Где-то внизу сверкают белокурыми шевелюрами лыжники. Свистя, как нож, уносятся и затихают в конце склона десятки детских смехов, подкрепленные по-привычке деловым басом и по призванию смирившимся сопрано.. Дым, с пионерским рвением выбирающийся из-пот потопа кофе из чашки, чертит на пике напротив недолговечных олимпийских медведей, которых тут же уносит меткими порывами и разбивает о мой хронически насморочный нос или буковые стены горной гостиницы.

Перед входом в камин, прикрытыми веками нервно откликаясь на треск дров, лежишь ты, укрывшись лапой бывшего медведя. Хм, да... Да, ты здесь именно находишься (между прочим, англичане врут; "быть" и "находиться" - далеко не одно и то же). Искры ежесекундно золотят твои щеки, ресницы мягко бликуют, а за всем этим, сверкая глубокими зрачками, наблюдает олень рогатой головой из-под потолка.

Дестилированное глубокое небо с высоты в четыре километра совсем не кажется ближе. Но - ох уж эти неустанные лыжники -  прекрасный фон!.. И если бы еще какой-то непонятно-французский аккордеонный городской романс... а, вот, в соседнем окне что-то похожее... *прислушиваюсь*

.."пальцы в рот да веселый свист", сесть бы на санки и полететь, зажмурившись, до самого Комо, ныряя в щели между деревьями, а потом плыть на другой берег по плюс пять под дутым пуховиком и индифферентной постепенно синеющей улыбкой...

Этот воздух снова остановился, наиграл на ноздрях психоделику и ушел на соседнюю вершину воровать обнаглевшие солнечные лучи..

Знаете, мы пройдем, а Альпы останутся. Снежные вершины осыпятся, белые склоны многократно растаят и стекут, и новые ели станут изогнутыми.. А на месте Сен-Бернао лишь ассоциативно можно будет услышать редкие аккорды человеческих мелодий, насвистываемые одиноким игривым ветром..