Кусака_Би обратиться по имени
Среда, 02 Марта 2005 г. 19:03 (ссылка)
Это долгая история...
Это была не очень хорошая школа. Если не считать того, что это была гуманитарная гимназия при Инязе. Просто она переживала не лучшие времена, и это очень сказывалось на атмосфере.
История была такая. Был наш класс, была у него классная руководительница – дама старой закалки, вела русский и литературу, и мы с ней хорошо ладили, несмотря на мою вселенскую лень, и вообще класс ее любил по большому счету. И училась в классе нашем внучка другой учительницы. После девятого класса нас ждал некоторый шок: нас забирают у Веры Степановны и отдают этой другой учительнице, чтобы внучка была у нее под крылышком. А Вере Степановне достается параллельный класс, который к ней не привык, и к которому она не привыкла. Вообще наш класс считался «смирным», а тот - «диким».
Но все это проглотили, хотя и знали, что это несправедливо – отнимать у руководителя класс из-за одной внучки одной бабушки, которой кровь с носу нужна была золотая медаль. Все смирились. Кроме, естественно, меня. И я написал заявление, чтобы меня перевели к Вере Степановне, в параллельный класс.
Тут-то и началась моя дольче вита. Потому что в моем классе к моим странностям все привыкли – и к старомодности, и к религиозному воспитанию, и к величественному пренебрежению к окружающей действительности. А ту это все восприняли как вызов общественному мнению – и с удовольствием включились в травлю. И когда я, порядком побитый, приполз к Вере Степановне… нет, она ничего не сказала, но я понял, что она не может меня защитить. Более того, я не имел права просить ее о защите. Она не могла отстаивать одного меня против чужого ей класса. Не мог я требовать от нее такой жертвы. Продержался я около полугода. Те, с кем я дружил раньше, побоялись связываться с теми, кто травил меня. Отбиваться толком я не мог – травили девочки. Кое-кто радостно предал меня, кто-то грустно отошел в сторону – дескать, ты знал, на что шел. А изгои были слишком слабы, чтобы как-то объединиться. Потом были драки, разборки прямо на уроках, ад на переменах. Я не желал играть по их правилам и признавать, что они самые крутые, и они это очень чувствовали. Я их презирал, молча, но настолько сильно, что даже мое молчание действовало на них как красная тряпка.
Через полгода мне уже было все равно, кто у меня будет вести литературу. И я вернулся из класса «грубиянов» в наш класс «подлипал». Но я уже не мог воспринимать его так, как раньше. Я понял, что и они мне теперь чужие. Меня уважали за ум и талант, но «своим» я уже не был, и гром меня разрази, если меня это сильно волновало. У меня к тому времени уже была Она, и никто другой мне уже не был нужен. Я жил только перепиской с ней, почтовый ящик был лучшим другом, почтовое отделение – вторым домом. А в школе я только учился – друзьям я теперь слишком хорошо знал цену.