мероприятия. (перевод Travel.ru)

© http://www.travel.ru/news/2011/09/11/193222.html
 

Задумался о том, чтоб открыть свой паб... Правда, что бы получить кредит нужно иметь хороший и грамотный бизнес план со всеми расчетами...То есть знать где будет стоят данный паб, посчитать все... И просадки и случай неудачи...

Если все будет просчитано... То, возможно, однажды рискну...

Признаться, от мысли о кредите у меня очко сжимается, что могу лом перекусить... Но иначе никак.

в продолжении о улыбках.


мне казалось. я рисовал тебя кровью
а я рисовал тебя мелом.

и прощаясь. я улыбаюсь
улыбкой, 
которой улыбался полковник
аурелиано буэндиа
перед расстрелом.

*

мне так хочется, чтоб ты тонула
а я бы спас тебя из морской пучины.

и с бережностью, будто достаю из бутылки послание
делать тебе искусственное дыхание

или, словно, сапер, который ищет мины
ощущать твою грудь, плечи, спину...

а сейчас ночь еле видна из окна
и мы лежим на одной подушке
и я утыкаюсь в твои волосы,
будто исследую морское дно
в поисках той самой ракушки.

*

будем ли мы подкуривать от одной спички?
поедем ли мы на одной электричке
напишем ли на стекле ругательства
чтоб, как у вени было безголово
прочитавшему это слово

но я понимаю. обстоятельства.

или же в последнем вагоне.
станем ли мы ближе к нашей аризоне,
чтоб там писать стихи,
так похожие на блюз.

но я понимаю. работа, да и плюс

©

Французский юрист Жак Вержес, которого часто называют «адвокатом дьявола», объясняет, почему он защищал нацистов, террористов и диктаторов, а затем взялся представлять в суде одного из лидеров красных кхмеров Кхиеу Сампхана. Записали Бритта Зандберг и Эрих Фоллат. Перевод Александра Волкова.

/esquire.ru/images/cnt_bg_gray.gif" target="_blank">http://esquire.ru/images/cnt_bg_gray.gif); background-attachment: scroll; background-origin: initial; background-clip: initial; background-color: transparent; background-position: 0px 0px; background-repeat: repeat repeat; ">

— Мэтр Вержес, вы любите зло?

— Природа дика, непредсказуема и бессмысленно жестока. Человека отличает от животного способность обратиться ко злу. Преступление — знак нашей свободы.

— Циничное мировоззрение.

— Реалистичное.

— Вы были адвокатом самых страшных убийц в новейшей истории. Почему вас тянет к таким клиентам, как Карлос Шакал?

— Я думаю, что каждый, что бы он ни совершил, имеет право на честное судебное разбирательство. Публика слишком легко оперирует ярлыком «монстр». Но монстров нет. С таким же успехом можно говорить и об абсолютном зле. Мои подопечные — люди. Люди с двумя глазами и двумя руками, умеющие чувствовать. Это и делает их такими страшными.

— Как вы это объясните?

— Самое шокирующее во всем этом, что такой «монстр», как Гитлер, очень любил свою собаку и целовал ручки секретаршам, как мы знаем из книг о Третьем рейхе и фильма «Бункер». И ведь интересно же выяснить у моих клиентов, что их побуждает творить такие жестокие вещи. Мне всегда хотелось приоткрыть завесу тайны и понять, как эти люди дошли до преступлений. Хороший судебный процесс сродни пьесе Шекспира, это произведение искусства.

— Есть люди, которых вы принципиально бы отказались защищать?

— Один из моих принципов гласит: «Не нужно иметь никаких принципов». Поэтому я бы не отказался иметь дело ни с кем.

— Ваш новый клиент — Кхиеу Сампхан, бывший глава Демократической Кампучии, государства, созданного красными кхмерами, которого ждет международный трибунал по обвинению в геноциде.

— В Камбодже не было геноцида.

— Меньше чем за четыре года правления красных кхмеров, установивших террористический режим, было истреблено около 1,7 миллиона человек.

— Эти цифры завышены. Да, было совершено множество убийств, и некоторые из этих преступлений нельзя никогда простить, это, впрочем, говорит и мой подзащитный. Но вот говорить о целенаправленном геноциде было бы все-таки неверно. Большинство людей погибли тогда от голода и болезней.

— Но за все их страдания несет ответственность режим красных кхмеров.

— Вот уж нет. Это было, прежде всего, следствием политики международной изоляции, на которую страну обрекли США. Нельзя начинать историю Камбоджи с 1975 года, с захвата власти красными кхмерами. У тех событий была своя кровавая предыстория. В начале 1970-х годов, при президенте Никсоне и госсекретаре Киссинджере, американцы подвергли мирное население Камбоджи жесточайшим бомбардировкам.

— Вы, кстати, можете пригласить Генри Киссинджера. Предложите ему быть свидетелем на процессе по делу красных кхмеров.

— Это действительно так. Я оставляю это право за собой. Но мне с трудом верится, что он все же появится на процессе. Я вообще не уверен, что судебное разбирательство в Пномпене все-таки состоится.

— Как прикажете это понимать? Правительство Камбоджи при участии международного сообщества уже израсходовало на подготовку к процессу более $50 млн. Скоро начнутся слушания по делу голландца — Канга Кека Иеу, начальника самой страшной тюрьмы, созданной красными кхмерами.

— Процесс над Голландцем, быть может, скоро и начнется — но не над остальными четырьмя арестованными, а это и Нуон Чеа, считавшийся когда-то вторым человеком в иерархии красных кхмеров, это и бывший министр иностранных дел Иенг Сари, и его жена Иенг Тирит, и, наконец, бывший глава государства Кхиеу Сампхан. Все может провалиться еще на предварительной стадии, ведь судебные власти Пномпеня давно уже не заслуживают доверия, да и в их легитимности тоже можно усомниться.

— Почему это?

— Вот лишь два примера дилетантского отношения, проявленного этими обвинителями. Камбоджийский суд однажды уже осудил Иенг Сари, но в 1996 году он был помилован специальным королевским указом. Теперь его собираются привлечь к суду во второй раз за те же самые деяния. Это противоречит всем правовым нормам. Моего клиента вообще следует выпустить на свободу, потому что суд пренебрег элементарными правами его защиты. На заседаниях трибунала разрешается вести судопроизводство на трех языках, они признаны равнозначными. Но прокуроры не посчитали нужным перевести на французский язык большую часть документов, написанных на кхмерском. Не имея возможности ознакомиться с этими «материалами доказательств», я не могу защищать своего клиента...

— ...И вы громогласно заявили об этом в зале заседаний суда в Пномпене и, хлопнув дверью, раздраженно покинули слушания.

— Мне пришлось даже смириться с тем, что судья рекомендовал моему подзащитному найти себе другого адвоката. Какое бесстыдство!

— В принципе вы ничего не имеете против того, что политиков должны привлекать к ответственности за геноцид и преступления против человечности?

— Это не главная проблема. Возьмите Гаагский трибунал по военным преступлениям, собиравшийся судить Слободана Милошевича...

— ...Которого обвиняли в военных преступлениях и которого вы также консультировали по юридическим вопросам...

— ...И суд этот был настоящим фарсом. Что ж, когда побежденных берутся судить победители, это всегда дурно пахнет. Это относится, кстати, и к Нюрнбергскому процессу, но тогда хоть придерживались определенных правил. Например, бывший рейхсминистр экономики Ялмар Шахт был оправдан по всем пунктам обвинения. Мой подзащитный Кхиеу Сампхан также отвечал за экономические вопросы, но если сравнивать Нюрнбергский трибунал с судилищем в Пномпене, то теперь мы имеем дело с полным беззаконием. Происходящее там можно сравнить разве что с судом Линча.

— Просто удивительно, как вы стремитесь войти в положение красных кхмеров. Может, это как-то связано с вашим прошлым, с отдельными эпизодами вашей биографии? Вы ведь познакомились с Пол Потом и Кхиеу Сампханом еще в пятидесятые годы в Париже.

— В то время я был студенческим вожаком и отстаивал коммунистические взгляды, я поддерживал отношения со многими иностранными студентами, разделявшими левые убеждения. Действительно, еще в те годы я познакомился с Салот Саром, который позднее стал называть себя Пол Потом. Тогда это был молодой человек, страстный поклонник Рембо, восторгавшийся его стихами. Он, кстати, был не лишен чувства юмора. Кхиеу Сампхан был главным интеллектуалом среди студентов-кхмеров, направленных для получения высшего образования во Францию по стипендии короля Сианука. Он написал блестящую диссертацию, которая была посвящена экономическому развитию Камбоджи. В определенной степени я сам способствовал его увлечению политикой. Эти студенты — Кхиеу Сампхан, Салот Сар и другие — мечтали освободить свою родину от колониальной зависимости. Всем им нужны были авторитеты, на которых следовало бы равняться. Так Кхиеу Сампхан стал марксистом.

— Когда вы увиделись с ним в следующий раз?

— Лишь в 2004 году. Тогда он мне сообщил, что должен предстать перед судом. Я съездил в Камбоджу, провел четыре дня у него в доме, близ таиландской границы, и мы вместе разработали стратегию защиты.

— И как она выглядит?

— Очень просто. Мой подзащитный не назначался на ответственные посты ни в полиции, ни в службе безопасности. Он занимался только техническими, протокольными вопросами. Он исполнял обязанности главы государства и не несет ответственности за проводившиеся тогда репрессии. Он — спокойный, мягкий человек. Он не виновен.

— Вы что, в самом деле в это верите?

— Да, конечно. Он хотел лишь свергнуть власть политической касты, правившей тогда Камбоджей, а вовсе не истребить людей, к ней принадлежавших. Он был идеалистом, увлеченным революционными идеями. Вы знаете, Запад привык читать всем нравоучения, но нужно ли это делать, если, например, по вине властей США, развязывающих войны, как они говорят в защиту демократии, гибнут тысячи мирных людей, если создаются такие тюрьмы, как Гуантанамо и Абу-Грейб? Нужно ли это делать, если у вас перемазаны руки в грязи, как у Франции, вдоволь навоевавшейся в Алжире?

/esquire.ru/images/cnt_bg_gray.gif" target="_blank">http://esquire.ru/images/cnt_bg_gray.gif); background-attachment: scroll; background-origin: initial; background-clip: initial; background-color: transparent; background-position: 0px 0px; background-repeat: repeat repeat; ">

— В 1957 году вы защищали на судебных процессах многих членов Фронта национального освобождения Алжира. Именно тогда вы прославились как адвокат. А ведь ваши подзащитные боролись против французских властей методами террора, и вы во многом были с ними солидарны.

— Да, я говорил им, что понимаю их ненависть, понимаю, за что они борются, поддерживаю их в этой борьбе. Я даже одобрял применяемое ими насилие. Я считал ФНО своего рода движением Сопротивления.

— Неужели вы сами успели так настрадаться в жизни, что могли понять людей, совершающих акты насилия?

— Вы знаете, вошло в моду объяснять действия тех или иных людей тем, что они сами стали жертвами насилия. Я ненавижу эти отговорки! Конечно, никуда не деться от того факта, что моему отцу когда-то пришлось покинуть пост консула в колониальном Индокитае только потому, что он женился на вьетнамке. Тогда он уехал с нами на Реюньон, французское владение у берегов Африки, и там работал врачом. Так что я уже по своему происхождению одновременно нахожусь на той и на другой стороне, но не испытываю от этого никакой ущербности. Я не родился с ненавистью в груди. Я научился ненавидеть.

— В 1942 году вы сели на корабль, отплывавший в Европу, и отправились во Францию, чтобы участвовать в движении сопротивления, бороться против нацистов. Почему?

— Я воевал в «Сражающейся Франции», армии Шарля де Голля, против нацистских оккупантов. Да, я презирал Францию как колониальную державу, но мне была мила и дорога другая Франция — страна Монтеня и Дидро, Робеспьера и Революции. И мне очень хотелось служить под командованием де Голля — человека, который был заочно приговорен французским правительством к смерти.

— Первый большой процесс, в котором вы участвовали как адвокат, состоялся в 1957 году. Вы тогда защищали алжирку Джамилю Бухиред, которая боролась за освобождение своей родины. Ее обвиняли в том, что она взорвала бомбу, в результате чего погибли 11 человек.

— Я целиком и полностью оставался на ее стороне — она была патриоткой Алжира. Другие французские адвокаты, бравшиеся защищать алжирцев, стремились наладить диалог с тамошними военными судьями. Для последних Фронт национального освобождения Алжира был бандой преступников. Сами же обвиняемые алжирцы считали, что устраиваемые ими покушения являлись неизбежным средством борьбы против французских властей, актом сопротивления им. Они просто отказывались принимать те принципы, во имя которых их же потом и осуждали. Я решил сражаться не в стенах судебного зала, а за его пределами; я попытался завоевать общественное мнение, я хотел, чтобы люди начали понимать и сочувствовать обвиняемым алжирцам. И у меня получилось — Джамилю оправдали.

— Вас и самого подозревали в пособничестве террористам. Справедливо или нет? Вам никогда не приходило в голову лично принять участие в той борьбе, которую вели ваши подзащитные?

— Я уважаю многое из того, что они делали, но сам бы никогда не стал в этом участвовать. Возьмите Магдалену Копп — она много лет была спутницей жизни Карлоса. Кто она? Молодая немка, изучавшая фотографию. Мечтала стать репортером... Потом все бросила и уехала на Ближний Восток, чтобы бороться на стороне угнетенных палестинцев. Это был по-настоящему жертвенный поступок. Ничего, кроме симпатии, я к ней не испытываю.

— А вы как адвокат не переступаете некую грань, которую нельзя переходить?

— Что значит грань? Во-первых, как адвокат я, черт возьми, обязан защищать каждого человека, и особенно тех, кого обвиняют в таких серьезных преступлениях. Во-вторых, я не вправе идентифицировать себя с их деяниями. Если бы мой подзащитный Клаус Барбье попросил меня в выступлении перед судом убедительно доказать превосходство арийской расы, я бы ответил ему примерно так: мне жаль, но я не могу этого сделать, ведь я — мэтр Вержес, парижский адвокат, а не какой-нибудь оберштурмфюрер.

— Вы долго колебались, прежде чем согласились защищать бывшего шефа лионского гестапо Клауса Барбье?

— Ни секунды. В 1987 году, на процессе Барбье в Лионе, против меня одного были 39 адвокатов, представлявших другую сторону, и еще судья. Одного этого было достаточно, чтобы взяться защищать Барбье.

— Каким вам показался Барбье?

— Он был поразительно заурядным человеком, в нем не было ничего выдающегося. Но, конечно, нельзя забывать, что между деяниями, которые он совершил, и судебным процессом прошло более сорока лет. Это был уже не тот человек.

— Вы часто не брали со своих клиентов никакой платы. Кроме того, вы брались защищать проституток и детей из бедных семейств. Как же вы зарабатываете себе на жизнь?

— Не беспокойтесь! Я берусь отстаивать интересы еще и промышленных фирм, а они неплохо платят мне за работу. Так что на жизнь кое-что остается.

— Поговаривают, что вы находитесь на содержании у некоторых африканских диктаторов. В свое время одним из ваших клиентов был конголезец Моиз Чомбе, замешанный в убийстве Лумумбы, ну а защищая диктатора из Того Эйадему, вы даже подали жалобу на «международную амнистию»...

— Все это ложь. Даже у добра должны быть свои пределы.

— К слову об Эйадеме, Чомбе и их пособниках. Не относятся ли они к той категории людей, с которыми вам никогда бы не хотелось иметь дела?

— Да, конечно, я мог бы отказаться от таких клиентов, но с тем же успехом врач мог бы сказать своему пациенту: «Вы знаете, у вас СПИД, но я не люблю черных. Я считаю вас преступником, меня от вас тошнит. Так что я не возьмусь вас лечить».

— Доктор должен оказывать помощь всем. Вы же как адвокат отнюдь не обязаны защищать любого преступника.

— Если вам попадется врач, который терпеть не может кровь, гной, не выносит одного лишь вида открытых ран, значит, он неправильно выбрал профессию. Если вы встретите адвоката, который на дух не терпит преступников, бандитов, диктаторов, значит, он тоже ошибся в своем выборе.

— Однажды вы написали: «Моя мораль в том, чтобы бороться против любой морали, потому что она сковывает жизнь».

— Да, было такое в одной автобиографической книге, которую я назвал, заимствовав у одного журналиста фразу, сказанную обо мне: «Я, блестящий мерзавец».

— А, может, работа для вас — лишь возможность постоянно устраивать какие-то интеллектуальные провокации?

— Работа мне нужна, прежде всего, чтобы постоянно развивать свой интеллект. Со временем наше отношение к окружающему нас миру меняется, мы начинаем смотреть на мир другими глазами. Благодаря своей профессии я научился смотреть на мир глазами полицейского и террориста, преступника и идиота, девственницы и нимфоманки. И могу вам сказать, что теперь я стал лучше понимать жизнь.

© http://esquire.ru

В последнее время меня оч огорчает подмена понятий. Ваниль так всем опротивела что народ готов жечь её, подобно ведьме в период инквизиции.

А романтизм? Как же романтизм? Романтики, спасибо ВП, теперь тоже "неудел"

Херовое дело.

вот такие пироги.

Почему все девушки, с которыми я начинаю встречаться, рано или поздно начинают изливать мне все свои проблемы?

Рассказывают какая у них тяжёлая судьба, обо всех неудачах и тд.

Я, блеать, не психолог!

Мне интересно - так у всех или только со мной такая херня творится?

50 лет назад, встав рано утром пока его жена еще спит, Эрнст Хемингуэй прошел в вестибюль своего дома в Айдахо, достал из шкафа свою любимую двустволку, зарядил ее, и застрелился. Друзья и близкие Хэмингуэя знали, что в последние годы он был уже не в себе. Он погрузился в глубокую депрессию и паранойю по поводу слежки. Ему казалось что за ним всюду следуют агенты ФБР, и что повсюду расставлены жучки, телефоны прослушиваются, почта прочитывается, банковский счет постоянно проверяется. Он мог принять случайных прохожих за агентов.
Хемингуэя пытались лечить по законам психиатрии того времени: он перенес 11 электрошоков, после чего позвонил своему другу с телефона в коридоре клиники чтобы сообщить, что жучки расставлены и в клинике. Попытки лечить его аналогичным образом были повторены и позже. Однако это не давало никаких результатов. Он не мог работать, пребывал в депрессии и паранойе, и всё чаще поговаривал о самоубийстве. Были и попытки (например неожиданный рывок в сторону пропеллера самолета, итд), от которых удавалось его уберечь.
И наконец, трагичное утро 2–го июля 1961–го года. Самоубийство писателя было воспринято близкими с большой тяжестью на сердце, но также и с неким осознанием неизбежности произошедшего.
Прошли десятилетия. По линии закона о свободе информации в ФБР был сделан запрос об Эрнсте Хемингуэе. Ответ: слежка была, жучки были, прослушка тоже была. Его в чем–то там подозревали в связи с Кубой. No big deal, really. Прослушка была даже в психиатрической клинике, откуда он звонил чтобы сообщить об этом. 

©

Я исчезну из твоей памяти, словно следы на морском берегу.

Ты мне снишься.

Я истаять готов, словно пепел на пальцах твоих.

Ты глумишься.

Словно ветер готов тебя я обнять.

Как мне вынести?

Как хотел бы я стать хоть мгновением в жизни твоей.

Ты прости...