Настроение сейчас - в глубине голодных окон

           Мы с тобой топчемся по одним облакам, что роняют микрокапли на микрозонты, вдавливая их подошвами всё глубже в грязные разводы топлёным, оттепельным снегом. Наши лужи с растворённым воспалением лёгких в каждой общие, смежные - если ты пустишь волну неосторожным шагом, она дойдет до центра, чуть побалансирует на бритвенном лезвии взгляда и вернется, но уже ко мне. Наши звезды под туманным соусом падают за горизонт малиновыми мигающими самолетами и запоздалым утренним шлейфом-указкой... Если за такой потянуть, можно вытащить пепельный камешек и паказаться сумасшедшим и глупым, но счастливым, если оставить висеть - ты защищен, предупрежден и вооружен указательным пальцем; и так с нами будет всегда.
          Пока подсвечу тебе уличным фонарём - оттепель посторонится. Не бойся отражений - просто моё лицо хулиганит и бросается на каждого встречного прохожего, и потому мой взгляд прыгает с зеркала на зеркало, с одним выражением, взглядом, целью.. Слушай, а я и не знал, что такой урод!.. Подмигну тебе сзади оглушительной сиреной троллейбуса - проснись!
          0.5 тебя, 0.5 меня, 0.5 водки между нами - ходим по разным её берегам, выпущенные наружу, чёрт знает, с какой целью, каждый по своему неоглашенному "Зачем": я просыпаюсь по ночам и каждый раз вижу, как крик скалит белоснежные зубы сквозь немытое окно моего 9-го этажа, я слышу в нем свой страх - щелкает как счётчик Гейгера, я смываю его, сплющивая дрожащие веки, а где-то на гулкой глубине черепа чую, как улыбка разрастается до рваной трещины.. . Ты ничего не можешь сказать, сделать, написать - просто нечего, а, что есть, пылится в коробках с грибком, превратившись из гранатового вкуса в размякшую резину, и она неприятно цепляется за острые зубы, которые точатся зазря.
   
          И, как прозрение, тут же рушится об землю туча, лопаясь от натуги! Брызги заиндевелости сосульками разносятся в стороны, и уже видишь - тысячью языков вылизываются пробитые в окна комнаты, тысячью пальцев выколупывается вся слизь из щелей и недодорванных уличных ран, сносятся за борт миллионы случайных свидетелей, весь горот залит мастерски, маргаритски, полом верхнего этажа и ненависти, случайно спроецировавшейся на отдельно взятую квартиру... Капли застывают в воздухе. Из них выглядывают рваные провода, постреливая искрами, полная луна уносится на вздымающихся крыльях блестящего водостока, кнопки столбов нажимаются все вместе, и вот избитый до смерти асфальт приоткрывает разорванный глаз в мутном ожидании гигантского паука, для которого кто-то сплёл из гладкой массы черно-бесцветную сеть разорванных швов и земельных морщин; и...говорят, грехи, смываются также, с мясом... А в закромах уединенной, больной и страшной памяти, забитой дубинами десятилетних пластов покалеченной жизни, вылупляется разжеванный ударной волной и пламенем вагон, становится на дыбы, грузно рычит, разевает пасть гипертрофированной одиноким безумием дверью и с хищным лязгом опускается на то_что_смотрит...

          0.5 мужчины, 0.5 женщины, 0.5 водки между нами. Изначально и навечно неполноценное существование. Каждая из этих моих частей умеет сидеть на бордюре и ждать, думая, что она думает о чем-то важном. Умеет завидовать друг дружке. И по лебеде-рако-щучьи нестись по трём ортогональным осям, непростительно разрывая малюсенькую каплю клея в точке "О".
          ...Глубокой ночью дождевые реки, прощаясь, стекут вместе с нами за край земли, под слонов, кита... И каждый из нас булькнет по-своему. По-своему одинаково...
          А пока у меня есть три полдороги.