Он звонит мне и говорит -
Восемь вечера.
Кофе и желтые театральные программы.
Я слышу речь большой, взрослой девочки.
а я-то думал, ты ненормальная.
Он пишет давно отвыкшим почерком
И бросает в окно с этажа горящие.
Вяжет корни глубоко вросшие
Под моих глаз солнцем палящим.
Он читает первые восемь строчек
И плюет на вощеный пол в гостиной
Говорит скрипя - когда это кончится?
а сам, не зная, рвет ножом спину.
Говорит, что, конечно, умрет внезапно.
Себе самому и мне - в неожиданность.
Щелкнет сердце комом залатанным,
Желтыми стенками никотина.
Он сотни раз видел - пустую посуду.
Пиво, виски, ком неизвестности.
Он моет полы, от пепла грязные.
И всегда-почти, молчит по приезду.
Он спас меня - не раз и не тысячу.
Мои шрамы рук -его резкие пальцы.
если бы я -не я - давно бы выстрелил.
и все при нем - не убивался бы.
когда молодые, стуча deep purple
и что-то еще, мне непонятное.
пластинки на косточках. шоколад, трюмо.
в полусне бормотал что-то невнятно
каждый день - как маленький выбор.
сигареты, бензин, молоко с хлебом.
знаешь - не власть развращает.
не деньги.
а с их отсутствия - на наличие.
уверен, что знает мои пароли,
сам давно забыл, как менять раскладку.
он волнуется - ведь я одинока.
нашла бы себе,на тебя падкого.
ему никогда не приходят в голову
таблетки, капсулы, бумажные папки
он говорит, что это - так здорово
быть как все. ведь это -гарантия.
осенним вечером, когда с крыши
внутри дома - с потолка льется.
когда за плинтусом тощие мыши
все как один. один скребется.
я всегда тебя, говорит, буду
любить. может быть даже стыдно.
и никогда, никогда тебя не буду
делить,даже если необходимо.
не знаю, что ты там читала
у фрейда. еще черт возьми.
кто лучше.
в ту далекую, колючую зиму
я стал другим. мудрее и суше.
как будто солнцем декабрьским светлым
меня проткнуло. я не поэт или как там
когда между чем-то мертвенно-белым
живое розовое с парою глазок.
вот умру - я не люблю эту тему.
и все - не в прок. все -большим раскатом.
я люблю, и плевать, веришь лии в это
я знаю, да. верищь.
спасибо,
папа.