Сама хохочу от мысли, что его выставляю. Не очень ожидаю, что понравится: малосимпатично и ООС. Но смею утверждать, что тема Crazy выполнена и чуть ли не перевыполнена.
Все герои - строго анимешные. Причем явное АУ, так как Лайс уже присоединился к Судьям, а Фауст тут больше смахивает на себя до вступления в Фунбари Онсен (и, соответственно, возвращения Элизы). Так что уж совсем вразнос пошло).
Приношу извинения фанатам Судей (себе в том числе) и Фауста. Заранее благодарна на случай, если кто-нибудь сумеет определить жанр этого нечта.

Здесь, в этом зале, несколько сотен человек. Теперь я это замечаю.
Я думал, что дошел до совершенства в искусстве не видеть окружающих, – увы, эта способность исчерпывается с течением времени, и мой предел – всего несколько часов. Мы больше не наедине, любимая, хотя обычно ты более жива для меня, чем они. Раз эти люди здесь – почему бы им не развлечь нас? Все они шаманы, духовидцы, как и мы, – вся разница в том, что они видят лишь духов, мы же – и духов, и души. Так почему бы им не развлечь нас своими душами?
Своими уродствами. Сколько лет они приходили ко мне с тем лишь, чтобы обнажить свои болезни, свои боли, свои патологии? Много, Элиза, достаточно много, чтобы я перестал замечать любую красоту, кроме твоей. Теперь мой взгляд скользит по здоровым, как по гладкой безликой поверхности, запинаясь только на выбоинах и трещинах – тех самых, которые я рано или поздно обязан буду выровнять. Именно я, всегда я, ибо любой родившийся доктором считает себя единственным в своем призвании.
Взгляни, Элиза, - маленький зеленоволосый европеец напротив и чуть левее. Ты узнаешь в нем нашего будущего пациента? Трещинки мелкие и пока неглубокие – различимы не для всех, но приглядись: уже сейчас они образуют систему, паутину, которая опутывает его всего. Наш маленький пациент уже не выберется из сети. Он может прожить в ней месяц, год, больше, но настанет день, когда его слишком сильно сожмут, или ударят, или уронят – и он брызнет осколками без всякой видимой (для них, слепых на души) причины.
Мучительные мелкие трещины. Он сидит среди победителей текущего этапа, он теоретически благополучен, спокоен и счастлив – но что-то ведь заставляет все в нем двигаться – беспрестанно, неуемно, тоскливо? Дрожит ресницами. Постоянно что-то перебирает или теребит пальцами. Его взгляд, Элиза, похож на мой – блуждает, ничего толком не видя, последовательно огибает весь зал, ничего не пропуская, ни на чем не задерживаясь…
О нет, я ошибаюсь. Здесь есть предмет, который он выделяет, - его сосед. То и дело его взгляд сбивается со своей кольцевой траектории и обращается вправо, словно в ожидании одобрения. Ты не согласна? Ты права. Не в ожидании одобрения – с жаждой одобрения и в ожидании порицания. А сосед – не вижу в нем приобретенных искажений, только врожденные – щедр на порицания. Каждый его тяжелый, колюще-режущий взгляд способен углубить, если не пустить, душевную трещину. У соседа вообще занятные глаза – непроницаемо-синие, без малейшей примеси другого цвета, без искры, но зато зрачки – как горящие угли. Я убежден, что он не знаком ни с чувством неправоты, ни с чувством жалости. По всем признакам наш пациент в надежных руках, Элиза! Если он еще не безумен, этот человек непременно доведет его до нужной черты. Недрогнувшей рукой, прямой дорогой…
А по ту сторону его встретим мы – и нам же он протянет в горстях осколки своего разума. Так и вижу его в тот момент – пустоглазого, с бессмысленной, все еще умоляющей улыбкой, с дрожью и судорожностью в каждом движении; руки непременно жмутся к груди, окаменев в хватающем движении – последнее усилие, попытка поймать собственную вспорхнувшую душу. Осколки в этих сжатых ладонях будут кровавыми!
И как, как, любимая, мы сумеем вместить всю историю на одну строку, в два-три слова? Не терплю диагнозы; один вид этого безликого обобщения на желтоватой больничной бумаге… О каждом пропутешествовавшем за черту можно написать роман. Но раз я еще не способен жить вне общества – приходится идти на поводу, а обществу необходимы ярлыки. Невроз навязчивых состояний, запишем пока так; из неполного арсенала современной медицины это наиболее похоже на правду. Астеническая психопатия – слабо; синеглазый сосед не позволит себе не довести до конца мальчика с такими задатками, и я его вполне понимаю. Множественная личность? Возьмем и это шутки ради. Трещин слишком много для раскола на две части, но забавно было бы поглядеть на его дерзкого, озлобленного и бунтующего духовного близнеца, каких, бывает, порождают умирающие разум и воля.
Ощущаю оживление в зале. Как, он уходит? Жаль. Он избавил нас от пятнадцати минут скуки – а мог бы, один из немногих, скрасить и полчаса. Но мы будем ждать следующей встречи, уже там, и я надеюсь увидеть его таким, каким описал.
Мы с тобой, маленький зеленоволосый пациент, будем собирать мозаику из осколков, которые ты принесешь и которые отнюдь не склеятся твоей кровью и твоими стараниями. Ты будешь плакать и рассказывать, как красиво это выглядело целым, а у меня не будет причин тебе не верить и не будет причин тебе сочувствовать: я не люблю целое. Думаю, меня кольнет жалость, когда ты поймешь, что остаешься здесь на постоянное жительство. Не стоит так убиваться, малыш, поверь мне, не стоит: вся красота, вся сложность мира собрана именно за этой чертой – у меня была возможность сравнить.