Для начала хочу чистосердечно попросить прощения у всех тех, кто уже полгода заходит сюда в какой-либо надежде на проблески жизни и не находит ни веселого, ни занимательного, ни тем более оптим-истичного. Складывается моя картина из маленьких колючих не_радостей. Вообще, появившись как склад для отягощающих мыслей, Cadaver_of_Me превратился теперь в грушу для битья… И это не от хорошей жизни. Я честно говорю, потому что вы не забиваете, а, значит, достойны уважения.

Трудно продвигать собственные законы природы внутрь тех, кто продолжает сжигать на костре за чрезмерно красивые глаза. Что ж, поэтому и приходится жить ночью, в надежде, что бессонница волнует мир меньше, чем чума. Механизируя. Компонуя. Вылизывая до правды… Я стерпел бы вонь, если бы не едкий на вкус, запах и осязание воздух, я стерпел бы хрупкость стекла, если бы оно было прозрачным, а не задымленным, я стерпел бы людей, но крики и грязь…впрочем, вряд ли я бы их стерпел.

Даже больше таких ночей, не по одной, а по две на каждые сутки, вряд ли открыли бы мне, почему я каждый раз боюсь залезать в механизмы и исправлять собственные ошибки. Почему, забираясь по локоть в человечину, я легко разрешаю проколы природы и жизни, но боюсь смотреть в глаза выздоровевшему – уж лучше сквозь черные веки трупа?.. Не потому ли, что он пожалуется патеру, и меня превратят в четыре части? Потому, что они сожгут мой дом за чучела диковинных животных и нереальные рисунки? Вовсе. Скорее, из-за того, что он будет слепо верен мне. Верен, пока не умрет. А я не знаю и не понимаю, что делать с такими жертвами – я просто умею лечить.

Заглядывая под кожу умершему юноше, я выковыриваю мышечные волокна, долго и скрупулезно зарисовывая и записывая увиденное. Кровь спряталась. Наверное, в смерть. Найти бы только, где смерть прячется в мертвом…

Наверху сквозь стекло черными окантовками зажигаются звезды. Оптический эффект, разбивающий глубиной о реальность, ведь на самом деле видимая часть любого огня, как озарение, например, светла в середине, черна в окружности и размыта по краям. Только на контрастах построена природа сути, поэтому ими я меряю все вокруг. А в похожести нет ничего, иначе рай был бы похож на жизнь. А разве хочется все грязные годы отказывать себе в радостях, чтобы в нее же и вернуться? Хм, вряд ли…

Свечи капают зеркалами на бумагу, то ли алкогольными красками по листу и комнате рисует голова… Рискую умереть, так и не продолжив род или произведя в мир урода, еще при жизни такого же, как и все мы через месяц после смерти. Рискую превратиться в бога для тех нескольких, кто в меня поверит. Рискую поскользнуться и упасть затылком на брусчатку…

Как бы ни было, мои овцы с человечьими мордами пока – лучшие певцы из тех, что я слышал, мельницы делают из дерева и воздуха нефть, винтокрылый катер может облететь Флоренцию за час, а на специальную бумагу может проецироваться и иссиня-черный Nocturnal Hymn, и розовощекий рассвет с восточного окна. Последним мазком будет тонкая запятая землисто-зеленого цвета, как тихая гитара из подвала под утро… А для себя…

Через три дня он, весь посиневший над слишком прозрачным стаканом с зеленой жидкостью, был, наконец, обнаружен. Когда чудо-овцы уже были брошены в костер, но еще не успели сгореть мельницы и винтокрыл, чтоб на шесть веков человечество забыло об искусственном топливе и неживотной тяге. Сбежавшись с факелами в дом колдуна-врачевателя, сотни спасенных молились гнилыми зубами в небо, расчленяя облака бессмысленной человеческой вонью… Только настойка и сохранилась и позже создала целый культ питья абсента в Западной Европе.

…Каменный костер пылал, Авдохновляя на стихи юношу из флорентийского пригорода.

«То адский ветер, отдыха не зная,

Мчит сонмы душ среди окрестной мглы.

И мучит их, крутя и истязая.» (Д. Алигьери)

Кажется, именно с него и началось итальянское возрождение…