АКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ ЭТАП РЕЭВАКУАЦИИ БЕЖЕНЦЕВ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ ИЗ СОВЕТСКОЙ РОССИИ В 1922–1923 гг.

Автор: И.Б. БЕЛОВА | 05 Июля 2012

Вопросы реэвакуации беженцев Первой мировой войны из Советской России начали изучаться отечественными историками с конца 1990–х гг. Так, Н.В. Лахарева рассмотрела эту проблему на примере Курской губернии. В.С. Утгоф исследовала процесс возвращения на родину белорусских беженцев. В данном исследовании впервые анализируется завершающий период возвращения на родину беженцев Первой мировой войны, в основном уроженцев территорий, отошедших к Польше и прибалтийским государствам. В декабре 1921 г. Центральное управление по эвакуации населения (Центрэвак)* объявило о ликвидации своих органов на местах (Центральная коллегия по делам о пленных и беженцах (Центропленбеж) была учреждена декретом СНК от 23 апреля 1918 г. в составе Народного комиссариата по военным делам для согласования, объединения и направления деятельности всех учреждений и организаций, ведавших делами военных и гражданских пленных, заложников и беженцев. В феврале 1920 г. Центропленбеж был реорганизован в Центральное управление по эвакуации населения (Центрэвак), в задачи которого вошли все людские перевозки, кроме военных).

В соответствии с инструкцией от 5 января 1922 г. уже в феврале были ликвидированы уездные управления по эвакуации населения (уездэваки), точнее - уездный эвакуационный аппарат, а в марте – губернские управления по эвакуации населения (губэваки). Вместо них в 1922 г. функционировали линейные эвакуационные пункты при крупных железнодорожных станциях, но не во всех губерниях, и межтерриториальные базисные эвакопункты. Например, при железнодорожной станции «Калуга» в марте был организован линейный эвакуационный пункт с передачей ему имущества питательного пункта местного Губэвака, который подлежал ликвидации. Этот вопрос не был согласован с Центрэваком. В итоге только что созданный линейный эвакопункт пришлось ликвидировать, а уполномоченного Центрэвака по Калужской губернии подчинить базисному эвакопункту в г. Орле. В таких губерниях центра Европейской России как Тульская, Курская, Брянская, Орловская, линейные эвакопункты были созданы и подчинены Орловскому базисному эвакопункту, а Рязанский линейный эвакопункт – Московскому.

Во втором полугодии 1922 г. ликвидации подверглись уже эвакопункты, при этом с 1 июля была прекращена бесплатная перевозка «голодобеженцев» и «обратников» в Европейской России, а из Сибири – с 1 августа. Новый порядок перевозок согласовывался уже после прекращения бесплатных перевозок. Так, Народный комиссариат земледелия в ноябре 1922 г. дал предложение по составу своего предполагаемого контингента обслуживания – это легальные переселенцы и беженцы голода, а к контингенту Центрэвака отнес беженцев Первой мировой войны и военнопленных, оптантов, рабочих по направлению Народного комиссариата труда, инвалидов, детей по направлению Народного комиссариата просвещения.

Губисполкомы, озабоченные перевозками беженцев в связи с ликвидацией местных эваков, эвакопунктов и предстоящей ликвидацией Центрэвака, запрашивали Народный комиссариат внутренних дел (НКВД), «что будет дальше, как все будет происходить, что делать сейчас». Например, в конце 1922 г. в Сызрани скопилось для отправки 10 тысяч беженцев, рабочих и переселенцев, а местный эвакопункт уже был без руководителя, которого отозвали несмотря на сложную ситуацию с отправкой. В декабре 1922 г. Латвийская дипломатическая миссия обращала внимание Центрэвака на положение 500 латвийских беженцев, ожидавших отправки в бывшей Дальневосточной республике. В январе 1923 г. не состоялась запланированная отправка 300 беженцев Латвии из губерний Европейской части России, и латвийские представители вынуждены были обращаться по этому вопросу, но теперь уже не в Центрэвак, а в ликвидационную комиссию Центрэвака. При этом обмен 90 коммунистов, находившихся в Латвии, на 60 латвийских беженцев, находившихся в России, в это же самое время состоялся.

В связи с ликвидацией Центрэвака и его органов на местах оформление документов на выезд за границу беженцев Первой мировой войны был возложен на отделы управления губисполкомов. Например, в Калужской губернии при административном подотделе отдела управления губисполкома был образован эвакуационный стол, который возглавил бывший заведующий беженским отделом Губернского управления по делам о пленных и беженцах С. Каралис, уроженец Виленской губернии, в период Первой мировой войны оказавшийся в Калуге. Через год функции эвакостола перешли к иностранному столу отдела управления Губисполкома.

Случаи, когда документы беженцев, которые требовались для подтверждения их беженского статуса, полученные иногда с большим трудом с мест их прежнего проживания, в итоге терялись по вине советских работников, к сожалению, не были единичными. Например, в Мценске Орловской губернии сразу 22 беженца – уроженца Латвии в одночасье остались без документов, отосланных при посредстве Губэвака в Москву. По этой причине люди по возможности старались доставлять свои бумаги в иностранные миссии лично или с оказией. Однако когда, например, литовский беженец Зенон Викторовский после поездки по этому вопросу в Москву, в Литовское представительство, в июне 1922 г. возвратился обратно, его оштрафовали на 1,5 тыс. руб. за «незаконную» поездку. Его успокаивали тем, что сумма штрафа пополнит фонд помощи пленным красноармейцам, находившимся в Польше. Полпредство Литовской республики, куда обратился Викторовский, наоборот, посчитало незаконной предъявленную беженцу штрафную санкцию и заявило протест на том основании, что «передвижение в РСФСР никакими узаконениями не воспрещено».

Надо отметить, что оперативностью в решении разнообразных организационных вопросов эвакуационные органы Советской России вообще не отличались, тем более в период реорганизации и ликвидации. Взаимодействие центра и периферии, межведомственные связи всегда оставляли желать лучшего. Местные органы Центрэвака, как правило, по нескольку раз обращались в Центр за разъяснениями, как поступать в конкретном случае, на основании какого нормативного акта, часто у них отсутствовавшего. Переписка отнимала время, что отрицательно сказывалось на настроении «пришлого элемента», то есть беженцев, и задерживала репатриацию. В феврале 1922 г. губотделы ЧК, к примеру, стали отказываться визировать списки беженцев, что было необходимо для получения нарядов на их отправку, на том основании, что в списках не были обозначены маршруты следования. Между тем маршруты сообщались на места тем же Центрэваком лишь перед самой отправкой эшелона, т.е. после утверждения уже завизированных списков. Получался замкнутый круг, тормозивший отправку. Польская миссия в 1922 г. шесть раз обращалась по поводу урегулирования крайне замедленной деятельности Курского губэвака, в связи с чем был сформирован только один эшелон (к августу 1922 г.); а также по поводу отказов регистрации беженцев Виленской губернии под предлогом отсутствия распоряжений Центрэвака. Проверка деятельности Управления выявила отсутствие необходимого количества сотрудников.

В сентябре 1922 г. на местах возникло множество вопросов в связи с приказом НКВД от 5 сентября, прекращавшим регистрацию беженцев. Не заявившим до 5 сентября 1922 г. о своем желании выехать на родину предстояло возвращаться за свой счет. Беспокойство местных властей объяснялось тем, что оставалось «довольно значительное количество» беженцев, зарегистрировавшихся, но не уехавших по разным причинам и не подавших заявлений о желании выехать, которые затем пожелали это сделать; кроме того – беженцев, никогда ранее не регистрировавшихся, но теперь желавших ехать. Губотделы ГПУ настойчиво предлагали приступить к новой регистрации, но это требовало согласования с Центрэваком, то есть дополнительного времени. В ответ на многочисленные запросы Центрэвак сообщал, что скоро последует приказ, согласно которому бесплатная отправка будет продлена еще на две недели, по истечении которых беженцы, не заявившие о намерении выехать, уже окончательно лишатся возможности ехать за счет Центрэвака.

Бесплатная отправка беженцев в Латвию была с 1 октября 1922 г. прекращена приказом Центрэвака от 15 сентября 1922г. Надо отметить, что регистрация беженцев для бесплатной отправки в Латвию уже прекращалась в 1921 г., что вызвало многочисленные жалобы и протесты, способствовало увеличению самостоятельного непланового движения, с чем Центрэвак всегда боролся. В результате регистрация возобновилась.

В 1922 г. волна «непланового беженского движения» вновь, как и весной 1921 г., поднялась на «значительную», по оценке Центрэвака, высоту. Это были в основном беженцы, расселенные в «бывшей житнице России – губерниях Поволжья». Центрэвак, как следует из его отчета, в 1922 г., как и в 1921 г., вынужден был не просто бороться, но вести «усиленную» борьбу с «самотеком», при этом сотни сотрудников погибли. Их жизни унесли свирепствовавшие в России эпидемические заболевания. Правомерен вопрос о количестве погибших от болезней и голода беженцев. Такие данные Центрэвак, скорее всего, не сумел собрать, хотя такие попытки делались в конце 1919 г. и позже. Надо отметить, что даже в 1920 г. количество органов гражданской регистрации составляло не более 40% от необходимого количества, не говоря уже о предыдущем советском периоде.

Плановые перевозки в 1922 г. беженцев–уроженцев территорий, отошедших к Польше, а также в Прибалтийские республики осуществлялись Центрэваком с февраля. Так, в марте по одному эшелону отправили в Польшу из Орла, Брянска, Тулы, Рязани, Тамбова, Смоленска и два эшелона из Калуги. Эти люди ожидали реэвакуации из Советской России долгих пять лет. В феврале, мае и сентябре состоялись отправки (по одному эшелону) в Польшу и Прибалтику из Калужской губернии, среди отправленных преобладали уроженцы Гродненской губернии. В августе из Орла отправили 1 264 беженца в Польшу и Прибалтику, а также из Курска, откуда до конца 1922 г. перевезли 1 136 человек. Летом в Польскую республику отъезжали и гужевым способом. Далеко не все отправки в 1922 г. проходили нормально, например, в установленные сроки после объявления о предстоящем отъезде. В противном случае беженцы не успевали продать свое имущество или, наоборот, распродавали его, увольнялись с работы, а отъезд переносился на неопределенное время, к примеру, с весны на осень. Общая численность реэвакуированных из России беженцев в 1922 г., по нашим подсчетам, составила не более 207 тыс. человек.

На 1 ноября 1922 г., по данным Центрэвака, в губерниях Европейской России еще ожидали реэвакуации 31 414 зарегистрированных беженца, в Сибири – 40 тыс., на Украине – 20 тыс. человек; всего по России – 94 764 человека. Из них, например, в Калужской, Курской губерниях, Западной области по 3 тысячи человек; в Тамбовской губернии – 2 тысячи. За декабрь 1922 г. в Латвию и Литву эвакуировали 525 беженцев, в Польшу (через пограничный пункт Негорелое) – 3 618 человек; всего – 4 143; значит, оставалось на 1 января 1923 г. 90 621 человек.

С января 1923 г. Центрэвак перестал существовать, но в Наркомате внутренних дел имелся эвакуационный отдел, с которым взаимодействовали местные губернские эвакуационные столы. Например, в Калужском губисполкоме, в составе которого находился эвакостол, были уверены, что ликвидация Центрэвака не означала прекращение эвакуации беженцев, которая, действительно, продолжилась и в 1924 г. Начальник отдела управления по этому вопросу высказался следующим образом: «Эвакуация не находится на мертвой точке, но как раз наоборот. Только теперь придется обращаться в Наркомвнудел, где организован эвакуационный отдел». Калужский губернский эвакостол в начале 1923 г. запросил в установленном порядке или уже получил необходимые документы для отправки 1 200 беженцев. Списки еще 870 человек были поданы в Наркомвнудел для запроса соответствующих органов по месту прежнего жительства беженцев.

Процесс оформления документов включал в себя визирование списков беженцев в ОГПУ для выезда из России и иностранными делегациями (Польской, Латвийской, Литовской, Эстонской) для въезда в соответствующую страну. При этом иностранные представители нередко вычеркивали из реэвакуационных списков определенное количество беженцев без объяснения причин. Списки вычеркнутых следовало направлять в специальную комиссию по обжалованию нарушений соответствующих межгосударственных договоренностей о репатриации. Губотделы ГПУ при согласовании списков беженцев заботили политические моменты. Так, в феврале 1923 г. начальник Калужского губотдела сообщал отделу управления Губисполкома, что в списке уезжающих на родину беженцев белорусов и поляков имеется Антон Александрóвич, который, по их сведениям, является «польским контрреволюционером, но он пока пропускается до получения ответа на запрос о нем из Центра».

Советское правительство в январе 1923 г. довело до сведения поверенного в делах Польши в РСФСР, что в деле репатриации беженцев произошли «значительные» изменения, свидетельствующие о приближении конца процесса. Констатировалось, что с начала осени 1922 г. число уезжавших с эшелонами лиц было значительно меньше числа зарегистрировавшихся для отправки. Например, из Сибири и даже Москвы выезжало только 50% зарегистрировавшихся. Кроме того, количество заявивших о выезде не превышало 20 тыс. человек, из которых только часть выедет в Польшу эшелонным порядком. Далее делался вывод о том, что дальнейшее сохранение особого аппарата и режима репатриации не являлось более необходимым. В этой связи советское правительство объявляло об отзыве своей делегации Российско-украинско-польской комиссии по репатриации в Москве и Варшаве, созданной на основании Соглашения о репатриации от 24 февраля 1921 г., и прекращении эшелонной отправки с 15 февраля 1923 г. Аналогичные меры предлагалось принять польскому правительству и в дальнейшем вопросы о репатриации разрешать в дипломатическом порядке.

Польская сторона, наоборот, предложила продлить деятельность репатриационной комиссии в Москве еще на год, до 1 февраля 1924 г., а соответствующих отделений в Киеве, Харькове и Минске – до 15 января 1924 г. Переписка и переговоры продолжались в течение года, и надо отметить, что за первое полугодие 1923 г., по данным Центрэвака, в Польшу было реэвакуировано 111 830 беженцев, а вовсе не 20 тысяч, о чем говорилось в январском заявлении Советского правительства, приведенном выше. Подписание заключительного протокола Российско-украинско-польской смешанной комиссии по репатриации состоялось лишь 30 августа 1924 г. В результате массовая репатриация и деятельность смешанной комиссии была признана законченной с 1 сентября 1924 г. Все не законченные до 1 сентября репатриационные дела польская делегация передала в консульский отдел своей дипломатической миссии для доведения до конца в дипломатическом порядке.

Таким образом, 1922 г. начался с масштабной реформации Центрэвака, сопровождавшейся значительным сокращением штатов. На протяжении 1923 г. этот процесс продолжался. Сокращение численности эвакуационной службы, сопровождавшееся изменениями правил оформления документов, не способствовало улучшению качества работы по репатриации беженцев Первой мировой войны, наоборот, плановая реэвакуация замедлилась, несмотря на уменьшение общего количества беженцев, остававшихся на российской территории к началу 1922 г.

В связи с ухудшением делопроизводства, в частности, работы с личными документами репатриантов, которые элементарно терялись, беженцы целыми семьями и группами семей лишались права приобретения иностранного гражданства. Тормозили процессы репатриации неоднократные объявления центра об окончательном прекращении регистрации и бесплатной отправки на родину. В результате в плановом порядке в течение 1922 г. и первого полугодия 1923 г. Центрэваком было реэвакуировано в Польшу и прибалтийские государства около 319 тыс. беженцев, что в 2 раза меньше, чем за 1921 г. При темпах реэвакуации 1921 г. все 319 тыс. беженцев могли оказаться на родине в течение 5,6 месяца, а не за 1,5 года.

Советское правительство стремилось не к тому, чтобы как можно скорее за свой счет, в соответствии с международными обязательствами, перевезти всех беженцев, оптировавших иностранные гражданства, а к тому, чтобы скорее завершить бесплатную отправку под предлогом отсутствия на своей территории беженцев, желавших выехать из страны. Иностранные миссии небезуспешно противодействовали этой политике в интересах беженцев, не имевших возможности выехать на родину за свой собственный счет.

RE-EVACUATION OF THE REFUGEES OF WORLD WAR I FROM SOVIET RUSSIA IN 1922-1923. THE FINAL STAGE

Аннотация

В статье анализируется завершающий период возвращения на родину беженцев Первой мировой войны - уроженцев территорий, отошедших к Польше и прибалтийским государствам. Впервые показан результат влияния сокращения и ликвидации государственного эвакуационного аппарата, неоднократного прекращения регистрации и бесплатной отправки беженцев, изменения правил оформления документов на процесс репатриации беженцев.

The article is devoted the concluding period of homecoming of refugees of the First World War temporarily placed in the center of the European Russia, natives of the territories which have departed to the Poland and the Baltic Republics. For the first time the result of influence of reduction and liquidation of the state evacuation device, the numerous termination of registration and free sending of refugees, changes of rules of official registration of papers on process of repatriation of refugees is shown.

Ключевые слова

Беженцы Первой мировой войны, плановая реэвакуация, стихийное движение беженцев, иностранные дипломатические миссии, Центральное управление по эвакуации населения, Наркомат внутренних дел.

Kew words: Refugees of WWI, planned re-evacuation, spontaneous movement of refugees, foreign diplomatic missions, the Central People Evacuation Board, Ministry of Internal Affairs.


Белова Ирина Борисовна

Belova Irina Borisovna

Кандидат исторических наук, старший преподаватель Калужского государственного университета им. К.Э. Циолковского, докторант Брянского государственного университета им. акад. И.Г.Петровского

PhD in History, a senior lecturer in the Kaluga State University named after Konstantin Tsiolkovsky.


e-mail: irina-25.01@mail.ru


тел.: +79056405143http://www.vestarchive.ru/issledovaniia/1940-zaklu...tskoi-rossii-v-19221923-gg.pdf