Я закрою дверь в комнату от сквозняка и посторонних, привычных криков, я распахну окно, пустив ветер вверх, настроившись на +10, я обналичу лаконичное название “Autumn’s Grief”, чтоб traumtanzer’oм пуститься по ковру, пока жар кофе еще не всосался в кровь и не ушел оседать в печени кусочками неперевариваемой хитросплетенной органики, пока настроение не женилось на сварливой старой бабе и не повиновалось ей, пока я еще успеваю на утренний отлив…

            Меня станет так мало, что, кажется, я буду сжиматься в материальную точку, меня останется так мало, что характер устремится заполнить мною все емкости, включая параллелепипед вокруг, а внутри вылезет из гроба революционер и начнет взрывать кингстоны эмоций, потому что просто так они не откроются. Альтернатива всему, кроткая, живущая, и тихо посматривающая на театр военных [действий], разразится потоком себя, но я не проглочу ни капли из этого. Я буду на недотянутой расстроенной акустике с шестью струнами вместо семи наигрывать Invinsible, зажимая лады мобильным телефоном, копируя игру слайдом и нихера не попадая в мелодию :), наверное, вот таким образом покажу себе, что действительно буду, что все не от желания потрахаться было на самом деле, а задумывалось, реализовывалось – поэтому и существует уже больше двадцати лет. Что даже если и было нежеланным, то упорно отвоевывает себе банку с кислородом, скользя по выровнявшимся на раз ступеням лестниц навстречу будущему, скрытому за черным фоном, сквозь, казалось, выколотые глаза, все-таки видимому. Просто нужно когда-то подыматься с колясок, вылезать из песочниц, надо зашивать безразмерные дыры на заднице, надо, а то чуть-чуть – и не понадобится…

          Понятное дело, что такое чувство быстро пройдет, кокетливо показав только свое начало, еще более ясно, что я пишу это от голода, от голосов многих по разным поводам голодающих внутри, но я это видел. Мне кажется, оно меня не забыло, если, в который раз кидая у разбитого корыта, возвращается с адски жарким поцелуем.