Легкая, почти невидимая паутина идеально ровных ребер, синеватый воздух внутри, незаметная спертость, полумрак, не живой, судя по цвету, но далеко не мертвый – зовущий, поглощающий, сливающийся с тенью и украшенный мазком лунного блика на самом краю… Он проводит рукой по слегка запотевшей стенке, будто гладит живое, трепещущее, желающее тело, улыбающимся взглядом отодвигает белую простыню…щелк…

СВЕТ!

          Иллюминация, давящее гудение на почти нечеловеческих частотах, вставшее над кубом холодное солнце слепящего свечения... Долина, прекрасная выбеленная ярким светом долина живота, пересекающий ее невидимый спазм, ремнем притягивающий к лежаку, трепещущая грудь поднимается все чаще и чаще, будто весь воздух можно вдохнуть разом; абсолютно свободные, но мертвые руки с совсем крохотной жизнью на кончиках пальцев; телесного цвета ремешок на глазах, прямые волосы стрелами в пол…

             Ни стона, ни криков, ни рывков – невидимые вздрагивания почти парализованного тела под свист натянутых на тысяче пальцев струн, ни писка, ни полного ужаса взгляда под железными взмахами, отслаивающими ткань за тканью, ни последнего вздоха, ни карабканья в скорую смерть – узор за узором, полоска за полоской, розовая кровь, плоть, белая эмалированная кость... Машина, стригущая с ювелирной точностью и умением, разрешающая от надоевшей Ему оболочки, снующая смертельными волосками вдоль, поперек и хаос, сквозь масло тела, растворявшееся неумолимыми потоками воздуха. Так, что появившись, кровь не успевала остыть или даже просто потечь – сносимая скользкими для глаз взмахами стальной нитки, очищала творимую скульптуру от своего неуместного присутствия… Надрезаемые под углом ребра, мышцы, пульсирующие, наполняющиеся и срезаемые следующим аккордом, чистящиеся бело-розово-алые горящие сгибы, надкушенный слева живот – каждый отдельный, самостоятельный орган показывался на несколько мгновений, освещался и пропадал внутрь времени, падал в черную дыру кашеподобного воздуха, прозрачностью покрывавшего свою хищную натуру.

            Стоя и любуясь, мысленным надрезом струнного скальпеля мастеря непорочный идеал, выделяя самое ценное и крепкое, веря собственным импульсам, направляющим мозг именно к лишней части, он мило улыбался… Так, как улыбаются на первом свидании, когда еще интересно и интрига не пропала… Когда срываешь маску с глаз, а они с искринкой.

           «Хватит!» - …

           …тело таяло, как лед в стакане кипящего кофе, оставляя скудные липкие и влажные тени на стальных носилках… Уменьшаясь, укорачиваясь, растворяясь в тонкости незаметных лезвий, игравших неслышимую мелодию, украденную у девушки лебединую песню намеренно с издевкой, хоть почти Некому уже и слышать было нечем. Сокращаясь с двух сторон к грудной клетке и дырящемуся вырезу, попутно отсекая оставшиеся органы… В своей крайней степени она редуцировалась, превратившись в поддерживаемый на весу мышечный мешочек, которому теперь можно было капнуть. Капля старой кошкой вывалилась из сжавшегося предсердия и разлеглась под лампой, застыв. И тогда доселе незаметная леска обернула последнюю целую мышцу в паутинный кокон. Он моргнул. Нитки выпрямились резко, оставив Ничего, мгновенно исчезнувшее в вентиляционной дыре пола…

Куб распахнулся, обдав сжатым запахом мясной лавки. Казалось, еще чуть-чуть, и он превратился бы в жидкость. Струны и машина сверхзвуковых пальцев сжались в углу, теперь напоминая сюрреалистическую пишущую машинку…

               Он слизал каплю с теплой стали холодного вкуса и протяжно вздохнул, улыбнувшись одними зрачками.

               Он эстет, конечно…