Отступаю… На шаг ближе буду… Узнавая…Уже я не забуду…. Глаз… Прикосновенье рук…. Только слово… Только многоточье… Будет снова… И на небе точно… Звёзд… Станет чуть меньше вдруг… Я… Помню каждый взмах твоих ресниц… Я… Слышу каждый ветер в волосах… Я… Знаю… Сантиметры дыханья… Сантиметры…Твоего дыханья… Киноленты… С нашим расставаньем… Жгут… Сотни ночных огней… Обещаний… Нет и быть не может… Только имя… Мне твоё поможет… Жить… Несколько светлых дней…

Жить от звонка до звонка. Что бы хоть раз снова его увидеть... Услышать его голос… Что бы жить дальше. Это сложно… Это больно… Но иногда нет выхода. И всему когда-нибудь приходит конец. Это только сказка про второй шанс. Никто никогда его не даёт.

И приходиться жать в памяти на кнопку «Delete». Но у многих ее нет. Мне повезло. Я исключение. Исключение из правил. Не люблю правила. Не люблю обещания. Не люблю признания. Так легче жить. Жить по подобию жизни. Что-то похожее на эту, так называемую жизнь, но это вовсе не то. Я теряюсь. Не знаю, что бы соврать. А правда никого не интересует. Но я считаю, если нечего соврать, говорить надо правду. Всё равно никто не поверит. Легче поверить в ложь, чем в эту правду. Я не правильно себя повела с самого начала… Что ж, он прав, а я Лев. А львы всегда в выигрыше. Опять теряюсь. Прячу свою растерянность за молчанием и за тем, что внимательно слушаю тот бред, который они несут.

Я выделяю несколько видов молчания: когда говорить не нужно, ты просто даешь себе возможность раствориться в другом человеке, небе, городе, книге; любой звук, даже самый притягательный и необременяющий, просто-напросто убьёт идиллию; бывает молчание-интрига, когда ты оставляешь на домысливание тот или иной факт и, пристально вглядываясь в мускулатуру скул, прогадываешь реакцию – позиция наблюдателя; бывает молчание, когда хочется сказать правду, но что-то сжимается и выводит диагноз: «Еще не время»; а бывает и такое молчание, когда просто не знаешь что сказать, так как слова проносятся сотнями тысяч строк с молниностной скоростью у тебя в голове, и ты не успеваешь ухватиться ни за одну из них.

А какое было прощание… Опять одна… Вновь улица… Ранее утро… Сонные машины… Не спящий в такую рань эксклюзивы противоположного пола желающие познакомиться… И красный свет на светофоре подтверждающий, что это конец… А в голове только запятые, вопросы, и многоточия. И ни одной обычной точки…

Скучно, мыслей нет. Кстати, я вчера заметила что страх, убивает все мысли и воспоминания. Просто вчера что-то страшный фильм поссмотрела, так сразу все мысли куда-то делись. Воть, моё творчество 

А мне сегодня очень плохо. Да мне 18 и я студентка. Но студенческая жизнь не всегда такая увлекательная как про нее говорят. Я крашу ногти в золотой лак. Люблю все чёрное, розовое и золотое. Чёрный – депрессия, Розовый – Радость жизни, Золотой – Дорогие развлечения… Но эти дорогие развлечения всегда имеют последствия. Кукольные игры… Кошачьи игры… Выбираем не мы, выбирают нас. И только… Странно, но почему то ничего не клеится вот уже который день… А по гороскопу у меня идут радужные дни. Но вот у меня такое ощущение, что моя жизнь застряла на чёрной полосе. Даже не чёрной, а серой какой-то. Такая обыденность… повседневность. Мой мир всегда был страной чудес, но магии в ней всегда не хватало. Была, но мало… Всегда хочется чего-то больше чем есть.

Почти год назад я невольно стала свидетелем того, как Ира, консьержка в подъезде Алека , делала глубокий проникновенный минет. Дряблый и несколько свирепый, он уверенно сидел на водительском кресле "Rav 4". В переднем стекле было солнце - это фонарь, была улыбка с закрытыми глазами - это удовольствие, звучала музыка, кровь приливала к паху. И не было мыслей. Так здорово.

Мы с Алеком возвращались из Дома кино за полночь. Парковочных мест не было: это очередная проблема 21 века. И мы оставили машину глубоко во дворе, наутро ее обнаружат на сфальте цвета сентября, если дворник опаздает на работу, глухо и упоенно забывшись сорока градусами и пирожками с гнилой капустой. А мы твари распутные и обеспеченные, что соответсвенно.

Алек - это особь, находящаяся в моей постели вот уже второй год, и при том не единственная. Высокий, немного кучерявый, завсегдатай ночных тусовок и эротических фотосессий. Я помню то время, когда он снимал студию в НИИ на Ленинградском шоссе, и я вечерами приезжала, спускалась в занюханый подвал, здароваясь с уставшим вахтером, сворачивала налево и шла узким сыым коридором, под нервное мигание пыльных ламп. Звонила в тонкий и выпуклый звонок. Ждала минуту, две, он открывал, уставший. В каморке рядом одевалась модель. Он сворачивал фоны, убирал риквизит в огромные картонные коробки, выключал свет, снимал приборы со штативов и делал мне чай, наливая из старого кулера почти холодный кипяток. Так мы и жили в стиле ню.

Мы были первым поколением, которое не стеснялось обсуждать оргазмы с четырнадцати лет и мастурбировало, не испытывая мук совеси. Большие города - не для девственниц. Город бесконечного слияния тел, судеб, душ. Горячий, обжигающий, разбрызгивающий воду сотнями струек по рекам, кранам и стаканам. Город-сказка. Потому что полон несбыточных ожиданий.

- И как ей руль не мешает? - проворчала я, пустив слова из губ прямо в ушную раковину, дотронувшись до внешнего хряща, чтобы почувствовал, как сотрясается барабанная перепонка.

- Он кресло отодвинул, не видишь, что ли?

- В Штатах их оштрафовали бы долларов на пятьсот...

- Сделаешь мне так же?

- Я умею лучше.

- Я знаю...

Я остановилась как вкопанная и наблюдала за темпом появления макушки в поле зрения: ритмично и врожденно грциозно. Люблю наблюдать. Свидетель - тоже участник событий. Тогда я - завсегдатай городских оргий.

Когода мужчина, кряхтя так сильно, что несколько вен пропечатались на лбу и были со всей точностью видны сквозь тонированое стекло, кончил, я отвернулаь - не люблю лица мужчин во время оргазма. Это обязывает. Он протянул Ире салфетку, она, улыбнувшись, вытерла губы. Наверное, это был случайный секс. Интересно, а сколько она за это получит: пятьдесят, сто, двести долларов? И почему тогда мы, идеальные девушки, делаем это бесплатно и расплачиваемся неясностью отношений? И подразумевает ли секс отношения, а отношения - секс? Всё так странно, непонято и не понятно. Но дико завораживающе.

Недавно я попала под стрит-ток, меня спросили, что я думаю о легализации проституции. Журфак дурачится. Прошла мимо про себя подняв две руки "за". Зная, что шлюхи подвергнутся тщательной проверке на наличие венерических заболевний, мужчины будут выплёскивать лишнюю сперму в здоровое влагалище без всяких объяснений и мук совести, сидя в глубоком черном кресле, оглядывая уютный холл борделя, будут листать каталог, выбирать приглянувшуюся, оценивать, мысленно примеряь на себя в самых искушенных вариациях и возбужденными заходить в райский кабинет. Особо брезгливые, наконец пожалеют истёртые мозолистые руки и спокойно отдадуться неблагочестивому соитию. А мы будем спокойно их отпускать на эти измены, зная, что они всё равно вернутся  нам. Или к другим. Все изменяют. Это факт.

Утопические мысли смыло волной реальности: большие города - публичные, где случайный секс - обыденное постоянство вещей. Вожделение есть повсюду - в девушке, слизывающий майонез с французского хот-дога, в мужчине, который холодно и жестоко курит сигарету в спортивном кабрио, в той паре, которая, не стесняясь, просовывает руки сквозь гульфик, расположившись на одной из лавок в парке.

Все со всеми спят. По вечерам машины сумбурно паркуются на Садовом, заходят парами, похотливый швейцар открывает им дверь. Ужиная в  "Виваче", они просто хотят есть, чтобы потом убиватьтолько один голод - сексуальный. Всё остальное - формальности. Где-то между этими формальностями ходит-бродит любовь, сильная, волевая, всепоглащающая, мускулистая и очень избирательная к людям. Я с ней не знакома.

Мы слишком много говорим, обсуждаем, спорим, с тех пор, как отменили цензуру, мы толчем воду в ступе. Бесконечно, муторно, все более цинично. Из-за этого и сходят с ума. От слов и предположений. От любви? Бывает.

Алек обнял меня за шею и поцеловал в волосы, ему хотелось гулять, говорить, общаться. А мне - секса и убежать от мыслей. Упруго и нервно я взяла его за руку и потянула домой.

- Холодно. Пошли.

- У меня уже аллергия на потолки и стены. Может, я тебе лучше куртку дам?

- А я тебе завяжу глаза, и ты забудешь про стены, а ночной воздух заменит запах моего тела.

Почему? - не знаю, но он мне подчинился. Хотя я не властный человек, отнюдь нет. Просто умею сокращать физическое расстояние до близости. А в душу я не лезу, только под душ. То холодный, то горячий, но никогда в висячий.

Мы поднялись по статной и шасштабной лестнице к подъезду, ровно, синхроно. Стук каблуков перебивал по громкости его шаги, широкие, сильные, тянущие за собой. Его рука, влажная, с ярко выроженными сухожилиями, сжимала мою, с тонкими пальцами.

Уже в дверях мы встретились с Ирой.

- Как вечер? - спросил ее Алек. Потоки звуковых волн накрыли тишину.

- Неплохо, - ответил она, абсолютно не смутившись.

- Ну и чудно.

Грело три лампы из пяти, перила казались темнее, мы - смуглыми, только что приехавшими с Гоа. Оптический обман. Иногда страшно смыкать веки - вдруг, снова открыв глаза, мы отрешимся от действительного. Мир станет другим, черно-белым, например, мы просто очнемся от странной дремоты - и вот она, реальность. Произойдет стыковка. А потом глобальная несостыковка. И я сойду с ума от правды или от нежности. Но пока - от неприодолимого желания.

Мы вызвали левый лифт одним нажатием, а правый и трогать не стали - он слишком маленький, и потом, мы оба ходили налево. Удивительно, наши "правые" половинки менялись, а мы остовались константами. Они не знали, а нас все устраивало.

Когда двери начали захлопываться, я высунулась в щелку и крикнула:

- Если что, лифт сломался.

Потом сняла с себя кофту и начала завязывать ему глаза. Он прислонился к вертикальной плоскости кабинки и нажал кнопку "Стоп". Мы тонули в холодной стали прикосновений. Я ткрыла створку "Вперед", поцеловала его: в рот, нижнюю губу, подбородок, шею, все, строго по центру. Он внезапно, не снимая с глаз кофты, поднял меня на руки и прислонил к противоположной стенке так резко, сильно по-мужски. Ударившись головой, я очнулась. Мне стало лчше во сто крат.

- Так непривычно...

- Что непривычно? - спросила я, приподнимая заслон реальности, обножая просто и, к сожалению, смертный взор.

- Ты намного легче, чем Жанна.

Я взяла ладонью его подбородок и напрягла каждую связку кисти.

- Никогда не сравнивай нас!

- Я просто сказал, что ты лучше!

- Замолчи. Она тоя девушка. Она тебя ждет. Она тебя любит.

Свет в кабинке пропал - он гаснет спустя две минуты. Факт, проверенный не Занусси, а временем и мной. Я была в воздухе - прислоненная спиной к грубому железу, с поднятыми вверх руками, которые он нежелал отпускать. Сквозь темноту блестели глаза, слышалось дыхание. Кто-то курил этажом выше, и, задевая поверхностью ногтя окурок, стряхивал пепел в банку из-под "Нескафе".

Пухлые губы Алека были у меня за ухом, а несколько кудрей, идущих ото лба, щекотали скулы, пока не замерли. Он перехватил меня двумя руками и не выпускал еще несколько секунд.

- Умеешь все испортить! Я тебе комплимент сделал.

- Заткнись, пожалуйста.

Он снова сжал мои запястья над головой. Поцелвал, рукой перехватил голову под ухом - так, чтобымне не удалось увильнуть.

- У тебя Интернет работает?

- Да. А что?

- Я тогда у тебя сегодня останусь.

- Как знаешь, - я нажала кнопку "5", нащупав ее в темном лифте...

Мы лежали в ванне валетом и глупо перекидывались пеной. Я курила - он пил апельсиновый сок. Формально мы были в ссоре.

- Слушай, а сколько мы уже с тобой... - он долго подбирал слова, - ...лежим в ванне?

- Глобально или повседневно?

- Ты же меня понимаешь... - он рукой провел под коленкой.

- Года два...

- Какой кошмар. И у меня всё еще встает...

- Ублюдок.

- У тебя учился, - его последняя кудряшка погрузилась под воду.

Проблема подводного секса: чтобы он не стал последним, приходится иногда выныривать. Мы не боги, хотя зачастую мним себя ими.

- Шестьдесят девять секунд! И ты не утонул. Рекорд! - язасмеялась. Он протирал глаза, хлопая ими, как ребенок, из его ноздрей текла вода, открывая его беспомощность перед хлорированной вдой.

- Издеваешься?

- Абсолютно.

Он поднялся на ноги и перешел на мою половину ванны. Начал, кусая мои губы, перекладывать каждую из ног - с дна на свои плечи, проводя длинными пальцами от ягодиц до пяток. Моя голова соскальзывала вниз, волосы путались, мы скользили по чугунной ванне и поднимались обратно. И так двадцать семь минут.

Я забралась на кровать и легла, намочив подушку. Алек укрыл меня одеялом, бережно заправив края, - я вседа оставляю одну ногу наружу, люблю холод, и его границы с теплом. А он все время накрыват ту самую ногу. Нет у нас взаимопонимания.

- Ты спишь?

- Нет.

- Как у тебя в институте?

- Нормально - скоро надо будет делать кучу рефератов.

- Будешь собирать факты.

- Придется, не люблю информационный жанр, я больше домыслы, рассказы люблю... Когда нибудь буду кино снимать. Позже...

- А на работе как?

- Нормально. А с каких пор тебя интересует моя жизнь?

- Ты снова издеваешься. Ты не хочешь говорить о Жанне, никогда не говоришь о Кирилле. У меня складывается впечатление, что я общаюсь с мифическим персонажем.

- А тебя что-то не устраивает в этом общении? Может тебе привычных истерек не хватает? - я смотрела на его влажные и ярко выраженные губы. Нижняя была больше верхней, с припухлостью по центру, которую хотелось нежно укусить, а потом провести языком по верхней.

Алек накрыл меня с головой одеялом, обнял и добавил:

- И кто же ты такая?

Утром я начинаю снова жить!!!!!!!! Радовать небо и любить!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Я обожаю эту жизнь!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

А я из стекла. Только меня уже давно разбили. Не трогайте меня. Я могу порезать.

Извините конечно и без обид, но все парни сволочи!!!!!!!! Я их ненавижу!!!!! Ну как можно сломать мне планы и причем все по очередной? Пусть мне говорят кучу комплементов, но это их не оправдывает. Хочу чтоб они все посдыхали. Я конечно, не собираюсь становиться лесбиянкой, так как и среди девушек полно говна, но все же я ненавижу людей!!!!!!!!!  

Я не знаю, почему я так люблю ночь. Особенно в больших городах. Я просто пленена его огнями. Я выхожу на балкон ночью, чтобы покурить и улыбаюсь. Ощущаю такое умиротворение. И эта музыка, откуда то из далека. Толи, из какого то соседнего окна, толи из чьей то машины. Это просто великолепно!

А я ЧУДО… Да, именно так. Нельзя иначе. Я люблю чудеса. А всех интересует повседневность. Чудеса - это болезнь. Заразившись этим один раз, нельзя вылечится. Писать письма в никуда. Верить, что существует тот самый. Смотреть на небо в ясный день и понимать, что ты любишь весь мир и каждое существо. Или смотреть на серый день сквозь стекло и скучать по человеку, которого не знаешь, не видел ни разу, но понимать, что он тебе очень дорог. Ни с того, ни с сего обижаться, а потом говорить этому человеку, что ты вовсе не обижалась, и вообще не обидчивый человек. Говорить, что ты не умеешь любить и, что вообще не веришь, что существует любовь, и в то же время ощущать, что любишь и очень сильно. В то время как никто не хочет быть «Белой вороной» ты искренне желаешь стать ей. Идти по карнизу крыши и хотеть спрыгнуть и ощутить свободу, понимать, что ты слишком любишь жизнь. Таких как я, мало, но они есть. Просто не встречались мне. Но так хотелось бы….

                                                                                                P.S. Хочу увидеть Единорога.

Если бы у кого-то прошел сегодня день, так как у меня, он бы сказал, что этот день ужасен. Но для меня он всё равно хорош. Хотя ничего потрясающего не случилось. С самого утра, стоило мне только выйти из дому, как я шлёпнулась в лужу. Скользко до ужаса. Пропустила две маршрутки, так как задумалась. В общем, всё в том же роде. Но всё равно, когда у меня спрашивают как у меня дела, я отвечаю отлично. Не умею иначе. Да и вообще, серьёзно, чего ужасного в моём дне? По моему он очень даже не плох.