"...Пустая небольшая комната. Стены обиты чем-то белым и, похоже, мягким. Никакой мебели, если не считать кровати. Настоящей казённой кровати, скрипучей, жёсткой и неудобной. Дверь закрывается с тяжёлым, отнимающим последние силы хлопком. Скрежет давно несмазанных петель режет нервы хуже тупого скальпеля. В двери крохотная прорезь с мелкой решёткой. Через неё пробивается тусклый грязноватый свет. Через секунду и прорезь закупорена чем-то вроде железной перегородки. В комнате наступает лёгкий полумрак, и двигаться проще на ощупь. Пол тоже белый и слегка мягкий. По нему забавно идти, ноги словно пружинят и проваливаются во что-то вроде ваты. Было бы ещё забавней, если бы не было так...
-Как?
-Здесь есть кто-то кроме меня? - взгляд совсем не испуганный. Бояться нечего, в этой комнате только что было пусто. Этот голос - оправдание, что ты здесь не просто так. Как там они говорили? Ради твоего же блага. Чтобы ты сама себе не навредила. Здесь точно не может быть речи о вреде. Здесь нельзя сделать себе больно. Здесь нельзя сделать себе весело. Здесь нельзя сделать себе ничего. Всё внутри. В душе, которая рухнула куда-то вниз, синхронно со скрипом старых несмазанных петель. Все чувства надо держать в себе, чтобы быть нормальной. Нормальной - значит свободной.
Шаг. Ещё шаг. Шаг - пружинка. Пружинка...уменьшительно ласкательный суффикс. Глаза защипало от жалости. Нет, не к пружинке. К себе. Жалеть себя - последнее дело. А чем ещё заниматься, когда одна минута - день, когда один час - месяц, когда сутки - это год? Чем заниматься, когда на спине два огромных шрама, которые болят так, что хочется лезть на эту самую обитую белой тканью стену? Чем заниматься, когда ничего не видно из-за какой-то прозрачной жидкости, мешающей глазам нормально функционировать? Чем заниматься, когда честно говоришь, что не хочешь больше ничего и никогда?
Кровать и правда скрипит. Сидеть в ней - словно проваливаться куда-то. Неприятно. Проще взять одеяло и расстелить его на полу. Лучше спать как собака, в углу, на подстилке, свернувшись жалким клубочком. Так и сделала. Тело считает, что так неудобно. Душа считает, что телу можно и заткнуться. Волосы на полу рассыпались наподобие клубков чёрных нитей в ателье. Чистые, пахнущие каким-то цитрусом волосы. Пока чистые. Мыть голову раз в неделю. Норма для всех. Неважно, какой у тебя тип волос. Душ здесь позволяют принимать только раз в неделю.
-А ты к этому не готова?- голос похоже мужской. Его обладателю тридцать с небольшим. И он возможно немного простужен.
Готова..., - это не ответ, это эхо. Теперь голос - это только отзвук. Звуковая волна, бьющаяся об стены. Стены непонимания.
-Опять эти твои метафоры, - усталый вздох и лёгкое покашливание. Обычные стены чуть больше двух метров высотой, обитые чем-то белым. Чтобы такие как ты не смели даже думать о том, чтобы облегчить себе жизнь. Нарушить это идеально-здоровое состояние. Нет. Не достойна физической боли. Изволь терпеть духовную. И ради Бога не жалуйся. Нельзя всю жизнь жаловаться. Это чревато последствиями.
Какими? - откровенно презрительная усмешка. Действительно, а что тогда это, если не последствия? Что тогда эта дверь, жалкая решётка, эта чёртова пружинка, которая - единственное хоть немного живое создание во всей комнате? Что тогда сердце, которое зачем-то вырезали? Донором быть очень важно. Если сердце кому-то понадобилось, надо отдать. Не потому что хочется, а потому что надо.
-Ты не умеешь отдавать, - ледяной холод.
-Но его больше нет! - это уже почти истерика. Рука судорожно прижимается к груди и понимает, что нет привычного стука. Осталась ноющая боль, но она призрачна. Болеть больше нечему. Пустота. Такое бывает. Ампутация органа уже произошла, а человек по- прежнему чувствует, как этот самый орган болит или, например, чешется.
Ты его потеряла, - эти слова хуже удара по лицу. Лучше бы били. Ногами, дубинками, кастетами, чем там ещё обычно избивают? Лучше бы швырнули со всей силы об нормальную человеческую твёрдую стену. Лучше бы воткнули в кожу тысячи иголок. Но только не туда, где раньше было сердце. Гром...да, на улице гром, самый настоящий человеческий гром.
-Можно мне посмотреть на дождь? - почти плачущий жалобный голос. Жалкий взгляд. Жалкая заискивающая улыбка. Поиск хотя бы намёка на понимание. - Можно?
-Нельзя, - голос смягчился и зазвучал ближе, касаясь спутавшихся от валяния на полу волос. Прокрался в голову и обволакивает мозг. Голос чего-то хочет. Все всегда чего-то хотят. И не могут этого получить. Чем больше чего-то хочешь, чем дальше это от тебя. Чем больше веришь, тем больше портишь себя. Нет ничего хуже ложной веры и надежды. Нет ничего хуже ложной любви. Смех. Голос смеётся. Он не верит, что такие как ты ещё могут кого-то любить.
-Что ты говорила о любви? Что теперь уже не сможешь без него? Он то тебе поверил? Нет?
-Не надо, - это не просьба. Это мольба. Это мольба сломанного уставшего человека,которому не так уж и важно, что будут думать другие. Этих слёз всё равно не хватит, чтобы заполнить всю комнату. Эта белая ткань превосходно впитывает влагу. Всё предусмотрено. И не надейся утонуть.
Хорошо, - голос вежливо соглашается прекратить. Он и сам увидел, что четырёх вопросов оказалось достаточно. Да, кроме презрения голос ничего не чувствует. Но это его работа - разбираться до последнего. Фигура на полу с лёгким стоном поднимается на ноги.
Сколько здесь метров? От силы восемь на восемь. Какой простор для действий. Можно разбежаться, и врезаться в обитую чем-то белым стену. Разбег с низкого старта. Давай. Раз. Два. Три. Не больно. Пружинка сработала при падении на пол. Пружинка в стене. Пружинка в полу. Пружинка вместо сердца.
В комнате ни одного окна. Только та решётка. Пусть хотя бы решётка будет открыта. Свет. Хоть какой-нибудь. Хоть грязноватый, хоть тусклый. А ещё маму.
-Не заслужила, - вот так всё просто. Не заслужила свет. Не заслужила маму. Не заслужила попросить у неё прощения при свете. Только белый квадрат без мебели и окон, наполненный твоей собственной безысходностью.
- Ты никогда не станешь донором, впрочем как и ангелом. Твоё сердце просто потерялось. И никто другой, кроме тебя, в этом не виноват. Вот теперь ясно, почему так болит спина. Теперь многое становится понятным. Как всегда поняла слишком поздно. Не разглядела, не заметила, потратила не на то. Так бывает. И надо то, чтобы понять, всего ничего. Белую крошечную комнату, скрипучую жёсткую кровать, мягкие стены и бархатный голос, который считает тебя полным ничтожеством.
Это твой рай, - лёгкий сквозняк приподнял тёмную прядь волос и швырнул её в глаза. Голос ушёл. Теперь в комнате есть только одиночество. Это не комната. Это палата. Нет...тебе ясно сказали - это рай. Здесь ни черта нет. Только обитые чем-то белым стены и пружинка. Эта пружинка вероятно в скором времени станет твоим другом.
Одеяло на странном полу, неудобное положение для сна, разметавшиеся волосы и не двигающаяся крошечная решётка. Закрыть глаза и больше их не открывать. Никогда. А если представить, что стены настоящие? Разбежаться в воображении и со всей силы...так, чтобы душа не нашла дорогу обратно..."